verbava все записи автора

Он пахнет чернотой, подумал Бенбоу, той черной жидкостью, что хлынула изо рта мадам Бовари на подвенечное платье, когда ей приподняли голову.

***

Прислушалась к голосу незнакомца: какой-то странный, торопливый голос человека, которому позволялось много говорить и мало чего другого.

***

– Будь я пес, если он не боится собственной тени.
– Я бы тоже боялся, – сказал Бенбоу. – Если б его тень была моей.

***

Гоуэн налил стакан до самых краев, поднял и неторопливо осушил. Он помнил, что бережно поставил стакан на стол, потом вдруг обнаружил, что находится на открытом воздухе, ощущает прохладную серую свежесть, видит на боковом пути паровоз, тянущий вереницу темных вагонов, и пытается кому-то объяснить, что научился пить по-джентльменски.

***

– Слышали б вы, что творится в городе. Баптистский священник сегодня утром говорил о Гудвине в проповеди. Не только как об убийце, но и как о прелюбодее, осквернителе свободной демократически-протестантской атмосферы округа Йокнапатофа. Насколько я понял, он призывал к тому, что Гудвина надо сжечь с этой женщиной в назидание ребенку; ребенка следует вырастить и обучить языку с единственной целью – внушить ему, что он рожден в грехе людьми, сожженными за то, что его породили. Боже мой, как может человек, цивилизованный человек, всерьез...
– Это же баптисты, – сказала мисс Дженни.

***

– Но если это уловка, разве здравый смысл не подсказывает, что я мог бы найти другую, получше?
– Вас будет судить не здравый смысл, – сказал Хорес. – Вас будут судить присяжные.

***

Когда все будет позади, я, пожалуй, отправлюсь в Европу, – сказал он. – Мне нужна перемена. Или мне, или штату Миссисипи, одно из двух.

***

Негодяй – еще полбеды, но только представить, что она столкнется с дураком...

***

Тут я почувствовала, что мой рот растянулся для крика, ощутила внутри тот маленький ком, который вопит. Потом он коснулся меня, его маленькая холодная противная рука полезла под пальто, туда, где на мне ничего не было. Она походила на живой лед, и моя кожа стала отскакивать от нее, как маленькие летучие рыбки от носа лодки. Кожа словно бы знала заранее, куда двинется рука, и отдергивалась прямо перед ней, казалось, там, куда она коснется, не окажется ничего.

***

Выпил кофе и тут же пожалел об этом, потому что выпитое легло в желудке горячим комом. За три часа пути до Джефферсона ком не разошелся. Хорес вышел в город, пересек пустынную площадь. Ему вспомнилось другое утро, когда он проходил здесь. Казалось, времени, протекшего с тех пор, не было: то же самое положение стрелок на освещенном циферблате, те же самые хищные тени у домов; может, это и есть то самое утро, он только прошел по площади, повернул назад и теперь возвращается; все это в каком-то сне, наполненном кошмарными призраками, на создание которых ушло сорок три года, сгустившихся теперь в его желудке горячим комом. Внезапно Хорес зашагал быстрее, кофе трясся внутри, словно тяжелый, горячий булыжник.

***

– Мужчины, видно, просто не могут принять нас такими, как мы есть. Сами же делают из нас то, что мы есть, а потом хотят, чтобы мы были другими. Хотят, чтобы мы даже не глядели на других мужчин, а сами ведут себя, как им вздумается.
– Женщина, которая водится с несколькими мужчинами зараз, – дура, сказала мисс Реба. – От мужчин одни только беспокойства, зачем же их удваивать?

***

Покончу с этим делом и отправлюсь в Европу. Я устал. Я слишком стар для этого. Я родился слишком старым для этого, и мне до смерти хочется покоя.

***

Господи, иногда мне кажется, что все мы дети, кроме самих детей.

free_readings