Amélie Nothomb – L’hygiène de l’assasin (1992) |
– Вы верите в жизнь после смерти?
– Нет.
– Значит, вы считаете, что после смерти ничего нет?
– До – тоже.
***
– Но ведь это так увлекательно – слушать, как писатель рассуждает о своем творении, узнавать, как, ради чего и вопреки чему он пишет.
– Если писатель ухитряется говорить увлекательно на эту тему, – одно из двух: или он повторяет вслух то, что написал в книге, тогда это просто попугай; или растолковывает интересные вещи, которых в книге не сказал, тогда эта книга гроша ломаного не стоит, потому что она не самодостаточна.
***
Как, я вас спрашиваю, может писатель быть скромным? Это же самое нескромное ремесло на свете: стиль, идеи, интрига, всевозможные изыски служат писателям только лишь для того, чтобы говорить о самих себе – и вдобавок словами. Художники и музыканты тоже говорят о себе – но языком куда более утонченным, чем наш. Нет, милостивый государь, писатели – величайшие бесстыдники; иначе они были бы бухгалтерами, машинистами, телефонными операторами, в общем, респектабельными людьми.
***
– Ну что, война началась?
– Э-э… да, сегодня первые ракеты уже…
– Это хорошо.
– В самом деле?
– Терпеть не могу, когда молодежь бездельничает. Итак, сегодня, семнадцатого января, мальчуганы смогут наконец заняться интересным делом.
***
Поев, скажем, колбасы, человек становится иным, чем поев икры; точно так же, почитав Канта (боже упаси!) он становится иным, чем почитав Раймона Кено. Я говорю: «человек», но следовало бы сказать: «я и немногие другие», потому что большинство людей, закрыв Сименона ли, Пруста ли, остаются теми же, какими были, ровным счетом ничего не утратив от себя прежних и ничегошеньки не приобретя. Прочли – и все; в лучшем случае знают теперь «про что книга».
***
Пакостей от литературы не счесть: подумайте, сколько деревьев срубили на бумагу, сколько места заняли книжные склады, во что обошлась печать и сколько денег утечет из карманов будущих читателей; подумайте, как эти бедняги будут дохнуть со скуки, читая книги, как измучаются совестью те несчастные, что купят их, да так и не отважатся прочесть, как истомятся добросовестные дурни, что прочтут и не поймут, и главное – какие пустые и напыщенные разговоры будут единственным результатом прочтения или непрочтения… Нет, довольно! И после этого вы говорите мне, что литература не пагубна?
***
А ведь это одна из отличительных черт рода человеческого – наш мозг считает себя обязанным функционировать постоянно, даже когда это ни к чему. Прискорбная техническая недоработка – в ней корень всех людских бед.
***
Когда человек подыхает со скуки, как подыхаю я вот уже двадцать пятый год, ему нечего сказать людям. Если он ищет их общества, так это в надежде, что его развлекут, – не умом, так хотя бы глупостью.
***
Вы думаете, стареют каждый день? Можно прожить десять, двадцать лет, не старея, а потом вдруг, без особой на то причины, состариться на эти двадцать лет за пару часов.
***
– А если я расскажу вам, как все было, – поверите?
– Не знаю. Попытайтесь.
– Увы, это не так-то легко. Я и написал об этом, потому что сказать не мог. За перо берутся, когда нет слов, это величайшая тайна – переход от несказанного к высказанному. Слово устное и слово письменное – это паралллельные, которые не пересекаются.
***
Не стоит душить людей с короткой, упрятанной в плечи шеей – это неэстетично.
***
Достигнув моей степени совершенства, невозможно произнести банальность, не извратив ее, – в ваших устах она всегда приобретет до странности парадоксальное звучание. Сколько писателей избрали литературную стезю с единственной целью достичь однажды той, с позволения сказать, ничейной земли за гранью понятий, где слово всегда девственно чисто. Быть может, это зовется Непорочным Зачатием на уровне языка: говорить слова самого дурного вкуса, пребывая в чудесном состоянии благодати, навеки над толпой, над ее смехотворными дрязгами. Я – последний в этом мире, в чьих устах слово «люблю» не звучит похабно.
Рубрики: | Романы * * Довольно читабельно |
Комментировать | « Пред. запись — К дневнику — След. запись » | Страницы: [1] [Новые] |