franky_boy все записи автора

Старая интеллигенция рассматривалась как некий тип вредных животных, подлежащих уничтожению, и все помыслы строителей нового общества были направлены к тому, чтобы истребить ее если не физически, как в 1917–1922 гг., то как социальной слой... Согласно воззрениям строителей нового общества, в будущем особый образованный слой вообще не должен был существовать. «Социализм есть нормальное общество, единственно здоровое… можно было бы сказать, что в нормальном обществе разновидность — «интеллигент» исчезнет… В законченном социалистическом обществе интеллигенции не будет… В будущем вся масса превратится в интеллигенцию, и это будет смерть для теперешней интеллигенции, но смерть чрезвычайно радостная, ибо она будет означать конечную победу пролетариата… тогда будет создано бесклассовое общество, тогда будет достигнуто моральное равенство всего человечества, и тогда интеллигенция будет не нужна».

...красный террор был направлен именно против интеллектуального слоя. Его представители составляли огромное большинство расстрелянных, не говоря уже о ставших жертвами толпы. В рекомендациях органам ЧК прямо указывалось на необходимость руководствоваться при вынесении приговора профессией и образованием попавших им в руки лиц: «Не ищите в деле обвинительных улик; восстал ли он против Совета с оружием или на словах. Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова его профессия. Вот эти вопросы и должны разрешить судьбу обвиняемого». В приказе ВЧК «Об учете специалистов и лиц, могущих являться заложниками» Дзержинский подчеркивал, что заложниками должны браться лица, «кем они (белогвардейцы) дорожат», и уточнялось: «Выдающиеся работники, ученые, родственники находящихся при власти у них лиц. Из этой среды и следует забирать заложников. Второй вопрос — это спецы. Наши спецы — люди буржуазного круга и уклада мысли. Лиц подобной категории мы по обыкновению подвергаем аресту как заложников или помещаем в концентрационные лагеря на общественные работы». В инструкциях местным органам советской власти по взятию заложников для расстрела также указывался круг соответствующих профессий будущих жертв. Все это тогда ничуть не скрывалось, и большевистские вожди смысл и цели террора видели в подавлении именно интеллигенции (как писал Троцкий: «Террор как демонстрация силы и воли рабочего класса получит свое историческое оправдание именно в том факте, что пролетариату удалось сломить политическую волю интеллигенции».

В результате потерь образованного слоя от террора, а также голода и эпидемий, явившихся непосредственным следствием революции, и гибели его представителей в боях гражданской войны, его численность сократилась на несколько сот тысяч чел. Весьма показательно, что за годы гражданской войны население столиц (где было сосредоточено от четверти до трети всего образованного слоя) сократилось: Москвы в 2, а Петрограда даже в 3 раза. В эмиграции, по минимальным подсчетам, оказалось 1,5–2 млн. чел., из которых к образованному слою принадлежало не менее трети, наконец, десятки тысяч представителей этого слоя (не учитываемые в числе эмигрантов) остались на отпавших от страны территориях (в Прибалтике, Польше, Финляндии, западной части Украины и Белоруссии). Страна не только лишилась большей части своего интеллектуального потенциала, но старый образованный слой вовсе перестал существовать как социальной общность и культурная сила. Гибель старого российского образованного слоя составляет, впрочем, предмет отдельного исследования, поэтому здесь подробно не рассматривается.

Участь оставшихся в стране представителей интеллектуального слоя, естественно, была трагичной. В отношении его остатков проводилась целенаправленная репрессивная политика. Как писал один из идеологов нового строя: «Крупная буржуазия убежала, или спряталась, или была сметена, а представительствовавшая ее и сохранившая идейную верность старому строю интеллигенции осталась. И ей пришлось, — по большей части вполне заслуженно, — изведать участь побежденного». Другой злорадно замечал: «Интеллигенция испугалась — за себя. Буржуазия даст ей жизненные удобства и привилегии, народ же не признает ее духовное первенство и сравняет во всех правах с собой». В начале 1923 г. Луначарский отмечал, что интеллигенция «в большей своей части все еще находится на различных ступенях враждебности к нам». Для отношении к интеллигенции весьма характерно, например, такое высказывание (статья называлась «Рабочий должен создать красную интеллигенцию»): «Разве мы спокойны, когда наших детей учат господа от кокарды? … Разве не внутренние чехословаки — инженеры, администраторы — пособляют голоду? … Очень жаль, что мы еще нуждаемся во вчерашних людях: надо поскорее, где можно, избавиться от их фарисейской помощи».

***

В практическом плане наряду с задачей как можно быстрее заменить представителей «старой интеллигенции» в сфере их профессионального труда «советской интеллигенцией», ставилась задача лишить их вообще возможности заниматься умственным трудом. Что же касается судьбы, уготованной старой интеллигенции, то считалось, что для «среднеинтеллигентских слоев, какие будут постепенно вытесняться из привычного для них положения… лучшим выходом будет либо земледельческая колонизация, либо переучивание для физической работы в промышленности. Прошло время, когда почетным был труд «белоручки», когда «выйти в люди» означало стать интеллигентом, доктором, чиновником. Теперь идут условия, когда и материально молодняк прежней буржуазно-ориентированной интеллигенции будет счастлив, если ему удастся физическим рабочим войти в промышленное заведение. Это будет заодно означать для него теперь и в общественном отношении действительно «выход в люди», снимающий клеймо прошлого и включающий окончательно в рамки советского строя».

Предлагалось также упразднение вовсе некоторых видов деятельности, которыми могли заниматься лишь преимущественно старые специалисты. «Какими же средствами, в каком духе должно пойти изменение нашего аппарата, чтобы сделать ненужной изрядную долю тех функций, какие выполняются сейчас представителями типа средней интеллигенции?… Приведем несколько примеров из жизни, не стесняясь примитивно-варварским способом расправиться с священнейшими заветами прошлого», — писал один из идеологов коммунистического режима. Например, «при условии твердого обеспечения классового состава суда — предоставить суду судить по своему рабочему сознанию без всяких подробных уголовных кодексов», так как «суд рабочей совести не уступает суду по уголовному кодексу», а «весь избыток законности и формалистики, вся надобность в старой интеллигенции для того, чтобы справиться с ними, отпадает». Затем предлагалось отменить прописку, паспорта и регистрацию брака, чтобы оставить без работы нашедших себе занятие в этой сфере образованных людей старой формации, но главное — под лозунгом «Советский строй требует простоты» отменить вообще все то, чем не могли бы в должной мере овладеть рабочие и крестьяне.

***

Прежде всего это касалось образования, систему которого требовалось предельно упростить. Историю, например, преподавать «большим мазком» — от каменного века к современности: «Юлий Цезарь, крестовые походы и Наполеон окажутся за пределами обязательного изучения. Поставить дело так — значит вместе с тем создать широкую возможность для приспособления к выполнению этой функции (в данном случае преподавания истории в средней школе) социально-близких нам элементов (в данном случае низовой интеллигенции, которой все равно приходится знакомиться и с «первобытной культурой», и с историей современности, — начиная с политграмоты, — но которую не переделать в среднеинтеллигентское жречество, монопольно обладающее знаниями о Ромуле и Реме, Людовике ХIV, Лютере и Вашингтоне)». (Как известно, это и было осуществлено — историю до конца 30-х годов вообще запрещалось преподавать.) Поскольку «многоязычие неизбежно будет доступно лишь избранному меньшинству», преподавание языков предлагалось отменить ради «освобождения от части тех элементов среднепреподавательского мира, какие обычно к низовой интеллигенции не относятся (иностранные языки довольно часто преподаются как раз обломками прежних господствующих классов)» и перейти на эсперанто.

Очень важное значение придавалось недопущению проникновения в «новую интеллигенцию» детей интеллигенции дореволюционной — с тем, чтобы интеллектуальный слой не мог не только самовоспроизводиться, но и исчез бы совершенно в самое ближайшее время. «В инженеры, в командиры промышленности наш строй (то есть существующая у нас диктатура пролетариата) может открыть дорогу только рабочим и рабочему молодняку. Точно так и городская школа II ступени, подготавливающая среднюю интеллигенцию, еще ряд лет будет доступна только для рабочего населения. Кроме являющихся пионерами, при том наиболее даровитых детей нерабочего происхождения вряд ли кто сможет попадать в течение ряда лет в школу II ступени — и для нашего периода это правильно. Судьба прежней интеллигенции и ее молодняка отличается, следовательно, тем, что в дальнейшем нельзя ожидать увеличения применения в государственном аппарате именно этого людского материала. Он будет частью замещен новым, частью делаться просто ненужным, и таким образом даже естественная убыль этого слоя (интеллигенции) не сможет вызвать замещение его в тех же размерах из своей среды».

***

Согласно воззрениям строителей нового общества, в будущем особый образованный слой вообще не должен был существовать. «Социализм есть нормальное общество, единственно здоровое… можно было бы сказать, что в нормальном обществе разновидность — «интеллигент» исчезнет… В законченном социалистическом обществе интеллигенции не будет… В будущем вся масса превратится в интеллигенцию, и это будет смерть для теперешней интеллигенции, но смерть чрезвычайно радостная, ибо она будет означать конечную победу пролетариата… тогда будет создано бесклассовое общество, тогда будет достигнуто моральное равенство всего человечества, и тогда интеллигенция будет не нужна». Итак, интеллигенция должна была исчезнуть как особый слой с превращением всех людей в интеллигентов. Вот почему «стирание граней между физическим и умственным трудом» было одной из основных целей всякого приходившего к власти коммунистического режима (как предельно доступно выразился корейский коммунистический лидер Ким Ир Сен, «чтобы уничтожить интеллигенцию, надо превратить всех людей в интеллигентов»). Классический опыт в этом отношении был приобретен в нашей стране. Вся история «советской интеллигенции» проходила именно под этим лозунгом, и все социальные процессы, связанные так или иначе с политикой в области образование, рассматривались сквозь призму задачи «становления социальной однородности советского общества».

Впрочем, надо заметить, что наиболее дальновидные теоретики опасались, что и «новая» интеллигенция тоже может со временем «интеллигентизироваться», проявляя тенденцию к превращению в социальный слой с соответствующей идеологией. Луначарский, в частности, писал: «Мы будем создавать новую интеллигенцию. Она заменит старую, но не получится ли пропасть между этой интеллигенцией и рабочими?… И может случиться так, что интеллигенция усвоит психологию спеца… Такой отход… будет иметь место для отдельных индивидов, и, вероятно, он будет иметь место не как отход от коммунизма и революции, а как своеобразное толкование их. Эта публика будет стремиться обезопасить себя от влияния якобы устарелой, догматической, ортодоксальной части коммунистов, будет говорить, что жизнь требует нового подхода…»{25}. Прогнозы эти, надо сказать, оправдались в гораздо большей мере, чем думал автор. Коммунистов и в этом случае подвел «человеческий фактор», который они всегда склонны были недооценивать: присущее обладателям сколько-нибудь развитого интеллекта стремление обосабливаться, тем более стимулированное массовым производством квазиинтеллектуалов, абсолютно лишних в экономике, но выполняющих заветную социальную функцию размывания интеллектуального слоя и достижений социальной однородности.

***

Прямое регулирование социального состава учащихся с предоставлением льгот «рабоче-крестьянскому молодняку» и ограничением права на образование выходцам из образованного слоя было основой социальной политики советской власти и проводилось с первых месяцев ее существования. Уже 2.08.1918 г. был принят «Декрет о правилах приема в высшие учебные заведения», предоставлявший права поступления в вузы лицам любого уровня образования или даже вовсе без образования, и под лозунгом «завоевания высшей школы» началось массовое зачисление туда «рабочих от станка». В одной из советских книг с гордостью комментируется такой типичный случай: «Пользуясь декретом о приеме в вузы, студенты-коммунисты выступили с инициативой, которую поддержал Замоскворецкий райком партии, привлечь рабочих фабрик и заводов к учебе в коммерческом институте. Рабочие живо откликнулись на призыв коммунистов: около тысячи молодых рабочих записались студентами и получили курсовые билеты». Напутствуя их, представитель райкома заявил: «У нас внутри есть враг — это интеллигенция, специалисты. Рабочий, который способен понимать доклады на митингах, в десять раз лучше любого гимназиста поймет лекции профессора. Для чего существует тогда профессор, если он не может быть понятым?»{85}.Такая практика продолжалась все 20–30-е годы. Что бы ни представляли собой в смысле качества подобные «специалисты», большевиков они вполне устраивали хотя бы потому, что создавали им социальную опору среди интеллигенции, а вся созидательная деятельность все равно лежала на плечах настоящих — старых специалистов, подвергавшихся при этом всем возможным унижениям.

www.swolkov.narod.ru via kagar_i_ya