ds_nevermore все записи автора В колонках играет - Dark Sanctuary-Incomprise

1

- Время, - в дверной проеме появляется режиссер и стучит пальцем по циферблату дорогих часов. Тук-тук-тук… В моей голове застрял этот стук, в моей голосе смешались голоса. Я не оглядываюсь, я поправляю рыжий парик и рисую черным карандашом несуществующие слезы на щеках. Одна, две… Сегодня я печальный клоун, сегодня я буду рыдать на манеже, под разноцветным куполом цирка, а все эти люди…

- Время! – раздраженно повторяет режиссер, я поднимаюсь со стула и, не говоря ни слова, выхожу прочь. Шпрехшталмейстер объявляет мой номер. Я рыдаю, я разыгрываю трагедию, я хватаюсь за голову, падаю на колени, а они, все эти люди, сотни людей разражаются хохотом, этот хохот застревает в моей голове, в моей голове смешались мысли. Удар – мой коллега с добродушным псевдонимом Лютик всегда бьет по-настоящему, я падаю навзничь, я с трудом поднимаюсь на руках, новый удар, еще один, еще один… Я слышу смех со всех сторон. По почкам. Смех, хохот, веселая истерика, многоголосье восторга. Удар, удар… Сегодня Лютик изображает дрессировщика клоунов. Он достает плетку. Удар, еще удар. Я лежу на манеже, под костюмом все болит, все замирает. Вокруг смех, смех, веселье и радость. Я должен продолжать. Я рыдаю, наигранно рыдаю, заливая манеж ненастоящими слезами, они пресные, это просто вода. Вода смешивается с кровью от нового удара. Какие спецэффекты, господа! Какое волшебное представление… Вы только посмотрите, грустный клоун плачет, это же так смешно. Смейтесь, смейтесь, боль - это всегда смешно! Смейтесь, смейтесь… А я буду рыдать, чтобы Вам было смешнее, публика… Моя несравненная публика… Взрослые смеются громче детей, чужое горе – такая радость… Наслаждайтесь, наслаждайтесь… Чувствуйте этот дикий восторг униженного человека, который едва ли чем-то отличается от Вас самих… Смейтесь, смейтесь, Ваш хохот – музыка для моих ушей. И ты, Лютик, смейся, смейся, снова и снова занося плетку для хлесткого удара. Кровь, кровь, кровь… В венах стучит, стук застревает в моей голове, я не могу понять, откуда доносится музыка, страшная и прекрасная… Или она тоже существует только в моей голове?.. Смейтесь, смейтесь, этот номер не смертельный, этот номер бессмертен! Вечность можно провести, получая удовольствия от этой боли, которую ты только видишь, наблюдаешь, но не чувствуешь. Вы! Каждый из Вас, моя замечательная верная публика, – каждый! – чувствует только лишь удовольствие и восторг, хохочи! Разливайся этим жутким смехом, толпа, пока я рыдаю и говорю глупости, распластавшись на манеже, пытаясь подняться на локтях вновь, но получая только лишь очередной удар. Бей, бей, смеши людей. Им нужен этот драйв, этот восторг! О да, времена не меняются, хлеба и зрелищ! Ничто не меняется, и люди все те же. Хлеба и зрелищ. Шуты, скоморохи, Колизей… Колизей! Это так похоже на Колизей… А я просто раб, раб публики и ее желаний… Любой из вас, о, зритель! Любой мог закричать ему… Закричать: «Стой! Перестань! Ему больно…» Но каждый хочет смотреть, зрелищ, зрелищ, зрелищ! Но каждый молчит и смеется!.. Как смешно, Господи, как смешно… Удар, удар, удар… И каждый хочет, чтобы зрелище достигло своей кульминации… Своего завораживающего финала… Смерть. Как тогда… как в древние времена, о которых я столько читал когда-то, еще будучи мальчишкой… Толпа решала, решала судьбы, моя прекрасная публика… Быть убийцей или нет, быть убийству или нет… Большой палец плавно вниз… Смерть, смерть, смерть… Народ решил, и кто-то должен умереть… Толпа легко решает судьбы, потому что никто из них никогда не окажется на месте этого кого-то… Никто!.. А я? Вы смеетесь… И Ваш смех такой же знак, как и большой палец плавно или резко, решительно вниз… Вы одобряете. А я всего лишь раб, и я подчиняюсь. И он, добродушный Лютик, тоже. Удар, удар, еще, еще… Я не чувствую ничего, кроме боли, все тело – боль, только боль и смех благодарной публики.

Что что-то не так, что в руках Лютика, обтянутых блестящими оранжевыми перчатками, настоящая плеть, а не папье-маше, не лента, не игрушка, первым замечает шпрехшталмейстер. Старик бежит… Нет, не помочь печальному клоуну, он бежит к микрофону. Представление окончено. Раздосадованная публика расходится. Лютика успокаивают двое, а я лежу, распятый ударами плети, на манеже и смотрю на разноцветные полосы купола, скрывающего темное, вечернее небо, и мне кажется, я никогда уже не увижу его.

Мне казалось. Стало ясно уже через несколько минут, когда появились врачи. Ничего страшного. Все заживет. Но публика никогда не забудет свое дорогостоящее зрелище… Люди любят смеяться. Смех продлевает жизнь…

- Смех продлевает жизнь… - повторяю я вслух и прикасаюсь пальцами к глянцевой поверхности фотографии на памятнике, какое грустное лицо. На кладбище вечером очень тихо, здесь нет никого, кроме меня, старого сторожа и пары черных воронов, в их криках мне слышится вечный «Nevermore», привет Эдгару По. Прощай, дорогой мой Лютик. Прощай. – Видишь, мой добродушный коллега, смех продлевает жизнь… Только… - я достаю из кармана черного пальто тонкий фломастер и рисую улыбку на его фотографии. Улыбку от уха до уха. – Так натуральнее, не так ли?..