verbava все записи автора Джеймс Хайнс – Рассказ лектора

Он по-прежнему терзался моральной дилеммой, когда несколько часов спустя, в своей квартирке, Лилит объявила, что хочет вместе с ним исследовать взаимопроникновение власти, чувственности и наслаждения в тексте. На практике это означало по очереди привязывать друг друга эластичным бинтом к топчану и выкрикивать «трансгрессивные вещи», как в порнофильме. Теперь совесть Нельсона горела, как электрическая дуга. Когда пришла его очередь связывать Лилит, он скукожился и, дрожа, сел на край матраса. У Лилит тут же прорезался материнский инстинкт. Как только Нельсон ее развязал, она уложила его голову себе на колени и принялась ласково шептать, что все пустяки, и не каждому легко дается трансгрессивный эрос.

***

Литературным произведением называется всякое прозаическое, стихотворное или драматическое произведение, которое по самой своей сути интереснее – глубже, сложнее, таинственнее, – чем все, что можно о нем сказать

***

В том, что касается привилегий, даже марксисты и подстмодернисты легко находят общий язык.

***

Выглядела Джилиан достаточно устрашающе: с накачанной мускулатурой и армейским бобриком, обесцвеченным до неестественной белизны, маленьким золотым колечком в нижней губе и двумя непарными серьгами – одной в форме зеркала Венеры, другой – в виде перевернутого распятия. Майка, джинсовая мини-юбка, драные чулки в сетку и ботинки «Доктор Мартин» на стальной подошве довершали образ Нежной Ирмы в исполнении Арнольда Шварценеггера.

***

Неловко, если при обсуждении литературы присутствует живой литератор.

***

– Будь вы мужчиной, – процедил Куган, наливаясь краской, – я предложил бы вам выйти.
– Будь вы мужчиной, – сказала Пенелопа, – я бы вышла.

***

Почему бы талантливым молодым людям не увлечься теорией, которая, как они сами говорят, выдвигает критика на первое место, более того, ставит его выше творца? Кто может их винить, если образец личных достижений в нашем безумном мире не одинокий художник, в безвестности служащий истине и красоте – я не стыжусь, Нельсон, не стыжусь всерьез произносить эти слова! – но популярные певцы, киноактеры и даже преступники. Мой Бог, Нельсон, в наши дни достаточно кого-нибудь красочно убить, и вам обеспечен контракт на книгу, фильм и выступления в ток-шоу. Я не религиозен – во всяком случае, в традиционном смысле, – но что-то толкает меня сказать, что это конец света. Безусловно, постмодернистская теория и убийцы-ньюсмейкеры – знаки грядущего Апокалипсиса.

***

– Мне надо было родиться елизаветинцем, Клинк. Даже если бы для этого надо было стать треклятым англичанином. Вот были поэты!… Бен Джонсон клал кирпичи, и воевал, и угодил в тюрягу. Кит Марло был шпион, бабник, и его зарезали в кабаке. В драке из-за счета! Вот – достойная поэта смерть!
Куган пьет и облизывает губы.
– А что грозит мне? – хрипит он. – В худшем случае я теряю мой говенный бессрочный контракт. Мы живем в малодушное время, Клинк. Мне должно быть стыдно.

***

Было время, – говорит Куган, тыча в Нельсона пальцем, – когда преподавание поэзии давало лицензию на распутство.

***

Истина и красота, Клинк. Истина и красота. Все остальное – наклейки на бамперы.

***

В немигающем свете, в центре жесткой перспективы Нельсон внезапно ощутил нутряную истину мироздания как текста; он прочувствовал фундаментально лингвистическую природу реальности. Все – текст, на каждом уровне бытия, от кварков до гей/лесбийской теории. Слова выстраиваются в строки, строки – в страницы; страницы сброшюрованы и сшиты в книги, книги стоят переплет к переплету, как слова в строке; полки громоздятся одна на другую, как строки на странице; ряды полок составлены вместе, с узким проходом для читателя, словно страницы в книге. И вот он сам, частичка сознания, в центре информационной решетки, крохотный комочек восприятия, как жемчужина, концентрируется из текста.

***

Это его главный недостаток, но этим он и опасен. Человек, который ни во что не верит, способен на все.

***

Никто не сказал, что нельзя быть постмодернистом и военным преступником. – Викторинис рассмеялась. – В определенных кругах слухи о зверствах только добавляют вам веса.

***

Большинство людей думают, что злость – вроде пара, и ее можно выпустить. – Канадская Писательница снова положила крупную руку ему на плечо и заглянула в глаза. – Однако злость – как мускул. Чем больше ее упражняешь, тем сильнее она становится.

***

Впрочем, без толку думать о том, чего не поправить, особенно в понедельник утром.

free_readings