злой__сказочник все записи автора В колонках играет - Anna Varney - On Saturdays
Незадолго до...

Я неторопливо раздвинул тяжелые бархатные шторы и через открытую форточку мне в лицо подул ветер с улицы – отрезвляющее дыхание ночи. Она смотрела в мое окно своими слепыми глазами, и кажется, улыбаясь, погрузив беспокойный город в холодное сонное оцепенение.
Я поднес к губам старинный мундштук ручной работы и затянулся сладковатым дурманящим дымом, выпустил его в открытую форточку и ветер легко смешал аромат опиума с тысячами других ночных запахов.
Когда я услышал шаги в коридоре, я положил мундштук на подоконник, поправил кружевные манжеты белоснежной рубашки, и протянул ей руку, подведя к уже накрытому столу, такому же старинному, как любая вещь в этой квартире.
Худенькая и невесомая ладонь девочки была теплой, грея мои холодные пальцы, но я не чувствовал в ней и тени страха, когда обычно мои очаровательные гостьи пытались бороться с ним. До последнего...
Она осторожно присела на стул, как-то неловко вырвала свою руку. В слабом мерцающем свете двух высоких белых свечей ее лицо казалось произведением искусства. Но если сейчас включить свет сразу станут, заметны все ее недостатки, сейчас скрытые и сглаженные мягким сумраком.
- Ваше здоровье, прекрасная леди, - прошептал я, медленно поднимая бокал с пурпурной жидкостью, которую это освящение из вина превратило в кровь. Я любовался бликами на хрустальных гранях, украдкой наблюдая, как моя гостья тянется к своему, резко и слишком порывисто сжимает его в руке. А потом она оторвала его от стола и с силой плеснула на меня, к счастью, я вовремя успел увернуться, и на белоснежную ткань моей рубашки попала самая малая часть темно-бордовых капель.
- Я знаю, кто ты! – закричала она, вскочив из-за стола, - прекрати играть со мной в эти игры! Это яд, да? Да!? – я устало посмотрел на опустевший бокал в ее руках. А я всего лишь хотел приятно провести вечер в компании приятной особы... Приятной мертвой особы.
- Теперь ты этого не узнаешь, дорогуша, - спокойно, но слегка рассержено сказал я.
- Я знаю это и так! – закричала она, с силой швырнула бокал об стену, чем он только ей не угодил? Осколки осыпались сверкающим дождем на старинный паркет, и мне захотелось курить.
- Ты тот урод, который убил мою подругу, - чуть тише добавила она, и теперь все ее эмоции легко читались на ее лице и теле – пальцы отчаянно сжимали скатерть, глаза блестели.
- Прощу прощения, - свой, все еще целый бокал я поднес к губам, сделал маленький осторожный глоток, потом еще один. Хорошее вино – хороший яд, золотое правило, и жаль тот замечательный симбиоз этих напитков, что оставил темные следы на моей рубашке. Какая жалость! Впрочем, я должен был подумать об этом, когда понял, что эта девочка совсем не та, кем хочет казаться.
Я пожал плечами, неторопливо поднялся из-за стола, подошел к окну и взял с подоконника мундштук.
- Я убью тебя! – крикнула она, захлебываясь своими слезами. Нет, девочка моя, не вздумай плакать, ведь потеки туши совсем не скрасят твоего прелестного личика. Она чуть не опрокинула стол, оказалась у меня за спиной, уперла в затылок пистолет, и откуда только он у нее взялся?
- Стреляй, дорогуша, - приказал я, но девочка медлила. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что у нее дрожат руки и побелели от страха губы. Еще немного и она выронила пистолет и обрушилась на пол, сжав голову тоненькими пальцами.
Где-то играла музыка, но в остальном было так тихо, словно весь мир умер. Эту тишину прерывали разве что редкие и тихие всхлипывания моей гостьи.
- Не расстраивайся, моя принцесса, - проговорил я нежно, опускаясь рядом с ней на колени, приобнял ее слегка, сжимая в пальцах свободной руки мундштук. Но мои слова ее ничуть не успокоили, она продолжала всхлипывать и бороться с душившими ее злыми слезами.
- Все хорошо, моя прекрасная девочка, - я еще крепче прижал ее к себе, и, кажется, при всей ненависти ко мне ей это нравилось.
Одно аккуратное движение и мундштук своей удивительно острой частью глубоко и резко вонзился в ее горло. Ее глаза расширились от боли, а изо рта вырвался хриплый мучительный стон, она обмякла и замолчала, перестав плакать.
Я вынул мундштук, вытер о свою ладонь, и легко толкнул ее ставшее таким тяжелым тело на старинный паркет. Кровь еще некоторое время сочилась из свежей раны, покрывая ее светло-лавандовое платье некрасивыми бурыми пятнами, аналогичными тем, что теперь покрывали мою рубашку.
Я разложил ее руки на паркете, накрасил ей губы ее же кровью – как у куклы, алым, глаза пусть остаются открытыми, они слишком красивые, чтобы прятать их под отяжелевшими веками. Локоны разложить, расправить, чтобы не спутались и переливались матовым золотом в мерцающем сиянии свечей.
В ее застывших зрачках отражался пугающий взгляд слепой ночи. В их небывалой глубине и яркости – неслышное дыхание Вечности. Мне хотелось бы целовать эти мертвые идеально-прекрасные губы, но не хочу смазывать с них этот пурпурный цвет со сладковато-железным привкусом.
Сняв с кружевного воротника брошь, и расстегнув рубашку, я просидел много времени за столом, потягивая вино из единственного уцелевшего хрустального бокала.
Дурманящий дым опиума клубами вился по комнате, окутывал меня, погружая в сладкое забытье, нашептывая на уши самые неизведанные секреты...
Так я провел время до того момента, когда кто-то позвонил в дверь.
Они искали ее, мою очаровательную мертвую леди. Они пришли именно за ней.
И за мной.