Цитата сообщения Алитет Повторение истин толстовского учения "Непротивление злу насилием"

В Москве происходит повторение толстовского лозунга: "Непротивление злу насилием", - безоружные мирно гуляющие жители , иные с детьми, возмущенные попытками властей манипулировать избирательным правом всего населения одними словами пытаются противостоять одетыми в доспехи и вооруженными полицейским и гвардейцам" и требовать у властей и мэр города с чиновниками соблюдения одного из важнейштх прав и свобод человека - свободы слова и собраний. В итоге за два дня протестных выступлений арестовано, избито и оскорблено действием около 2500 человек, и власти города и страны так и не выступили с извинениями и разъяснениями происшедшего насилия, народ справедливо усматривает в случившемся начало государственного переворота. Сто лет назад Лев Николаевич Толстой как и нынешние оппозиционеры увлекался этим учением "Непротивление злу насилием", в котором «непротивленец» — последователь этого учения писателя,
употребляется-, как правило,(трактовка советского времени) иронически, по отношению к излишне мягкому человеку («непротивленцу»), который не осмеливается отстаивать свои законные интересы, принципы и т. д.

Мы забыли о Толстом. он будто бы стар и устарел, упоминаем разве что Севастопольские рассказы, а уж четыре тома Войны и мира никто не прочтет с увлечением. А вот посмотрите как Лев Николаевич увидел в будущем рождение авторитарного режима в России, медленно переползающего в диктатуру, расправляющуюся со своим народом, поощряющую господство простейшего утверждения «Хватит дискутировать» и медленно, но верно переходящего в диктатуру и фашизм. Как в воду глядел ведь!
https://fil.wikireading.ru
Двадцатый век подарил миру тиранов и диктаторов, ужаснувших человечество. Почти все из них приходили к власти насильственным путем или же убирали основных противников в первые месяцы своего правления. Такая расчистка территории для установления собственного трона — характерная черта мужчин-Зевсов. Само по себе это ни плохо, ни хорошо — до того момента, пока не заходит речь о методе устранения и о масштабах.
Никколо Макиавелли, не рассуждая о нравственности, а выявляя механизмы правления, тем не менее, отмечает, что «жестокость жестокости рознь. Жестокость применена хорошо в тех случаях — если позволительно дурное называть хорошим, — когда ее проявляют сразу и по соображениям безопасности, не упорствуют в ней и по возможности обращают на благо подданных; и плохо применена в тех случаях, когда поначалу расправы совершаются редко, но со временем учащаются, а не становятся реже». Однако в большинстве случаев в правление диктатора расправы учащаются и становятся массовыми, превращаются в волны репрессий, которые мы хорошо знаем по истории нашей страны.
Всеми признано, что в Европе с некоторых пор творятся «диковинные вещи». В качестве примера назову две — синдикализм и фашизм. И диковинность их отнюдь не в новизне. Страсть к обновлению в европейцах настолько неистребима, что сделала их историю самой беспокойной в мире. Следовательно, удивляет в упомянутых политических течениях не то, что в них нового, а знак качества этой новизны, доселе невиданный. Под маркой синдикализма и фашизма впервые возникает в Европе тип человека, который не желает ни признавать, ни доказывать правоту, а намерен просто-напросто навязать свою волю. Вот что внове — право не быть правым, право на произвол. Я считаю это самым наглядным проявлением нового поведения масс, исполненных решимости управлять обществом при полной к тому неспособности. Политическая позиция предельно грубо и неприкрыто выявляет новый душевный склад, но коренится она в интеллектуальном герметизме. Массовый человек обнаруживает в себе ряд «представлений», но лишен самой способности «представлять». И даже не подозревает, каков он, тот хрупкий мир, в котором живут идеи. Он хочет высказаться, но отвергает условия и предпосылки любого высказывания. И в итоге его «идеи» не что иное, как словесные вожделения наподобие жестоких романсов.
Выдвигать идею — означает верить, что она разумна и справедлива, а тем самым верить в разум и справедливость, в мир умопостигаемых истин. Суждение и есть обращение к этой инстанции, признание ее устава, подчинение ее законам и приговорам, а значит, и убеждение, что лучшая форма сосуществования — диалог, где столкновение доводов выверяет правоту наших идей. Но массовый человек, втянутый в обсуждение, теряется, инстинктивно противится этой высшей инстанции и необходимости уважать то, что выходит за его пределы. Отсюда и последняя «новинка» — оглушивший Европу лозунг «Хватит дискутировать», — и ненависть к любому сосуществованию, по своей природе объективно упорядоченному, от разговора до парламента, не говоря о науке. Иными словами, отказ от сосуществования культурного, то есть упорядоченного, и откат к варварскому. Душевный герметизм, толкающий массу, как уже говорилось, вторгаться во все сферы общественной жизни, неизбежно оставляет ей единственный путь для вторжения — прямое действие.

Толстой о власти и рождении фашизма

• Я нахожу, что тяжесть власти над людьми столь велика, что непременно производит изменения в умах и душах тех, кто ею обладает. В конце концов, власть либо возвышает правящего человека, либо, напротив, сталкивает в бездну деградации, причем последнее случается намного чаще первого.

• Только порядочные люди добровольно расстаются с властью.
• Чем глупее король, — тем длиннее кортеж. Чем наивней правитель, — тем больше охраны его окружает.
• Кто знает, что такое власть, тот ведает и то, что это яд, который часто губит правящего и от которого есть лишь одно противоядие — мораль и внутренний самоконтроль.
• Власть, сколь бы она ни была сильна, вовсе не означает всемогущества, чем часто кажется со стороны, ибо владеющие властью не всеведущи и не всесильны.
• Правители, чьи уши не выносят правды, пекутся только о самих себе.
• Великий человек, поставивший себя превыше человеческого, много теряет в собственном величии, тогда как тот, кто не хмелеет от сознания своего величия и не теряет человеческого облика, со временем достигнет еще более значимого положения.
• Почему многие аристократы так болезненно реагируют, если их неверно титулуют? Да потому, что титул — самое большое жизненное достижение этих сиятельных персон. Истинно благородна только добродетель! Аристократ заслуживает уважения только лишь тогда, когда помимо титула он обладает множеством высоких человеческих достоинств и умножает славу родового имени полезными для общества делами.
• Любой правитель рано или поздно становится заложником созданной им системы государственного управления.
• Совесть правителя, сосредоточенная на действительном благополучии народа, — это ни что иное, как высокоразвитая совесть.
• Нельзя вверять бразды правления тому, кто хочет власти только ради власти, поскольку власть сильней всего притягивает худших из людей.
• Воистину, авторитарные правители — несчастнейшие из людей. Вместо друзей они имеют лишь угодливых льстецов и в свое время будут обливаться грязью нынешними подхалимами.