dicha_de все записи автора

Эрих Мария Ремарк — Жизнь взаймы

 — В стране, где деньгам

дают ласкательные имена, никогда не будет фашизма.

 

***

 

При этой болезни некоторое время выглядишь цветущим, как сама жизнь. И чувствуешь себя соответственно. До тех пор, пока вдруг перестаешь так выглядеть; но тогда на тебя уже почти никто не глядит. 

 

***

 

Разум дан человеку, чтобы он понял: жить одним разумом нельзя. Люди живут чувствами, а. для чувств безразлично, кто прав. 

 

***

 

Хольман рассмеялся.

 — Какая у тебя мрачная фантазия.

 Клерфэ покачал головой.

 — Фантазия? У меня мрачный опыт.

 

***

 

И почему эти стражи здоровья обращаются с людьми, которые попали в больницу, с таким терпеливым превосходством, словно те младенцы или кретины?

— Они мстят за свою профессию, — ответила Лилиан с ненавистью. — Если у кельнеров и больничных сестер отнять это право, они умрут от комплекса неполноценности.

 

***  

Какой смысл вести торг с временем? И что такое, в сущности, длинная жизнь? Длинное прошлое. Наше будущее каждый раз длится только до следующего вздоха. Никто не знает, что будет потом. Каждый из нас живет минутой. Все, что ждет нас после этой минуты, — только надежды и иллюзии. 

 

*** 

 

Мы слишком хорошо понимаем друг друга. Ты слишком хорошо понимаешь меня, а я тебя, и в этом наша беда.

 

***

 

Иногда мне хочется совершить самый нелепый поступок. Сделать что-нибудь такое, что разобьет эту стеклянную клетку. Кинуться куда-нибудь, не знаю куда.

 

***

 

Потом я бы еще раз попробовал выжать из себя все, что можно, я бы накинулся на жизнь так, словно она мой враг или любовница, я бы наслаждался ею, пока не свалился... Это лучше, чем... — Он перебил себя. — Впрочем, может, я тоже причитал бы и ползал, вымаливая у судьбы еще час, еще денек или еще минуту... Так поступали на моих глазах люди, от которых я этого меньше всего ожидал. Никто не знает ничего наперед.

 

***

 

Почти всё, чем мы владеем, нам дали мертвые... наш язык и наши знания, способность чувствовать себя счастливым и способность приходить в отчаяние. И вот, надев платье мертвеца, чтобы вернуться снова к жизни, я понял, что все, в чем мы считаем себя выше животных — наше счастье, более личное и более ногогранное, наши более глубокие знания и более жестокая душа, наша способность к состраданию и даже наше представление о боге, — все это куплено одной ценой: мы познали то, что, по разумению людей, недоступно животным, познали неизбежность смерти. 

***

Шахматы дают нашим мыслям совсем другое направление. Они так далеки от всего человеческого... от сомнений и тоски... это настолько абстрактная игра, что она успокаивает. Шахматы — мир в себе, не знающий ни суеты, ни... смерти. Они помогают. А ведь большего мы и не хотим, правда? Нам надо одно: продержаться до следующего утра...

 

***

 

 — Люди всегда смешны, — возразил Клерфэ. — И если осознать это, жизнь кажется намного легче.

 

***

 

Не мучь меня, — думал он. — Они всегда так говорят, эти женщины — олицетворение беспомощности и себялюбия, никогда не думая о том, что мучают другого. Но если они даже об этом подумают, становится еще тяжелее, ведь их чувства чем-то напоминают сострадание спасшегося от взрыва солдата, товарищи которого корчатся в муках на земле, — сострадание, беззвучно вопящее: лава богу, в меня не попали, в меня не попали... 

 

***

 

— И  у  тебя  ужасно  неправильное представление о том, что ты называешь жизнью, — сказал Волков.

— Конечно.  Ведь я её не знаю. Вернее, знаю только одну её сторону — войну, обман и нужду, и если другая сторона принесет мне много разочарований, всё равно она будет не хуже той, которую я узнала и которая, я уверена, не может исчерпать всей жизни. Должна же быть еще другая, не знакомая мне жизнь, которая говорит языком книг, картин и музыки, будит во мне тревогу, манит меня...

 

***

 

— Вы что же, стараетесь нарочно погубить себя?

— А кто этого не делает? 

 

***

 — А кто же мы? Быки или матадоры?

 — Всегда приходится быть быком. Но думаешь, что ты матадор.

 

***

 

— Есть люди, которые всегда и повсюду закусывают, — сказал Клерфэ. — Даже в ад они прихватят с собой бутерброды. 

 

***

 

— А сколько вам на самом деле?

 — Двадцать четыре плюс восемьдесят.

Клерфэ рассмеялся.

 — Прекрасное сочетание. Мне когда-то было тридцать шесть

плюс восемьдесят... когда я пришел с войны.

 

***

 

Это и есть счастье, — думала Лилиан. — Минута тишины перед тем, что тебя ждёт.

 

***

 

Ты считаешь, что я бросаю на ветер свои деньги, а я считаю, что ты бросаешь на ветер свою жизнь. Пусть каждый остается при своем мнении.

 

***

 

Говорят, что в наше время можно разделаться с деньгами двумя способами. Один из них — копить деньги, а затем потерять их во время инфляции, другой —  потратить их.

 

***

 

У меня такое чувство, будто я оказалась среди людей, которые собираются жить вечно. Во всяком случае, они так себя ведут. Их настолько занимают деньги, что они забыли о жизни.

 

***

 

Знаю только одно: свобода — это не безответственность и не жизнь без цели. Легче понять, какой она не бывает, чем какая она есть.

 

***

 

  Резка, — подумала Лилиан. — Что он называет резкостью? И разве я резка? А может, у меня просто нет времени деликатно обманывать, прикрывая горькую правду фальшивой позолотой хороших манер?

 

***

 

Каждый мужчина, если он не лжёт женщине, говорит глупости.

 

***

 

— Ты счастлива?

— А что такое счастье?

— Ты права, — сказал смущённо Клерфэ. — Кто знает, что это такое? Может быть, держаться над пропастью.

 

***

 

Сегодня ты была в гостях у буржуа, для которых жизнь — это кухня, салон и спальня, где уж им понять, что жизнь — это парусная лодка, на которой слишком много 

 

парусов, так что в любой момент она может перевернуться.

 

***

 

Все они стремятся либо к приключениям, либо к бизнесу, либо к тому, чтобы заполнить шумом джазов пустоту в себе. Она же гонится за жизнью, только за жизнью, 

 

она как безумная охотится за ней, словно жизнь — это белый олень или сказочный единорог. Она так отдается погоне, что ее азарт заражает других. Она не знает ни 

 

удержу, ни оглядки. С ней чувствуешь себя то старым и потрепанным, то совершеннейшим ребенком. И тогда из глубин забытых лет вдруг выплывают чьи-то лица, 

 

воскресают былые мечты и тени старых грез, а потом внезапно, подобно вспышке молнии в сумерках, появляется давно забытое ощущение неповторимости жизни.

 

***

 

— Кажется, я выпил слишком много, — сказал он.

— Что ты называешь слишком много?

— Когда теряешь ощущение собственного я. 

— Раз так, я всегда хочу пить слишком много. Я не люблю своего я.

 

***

 

Простите, что я завел об этом разговор, но мы, итальянцы, меланхолики, хотя выглядим совсем иначе, — и все же мы меланхолики.

 

***

 

Как прекрасны эти женщины, которые не дают нам стать полубогами, превращая нас в отцов семейств, в добропорядочных бюргеров, в кормильцев; женщины, 

 

которые ловят нас в свои сети, обещая превратить в богов. Разве они не прекрасны?

 

***

 

В каждой из них заключена Цирцея. И самое смешное то, что они в это не верят. В них горит пламя молодости, но за ними уже пляшет невидимая тень — тень 

 

мещанства и тех десяти кило, которые они вскоре прибавят; тень семейной скуки, мелочного честолюбия и мелких целей, душевной усталости и 

 

самоуспокоенности, бесконечного однообразия и медленно приближающейся старости. 

 

***

 

Мужество вовсе не равнозначно отсутствию страха; первое включает в себя сознание опасности, второе — результат неведения.

 

***

 

Неужели, чтобы что-то понять, человеку надо пережить катастрофу, боль, нищету, близость смерти?

 

***

 

Жизнь. Она расточает каждого из нас, подобно глупцу, который проигрывает свои деньги шулеру.

 

***

 

 Платье — это нечто большее, нежели маскарадный костюм. В новой одежде человек становится иным, хотя сразу это не заметно. Тот, кто по-настоящему умеет носить платья, воспринимает что-то от них; как ни странно, платья и люди влияют друг на друга, и это не имеет ничего общего с грубым переодеванием на маскараде. Можно приспособиться к одежде и вместе с тем не потерять своей индивидуальности. Того, кто понимает это, платья не убивают, как большинство женщин, покупающих себе наряды. Как раз наоборот, такого человека платья любят и оберегают. Они помогают ему больше, чем любой духовник, чем неверные друзья и даже чем возлюбленный.

***

 

Почему трагические ситуации часто бывают еще и ужасно комическими?

 

***

 

Если ты хочешь где-нибудь жить, значит, ты хочешь там умереть.

 

***

 

Что мне делать? Мне приходится бороться с тенью, с невидимкой, с человеком, которого здесь нет и который благодаря этому маячит повсюду и неуязвим; он во сто крат сильнее меня, потому что его нет, он безгрешен, потому что его нет, он само совершенство, потому что его нет, он обладает ужасающим преимуществом  — он отсутствует, и это дает ему в руки сильнейшее оружие против меня. А я здесь, и ты видишь меня таким, каков я на самом деле, таким, как теперь, ты видишь, как я выхожу из себя, как я несправедлив, как я мелочен и глуп. А в противовес мне перед тобой стоит его грандиозный идеальный образ; он не ошибается, потому что ничего не делает и ничего не говорит, и с ним так же бесполезно бороться, как бесполезно бороться с воспоминаниями о мёртвых.

 

***

 

Фейерверк погас, зачем рыться в золе?

 

***

 

Человек, которому предстоит долгая жизнь, не обращает на время никакого внимания; он думает, что впереди у него целая вечность. А когда он потом подводит итоги и подсчитывает, сколько он действительно жил, то оказывается, что всего-то у него было несколько дней или в лучшем случае несколько недель. Если ты это усвоил, то две-три недели или два-три месяца могут означать для тебя столько же, сколько для другого значит целая жизнь. 

 

***

 

Я думаю о том, — сказала Лилиан медленно, — что все на свете содержит в себе свою противоположность; ничто не может существовать без своей противоположности, как свет без тени, как правда без лжи, как иллюзия без реальности, — все эти понятия не только связаны друг с другом, но и неотделимы друг от друга...

free_readings