злой__сказочник все записи автора В колонках играет - Autumn Tears - A Joyless Occasion
Этот Лондонский туман, нечто особенное, странное, страшное, мистическое... Я любовалась им рано утром, на рассвете, после очередной бессонной ночи, из шикарного номера дорогого отеля. Номера, в котором нет зеркал, а те, что не удалось убрать занавешены плотной черной тканью, словно кто-то умер, впрочем, персонал отеля сделал именно такой вывод, но не стал вдаваться в подробности кто. Уж не сэр Морган точно, он жив и здоров, в полном порядке, и похоже даже не думает об этом.
Эти отвратительные мысли, и откуда они только берутся?!
А ты не знаешь?
Под холодным дождем я спешила на встречу к доктору, который для разговора выбрал совсем не больницу, а уютное маленькое кафе в самом центре города, в старинном доме, с видом на оживленную небольшую площадь, которую украшал фонтан. Здесь кипела жизнь – бродили толпы туристов и просто горожан, но среди английской речи, к которой я уже успела привыкнуть за это время, я периодически различала другие языки, и отчаянно пыталась услышать среди них родной, исландский... Тщетно. Обратного пути нет, и не будет уже, со своим домом я попрощалась навсегда. Или...? Пока не умрет мой уважаемый супруг... Пока не...
А может он собирается долго жить?
Замолчи.
Нет, серьезно... Может он хочет поставить рекорд?
Заткнись!
Мою внутреннюю борьбу прекратило появление мистера Коннора. Он мило улыбнулся, попросил прощения за опоздание, хотя это я приехала раньше, потому что после долгой бессонной ночи в номере мне было просто тошно – хотелось лезть на стену и крушить всю эту отвратительную роскошь, и чтобы не дойти до такого, я быстро сбежала на ободряющий пахнущий влагой и выхлопными газами автомобилей воздух этого города, чужого и чуждого. Даже не знаю, какое из этих слов здесь будет более правильным, но подходят определенно оба. Чужой город, чужая страна, чужие люди... Впрочем, во всем свете у меня был только один не чужой, а близкий человек... И его жизнь была в руках этого доктора, которого я разглядывала с интересом, но все время стыдливо отводя взгляд, чтобы не продемонстрировать излишнего внимания. Бежевое пальто, под ним стильный костюм шоколадного цвета, светло-кремовая рубашка, на ней темно-кофейный галстук, словно подобранный под цвет, упрятанных за квадратными очками глаз. Да, этот вид идет ему гораздо больше больничного халата, да и в уютном кафе он смотрится гораздо лучше, чем в больничных стенах. Заглядываюсь? Нет, просто разглядываю с интересом. Мужчины редко выражали мне свое внимание, кроме разве что моего супруга, и... нет-нет, остановимся на моем супруге. Впрочем, действительно, кому интересна бледная, болезненная, слишком болезненная, да и пожалуй слишком бледная и слишком худая девушка с пуританскими манерами, холодная, как камень, равнодушная. Не замечающая приветливых взглядов, всегда грустная и слишком молчаливая. Разве я интересный собеседник? Вряд ли, глупый книжный червь ничего не знающий о реальном мире.
А может быть причина во мне? Действительно во мне? Я слишком многое, многих потеряла, чтобы привязываться к людям, чтобы отвечать взаимностью, чтобы жить простыми человеческими чувствами, да и какие могут быть чувства, черт побери, когда у меня нет чувств, у меня есть только сестра, ради которой я и живу. Живу? Нет, существую.
У меня есть только одно чувство. Чувство долга, перед ней.
- Вас чем-нибудь угостить? – повесив свое бежевое и мое темно серое, поношенное, привезенное еще с далекой родины пальто на деревянную резную вешалку, спросил доктор Коннор. У него, наверное, есть имя, но... Оно не имеет значения. Какая мне собственно разница, если ли у него имя? Для меня он не больше чем врач моей сестры.
- Нет, спасибо, - робко начала я, но потом опомнилась, подумав, что это, наверное, не вежливо, - можно мне кофе?
Он кивнул, поговорил с симпатичной официанткой в коротком клетчатом платьице в стиле ретро, и когда она ушла, снова возвратил мне свое внимание. Мне было неловко под его пристальным взглядом, но этот взгляд нравился мне куда больше взгляда моего супруга – он не был унижающим или презрительным, это был просто взгляд, обычный, исполненный разве что интереса.
- Что вы хотели мне сказать? – спросила я, разглядывая свои пальцы, длинные тонкие, изуродованные шрамами от осколков разбитого зеркала, чтобы отвлечься, не смотреть на него, - о моей сестре?
- Хельга, - да, странно, но ему нравилось мое имя, и произносить его, и вкладывать в него какой-то особый смысл, но... Жалость. Не больше чем жалость. К счастью интерес доктора Коннора ко мне ограничивался жалостью и желанием помочь. Зачем ему это? Неужели я кажусь такой жалкой, такой беспомощной?! Глупая идиотка, никогда не прощу себе тот срыв в больнице...
- Ваша сестра... Кошка Шредингера, - сказал доктор Коннор, и я подняла на него полные изумления глаза. Да, я читала об этом, но не осознавала, точнее не хотела осознавать какое это имеет отношение к моей сестре.
- Понимаете, - поспешил объяснить доктор, - шансы вашей сестры очнуться, и не очнуться никогда – пятьдесят на пятьдесят. Я имел в виду это... то есть мы ничего не можем сделать, это не зависит от нас. Понимаете, медицина не способна вернуть человека из комы, все зависит от... от судьбы, от случая...
- Вы не можете ничего сделать? – пробормотала я губами, которые слушались меня теперь с трудом. Тонкие пальцы на столе замерли, сжались, до боли, из-за этих шрамов.
- Хельга, мне очень жаль, - покачал головой мистер Коннор. Мы оба молчали, пока официантка ставила на стол две маленькие аккуратные чашечки с кофе, к которым мы даже не притронулись. Я сидела, словно боясь пошевелиться, сдвинуться с места, словно это был сон, и мне всего лишь нужно проснуться, и я узнаю, что все нормально, что врачи скоро вернут Ингу к жизни, что все не напрасно.
- Скажите... а ведь деньги на содержание Инги дает ваш супруг? – вопрос заставил меня вздрогнуть и почувствовать укол злости, но это быстро прошло. Я кивнула.
- И вы вышли за него из-за денег? – прямолинейно продолжал он. Если бы не состояние шока, в которое повергли меня, его слова, я бы смутилась этой бестактности, но была не в силах. Еще один кивок.
- Он чудовище! – воскликнул мистер Коннор, и осторожно коснулся моей руки, - это благородно, очень благородно с вашей стороны, но... Понимаете, Хельга, вашей сестре уже не помочь, вам больше незачем терпеть его...
- Нет! – прошептала я, и резко отдернула руку, - нет! Не смейте даже говорить так. До того момента, пока моя жива еще жива, я...
- Это уже не жизнь, - сказал доктор, но я снова отчаянно покачала головой, он продолжал, - это бессмысленно... у вашей сестры почти нет шансов. Пятьдесят, на пятьдесят. Она не жива и не мертва. Пора бы осознать, что ей нельзя помочь, что ждать чуда глупо, что...
- Нет! – упрямо перебила я, и встала из-за стола, вздохнула, взяла себя в руки, - извините, мистер Коннор, но... я не хочу это слушать. Если вам платят за то, чтобы вы сделали для нее все, так делайте...
Он хотел еще что-то сказать, возразить, но я быстро сняла свое пальто с вешалки и бросилась к выходу, даже не одевшись. Холод заставил меня поежиться и все-таки накинуть пальто, и я быстрой уверенной походкой пошла обратно к отелю, к счастью он находился не далеко.
Это все, что он хотел мне сказать, черт побери? Лишить меня последней надежды? А надежда у меня все равно есть, потому что кошка Шредингера не жива и не мертва, потому что она может быть как мертвой, так и живой, и я буду верить в то, что она будет именно живой. Что она очнется, вернется назад... Пусть не скоро, пусть через десять лет, двадцать, тридцать... Я буду ждать, и верить, отчаянно, исступленно, и...
- Хельга! – я обернулась и остановилась, хотела сказать что-то ему, этому доктору, который хотел сделать лучше для меня, но просто не знал, что мне все равно, и чтобы сделать лучше для меня, нужно сделать лучше для моей сестры. Но мне уже было не суждено это сказать, потому что, мистер Коннор сделал роковой шаг на проезжую часть, и тут же его тело, казавшееся еще мгновение назад таким уверенным и сильным, легко, как пластиковая кукла перекувыркнулось через капот стремительно несшегося автомобиля. Женский крик, шум толпы, голоса, голоса... Прибывающая толпа, обходила меня, спешила туда, к распластавшемуся на асфальте доктору, который хотел помочь мне, но... теперь ему самому нужна была помощь, впрочем, вряд ли. Уже не нужна, теперь ему нужен удобный гроб, место на кладбище и...
А я так и стояла, замерев, не в силах пошевелиться, прижимая к лицу ледяные пальцы, слегка подрагивающие от волнения, и на эти бледные пальцы быстро одна за другой стекали слезы.
Шок? Удивление. Нет... просто я никогда не привыкну к таким картинам, сколько бы это не происходило со мной... Всю мою жизнь, как постоянство, как проклятая закономерность, как злой рок. Каждый человек, с которым я становилась хоть немного близка, каждый человек, который хотел отнестись ко мне с добром, помочь, может быть даже полюбить... погибал. Быстро и трагично.
И я... уже ничему не удивляюсь, мне просто странно и страшно каждый раз наблюдать эти жуткие пугающие сцены, которых насмотрелась достаточно за свою недолгую жизнь.
Поэтому я остерегаюсь людей, по этому я не сближаюсь ни с кем, холодна как камень, равнодушна, если хотите дика... Только потому, что я знаю, что мои любовь, привязанность и даже симпатия могут стать последним, что человек увидит в своей жизни.
Поэтому ты пытаешься полюбить своего супруга? Как изысканно, Хельга, как хитро...
Тебе не нужно пачкать руки в крови, морочить голову с ядами или хитрыми способами убийства? Стоит только тебе проникнуться теплыми чувствами к нему, или ему к тебе, как на замок тут же упадет самолет, или он подавится завтраком, или попадет, а автокатастрофу, или, или... Ты ведь насмотрелась этих или, не правда ли?
Замолчи!
Я развернулась, и быстрой походкой пошла к отелю.
Нет, нет, нет. Я больше не дня не останусь в Лондоне, мне нужно бежать обратно в глушь, в уединение, в Уорикшир, туда, где я никого не смогу убить...
Кроме своего мужа? Ха-ха.
Заткнись...