verbava все записи автора Умберто Эко, Жан-Клод Карьер – Не надейтесь избавиться от книг!

Всевозможные разновидности книги как объекта не изменили ни ее назначения, ни ее синтаксиса за более чем пять веков. Книга – как ложка, молоток, колесо или ножницы. После того, как они были изобретены, ничего лучшего уже не придумаешь.

***

Будущее – это не профессия.
Пророкам, как настоящим, так и мнимым, всегда свойственно ошибаться. Не помню, кто сказал: «Если будущее – это будущее, оно всегда неожиданно». Великое свойство будущего – постоянно удивлять.

***

Схождение в Преисподнюю – это прекрасная тема, к которой мировая литература подходила по-разному. Это единственное данное нам средство преодолеть сразу и пространство, и время, то есть проникнуть в царство мертвых или теней, совершить путешествие одновременно и в прошлое, и в будущее, в бытие и ничто. Обрести таким образом некую форму виртуального бессмертия.

***

Ну как можно писать диссертацию о человеке, который еще жив?

***

Каждая культура отсеивает знания, тем самым диктуя нам, что следует сохранить, а что предать забвению. В этом смысле различные культуры обеспечивают общее поле взаимопонимания, в том числе – общие ошибки.

***

Нет ничего более живого, чем прошлое.

***

Кто еще может читать трагедии Вольтера? В свое время их превозносили, так что Вольтер еще при жизни был увенчан в зале «Комеди Франсез», а сегодня его трагедии даже не попадаются нам на глаза. Потому что эти «поэты», вернее те, которые считали себя таковыми, довольствовались правилами предыдущего века, предписанными Буало. Никогда еще не писалось так много стихов и так мало поэзии. Ни одного поэтического произведения более чем за век. Когда вы довольствуетесь следованию правилам, улетучивается всякая внезапность, всякая острота, всякое вдохновение. Эту мораль я иногда пытаюсь внушить молодым кинематографистам. «Вы можете продолжать снимать фильмы – это сравнительно нетрудно – и при этом забывать снимать кино».

***

Когда государство слишком могущественно, поэзия умолкает.

***

Я тогда только что купил дом в Париже, и там шел ремонт, царил беспорядок. Я зашел за Борхесом в его гостиницу. И вот мы подходим к дому, идем через двор, он держит меня под руку, поскольку почти ничего не видит, мы поднимаемся по лестнице, и, не замечая своей оплошности, я счел уместным извиниться за кавардак, которого он, разумеется, не мог видеть. А Борхес мне отвечает: «Да, понимаю. Это черновик».

***

В XVI веке венецианскому печатнику Альду Мануцию даже пришла в голову великая идея сделать книгу карманного формата, которую гораздо легче возить с собой. Насколько я знаю, более эффективного способа перемещения информации так и не было изобретено. Даже компьютер со всеми его гигабайтами должен быть включен в сеть. С книгой таких проблем нет.

***

На вершине славы, наверное, может существовать только аноним. Мне неинтересно, кто писал злобные комментарии к произведениям Шекспира или Мольера: это глупый вопрос. Какая разница? Настоящий Шекспир исчезает в лучах славы Шекспира. Шекспир без своего творчества был бы никем. Творчество Шекспира без Шекспира все равно было бы творчеством Шекспира.

***

Великие произведения влияют друг на друга через нас. Наверное, мы можем объяснить, насколько Сервантес повлиял на Кафку. Но мы можем также сказать – и Жерар Женетт это ясно показал, – что Кафка повлиял на Сервантеса. Если я прочитаю сначала Кафку, а потом Сервантеса, Кафка невольно внесет коррективы в мое прочтение Сервантеса. Так же как наш жизненный путь, наш личный опыт, эпоха, в которую мы живем, получаемая нами информация – всё, даже наши домашние неурядицы и проблемы наших детей, всё влияет на наше прочтение старых текстов.

***

По своим литературным качествам «Гамлет» не является шедевром – он стал шедевром потому, что не поддается нашим интерпретациям.

***

Но легковерность побеждает правдоподобие. Перед нами снова абсурдная теория заговора. Некоторые никак не могут принять мир таким, какой он есть. Не имея возможности его переделать, им во что бы то ни стало нужно его переписать.

***

То же самое мы наблюдаем в философии. Философия Бертрана Рассела не породила столько интерпретаций, сколько философия Хайдеггера. Почему? Потому что Рассел совершенно ясен и понятен, тогда как Хайдеггер темен. Я не говорю, что один был прав, а другой неправ. Что до меня, то я не доверяю обоим. Но когда Рассел говорит глупость, он говорит это ясно, а если Хайдеггер произносит какую-нибудь банальность, нам трудно это заметить. Значит, чтобы остаться в истории, чтобы не кануть в небытие, нужно выражаться темно. Об этом знал уже Гераклит…

***

Все великие атеисты вышли из семинарии.

***

Если дурак говорит вам, что все вокруг дураки, тот факт, что он сам дурак, не значит, что он говорит неправду.

***

Мне кажется, полезно кое-что знать о том, как думали философы от досократиков до наших дней. Единственное, чем рискует наивный студент, – это решить, что тот, кто думает последним, тот и прав.

***

По поводу статуй Будды, уничтоженных в Афганистане, нужно, пожалуй, сделать одно уточнение. Будду не изображали в течение нескольких веков после возникновения его учения. Его изображением было само его отсутствие. Следы ног. Пустое кресло. Дерево, в тени которого он медитировал. Оседланный конь без всадника.
Лишь после вторжения Александра Македонского в Центральной Азии начинают придавать Будде физический облик – под влиянием греческих мастеров. Поэтому талибы, сами того не сознавая, участвовали в возвращении буддизма к его истокам. Для истинных буддистов эти пустующие ниши в Бамианской долине, быть может, более красноречивы, более наполнены, чем раньше.

***

Недавно в Болгарии обнаружили золотые и серебряные украшения в захоронениях второго и третьего тысячелетия до нашей эры. Однако фракийцы, как и галлы, не оставили письменных свидетельств. А народы, не имевшие письменности, не названные, не рассказавшие о себе (пусть даже и лживо), как будто и не существуют – даже если их золотые и серебряные изделия отличаются великолепием и изящностью. Если вы хотите, чтобы о вас помнили, необходимо писать. Писать и стараться, чтобы написанное вами не сгорело в каком-нибудь костре.

***

Вы совершенно справедливо сказали, что те, кто сжигает книги, прекрасно знают, что делают. Необходимо оценить опасность текста, чтобы захотеть его уничтожить. В то же время цензор – не сумасшедший. Испепелив несколько экземпляров запрещенной книги, он ее не уничтожит. Ему прекрасно это известно. Но само действие в высшей степени символично. И главное, оно говорит остальным: вы тоже имеете право сжечь такую книгу, не сомневайтесь, это хороший поступок.

***

Для человека, который, придя ко мне впервые, обнаруживает мою внушительную библиотеку и не находит ничего лучшего, кроме как спросить: «И вы все это читали?» – я заготовил несколько вариантов ответа. Один из моих друзей обычно бросает: «И даже больше, даже больше».
У меня же есть два ответа. Первый: «Нет. Здесь только книги, которые я должен прочитать на следующей неделе. Те, что я уже прочел, хранятся в университете». Второй ответ: «Я не читал ни одной из этих книг. Иначе зачем мне их держать у себя?»

***

Приятно допускать, что библиотека не обязательно должна состоять из книг, которые мы читали или когда-нибудь прочтем. Это книги, которые мы можем прочесть. Или могли бы прочесть. Даже если никогда их не откроем.

***

В библиотеках такого типа легко сконцентрироваться на книгах, легко делать записи. Как только появились первые ксероксы, это стало началом конца. Вы можете воспроизвести книгу и унести ее домой. Вы наполняете свой дом копиями. А когда они у вас под рукой, это значит, что вы их не читаете.

***

Нет ничего сложнее, чем приводить в порядок библиотеку – разве что вносить порядок в сам мир. Кто на такое отважится? Как вы будете их расставлять?

free_readings