Странник_Су все записи автора Окончание. Автор - goos

- На кладбище есть нельзя, - объяснял старик, - там всё мёртвое и священное. А вот в поле - это завсегда нужно есть. Хорошо, что люди отсюда уехали все. Земля лет десять на парах - сочная и вкусная. Жирная, как масло. Сорняк землю не портит. Он из неё вылезает, солнцем и дождём напитывается и снова в землю уходит. А вот та же пшеница или кукуруза, все соки из почвы тянет, делая её пресной и бесплодной. А смысл? Всё от земли начинается и землёй заканчивает. Зачем такие круговороты делать? Сажать, полоть, растить, собирать, жуков, букашек неразумных травить зачем?
Старик остановился, ткнул дощечкой в землю.
- Вот, здесь, - сказал он со знанием дела, и принялся вырывать из земли траву. - Так вот, на чём я там остановился? Ага. Зачем столько сил и времени убивать ради еды, когда она вот - под ногами лежит. Бери, да ешь, сколько вздумается.
Старик стал копать, ловко орудуя дощечкой. Наконец, остановился, потрогал пальцем землю, набрал горсть и, сунув в рот, принялся пережёвывать загрубевшими дёснами, выплёвывая попадающихся насекомых и камешки. Черные крошки сыпались на его ветхую рубаху, но это не беспокоило старика. Он съел ещё горсть и сыто потянулся. Потом принялся вычищать грязь, забившуюся под ногтями.
- Вот, и всё, вот я и сыт. Земля крайне питательна, и содержит всё, что нужно человеку. Все микроэлементы, витамины и другие полезные вещества. А вкусная какая! Попробуй, сынок, не стесняйся. Угощайся.
Старик был так убедителен, произнося незнакомые слова, что Егорка тоже набрал земли, и, недолго раздумывая, отправил в рот. Земля оказалась мягкой и воздушной, как творог, и вкус у неё был приятный, соленовато-кислый. Он наелся одной горстью. Еда, упав в желудок, сразу дала о себе знать, наполнив сытостью и желанием предаться обеденной дрёме.
- Вот, молодец, - одобрил старик, - ну как? Ты только не ешь много. Много нельзя - кишки глиной забьются. Да много и не съешь. Я уже дня на три заправился. Ну, пошли, теперь нужно поспать для пользы пищеварения. Земля, она суеты не терпит.

Они вернулись на кладбище и легли в тени под рябиной. Егорка смотрел на танцы стрекоз и мух, на трепет листвы и как наливаются красным соком ягоды. И краем уха слушал болтовню старика:
- … совсем не скучно так жить. Скучно спешить, копошиться, копаться и быть уставшим от спешки, скучно не видеть сны, скучно вертеться на одном месте, ошибочно думая, что ты движешься вперёд…это скучно, только нет времени понять это. И только, когда спросишь себя перед последним вздохом: а в чём суть? ответа не будет, ибо жил ты не для себя, а для неясной, не тобой заданной цели. И вся жизнь окажется вознёй в навозе, а исправить нельзя, и выдыхаешь душу, а она пустая уносится в никуда, и болтается в астрале, как говно в проруби, неприглядная и неинтересная ни Богу, ни Сатане. А мне не скучно. Мне всё интересно, и на всё у меня находится ответ и объяснение причин явлений и процессов. Даже думать мне не нужно, просто знаю, во, как, а ты думал…Вот эта кривая рябина или вон тот будяк, к примеру, стоят себе и скучают, думаешь? Или дуб сотни лет скучает? Нет, сынок, им не до скуки, они всегда себе занятие находят, вот только нам не понять древесных радостей, ибо даны нам ноги и руки, чтобы мы жизнь всю пробегали и оглянуться не успели, как пора возвращаться туда, откуда пришёл - в землю.
Старик говорил и говорил без умолку, а Егорка уснул и виделись ему неведомые ранее причины явлений и процессов, прекрасные в своей сияющей необъяснимости. Они танцевали подобно беспечным насекомым, порхая на фоне никогда не скучающих дубов и будяков.

Егорка проснулся, когда солнце готовилось к очередной смерти, багровея и тускнея в сиреневом закате. Старика рядом не было. Он обнаружился спящим на дне могилы, укрытый сухими ветками и завявшей травой.
Егорка побрёл домой, отрывая от истлевшей одежды прилипшие репьяхи, позабыв, где был и зачем. Когда уже показалась его покосившаяся хата, он увидел, как из дверей выходит старуха. Сначала показалось, что это Трофимовна решила выйти попрощаться с белым светом, но это оказалась другая, незнакомая, в длинном сером балахоне. Она взяла прислоненную к стене косу и пошла навстречу Егорке. Подойдя ближе, остановилась и спросила, не видал ли он случайно Мартына Кривобоченко. Егорка отвёл взгляд от колючих старушечьих глаз, и ничего не сказав, прошёл мимо. Бабка пошла было в сторону кладбища, но потом, остановившись в раздумье, повернула направо и скрылась в густых зарослях измученных жарким днём трав.

Трофимовна лежала неподвижно, улыбаясь счастливо во весь беззубый рот. Глаза были закрыты и руки смиренно опущены вдоль тела.
- Бабуль, я вернулся, - позвал её Егорка. Но та молчала, оставив навсегда привычку дышать. В доме пахло покоем и тишиной. Егорка зажёг свечку, сел за стол и заплакал, сам не зная от чего. Ему было жаль бабушку, ему было одиноко, но в то же время свободно. Не нужно больше слышать ночные стоны, вдыхать запах старости и носить воду. Ещё он был рад, что Трофимовна, наконец, получила то, что хотела, и теперь по-настоящему счастлива.
Бабуля оказалась лёгкой и гибкой. Постоянно норовила выскользнуть из рук, пока Егорка нёс её в подвал. Могила была занята никогда не умирающим стариком, рыть новую - слишком хлопотно, тем более ночью, когда можно потревожить всякую кладбищенскую нечисть. А подвал был глубокий, прохладный, земляной. Егорка положил покойницу на пол, принёс полную кружку воды и оставил зажжённую свечу, на случай, если ей вдруг станет страшно в темноте и захочется смочить потрескавшиеся губы.
Устав от похорон, он лёг прямо во дворе, и уснул под звёздным покрывалом на радость проголодавшимся комарам.

Утро разбудило ранними пташками и ожившими солнечными лучами.
Егорка забрался на крышу хаты, откуда были видны крыши высоких домов далёкого города, трубы, курящие в небо красивый дым и натянутые между спичечных столбов вдоль электрические нитки. Чёрными точками ползли по степи автомобили. Если прислушаться, в пустом глухом воздухе можно услышать, как ворчат их железные утробы. Сначала Егорка хотел отправиться туда, где на каждом шагу неведомые чудеса, где его отец и мать ждут, когда же вернётся он в их родительские объятья. Но потом, испугавшись чужого безумного мира, взял ржавую лопату и побрёл на кладбище.
- Ну, что, сынок, вернулся? - встретил его Мартын Кривобоченко. - Правильно сделал. Идём, позавтракаем, и будем тебе новый дом делать. Молодец, что лопату прихватил. Но для еды землю железом нельзя, только деревом…Железо, оно чужое, от него вкус становится тёрпкий…

Он опять говорил и говорил, сорвавшись после многолетней немоты и найдя благодарного слушателя. А Егорка пытался запомнить незнакомые слова, чтобы любоваться ими в снах.

©goos