ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Сплин - Император
8
- Чертов зэк! – удар в поддых, резкий и неожиданный.
Нет, я вовсе не жестокий.
Просто.
Я.
Ненавижу.
Когда меня игнорируют!
- Дорогуша, у Вас не слишком сильный удар, - холодно заметил Принц, мой взгляд, как бы он наверняка выразился, озарился злобой, я ударил снова, на этот раз по личику, которое так было бы здорово испортить, а с другой стороны – даже жаль. Он только вытер кровь подушечками пальцев со щеки и все так же уничтожающе смотрел мне в глаза. Бесит, честное слово.
Я схватил его за шкирку, поволок за собой к пустырю. С этим местом у меня были связаны до этих пор только светлые воспоминания. Да-да, именно здесь, глядя на последний луч заката, я валялся пьяным у железной сетки, за которую весьма удобно цепляться пальцами, которая сверху была празднично и по-новогоднему украшена колючей проволокой. Да-да, здесь мне в пьяном бреду виделись красивые женщины, кажется, одна из них когда-то была… или не была… черт, я что-то потерял мысль в этой эпилептической атаке ностальгии, бр-бр.
Я ударил мальчика снова, чтобы вернуть себе хоть какую-то трезвость мысли, но не особенно получилось. Ему явно было не очень хорошо, он едва держался на ногах. Ну, конечно же. Сперва эти, а теперь я. Мне тоже стало не очень хорошо, ведь получается, что я просто доделываю грязную работу за своих сладеньких маленьких уголовничков.
- Дорогуша, я и подумать не мог, что Вы так любезны, чтобы сделать все за тех, за кем присматриваете. Может быть, после того, как закончите эти бессмысленные пытки… - говорил Принц, а во мне уже кипело негодование. Да что ты знаешь о пытках, чертов мальчишка! Да что ты вообще знаешь! И не смей, черт возьми, читать мои мысли, то, что я все время обращаюсь к тебе, не значит, что ты имеешь на них право! - …Вам стоит вернуться в столовую и доесть кашу за тех, кто не сделал этого сам?.. – нет, ну он просто выбора мне не оставляет. Я бил его, да. Нещадно бил, то по почкам, то по лицу, и он выбешивал меня еще и тем, что стоял и совершенно спокойно, смиренно принимал эти удары судьбы. Нет, ну не судьбы, а меня. Но я же твоя судьба, Принцесса, разве нет?! Наша встреча, мой друг, просто роковая. И я уничтожу тебя быстрее, чем ты уничтожишь меня своим проклятым голубоглазым взглядом. Может, мне и глаза твои вынуть из орбит, а? Аккуратненько так. Чтобы ты меня не вводил в смятение.
- Ты говоришь, пытки, Принцесса… - прошептал я, схватив его за волосы. Мягкие такие, приятные. Ммм. Какой у тебя шампунь, крошка Принц? – Ты еще ничего не знаешь о пытках. Но я устрою тебе шоу.
- Я не боюсь Вас, дорогуша. Единственное что… Купите себе одеколон, прошу Вас. Запах дешевых сигарет, - надменно говорил он. Нет, ну совсем он совесть потерял!! - …запах дешевого алкоголя, запах Вашей дешевой жизни… мне неприятен.
Этот мальчишка, что он о себе думает?! Я его вывел любезно на прогулку, а он вышагивает и делает вид, что меня здесь нет!? А потом еще и нарывается своими проклятыми фразочками! Этим своим чертовым тоном! Этим своим идиотским сладким голоском! Черт возьми, я его ненавижу. Господа, вы верите в ненависть с первого взгляда?! Она существует, уж поверьте мне. Чертов убийца, так не похожий на убийцу. Слишком хорошенький. О, как я ненавижу всех этих смазливых мальчиков с лицами, похожими на девчачьи! О, как я ненавижу все эти манеры, всю эту напускную мишуру! Черт возьми, черт возьми! Никто меня не выбешивал так! Ваше Высочество, Вы, черт Вас дери, единственный в своем роде! Да… Сколько я видел людей, сколько я уничтожил зэков… но тебя я запомню, черт возьми, надолго! Тебя я не забуду, уж поверь. Можешь считать меня сентиментальным идиотом, но я вырежу твое проклятое имя, которого даже не помню, ножом на коже, чтобы никогда не забыть! Разумеется, потом. После. Когда твоя никчемная жизнь оборвется в моих руках.
Я ударил его снова. И снова. И снова. И снова. И снова, но почему-то никакого удовлетворения мне это не принесло. Не знаю, в чем тут дело. Не то в Вас, Ваше Высочество, не то во мне, не то в том, что я хочу курить, или пить, или женщину, или… Не знаю я уже, чего хочу. Наверное, раз и навсегда стереть надменную улыбку с его окровавленных губ. Не знаю, зачем. Раздражает просто. Я вообще теряю мысль сейчас, потому что… Не знаю почему. Со мной что-то не так. Эй, Ваше Высочество, я, кажется, заболел. Может, на Вас покашлять и заразить какой-нибудь дрянью? Впрочем, мне тебя даже заражать нечем, не так и много было случайных связей. Боже. О чем это я?! Боже, боже, дай по роже.
- Спасибо, конечно, Вам, дорогуша, за прогулку, свежий воздух пойдет мне на пользу, - нет, смотрите-ка, ему тяжеловато говорить, ну наконец-то хоть какой-то прогресс. – Но боюсь, что мне пора возвращаться в мою камеру, - ээээй! Что за дела?! Ты совсем сдурел?! Какого дьявола?! Он разворачивается, воспользовавшись тем, что я его не держу уже, потому что бить и держать – это как-то не по-джентльменски, ха-ха. Все для тебя, Принцесса, а ты разворачиваешься, дрянь, и уходишь!?! Шаг, еще шаг. Хватит. Ты превысил позволенный тебе шаг в сторону. Мне считать, что это попытка сбежать!?
Я поймал его тонкое запястье в кольцо своих грубых пальцев. Потерпи, хороший мой, недолго осталось. Совсем чуть-чуть.
- Запомни, принцесса, здесь я решаю, что тебе пора, а что нет, и никто другой. Твоя жизнь не принадлежит тебе, она в моих руках, - ааа! Я точно от него что-то подцепил! Зачем столько слов?! К чему эти длинные фразы!? Боже, боже, дай по роже! Я прижал его к сетке, нет, не так. Я вжал его в сетку, вплотную стоя рядом и сжимая его запястья, на всякий случай оба, над его головой, и прошептал. Ласково. На ушко. – Как и весь ты, - я скользнул взглядом по его лицу, по тельцу, хрупкому и худому. Интересно, он рос в концлагере, что такой худой? Бедняжка, так и откинуть очаровательные стройные копытца недолго, мне будет жаль, правда жаль.
Если ты умрешь своей смертью, чертов мальчик. Если тебя убью не я, мне правда будет очень жаль. Свободной рукой я проскользил по его напряженным ребрам – забавный оборот, я совсем сдурел, и думаю, что кости могут быть напряжены, ну а что? Кто сказал, что надзирателю нужно знать анатомию? Кто сказал, что дрессировщику нужно знать анатомию? Впрочем… Я же здесь зверь, а все эти крошки – убийцы, маньяки и просто идиотики – они же ни в чем не виноваты, они же хорошие, не так ли?
А мальчик насторожился, даа.
Ну что? Кто попробует угадать, что я буду делать в следующую секунду?! Никто. Я и сам не знаю.
- Я не вещь, чтобы кому-то принадлежать, - да ладно, малыш! Ты зазнаешься, а сколько в этих дурацких красивых голубых глазах уверенности в этом.
- Докажи, - полушепотом, чтобы пощекотать его ушко, а заодно и нервы дыханием, сказал я, глядя, как с уголка губ течет бордовая капля. И стер ее. Губами. Жадно, да. И порывисто, очень. Мне просто очень нравится вкус крови. Вот и все.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Ashram - Spirit Of The Rising Moon
- Я бы с большим удовольствием сейчас поприсутствовал на похоронах, - унылым голосом проворчал я, потому что никакого самообладания не хватало на то положение, в котором я оказался. Только сейчас мне вдруг стало грустно, но отнюдь не от того, что моя «преступная деятельность» была пресечена законом, не от того нескончаемого срока, на который меня приговорили, не от разбитого лица или перспективы снова и снова повторять эту нелепую ситуацию, произошедшую сегодня в столовой. Единственная вещь, которая беспокоила меня – искусство.
Я знаю, что очень странно с моей стороны оказавшись в тюрьме думать об искусстве, но я вообще очень редко делаю что-то предсказуемое и обычное. Поэтому сейчас, ступая по сухой выжженной солнцем земле рядом с отнюдь не дружелюбно настроенным надзирателем, я думаю о том, что находясь здесь я рискую сгинуть бесследно, не оставив после себя ничего, что могло бы вызвать восторг или ненависть, уважение или ужас. Мне очень печально от мыслей о том, что никто не понимает меня и едва ли сможет понять, и все, на что я могу рассчитывать – холодное призрение, осуждение и упреки.
Мерзкий преступник! Убийца без совести и раскаяния! Душегуб, маньяк, выродок... Сколько сладких слов я услышал в свой адрес? Сколько еще услышу? И все же... все же...
Мне вдруг вспомнилась моя последняя жертва, мне вдруг так мучительно захотелось прикоснуться к струнам скрипичным, ощутить легкую вибрацию в ответ, если слегка нажать. Моя последняя жертва играла на скрипке. Это была очень тонкая и очень тощая девушка, но она не была слабой и сердобольной, а наоборот какой-то жилистой и слишком живой.
...Легкое черное платье открывало ее острые плечи и ключицы, напоминающие скрипичные струны. Или нет же? Смычок? Так они были натянуты и так дрожали при дыхании. Она обнимала бокал пальцами и совсем не боялась смерти.
- Мне почему-то кажется, что я не переживу сегодняшний вечер, - сказала она в какой-то момент и слова словно ударили меня по лицу, я встал из-за стола, подошел к окну и прижав мундштук к губам вдохнул сладкий опиумный дым, потом выпустил остатки в воздух. Он закружился по комнате легким облаком.
- Мне почему-то кажется, что вы хотите меня убить, мой любезный принц, - продолжала она и я чувствовал, что она смотрит мне в спину, когда хочет посмотреть в глаза, хотя бы в последний раз.
- А я не боюсь смерти, - вдруг бросила она резко, и поставила бокал на стол, я слышал звук удара, сколько силы она вложила в этот жест, - и не боюсь вас...
- И правильно, моя дорогая... – прошептал я, выпуская в воздух новую струйку опиумного дыма, - я лишь художник... я лишь игрушка в руках вечности, скульптор... – мне было мучительно грустно в тот вечер, мне очень сильно, как и сейчас, хотелось коснуться скрипичных струн, - подумай... зачем мы живем?... зачем, зачем? Чтобы наполнять свою жизнь отвратительной грязной суетой, разолгаться, умирать каждый день, чтобы однажды умереть навсегда, навечно, оставив после себя все то, бывшее нашим миром... надоевшую работу, пустую квартиру, выросших детей, множество ненужных вещей... а что останется тогда от нас... что останется?
- Я не знаю, - сказала она.
Я курил опиум, она сидела за столом и ее резкие ключицы в худом теле как и все мышцы были напряжены до предела, хотя ее сознание уже мутнело под действием сладкого дурманящего яда.
- Нам смерть кажется чем-то отвратительным, страшным, противоестественным... потому что мы так боимся расстаться со всеми этими ненужными вещами, с этой пустой квартирой, надоевшей работой... Нам все кажется страшным, противоестественным за пределами этого убогого квадратного мирка... Боже мой, боже... ты так прекрасна, неужели ты хотела бы такой судьбы? – я продолжал курить и говорил не оборачиваясь. А тем временем она перестала сидеть и сбросила все со стола – я слышал звон стекла и посуды, и забралась на него, легла, кажется, сложив руки на груди. У нее были очень большие руки с широкими ладонями и длинными пальцами.
- Ты выйдешь замуж, будешь работать до позеленения, слушать упреки мужа, лысеющего, толстеющего, становящегося ворчливым... ты сама потолстеешь, станешь ворчливой, злобноватой, суетной... ты убьешь во все себе, что дышало молодостью, красотой и изящество, все то, что делало тебя тобой... Или ты только хочешь казаться такой? Или я только хочу казаться таким... собой...
Я выпустил из рук мундштук, и он плюхнулся на пол, закатился куда-то, огонек потух во время полета. Я обернулся, провел пальцами по лицу и мне тогда вдруг стало очень страшно и очень больно.
- Единственная вещь, в мире заставляющая нас быть по-настоящему честными с собой! – почти выкрикнул я, убрал руку и подошел к ней, кажется, она еще дышала. Но остекленелый взгляд был каким-то совсем пустым, наверное, ей осталось совсем немного.
- Смерть... – слова повисли в воздухе вместе с опиумным дымом.
- Смерть, слышишь? Только смерть... - закончил я, и стало тихо. Ее сердце не билось, мое, кажется тоже. Ее волосы разметались по старому дереву там, где еще недавно стояли бокалы и свечи. Я зажег свечу и поставил у нее в изголовье, а потом от этого пламени прикурил обычные сигареты, но с каким-то резким цветочным ароматом. Этот аромат напоминал ее духи.
Этот аромат напоминал запах смерти. А как вы думаете, какой он... Запах смерти?... Наверное, такой же сладкий и незабываемый, как прикосновение к струнам скрипичным...

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Сплин - Фюрер, фюрер
- Это же Зверь… Тише, тише… - зашептались, зашушукались и замолчали. Родные мои уголовнички, страшно, да? А не было страшно убивать женщин и детей? Или кого там кто из вас убивал? Ну не бойтесь, уголовнички, если кому-то повезет, то в личном деле так и напишут: «От полученных ранений скончался, не приходя в сознание». Это лучший исход, только вот не друг другу решать, когда наступит этот счастливый день для каждого из вас, решать мне. Исключительное такое право.
Этот мой подопечный, судя по всему, не ожидал такого приема, да уж, не по-королевски с ним обошлись. Впрочем, чего он ждал? С таким острым языком, который почему-то не укоротили еще за все его 20 или сколько там ему лет. И с такой, черт бы побрал ее, внешностью. Ваше Высочество, а Вам не говорили, что кровь Вам чертовски к лицу? Пожалуй, стоит бить его чаще… Впрочем, о чем это я? У меня и без того целая очередь напрашивающихся! Я окинул взглядом всех этих уголовников, притихли, черти, мне теперь даже придраться не к кому. Эээй! Заточки на пол, вы окружены! Смешно было бы сказать такое в тюрьме. Но я все-таки не юморист, а надзиратель. И поэтому… Что это?! Шорох?! Дыхание?! Да кто тут посмел в моем присутствии еще и дышать?!
Таааак… Что-то в этой чертовой моей замечательной и любимой тюрьме совсем подзабыли о правилах, черти! Ну ничего, я напомню. Еще один удар по почкам с ноги – как раз в напоминание оборзевшему господину под номером 8477545. Хм… А это ведь идея!
- Кто следующий? – громко спросил я, невзначай поставив ногу ему на спину, и огляделся по сторонам. – Разыгрывается лот №8. «Пинок под зад начищенным до блеска ботинком», - от ударов по этому туловищу, что служит мне теперь, корчась от боли, подставкой для ног, ботинки и впрямь выглядят чистыми, почти как новые. Отличный денек, сэкономлю на гуталине. – Начальная цена… Косой взгляд, ай-ай-ай, господин заключенный, Вам должно быть стыдно, - я оставил в покое этого и схватил за шкирку другого, он тоже сидел с Его Высочеством за одним столом, так что, думаю, есть за что. – Косой взгляд раз, косой взгляд два, косой взгляд три. Продано господину под номером 9358865, - и покупатель получает свой лот в полной мере. У меня все по-честному, как в лотерее. – Мне торги продолжать?! – спросил я, все затихли, сволочи, и Его Высочество тоже помолчал. Может, еще помочь тебе подняться, Принцесса? Подать руку, потом платочком вытереть кровь с прекрасного лица? Прости, приятель, как-нибудь в другой жизни. – А теперь, детки, слушаем сюда внимательно! – и все-таки подать руку и помочь подняться, да, конечно. Я схватил Принца за шкирку, заставляя подняться, и кашлянул для важности, потом торжественно продолжил. – Это мой зэк! – и любой, кто прикоснется к нему, будет иметь дело со мной, ха-ха. Отлично, я не надзиратель, я телохранитель Его Высочества! Нет, это слишком, вроде бы я даже не пил вчера, а в голове такой бред! Боже, Боже, что же на свете-то делается. Ха. - И бить его можно только с моего разрешения. Да и то по праздникам, - добавил я на всякий случай. Нет, ну правда, беспредел какой-то… Обидно даже. Это мой зэк, черт побери, и не хрен никому больше его мучить. Мне что ему на лоб клеймо поставить?! С надписью «личная собственность Гордона»?! – Что застыли, поросята? Ну-ка быстро продолжаем кушать сладкую кашку, а не то дядя-надзиратель по углам поставит, - да, и тогда мало не покажется. Эй, дядя Пит, зачем ты отобрал у меня плетку и шокер? Было так весело, так весело. – Сидеть! – рявкнул я, сели, молодцы. - Кто сейчас же не продолжит трапезу, я не виноват, - сказал я, дернул Принца к себе за руку, бедняга, едва не упал. Ай-ай, разве можно быть таким неосторожным. – Пойдем, - приказал я ему и оглянулся на одного из зэков. – Эй, лысый! Я слежу за тобой, - я жестом дал ему это понять, и еще дал понять, недвусмысленно, что с ним будет, если он еще раз позволит себе что-то лишнее.
- Разве мне не положено… - смотрите-ка, кто заговорил! Смотрите-ка, кто опять нарывается на неприятности. Ну что за человек, а? Мне, право, даже боязно оставлять его наедине – в столовой или, того хуже, в душевой – с этими грубыми неотесанными мужланами, ха-ха. Ну что, собственность Гордона, может, скажешь мне спасибо или, еще уместнее, бросишься мне на шею с криками: «О, мой герой!»?! Нет, молчишь, и опять я веду с тобой бессмысленные мысленные диалоги. Эй, врача мне, врача, но, к несчастью, по страховке мне отчего-то не положен психиатр. Мы шли с Принцем по коридору. Он вышагивал важно, а я плелся следом, и я начал уже сомневаться, что это я его веду, а не он меня.
- Слушай, Принцесса, что и когда тебе положено, решаю здесь я, - заверил его я и любезно открывал перед ним все эти скрипучие решетчатые двери, пока наконец мы не оказались перед воротами.
- Вы надзиратель или начальник тюрьмы, дорогуша? – язвительно спросил Принц. Что? Думал, я шуток не понимаю и сразу бью в лоб? Следовало бы оправдать твои ожидания.
- Зови меня хозяин, не ошибешься, - ответил ему вместо этого я, хмыкнув. На Острове в это утро была на удивление хорошая погода. Ни тебе бури, ни тебе осадков. Что не день экспериментов? Солнце светит, курорт, ей-Богу. Я толкнул своего подопечного вперед, он с каким-то удивлением ступал по сухой, растрескавшейся земле и озирался по сторонам, а я подумал, что к этому ошейнику, который нежно так обнимал-сжимал хрупкую шею Принца, не хватает еще только поводка. Так, для колорита. И для удобства, пожалуй. А еще зэков можно было бы дрессировать, «апорт» там, к примеру, «барьер», «голос». Нужно предложить дяде Питу новаторскую идею. Ну а что? Команды «сидеть» и «лежать» они уже усвоили. – Ты только посмотри, какая чудная погода, - тебе чертовски повезло, что сегодня не день экспериментов. Впрочем, у тебя впереди еще много-много дней. И однажды я, честное слово, сам проведу над тобой лично какой-нибудь эксперимент, так, по дружбе.
- Вы прервали мой завтрак только ради того, чтобы поговорить о погоде? – чертов мальчик, ну я же с тобой вежливо, дружелюбно, а ты опять нарываешься. Что за зэки пошли, а? Все им не так.
- Заткни свой чертов высокохудожественный рот и наслаждайся прогулкой, тебе не скоро снова удастся покинуть эту бетонную коробку. И глупо, чрезвычайно глупо еще с твоей стороны так со мной разговаривать. Я ведь могу навестить тебя этой ночью и… - нет, не могу я жить нормально, без спецэффектов, всего один короткий слабый удар – а то мальчик забывается – а потом его за волосы и прижать к себе, развернув спиной, прошептать на ухо. – И выпотрошу твои кишки, не о такой смерти мечтало Ваше Высочество, не так ли? И поверь мне, Принцесса, это самое нежное из всего, что я могу с тобой сделать… - и оттолкнуть с такой силой, что он снова едва удержался на ногах. – Так что шагай, шагай. И улыбайся. Не на похоронах же, - пока не на похоронах. С таким языком, черт его дери, недолго рыпаться. Если, конечно, снова не появится добрый надзиратель, который тебя спасет и защитит. Как свою собственность.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Sopor Aeternus & The Ensemble of Shadows - Blackbone Practise
Утро в тюрьме – вселяет радость и определенный заряд оптимизма. Впрочем, радует уже хотя бы то, что мне удалось уснуть в этом чертовски неудобном положении, на несколько ничтожных часов.
... мне вспомнилась моя прежняя жизнь, прежнее утро. Я жил на десятом этаже и вид из окна простирался великолепный, особенно когда просыпаешься незадолго до рассвета, успеваешь сделать несколько глотков ароматного кофе и выкурить шоколадную сигару – по утрам я никогда не курил опиум.
У меня было такое правило – никогда не курить его в светлое время суток.
В некоторых религиях есть предубеждения о том, что ночью бог и другие высшие силы отправляются на покой, поэтому можно совершать многие поступки запрещенные днем, пока боги не видят. В моем запрете было что-то от этой глупой суеверности.
Также, как я запрещал себе убивать после полуночи, или днем. Только пока стрелка часов не начала еще один круг можно совершать убийство, тогда это будет правильным и совершенным. Убийство – своего рода искусство, и в нем есть свои правила. Поэтому я ненавижу скорченные в последней агонии тела, искаженные ужасом лица. Яды, которые я использую убивают быстро и почти безболезненно, не оставляя никаких следов на теле, скорее парализуя, чем убивая, поэтому идеальны. Зачем это отраженное на предсмертной маске уродство, крик, боль? Смерть похожа на сон – сладкий и слишком продолжительный сон. Вы видели, чтобы люди кричали во сне? Только во время кошмаров... Нет, я никогда не хотел, чтобы моим прекрасным девочкам снились кошмары... Только самые сладкие сны...
... А здесь часто кричат по ночам, и этой ночью я часто слышал крики, стоны, какие-то слова брошенные в разгоряченном бреду. Утром я даже и не узнаю этих людей, о чьей слабости мне довелось узнать долгой бессонной ночью, они будут одинаковыми – смиренными и покорными заключенными. Каким должен быть и я.
Подъем слишком рано, непривычно, но я не могу сказать, сколько сейчас времени – у меня нет часов, и нигде здесь нет часов, потому что здесь вообще нет времени. И надзиратели выпускают всех из своих камер, гонят в ледяной, отрезвляющий, как прикосновения реальности душ.
... Отодвинув тяжелые бархатные шторы, пахнущие пылью и ладаном, я смотрю на огромное ослепительное солнце, поднимающееся над домами, потом снова задергиваю шторы; мягкий полумрак не раздражает чувствительные глаза.
Медленно выпуская в воздух приторный сладковатый дым, закрывать глаза в сладкой полудреме, но не позволять себе погрузиться в сон. Вытянуть с полки очень старого шкафа не менее старую книгу, открыть наугад и читать громко, чтобы голос наполнял звонкую тишину пустой квартиры:
Целует клавиши прелестная рука;
И в сером сумраке, немного розоватом...
В одной из комнат есть фортепиано – несомненно, самая старая вещь во всей моей квартире полной всевозможным антиквариатом... И однажды, одна из моих жертв, когда я вспоминаю ее сейчас она кажется мне самой прекрасной из всех, кого я, когда-либо видел в этой жизни, играла на этом инструменте.
Эта девочка была очень скромной, что уже особенно выделяло ее среди всех, приходивших сюда, напоказ культивировавших свою красоту напоказ. Даже красивой она особенно не была, но эта душа... спрятанная под серой невзрачной одеждой, очками и мышиного цвета волосами, собранными в хилый хвостик. Она была божественной.
- Можно поиграть? – спросила она, осторожно касаясь тонкими слишком худыми пальцами крышки, проводя по ней, стирая толстый слой пыли.
- Оно расстроено, девочка моя, - предупредил я, затягиваясь опиумом, наблюдая за ее движениями.
- Пожалуйста, - взмолилась она, и как же? Я не мог отказать такой прекрасной даме...
... Тюремная столовая отличалась от всех серых невзрачных помещений с голыми стенами только тем, что в воздухе витала смесь отвратительных запахов того, что здесь называлось едой. Мой утонченный нюх сразу же уловил в нем множество тех веществ, которыми даже в городе пахнет только на помойках. Я скривился, но никто особенно здесь не интересовался своим мнением.
Поднос и какая-то серо-буро-малиновая жижа, которую разливают по сомнительно чистым тарелкам. После меня как-то не очень вежливо подтолкнули к свободному месту, рядом с парой унылых заключенных, уплетавших это пойло с большим аппетитом.
- О, новенький, - потянул один из них, сидевший напротив, смуглый качок, весь покрытый татуировками. Как вульгарно и безвкусно покрывать свое тело этой мазней. Да рисунки первоклассников и то имеют большую художественную ценность. Я пропустил его слова мимо ушей и с отвращением поковырял ложкой содержимое тарелки. А где нож, вилка? Ну что за правила этикета, черт возьми? Они бы еще руками это предложили, есть, и вообще... что это, черт возьми?
- Смотри-ка... а его не обстригли, - хмыкнул еще один из моих соседей.
- Конечно, пожалели такую шевелюру, - пробурчал сидевший рядом со мной сутулый и щуплый человек неопределенного возраста, потом перестал, есть и покосился на меня, - ты, что, мальчик, тут забыл? На экскурсию приехал?
- Или это девочка? – хихикнул еще один зэк, как раз, проходивший мимо с подносом, и схватил меня за волосы, вовсе не так, как тот надзиратель, но все равно неприятно, - посмотри какая грива... Чем не куколка Барби?
... Куклы... все эти прекрасные принцессы, прекрасные куклы, испившие смеси хорошего яда и хорошего вина были не настоящими, игрушечными... Их красота была мертвой, и одна только эта девочка, просившая играть на фортепиано, была живой. У всех была разная реакция на новость о том, что в бокале, который они только что осушили был яд, а у нее совсем другая, не похожая на них... Она осталась живой даже после смерти, я никогда не видел таких живых мертвых глаз, кажущихся слишком большими из-за очков.
- За что? – прошептала она, без крика, без истерики, слез или страха. Она поставила бокал на стол и сильно сжала бледные пальцы так, что они покраснели.
- Красота мимолетна и уязвима, моя милая леди, - грустно произнес я и положил мундштук в стеклянную пепельницу, чтобы он не мешался в руках, пока я пил вино из одного бокала, такого же, как ее, с небольшой разницей, что вино в нем не было отравлено, а второй держал книгу... Поль Верлен... – смерть делает ее вечной, - заключил я наконец, и принялся медленно, нараспев читать, - ... и все полно ее пьянящим ароматом,
И вот я чувствую, как будто колыбель Баюкает мой дух, усталый и скорбящий...
... Странно, что меня с моим букетом того, что они называют психическими отклонениями отправили сюда, а не в сумасшедший дом, в дом скорби. Впрочем, кто знает, что лучше – превратиться в безвольную марионетку под действием психотропные препаратов или сгнить здесь в обществе отбросов общества, тех, на кого я предпочитал даже не смотреть при своей прежней жизни, чтобы не коснуться этой грязи даже взглядом.
- Я бы не стал на вашем месте афишировать то, что в детстве вы играли в куклы, - проговорил я не дрогнувшим голосом, и добавил, подумав, - и отпустите мои волосы, пожалуйста, дорогуша...
- Что-что?! – кажется, заключенный за моей спиной слегка растерялся, но был несколько зол, поскольку волосы он все-таки выпустил, скорее в смятении, чем, последовав моей просьбе. Некоторое время он вникал в смысл сказанных мною слов, похоже, ненормативная лексика была для него куда понятнее.
- Ты вообще понял, что ты сказал, трансвестит чертов?! – он дополнил свои слова резким ударом в спину. Я стиснул зубы, но самообладания не потерял.
- В отличие от тебя, дорогуша, - когда я не испытываю к людям никакого уважения никакая вежливость не заставит меня обращаться к ним на «вы», - я всегда осознаю, что говорю и отвечаю за свои слова, а к тебе больше относится понятие «ляпнул не подумав».
По рядам заключенных, которые перестали стучать ложками об опустевшие днища тарелок прокатилась волна смешков и рокота, все как-то затихли, прислушиваясь к перепалке, явно отвыкшие от каких либо интересных событий в своей жизни.
- Да ты мне сейчас ответишь за свои слова, шлюха чертова! – я определенно узнаю о себе много нового за время пребывания здесь. Стоявший у меня за спиной человек, а я даже не знал, как он выглядит, швырнул в сторону свою похлебку или кашу, или ту дрянь, которую так упоенно хлебали все остальные, а у меня язык не поворачивался назвать едой. Он схватил меня за рубашку на спине и толкнул на пол, ткань затрещала, но выдержала, похоже, она была на это рассчитана. От одного удара я увернулся, а второй меня все-таки настиг и впечатал лопатками в холодный каменный пол. Сам нападавший, был он невысокого роста, узкоглазым и широколицым, неистовым в бою, и раскрасневшимся от злости прыгнул сверху, запахнувшись надо мной ложкой – а ведь ее другой стороной вполне можно выколоть глаза. Похоже, это он и собирался сделать.
- Какая экспрессия, - хмыкнул я, с трудом высвободил руки и похлопал в ладоши, - дорогуша, а ты никогда не думал о карьере в цирке? Намучались бы с тобой дрессировщики...
- Закрой пасть! – прорычал он, и я вовремя успел убрать голову ложка воткнулась совсем рядом с моим ухом.
- ... или в зоопарке, - заключил я, - только за решеткой тебя и можно держать...
Ему надоела моя изворотливость, и он, отбросив ложку, отдал предпочтение старым добрым кулакам – как же это старо и банально, черт возьми. Но с разбитой губой и полным ртом крови, к сожалению много не поговоришь... И конечно, как же волосы без внимания оставить? Я уже начал сокрушаться о том, что начальник тюрьмы пожалел их и позволил оставить их, и не позволил обрить меня под ноль, как остальных заключенных. Зэк вцепился в них с особенной неистовостью и принялся бить меня головой об каменный пол. Больно, черт возьми... Очень больно.
- Ну что!? Наговорился, придурок?!
Я недостоин был той красивой смерти, которую подарил этим нежным феям, может быть достоин хоть такой? ... Нет.
Кто-то сильно ударил самого нападавшего и скинул его с меня и парой пинков заставил забыть о желании на кого-либо нападать. Я с трудом открыл глаза, которые сейчас застилала кровавая пелена, видел я очень плохо, но узнать этого человека я смог. Которому был обязан спасением? Или наоборот продлением бесполезных мук и грустной обреченной жизни здесь?
Мой полночный гость... Как там его зовут? Генрих... Нет, нет, нет. Гордон, как Байрона, только он не пишет стихов, и куда охотнее работает кулаками, чем мозгами. Да, первое впечатление об этой тюрьме, после бесконечных коридоров, бумаг и ненужной кутерьмы. Первый, кто дал мне понять, что ждет меня здесь за ближайшие? Я надеюсь, моя жизнь не будет особенно долгой. За ближайший пожизненный срок, ведь я все-таки серийный убийца... Странно говорить это о себе... Ведь все они, эти зэки, преступники, готовые перегрызть друг другу горло, избить за одни только слова – они убийца. А я всего лишь... человек искусства?
Ведь настоящее убийство – тоже определенный вид искусства...
Но кому я буду это объяснять? Кто станет это слушать, здесь вообще мало кто прислушивается к словам...
Добро пожаловать в тюрьму.
Добро пожаловать в жестокую грязную реальность, Принц волшебной страны опиумных грез.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Сплин - Фюрер, фюрер
Ну кого еще принесла нелегкая?! Вот только соберешься научить уму-разуму какого-нибудь кретина, возомнившего себя вправе отнимать чужие жизни, так обязательно кто-то придет и все испортит! Вот не сидится же кому-то дома. Или в камере? Ага, сейчас! Да даже думать о побеге я здесь никому не позволю. В конце концов, недавние события послужили прекрасной иллюстрацией к размышлениям о том, к чему приводит все это глупое, бесполезное либеральничество. Напротив двери остановился начальник тюрьмы. Он по обыкновению держал в руках коробку с пончиками и увлеченно уплетал один за другим, глядя на меня, я вздохнул. Ну и что ему понадобилось, черт побери?! Он давно уже должен был уйти, ну там, домой или за новой коробкой пончиков! Но уж точно не мешать мне работать! Я знаю, что делаю и как делаю, и никто не может указывать мне или советовать, это приходится, рано или поздно, уяснить всем, кому поневоле приходится со мной пересекаться.
- Тебе чертовски повезло, Арчи, - сказал я шепотом, не отрывая приветливого взгляда от начальника.
- Меня зовут Адриан, дорогуша, но если Вы не в состоянии запомнить, можете называть меня Ваше Высочество, - прошептал он в ответ, и мне лишний раз захотелось ему хорошенько врезать, может, хотя бы мозги в его прелестной головке встали бы на место. Нашелся Принц, черт его дери, тоже мне. Да будь моя воля, его троном стал бы электрический стул!..
- Дядя Пит!.. – протянул я, так разочарованно, что мой дорогой подопечный даже отвлекся от своего занятия – а он какого-то черта изображал тут неприкасаемого. Да это смешно, ей-Богу! Эй ты, давай, жалуйся боссу, скажи, что тебя обижали и сделали тебе больно! Эй, ну давай же, валяй, а вдруг поможет? Вдруг дядя Пит, добрая душа, тебя пожалеет, погладит по твоим чертовым шелковым волосам да еще и угостит пончиком? Так что же ты медлишь, бросайся ему в ноги, умоляй о пощаде, умоляй что ли дать тебе другого надзирателя! Дядя Пит непременно предоставит тебе выбор, он всех жалеет. Он даже меня, как видишь, пожалел, взял на работу. О, черт! Похоже, я совсем тронулся, раз веду мысленные диалоги с этим зэком! Можно подумать, он читает мысли и вот-вот ответит мне! Смешно, Гордон, очень смешно. Отлично! Теперь я и с собой говорю. Впрочем, когда не говорил?
- Гордон, как тут у вас? Все в порядке? – спросил дядя, да на его животе едва-едва сходятся пуговицы рубашки. Ох, дядя, дядя, погонять бы и тебя заодно, кругов двести вокруг тюрьмы, а? Тебе бы и самому легче стало. Та-а-а-ак, теперь я еще и с Питом веду мысленные диалоги. Мой новый зэк на меня плохо влияет. Определенно. Я снова покосился на него, на этого Принца, и столкнулся с его важным, исполненным какой-то гордости взглядом. Да кем мнит себя этот мальчишка?
- Конечно, дядя Пит, все просто отлично, вот, познакомился со своим новым подопечным, - сказал я, на всякий случай, пряча руки в карман, еще не хватало ему заметить кровь на костяшках. Дядя Пит покончил с очередным пончиком и довольно улыбнулся, не то от того, что пончик оказался слаще остальных, не то от того, что был доволен моим более, чем лояльным ответом.
- А могу я с ним поговорить? – спросил он наивно. Ха, да мог бы я тебе запретить, я бы вообще тебя не пускал сюда, да. Действительно, не пустил бы, и он бы не помешал мне делать с мальчиком все, что я захочу. Бить, я имею ввиду. Ах нет, простите, я же называю это воспитательными работами! Интересно, а как он называл свою дурную привычку лишать жизни юных красавиц? Скорее всего, освобождением. Ну, конечно. «Они же так хороши, слишком хороши для этого мира, нужно их спасать скорее!». Мдааа… Логика, черт ее подери.
- Ну что за вопрос, дядя! Заходи, - я впустил его в камеру, и он, раскачиваясь из стороны в сторону, прошагал к стулу, ах нет, простите мне мое невежество, к трону Его Высочества, и посмотрел на него внимательно.
- Божечки! – воскликнул он, прижав грязную, жирную ладонь к щеке, и обернулся на меня. – Гордон, что это значит? Почему у него кровь? – да черт, так и знал, что бить надо по почкам. Ничему меня жизнь не учит, теперь нужно придумывать какую-то страшную историю о том, что он, к примеру, ел чьи-то внутренности, и я не смог сдержать своего негодования, ну или любой другой бред, который, по обыкновению с интересом, дядя Пит выслушает, покивает, а может и всплакнет, если история будет достаточно сентиментальной.
- Позвольте мне ответить, - подал голос мой дорогой новоявленный подопечный. Что такое, детка? Хочешь рассказать доброму дяде, как издевался над тобой этот ужасный человек? Валяй. У меня будет повод напиться. – Видите ли, я имел неосторожность заснуть на этом стуле и проснулся от кошмаров, они мучают меня в последнее время, так вот, проснулся и упал. Такая неловкость, - да что он себе позволяет? Кто ему разрешал меня прикрывать? Глупый мальчишка, играет тут в благородство. И зачем мне теперь напиваться? Ну черт… Почему сегодня все ломают мои планы, а? Черная полоса? Или белая. Найди десять отличий.
- Ох, бедняга… - дядя Пит хотел даже погладить его по волосам, но мальчишка отпрянул, и начальник тюрьмы тут же позабыл о своем намерении, только задал ему еще один вопрос. – Как кормят?
- Дядя, тебя только это и интересует, пойдем лучше. Я тебя провожу домой, а то тетя ни за что не поверит, что ты задержался на работе, - сказал я, по-свойски приобняв его за плечи, и повел прочь. – Только попрощаюсь с заключенным.
- Конечно, конечно, - закивал дядя Пит, он пошел дальше по коридору, а я шагнул к Принцу. Ну что же, мой бедный заключенный, пожелать тебе спокойной ночи?
- Вы что-то забыли? – поинтересовался он, я только усмехнулся, глядя ему в глаза. Ну что за цвет, черт побери?! Лазурь, бирюза, небо… Или лед. Да какая разница, я не за этим вернулся. Я снова схватил его за волосы и заставил и его смотреть мне в глаза. Глаза в глаза. Или око за око.
- Слушай ты, я, конечно, оценил твое это благородство и все такое, но не советую тебе впредь вмешиваться в разговоры взрослых, усек? – снова дымом ему в лицо. А что такое? Мне может, нравится делиться с людьми. Тем же никотином.
- Я буду поступать в соответствии со своими понятиями о чести, дорогуша, - сказал он, чертов крысеныш, я схватил его за ворот тюремной рубашки и заставил приподняться. Его красивое лицо теперь было куда ближе. Так удобнее смотреть в эти дурацкие красивые глаза и подбирать слово, чтобы описать их цвет. Так море или небо, черт побери?!
- Тогда не обижайся, когда я начну поступать в соответствии со своими, - ухмыльнулся я и резко отпустил его, он, конечно же, рухнул на стул. Но мне было этого мало, я наклонился к нему и прошептал на ухо. – Спокойной ночи, принцесса… - и ушел прочь. Не заставлять же дядю ждать!

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Diorama - Definition power
Я страдальчески прикрыл глаза мечтая только об одном, чтобы мой полночный гость наконец-то отпустил волосы, потому что сидеть в таком положении было несколько неудобно. В остальном – мне было глубоко все равно, что тут происходит, если не обращать внимания на грязь, мерзкие запахи тюрьмы, грубость и жестокость, царившие здесь.
После моей сладкой опиумной бездны, наркотического экстаза и сладостного забытья своих фантазий было несколько непривычно оказаться здесь, но я не из тех людей, которые бы пытались сбежать или отвести от себя наказание за свою вину. Я признаю себя виноватым, и признавал, подсыпая яд в высокие бокалы каждой новой очаровательной девочки, слишком они были прелестны и нежны для этого грязного грубого мира. Я всего лишь избавил их от страданий, избавив от жизни, и для кого-то это считается преступлением. Я – человек чести, и если на моей совести совершенное преступление, значит, я раскаюсь в нем, и раскаиваюсь сейчас, принимая все происходящее как данность...
А мои очаровательные куколки, мои прелестные гостьи никогда не узнают того, что придется познать мне, я заплатил своими страданиями за их, я оплачу своей кровью ту кровь, которую выпустил из их юных тел...
- Дорогуша, у вас... отвратительные сигареты, - изучая его из-под полуприкрытых ресниц поделился я. А он ничего... для тюремного надзирателя черты лица слишком точеные и аристократичные, вам бы, друг мой, заниматься искусством, а не сторожить и перевоспитывать падших людей, и да, конечно же, не курить эту дешевую дрянь.
Кажется, он разозлился, но скорее был изумлен этими словами, потому что в первое мгновение по его лицу читалось явное недоумение и только потом – ярость.
- Что? – хрипло переспросил он, все еще сомневаясь в услышанном. Проблемы со слухом? Мне не трудно повторить.
- Ваши сигареты просто отвратительны, - я криво ухмыльнулся и попытался сам вырвать волосы у него, но он держал крепко, жалко, черт побери, волосы. И запах сигарет – горький и резкий, совершенно безвкусный и тошнотворный начинал раздражать.
- А не вырвать ли тебе язык, гаденыш!? – прорычал он, дернул со всей силы – я ждал этого черт побери! Если кто-то хватает тебя за волосы, это не просто так! Обязательно дернет... – и отпустил так резко, что я чуть не свалился со стула, но чудом удержал равновесие.
- Я не думаю, что это хорошая идея, - поделился я, и издевательски поинтересовался, - а у вас есть специальные инструменты и... специализация в этой области? – зря я это сказал, да, потому что тут же получил очень крепкий и сильный удар по лицу, почувствовал что-то теплое и липкое стекающее по коже, кровь, конечно. Перед глазами на мгновение встали эти хрупкие юные тела очаровательных фей, девочек-нимфеток таких притягивающих в своей прелести, слишком прекрасных, чтобы оставить их в живых... И последней, той, которая добровольно стала приманкой, благодаря которой я и оказался здесь. Только сейчас мне почему-то вспомнилось, что она была совсем не красивой, у нее была достаточно заурядная внешность и плохие манеры... разбитый бокал, разбитый бокал, разбитый бокал... разбитая губа, черт побери.
Я поднял глаза на своего обидчика, прикидывая, позволяет ли мне моя вежливость и воспитанность сейчас дать сдачи, но в конце-концов решил не марать руки. Чтобы я, уподоблялся какой-то уличной шпане, выясняющей отношения с помощью кулаков!? Я? Я!?!? Я!
Он резко схватил меня за ворот расстегнутой тюремной рубашки, которая пахла хлоркой и стиральным порошком, и рванул на себя, заставив встать на ноги. Волосы белоснежной волной рассыпались по плечам и закрыли лицо, я отбросил их резким движением головы, и задрав подбородок насмешливо посмотрел в глаза своему надзирателю.
Он, в свою очередь, неотрывно смотрел в глаза мне, и я пытался понять, что вложено в этот взгляд, но едва ли был способен что-то прочитать в нем; я чувствовал – он собирается ударить, он очень хочет ударить, дышит часто и тяжело, прикусив губы от злости, но что-то не позволяет ему этого сделать.
Браво, Принц! Ты переквалифицировался в медиума, и теперь ты можешь повелевать волей людей взглядом. Давай, прикажи ему открыть решетки и выпустить тебя отсюда... Нет! Чтобы я, помышлял о побеге!? Да вы в своем уме!? Я не опущусь до такой низости.
Если преступление – то и наказание, бежать не позволит честь. А вот от чего бы я не отказался, так это от вежливого обращения и комфортной камеры, и еще, пожалуй, от опиума.
Друг мой, надзиратель, не будешь ли добр, выбросить свои отвратительные сигареты и в следующий раз явиться ко мне с моим резным мундштуком?
Я внимательно разглядывал его лицо так близко, и в особенности глаза – очень красивого и теплого кофейного цвета, навеивавшие какие-то смешанные мысли и чувства, в темноте они казались совсем черными, но сейчас я явно различал этот цвет. Он достаточно симпатичный для надзирателя, и не только для надзирателя. Если бы я убивал мужчин, собирая свою коллекцию самых прекрасных экземпляров, я не обошел бы его вниманием...
Но я больше никого не убью.
Впрочем... Мозг отчаянно соображал, пытаясь найти в этой камере хоть один предмет, подходящий в качестве орудия убийства... Черт побери, смерть должна быть красивой! Красивому человеку – красивую смерть.
Похоже, в данный момент он тоже помышлял о том, каким образом вытрясти душу из моего слабого тела, но в отличие от меня, он не тратил время и силы на изощренные и интересные методы.
Шаги в коридоре заставили остановиться занесенный надо мной для удара кулак. Он настороженно обернулся на двери камеры и даже отпустил ворот моей рубашки; я обессилено рухнул обратно на стул. Я закинул ногу на ногу и принял такой вид, словно никто не собирался меня избивать еще минуту назад, и здесь я почетный гость.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Сплин - Фюрер, фюрер
Сырой воздух только к лучшему, когда безнадежно похоронил легкие в никотиновой смоле от дешевых сигарет, тусклый свет одинокой лампочки у самого потолка, на которой мог бы повеситься кто-то – почему до сих пор этого не случилось? Я плохо работаю? – тоже к лучшему за долгое время я отвык от яркого света, что тут еще к лучшему? Темно-серые стены, холодные, покрытые плесенью и паутиной? Ну да, почему бы и нет. В конце концов обои в цветочек были бы здесь едва ли кстати! Что там еще? Скрипучая решетчатая дверь? О да, это точно к лучшему, атмосферно так, чудно, я бы сказал, черт побери. А еще к лучшему этот стул, вкрученный в пол, цельный и очень крепкий – кто-то мог бы разбить об него дурную голову - аккурат под лампочкой, единственный предмет мебели. И уж точно к лучшему ошейник с малым зарядом, которого вполне будет достаточно, если что, только кнопку нажать, так просто. Нововведение с момента окончания последнего мятежа. Только… это так скучно. И как-то гуманно, мне кажется. У меня другие методы, куда интереснее. К тому же в самый раз для таких вот ничтожеств, для которых лично мне и воздуха жалко, а этих, черт побери, еще и кормят… Непорядок. Я пнул ногой наполовину полную – да вы посмотрите только! Я, оказывается, оптимист! – жестяную миску с отвратительного цвета похлебкой. Разлилась, смешалась с грязью и кровью. Теперь цвет куда симпатичнее. Серо-буро-малиновый.
- А еще у тебя вопросы есть? – полюбопытствовал я, сунув руки в карманы форменных брюк и наклонившись поближе к этому ничтожеству, которое теперь мало напоминало человека… Впрочем, что там?! Он и раньше человеком не был, а теперь просто немного сложнее найти на сине-красном заплывшем лице глаза, в которые мне напоследок, прежде, чем продолжить обход – к великому сожалению этих дежурный этой ночью именно я - хотелось заглянуть. Он только промычал что-то в ответ, я не разобрал ни слова, да и зачем? Едва ли после того, как я… провел с ним разъяснительные работы, у него будут какие-то возражения или претензии. По крайней мере еще… кхм… неделю, две.
Под стулом растекалась по полу темно-красная кровь, подступала к моим ботинкам, я отступил, тяжело вздохнул и открыл скрипучую дверь.
- Приятных снов, поросеночек, - улыбнулся, обернувшись, и вышел прочь, в коридор, неторопливо закрывая скрипучую дверь, проворачивая ключ в замке. Классическая такая связка на большом кольце, обычно вешаю на ремень, но мне еще нужно навестить моего нового подопечного. Как там его? Я достал блокнот из кармана форменной рубашки и прочитал его имя. Адриан. Фамилии у него больше нет. Да и по имени его едва ли кто-то назовет. Лучшее, на что он может рассчитывать, кличка. В худшем случае безликий порядковый номер. Думаю, как раз по номерам и следует звать этих придурков, черт бы их всех скорее побрал. Терпеть не могу зэков.
Я остановился в мрачном коридоре, кажется, выбрал самый темный участок. Лампочка здесь перегорела еще прошлой весной, но это тоже к лучшему. Смотрите-ка, я и впрямь отъявленный оптимист. Все у меня, черт побери, к лучшему. Достал пачку сигарет, закурил и в призрачном свете луны, разбитом решетками узкого бесполезного окна где-то очень высоко, впрочем, всего немного выше уровня моих глаз, на полосы, посмотрел на свои руки. Я не знаю, сколько шрамов на этих руках, я не считал, но я знаю, что их число равно числу тех, кого я убил. Простая такая арифметика.
Я зажал сигарету в зубах и зашагал дальше. На их счастье, остальные зэки уже спали, послушные, наученные горьким опытом. Жаль, я надеялся еще немного повеселиться. Ну, в смысле… провести воспитательные – или как я там это называл? – работы. Может, мой новый подопечный нарушает режим? Может, так и начать знакомство?
Я остановился у очередной решетчатой двери и заглянул в камеру. Вот он, родимый… Даже в тусклом свете лампочки его очень длинные волосы казались белыми, интересно, какого цвета они были на самом деле? Впрочем, нет, не интересно. Он, худой, какой-то щуплый, совсем еще мальчишка, сидел на стуле, опустив голову и закинув ногу на ногу. Спит? В таком положении? А вот и проверим. Я открыл дверь, закрыл за собой – мало ли какой характер у новенького? – и неторопливо подошел ближе, присел на корточки рядом и улыбнулся по привычке дружелюбно. Я выдохнул сигаретный дым ему в лицо – он поморщился - схватил за волосы резко и приподнял, чтобы хоть посмотреть на него.
Он красив.
Мальчик распахнул глаза и посмотрел на меня как-то недовольно. Я только шире улыбнулся и посмотрел на свое отражение в его слегка расширенных зрачках.
Какие большие глаза. Какие большие наивные глаза. И цвет, черт его побери, холодный голубой…
- Добро пожаловать в тюрьму, - полушепотом сказал я, внимательно изучая его взглядом. – Меня зовут Гордон, и я твой личный надзиратель, - нет, ну это просто невыносимо быть таким приторно-вежливым. Может, сразу вмазать по этому красивому личику сапогом, а?..
Он чертовски красив для мальчика. Никогда не видел таких красивых мальчиков, никогда к мальчикам не приглядывался. И сейчас не следует.
А ему очень повезло, что он сидит в одиночной камере, ведь таким, как он лучше вообще не попадать в подобные заведения, или по крайней мере спать в одиночестве, или хотя бы вообще не спать, прислушиваться к шорохам и ждать, когда один из этих ничтожеств… Да, ему очень повезло оказаться в одиночке, но совсем не повезло, что именно меня назначили его надзирателем. Ведь мог же ему достаться кто-то другой. К примеру, тот парень, которому пару дней назад один из зэков воткнул заточку в почку. Рифма.
На тонкой изящной шее поблескивает ошейник. Одно нажатие на кнопку и… Нет, мы же даже не знакомы толком! И все же это было бы скучно.
- Знаешь… - протянул я, не отпуская его волосы. – Тот парень, что сидел здесь до тебя… - я многозначительно замолчал, глядя на кровавые подтеки на стене. Да, в тот раз я погорячился, к тому же перебрал спиртного, но он все равно не заслуживал ничего, кроме смерти… Правда, мне за это еще и влетело от начальства, еще бы! Если я убью их всех, то работать на Острове будет некому, а это не лучший вариант, не так ли? - …тоже не спал после отбоя… - и снова в лицо ему сигаретным дымом. Привыкай, дорогой Артур или как там тебя?! Да какая разница, привыкай… Другой жизни ты уже не узнаешь, о ней придется забыть…

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Anna Varney - On Saturdays
Незадолго до...

Я неторопливо раздвинул тяжелые бархатные шторы и через открытую форточку мне в лицо подул ветер с улицы – отрезвляющее дыхание ночи. Она смотрела в мое окно своими слепыми глазами, и кажется, улыбаясь, погрузив беспокойный город в холодное сонное оцепенение.
Я поднес к губам старинный мундштук ручной работы и затянулся сладковатым дурманящим дымом, выпустил его в открытую форточку и ветер легко смешал аромат опиума с тысячами других ночных запахов.
Когда я услышал шаги в коридоре, я положил мундштук на подоконник, поправил кружевные манжеты белоснежной рубашки, и протянул ей руку, подведя к уже накрытому столу, такому же старинному, как любая вещь в этой квартире.
Худенькая и невесомая ладонь девочки была теплой, грея мои холодные пальцы, но я не чувствовал в ней и тени страха, когда обычно мои очаровательные гостьи пытались бороться с ним. До последнего...
Она осторожно присела на стул, как-то неловко вырвала свою руку. В слабом мерцающем свете двух высоких белых свечей ее лицо казалось произведением искусства. Но если сейчас включить свет сразу станут, заметны все ее недостатки, сейчас скрытые и сглаженные мягким сумраком.
- Ваше здоровье, прекрасная леди, - прошептал я, медленно поднимая бокал с пурпурной жидкостью, которую это освящение из вина превратило в кровь. Я любовался бликами на хрустальных гранях, украдкой наблюдая, как моя гостья тянется к своему, резко и слишком порывисто сжимает его в руке. А потом она оторвала его от стола и с силой плеснула на меня, к счастью, я вовремя успел увернуться, и на белоснежную ткань моей рубашки попала самая малая часть темно-бордовых капель.
- Я знаю, кто ты! – закричала она, вскочив из-за стола, - прекрати играть со мной в эти игры! Это яд, да? Да!? – я устало посмотрел на опустевший бокал в ее руках. А я всего лишь хотел приятно провести вечер в компании приятной особы... Приятной мертвой особы.
- Теперь ты этого не узнаешь, дорогуша, - спокойно, но слегка рассержено сказал я.
- Я знаю это и так! – закричала она, с силой швырнула бокал об стену, чем он только ей не угодил? Осколки осыпались сверкающим дождем на старинный паркет, и мне захотелось курить.
- Ты тот урод, который убил мою подругу, - чуть тише добавила она, и теперь все ее эмоции легко читались на ее лице и теле – пальцы отчаянно сжимали скатерть, глаза блестели.
- Прощу прощения, - свой, все еще целый бокал я поднес к губам, сделал маленький осторожный глоток, потом еще один. Хорошее вино – хороший яд, золотое правило, и жаль тот замечательный симбиоз этих напитков, что оставил темные следы на моей рубашке. Какая жалость! Впрочем, я должен был подумать об этом, когда понял, что эта девочка совсем не та, кем хочет казаться.
Я пожал плечами, неторопливо поднялся из-за стола, подошел к окну и взял с подоконника мундштук.
- Я убью тебя! – крикнула она, захлебываясь своими слезами. Нет, девочка моя, не вздумай плакать, ведь потеки туши совсем не скрасят твоего прелестного личика. Она чуть не опрокинула стол, оказалась у меня за спиной, уперла в затылок пистолет, и откуда только он у нее взялся?
- Стреляй, дорогуша, - приказал я, но девочка медлила. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что у нее дрожат руки и побелели от страха губы. Еще немного и она выронила пистолет и обрушилась на пол, сжав голову тоненькими пальцами.
Где-то играла музыка, но в остальном было так тихо, словно весь мир умер. Эту тишину прерывали разве что редкие и тихие всхлипывания моей гостьи.
- Не расстраивайся, моя принцесса, - проговорил я нежно, опускаясь рядом с ней на колени, приобнял ее слегка, сжимая в пальцах свободной руки мундштук. Но мои слова ее ничуть не успокоили, она продолжала всхлипывать и бороться с душившими ее злыми слезами.
- Все хорошо, моя прекрасная девочка, - я еще крепче прижал ее к себе, и, кажется, при всей ненависти ко мне ей это нравилось.
Одно аккуратное движение и мундштук своей удивительно острой частью глубоко и резко вонзился в ее горло. Ее глаза расширились от боли, а изо рта вырвался хриплый мучительный стон, она обмякла и замолчала, перестав плакать.
Я вынул мундштук, вытер о свою ладонь, и легко толкнул ее ставшее таким тяжелым тело на старинный паркет. Кровь еще некоторое время сочилась из свежей раны, покрывая ее светло-лавандовое платье некрасивыми бурыми пятнами, аналогичными тем, что теперь покрывали мою рубашку.
Я разложил ее руки на паркете, накрасил ей губы ее же кровью – как у куклы, алым, глаза пусть остаются открытыми, они слишком красивые, чтобы прятать их под отяжелевшими веками. Локоны разложить, расправить, чтобы не спутались и переливались матовым золотом в мерцающем сиянии свечей.
В ее застывших зрачках отражался пугающий взгляд слепой ночи. В их небывалой глубине и яркости – неслышное дыхание Вечности. Мне хотелось бы целовать эти мертвые идеально-прекрасные губы, но не хочу смазывать с них этот пурпурный цвет со сладковато-железным привкусом.
Сняв с кружевного воротника брошь, и расстегнув рубашку, я просидел много времени за столом, потягивая вино из единственного уцелевшего хрустального бокала.
Дурманящий дым опиума клубами вился по комнате, окутывал меня, погружая в сладкое забытье, нашептывая на уши самые неизведанные секреты...
Так я провел время до того момента, когда кто-то позвонил в дверь.
Они искали ее, мою очаровательную мертвую леди. Они пришли именно за ней.
И за мной.