Странник_Су все записи автора Странствуя по лабиринтам сайтов и блогов, делай закладки, дабы не было твоё занятие эгоистическим наслаждением, подобным рукоблудию. (Странник-52)

Набрёл. Делюсь. Счастлив представить:

Игорь Голубенцев 28 декабря 1968
О себе: Переваливший за сорок недоврач, недолитератор, недохудожник, недорекламист, недопапа.

Кратенькое:

Как говаривал Конфуций:- мудрость не сестра поллюций.
Как говаривал Булгаков: - много букв, но мало знаков.
Как говаривал Гоген: - больше жизни. Меньше стен.
Как говаривал Гюго: - выжми всё из ничего.
Как говаривал Ван Гог: - Ухо. Горло, нос - не смог.
Как говаривал Вергилий: - Жили. Были. Или - или.
Как говаривал Хуй-нэн: - мысли - нахуй. Это - плен.
Как говаривал Шекспир: - ой, вей'з мир!
Как говаривал Овидий: - нету устриц? Ешьте мидий.
Как говаривал Мисима: - жизнь слегка невыносима.
Как говаривал Гюго, жизнь - цитата из него.
Как говаривал Басё: - хокку-шмокку. Хуй на всё.

Чуток длиннее:

С КОНЦА СВЕТА
Мы - охотники рода Крабовой Палочки, с самого конца плохого света берём себе жён из славного рода Сигарет Прима. Мы носим тёплые кошачьи шубы и презираем копателей водки из рода Ашан. Мы молимся Ленину на Финбане, а наши жёны - Медному Всаднику. Поэтому мы всегда будем владеть Лиговским ущельем, бить вкусных кошек из крепких луков и петь песню войны и мира.

Почти длинное: НИЛЬС И АККА

Под негромкий лай собак Нильс незаметно проваливается в сон. Перестук лошадиных копыт со стороны рынка ему совсем не мешает. Нильс попадает в уже знакомый сон – туда, где он, сильно уменьшенный приблудным гномом, болтается по свету со стаей гусей. Сон напряжённый и полный неявных, вызывающих тоскливое томление опасностей. Дикие гуси совсем ополоумели и держат его почти за своего. Он их тоже хорошо понимает, как это часто бывает в подобных снах.
Лихие передряги и бонусы нецивильного существования радуют Нильса своей, не требующей рассуждений, простотой. Всё бы ничего, но сильно достаёт мудрая Акка Кебнекайсе. Нудная гусыня непрерывно давит Нильсу на мозги. Выкладывает голубиные и воробьиные яйца в сложные узоры, пытаясь растолковать Нильсу, как устроен мир. Нильсу скучно. Даже во сне. Он откровенно не понимает – зачем ему этот замшелый опыт, похожий на школьную физику, только гораздо хуже. Акка настаивает – запомни всё правильно!
Нильс просыпается в поту. Остатки сна быстро испаряются из памяти. Идут годы. Нильс взрослеет…
Через какое-то время он вспоминает обрывки старых детских видений. И находит им применение. Теперь все знают Нильса. Нильса Бора.
Бора расстраивает только одна вещь – в рассказах Акки Кебнекайсе всё было как-то логичнее.

И финальной кодой - для полного счастья - МОЛОДИЛЬНЫЙ СНЕГ

В конце октября, наконец-то, выпал снег. Не везде. Но, в посёлке Токсово был пятиминутный снегопад. Хрен знает, откуда занесло это снежное облачко. Из каких недр испарилась водичка, вымороженная затем в здоровенные снежинки. Известно одно – снег был не самый простой. Баба Света, попавшая тем вечером под снежок и помолодевшая за следующую неделю лет на семьдесят, первая выстроила логическую цепочку между двумя событиями и окрестила тот снег «молодильным».

Восьмидесятилетний Савелий Семёнович, зачерпывает пригоршню пушистых снежинок прямо с перил крыльца и протирает лицо, перечёркнутое штыковым шрамом, честно заработанным в отчаянной атаке. Под Прагой. Всю ночь он ворочается и ходит курить в сортир. Тело странно зудит, заставляя вспоминать, где лежит тщательно приготовленное «смерётное».

Григорий Васильевич, восьмидесяти девяти лет от роду, поднимает к небу незрячие глаза и ловит морщинистыми губами холодные хлопья. Его ночь тоже полна неожиданностей – страшно болят беззубые дёсны, зашкаливает сердце, спина трещит и выгибается.
- Надо бы удавиться побыстрей, пока паралик не разбил… - беспомощно суетится на кровати Григорий Васильевич.

Всех троих – Бабу Свету, Савелия и Григория, гнёт и крючит ровно восемь дней. Они – соседи, одиноко доживающие своё. До сих пор помогали друг дружке, чем могли. И теперь, с самого утра, почувствовав, что, наконец, отпустило, выползают во двор, поглядывая поверх забора. Бывший слепец Григорий смотрит особенно внимательно. Между соседями, как и раньше, много общего – невозможная худоба, седые волосы с чёрными, как у пергидрольных блондинок, корнями. Юные лица. Бабе Свете трудно дать больше восемнадцати. Дедам – по двадцать пять.

Вечером того же дня в дом к Григорию забираются парни из посёлка. Не в первый раз. У него легко можно разжиться стаканом, радиоприёмником или остатками пенсии. В прошлой молодости Григорий был бойцом антидиверсионного отряда СМЕРШ. Навыки быстро возвращаются. Григорий делает вечерним посетителям писю краном.

Это в юности Света считалась смешной тощей дыдлой. Теперь она – девушка актуальной внешности.

Савелий плотно забухивает, принарядившись в чёрный похоронный костюм. Играет на гитаре и прихватывает заглянувшую к нему Свету за задницу.

Сенильный склероз уходит вместе с морщинами и холестериновыми бляшками. Григорий вспоминает, как подделывать документы. К Свете возвращается знание немецкого. Всё это – очень кстати. Савелий, в сорок пятом, закопал в подвале лютеранской церквухи чуть-чуть трофеев. Схрон отошёл в западную зону оккупации. Немного Рембранта и Рубенса. Несколько Ван-Эйков и Веласкесов. Дюрер. Мане. Моне. И золотишко.

Загранпаспорта. Визы. Уморительные нынешние наряды. Дымя самокрутками, старики бредут по Амстердаму.