Зоя Афанасьевна Масленикова родилась в 1923 году в семье военного врача. Участник Великой Отечественной войны, военный переводчик, младший лейтенант. Окончила Московский педагогический институт иностранных языков (1974). Работала в Министерстве внешней торговли СССР, редактором В ТАСС. С 1952 профессиональный скульптур, автор скульптурных портретов Б.Л. Пастернака, А.А. Ахматовой, Н. Н. Асеева и ряда других работ, хранящихся в музеях Москвы, С-Петербурга, Красноярска, Чистополя. После знакомства с А. Менем приняла православие, была анонимным редактором его книг, вышедших в бельгийском издательстве « Жизнь с Богом», помогала отцу Александру в его приходской работе.

Выпустила несколько книг стихов, мемуары об А. Мене, несколько книг духовного содержания. Писала о проблемах религии в журнале «Континент».

Умерла в Москве, в 2008г.

 

Искру веры высекает горе
Из души вернее, нежли радость.
Лишь потом понятно – сумма радуг,
Ветер лета, золотое море,
Ветви слов – есть следствия причины.
И звучат духовные созвучья,
Ибо лишь сакральные глубины
Побеждают темноту паучью.
 

Хрустящий воздух колется, как лёд,
На гранях солнце ломкое дробится.
День превращён в хрустальную гробницу
И ждёт, чтобы замёрзнувшая птица
Упала камнем, оборвав полёт.

Застыл одним кристаллом небосвод,
И ангелам сегодня нету дела,
Что жалоба моя оледенела
И, обратившись в неживое тело,
Упала камнем, оборвав полёт.

 

Земля замерла в ожиданье,
Лес обнажённый напрягся в испуге,
Грачи по коричневой пашне потерянно бродят.
Скоро кроткого Сына повлекут на Голгофу.
Земля содрогнётся, небеса прорыдают дождём.
Мы свершим злодеянье, и Пречистая Кровь,
Смешавшись с талой водой,
Почву опять оросит.
И вслед за Страстною неделей
Пасхальные звоны славу Христа возвестят.
В то же мгновенье
Окостеневшие почки на яблонях
Вспыхнут зелёным огнём,
Как свечки молящихся в полночь.
Лики прудов просветлеют.
Горячие руки Христа
Обнимут прощёных убийц:
Тебя и меня.
Любящий взгляд
Холод надзвездный пронзит
И обитаемым сделает мир.
Пасха, Красная Пасха!

 

Просвеченные солнцем травы
На вечереющих лугах
Так явно просятся в оправу,
В мозаику на витражах.

Я не сгребаю их в охапку:
В руках окажется зола,
Рукам немедля станет зябко,
Как от содеянного зла.

Горят фонарики гвоздики
И колокольчиковы бра.
И мне подумать даже дико,
Что сенокос уж у двора.

 

Есть дом один при церкви у шоссе.
На языке старинном и интимном
Я б назвала его странноприимным,
Хотя, быть может, странны там не все.

В нём во главе убогого стола
Священник, отслужив, под образами
Дарит гостей вниманьем и глазами,
Исполненными ласки и тепла.

И в бедной трапезе соединив
Солдат, и атомщиков, домохозяек,
Картошку делит, хлеб им нарезает
С благословенных здешним храмом нив.

У века единение в крови.
И реактивный рёв не заглушает
Беседы плавной и не нарушает
Вневременного таинства любви.

 

Я хочу на стройку храма.
Эта странная стройка начинается
Снесением старых строений.
Молоточками долбят глухую стену,
За которой живёт тайна смысла
Каждого вдоха и выхода.
Я хочу на своё рабочее место
На стройке согласного биения сердец.

 

Моя душа – обширный склад
Кувшинов медных за печатью.
В них джинны пленные сидят,
И я гляжу на них с печалью.

Бунтарка спит в одном из них,
В том – шлюха, в этом – скопидомка,
Тут узурпатор вовсе сник,
Там лгунья, а в другом – мотовка.

Стенают, плачут взаперти
Мои обузданные страсти.
Попробуй рваться запрети!
А выпустить, так разорвут на части.

Но для одной я выбью дно:
Пусть рыщет жажда жить на воле.
Без остальных ведь всё равно
Одна она не воин в поле.

 

Притекаю к Тебе в тишине,
Протекаю в Тебя, как ручей,
Проливаешься Ты в меня,
Наливаешь Собой до краёв.

Мы смешались, сплелись, слились,
Не расторгнуть, не разделить.
Мы на небе иль на земле?
У любви ни часов, ни границ.

Вечность, знаю тебя в лицо!
Царство, я тебя узнаю.
Разверзаются небеса,
Если в дом мой приходит Бог.

 

Бью киркой в породу неуловимостей
И добываю крупицами достоверность.