Mongrell (Миры_между_строк) все записи автора Рвусь из сил - и из всех сухожилий,
Но сегодня - опять как вчера:
Обложили меня, обложили -
Гонят весело на номера!

Из-за елей хлопочут двустволки -
Там охотники прячутся в тень, -
На снегу кувыркаются волки,
Превратившись в живую мишень.

Идет охота на волков, идет охота -
На серых хищников, матерых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу - и пятна красные флажков.

Не на равных играют с волками
Егеря - но не дрогнет рука, -
Оградив нам свободу флажками,
Бьют уверенно, наверняка.

Волк не может нарушить традиций, -
Видно, в детстве - слепые щенки -
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали: нельзя за флажки!

И вот - охота на волков, идет охота -
На серых хищников, матерых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу - и пятна красные флажков.

Наши ноги и челюсти быстры, -
Почему же, вожак, - дай ответ -
Мы затравленно мчимся на выстрел
И не пробуем - через запрет?!

Волк не может, не должен иначе.
Вот кончается время мое:
Тот, которому я предназначен,
Улыбнулся - и поднял ружье.

Идет охота на волков, идет охота -
На серых хищников, матерых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу - и пятна красные флажков.

Я из повиновения вышел -
За флажки, - жажда жизни сильней!
Только сзади я с радостью слышал
Удивленные крики людей.

Рвусь из сил - и из всех сухожилий,
Но сегодня не так, как вчера:
Обложили меня, обложили -
Но остались ни с чем егеря!

Идет охота на волков, идет охота -
На серых хищников, матерых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу - и пятна красные флажков.

Меломори (Миры_между_строк) все записи автора Диалог


"Там он лежит, на склоне.

Ветер повсюду снует.

В каждой дубовой кроне

сотня ворон поет."

"Где он лежит, не слышу.

Листва шуршит на ветру.

Что ты сказал про крышу,

слов я не разберу."



"В кронах, сказал я, в кронах

темные птицы кричат.

Слетают с небесных тронов

сотни его внучат."

"Но разве он был вороной:

ветер смеется во тьму.

Что ты сказал о коронах,

слов твоих не пойму."



"Прятал свои усилья

он в темноте ночной.

Все, что он сделал: крылья

птице черной одной."

"Ветер мешает мне, ветер.

Уйми его, Боже, уйми.

Что же он делал на свете,

если он был с людьми."



"Листьев задумчивый лепет,

а он лежит не дыша.

Видишь облако в небе,

это его душа."

"Теперь я тебя понимаю:

ушел, улетел он в ночь.

Теперь он лежит, обнимая

корни дубовых рощ."



"Крышу я делаю, крышу

из густой дубовой листвы.

Лежит он озера тише,

ниже всякой травы.

Его я венчаю мглою.

Корона ему под стать."

"Как ему там под землею."

"Так, что уже не встать.

Там он лежит с короной,

там я его забыл."

"Неужто он был вороной."



"Птицей, птицей он был."



6 июня 1962


* * *


Ты поскачешь во мраке, по бескрайним холодным холмам,

вдоль березовых рощ, отбежавших во тьме, к треугольным домам,

вдоль оврагов пустых, по замерзшей траве, по песчаному дну,

освещенный луной, и ее замечая одну.

Гулкий топот копыт по застывшим холмам -- это не с чем сравнить,

это ты там, внизу, вдоль оврагов ты вьешь свою нить,

там куда-то во тьму от дороги твоей отбегает ручей,

где на склоне шуршит твоя быстрая тень по спине кирпичей.



Ну и скачет же он по замерзшей траве, растворяясь впотьмах,

возникая вдали, освещенный луной, на бескрайних холмах,

мимо черных кустов, вдоль оврагов пустых, воздух бьет по лицу,

говоря сам с собой, растворяется в черном лесу.

Вдоль оврагов пустых, мимо черных кустов, -- не отыщется след,

даже если ты смел и вокруг твоих ног завивается свет,

все равно ты его никогда ни за что не сумеешь догнать.

Кто там скачет в холмах... я хочу это знать, я хочу это знать.



Кто там скачет, кто мчится под хладною мглой, говорю,

одиноким лицом обернувшись к лесному царю, --

обращаюсь к природе от лица треугольных домов:

кто там скачет один, освещенный царицей холмов?

Но еловая готика русских равнин поглощает ответ,

из распахнутых окон бьет прекрасный рояль, разливается свет,

кто-то скачет в холмах, освещенный луной, возле самых небес,

по застывшей траве, мимо черных кустов. Приближается лес.



Между низких ветвей лошадиный сверкнет изумруд.

Кто стоит на коленях в темноте у бобровых запруд,

кто глядит на себя, отраженного в черной воде,

тот вернулся к себе, кто скакал по холмам в темноте.

Нет, не думай, что жизнь -- это замкнутый круг небылиц,

ибо сотни холмов -- поразительных круп кобылиц,

из которых в ночи, но при свете луны, мимо сонных округ,

засыпая во сне, мы стремительно скачем на юг.



Обращаюсь к природе: это всадники мчатся во тьму,

создавая свой мир по подобию вдруг твоему,

от бобровых запруд, от холодных костров пустырей

до громоздких плотин, до безгласной толпы фонарей.

Все равно -- возвращенье... Все равно даже в ритме баллад

есть какой-то разбег, есть какой-то печальный возврат,

даже если Творец на иконах своих не живет и не спит,

появляется вдруг сквозь еловый собор что-то в виде копыт.



Ты, мой лес и вода! кто объедет, а кто, как сквозняк,

проникает в тебя, кто глаголет, а кто обиняк,

кто стоит в стороне, чьи ладони лежат на плече,

кто лежит в темноте на спине в леденящем ручье.

Не неволь уходить, разбираться во всем не неволь,

потому что не жизнь, а другая какая-то боль

приникает к тебе, и уже не слыхать, как приходит весна,

лишь вершины во тьме непрерывно шумят, словно маятник сна.



1962



* В сб. ФВ под заглавием "Лесная баллада". -- С. В.