ds_nevermore все записи автора В колонках играет - Muse - Sing for Absolution
Она снова умерла, а мне казалось, что это я умер. Моя дорогая Андреа, мне искренне жаль, простишь ли ты меня, что не сберег?.. Простишь, конечно, простишь, ты всегда прощала меня… Святая!..
А что сейчас мне осталось?! Только эта чертова земная жизнь! Ну ничего… Я еще вернусь туда. Туда, откуда пришел.
Когда сидишь в этом холодном подземелье, прикованный к стене, когда слышишь только, как капает с потолка по капле разбиваясь о каменный пол вода, как лязгают цепи моих кандалов, как бьется бесполезное человеческое сердце в моей груди, когда не видишь в этой темноте почти ничего, разве что редкая крыса прошмыгнет в щель, особенно остро чувствуешь каждую свою мысль... Невольно задумываешься о том, чтобы убить ее и… съесть? Хотя бы выпить ее кровь, здесь мучает жажда, здесь не положена вода. Таким, как я. Беда в том, что таких, как я, больше нет. Они так боятся Дьявола, мечутся туда-сюда, сбивая друг друга с ног, эти чертовы слуги Господа, но и понятия не имеют, что вот он, совсем рядом с ними. Сатана.
Как глупо с их стороны держать меня здесь, приковывать, будто я хочу сбежать. А хочу ли я? Нет, едва ли я вообще чего-то хочу в этом глупом земном мире. И зря я не верил, что он настолько бессмысленный и безрассудный, он еще хуже, чем можно было думать об этом. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть только на этих праведников-героев, которые убивают людей без суда, только потому что они чем-то отличны от них самих или потому что соседи сказали о несчастных плохое слово. Они убивают людей, пытают, сжигают на кострах и остаются все такими же убежденными в собственной правоте и безгрешности. Невинные создания, забрызганные чужой кровью по самую голову. И чем же я хуже вас, люди?.. Я хотел только, чтобы Андреа спела мне еще хоть раз… Она была похожа на ангела, моя дорогая Андреа, она была куда честнее и чище, чем кто-либо из тех, кого я знал, и только она одна могла понять мое бесконечное одиночество. Черт побери, но они снова забрали ее у меня! Эти проклятые смертные… Они всегда бьют по самому больному, они всегда отнимают самое дорогое… Ну и кто из нас после этого исчадие зла?!
- Спасибо, что проводил, сын мой, - незнакомый голос снаружи отвлек меня от моих мыслей, и я насторожился. Не хватало мне еще очередной попытки до смерти напуганных святош убедить меня в том, что я грешнее их. Глупости. Не более того. Я бы, честное слово, с большим удовольствием провел это время в компании крыс. Впрочем, какая разница, чью кровь выпить? Были бы руки свободны. Но эти проклятые смертные никогда не думают о других, все только о себе, и казни, и проповеди не более, чем попытка смыть пятна со своих грязных душ.
Свет зажженного факела на мгновение ослепил меня, пришлось зажмуриться и посидеть так еще какое-то время прежде, чем снова открыть глаза. Когда я наконец смог смотреть вперед, я увидел перед собой в тусклом свете – факел теперь был подвешен на стену в нескольких шагах от этой чертовой стен – лицо незнакомца, какие-то тонкие черты. Да, этот человек, безусловно, был хорош собой, и если бы он выбрал для себя более дельное поприще, он бы имел колоссальный успех у женщин. Им, без сомнения, пришлись бы по вкусу и эти светлые волосы, казавшиеся мягкими словно шелк, и эти большие пронзительные голубые глаза, которые смотрят слишком внимательно и в то же время будто бы сквозь тебя. Он производил странное впечатление, да к тому же был слишком молод для своего сана, его черная сутана, должно быть, испачкалась в этой вековой пыли, покрывавшей каменный пол, он сидел напротив меня, и сверкал большой серебряный крест. Он ведь не надеялся, что я, увидев распятие, забьюсь в угол, начну вопить от боли или вовсе испарюсь? Смешно. Глупые наивные людишки, вечно придумывают себе какие-то сказки и так верят в них, что надеяться, что собственная выдумка может их спасти. Глупцы, мне даже слушать их противно! Только вот ее голос был музыкой для моего слуха… Только Андреа могла понять меня, принять, не осуждая… Мой единственный друг, моя верная жена… Прощай, Андреа… Прости и прощай…
Этот новый священник, которого я никогда прежде не видел, которого, должно быть, специально прислали наивные из Ватикана, чтобы изгнать из меня бесов, что-то говорил, но я не особенно прислушивался, пока он не назвал мое имя.
- Сын мой, Сантьяго, признай грехи свои и покайся, пока не слишком поздно… - да вы только послушайте его! Сколько в этом голосе заботы, смирения и доброты! Омерзительно. Притворяйся, падре, святым, притворяйся праведным, можешь даже притвориться моим другом…
- Пока не поздно, падре? – переспросил я, глядя на него исподлобья. – И что же будет, если я сделаю, как ты говоришь? – его немного смутила моя фамильярность, но я не стану обращаться на «Вы» к какому-то щенку. – Ты меня отпустишь?
- Если ты покаешься, твоя душа будет спасена и вознесется на небо, и… - вдохновенные какие речи! Если бы он продавал яблоки, я бы купился, честно. Но разглагольствования о душе и, тем более, о грехах… Нет, увольте. Как у вас там, в этой Библии написано? «Не судите и не судимы будете». Не так ли? И если уж кто и будет меня судить, то я сам. Или этот ваш Господь Бог, которому нет до вас дела, и поделом. Но уж точно судить меня не смертным, людишки, погрязшие в собственных грехах и уничтожающие себе подобных за то же самое.
- А что насчет твоей души, падре? – спросил я, глядя ему в глаза. Он не отвел взгляда и ответил уверенно и ровно.
- Моя душа в руках Господа Нашего.
- Но твои собственные руки… - протянул я, нет, это, право, забавно, играть с ним в слова. – Твои собственные руки, падре, посмотри на них, они все в крови… Скольких убили, скольких покарали… Господь сказал тебе убивать? Да что же это за Бог такой, если дарит жизнь и тут же стремиться отобрать ее? – он как-то дернулся, изменился в лице, и я даже подумал, что он меня ударит, но священник держался. У всех есть предел. И я найду твой, падре. Еще немного масла в огонь. - Так что же ты медлишь, падре?.. – спросил я тихо, он побледнел, и мне стало только веселее, я улыбался теперь, и от этой улыбки ему стало жутко. Ну что же, бойся… Впрочем, нет, ты не боишься, тебе просто хочется вырвать мой язык! Так давай же! – Что же ты медлишь, падре, где твоя плеть?!