ds_nevermore все записи автора В колонках играет - Butch - Девчонки не плачут
Что ж… Я не отвечаю на Сашины вопросы, он не отвечает на мои. Мы почти квиты. Будто я забыл, что у него пистолет, что жертва – я. А ведь мы… Мы? Идиотское слово. Совсем не подходит к случаю.
Он бросил на меня взгляд. Опять… Гадкое чувство, отвратительное, мерзкое, скользкое, как червяк… Страх.
Нет, поддаться страху я не могу, не имею права. Даже если он убьет меня… Не хочу, чтобы последние дни тоже прошли в страхе. Нет! Черт побери… Да и не убьет. Пока есть возможность получить деньги. Это единственное, что останавливало его до этого момента, и единственное, что будет останавливать до того, как Захар отвалит бабки за свою оказавшуюся чертовски дорогой игрушку с непростым характером. Чертов кретин.
Саша вез меня другой дорогой, наверное, не хотел, чтобы я запомнил. Да мне было не до того. Мысли, вереница тяжелых мыслей…
Смотрел на свои руки, на пальцы, которые уже заскучали без гитары.
Полина… Чертово имя, чертово тело, чертова жизнь. И уж тем более чертовы воспоминания, которые, один черт, не выбросить, не стереть, не вырвать, сколько не меняй мест, имен!
Полина… Девочка, главное разочарование отца, впрочем вряд ли можно так назвать человека, который бросил мать только из-за того, что она не родила ему сына, родила дочь. Маленький бесполезный комок, едва дышащий, черноволосый, большеглазый. Нет, я не нужен был матери, ее интересовали только мужчины, а я рос сам по себе. Всякий раз, когда к матери приходил новый хахаль, меня выгоняли из дома на вечернюю московскую улицу, где порой даже фонарей не было. Я слонялся возле дома, сунув руки в карманы, слушая музыку из кассетного плеера, за который отдал соседскому мальчишке новую бейсболку.
Полина… Мое имя в паспорте. Некогда длинные черные волосы, небрежно схваченные в хвост, футбол во дворе, содранные коленки. И вдруг бредовая мамочкина идея! Пристроить дочку замуж за богатого приятеля или и не замуж даже. Когда-то она крутила с его отцом, но как-то не сложилось. Нарядила меня в какое-то идиотское ситцевое платье, оставила наедине с этим типом, Захаром, чтобы вроде как лучше познакомились, хотя сдается мне, что он за одно это «знакомство» уже хорошенько заплатит. Да, мать продала меня, как дешевую шлюху, какой была сама. Я сидел за обеденным столом напротив него, уставившись в одну точку, говорить с этим придурком мне сразу не хотелось, а он разглядывал меня, как товар. Да я и был – нет, правильнее сказать была – для него товаром, как овощи на рынке, не более того. Видимо, я ему приглянулся, у него странные вкусы. Он не стал терять время зря, метнулся ко мне, повалил прямо на стол. И я почувствовал себя тем, кем меня хотели видеть. Маленькой беспомощной девочкой. Одного мгновения этого чувства хватило, чтобы осознать, что я должен бороться. За себя. За свою свободу. Я схватил вилку, исхитрился как-то и воткнул ее Захару в руку, с силой, сразу кровь, крики, он ругался очень громко, грубо. Наскоро перевязал ладонь платком, наклонился ко мне, схватил за подбородок и прошептал: «Ты мне нравишься, дикая. Люблю таких укрощать. Сегодня же отнесем заявление в ЗАГС, медлить ни к чему». Мать ликовала, а я готов был провалиться под землю. Я понял, что не хочу быть женщиной, как мать, совсем не хочу. Или кретином, как Захар или отец. Но кем хотел?..
Полина… Когда она перестала существовать? Наверное, в тот самый момент, когда я заперся в ванной и отрезал длинные волосы… Или чуть позже в тот же день, когда сидел во дворе, докуривая первую сигарету… Или когда я увидел человека, который стал мне старшим братом. Он играл на гитаре, там же, во дворе. Дима. Крепкий парень. Не сказать, что бы он хорошо играл, зато с душой, с улыбкой. И я подошел к нему. Так началась недолгая дружба. Или любовь, если хотите, братская любовь. Он учил меня. Играть на гитаре, стрелять, драться, в конце концов. А я смотрел на него и понимал, что хочу быть таким, как он. Настоящим мужчиной. Я обещал себе, что так и будет.
Полина… Черт побери, Полина!.. Худой, с короткими волосами. Да что там, такой же какой сейчас. Со стертыми в кровь от струн пальцами, со сбитыми кулаками, со ссадинами… Дрался по поводу и без, лишь бы выместить свою злость, медленно уничтожал все, что было во мне Полиной. Старался быть злым, агрессивным, а моего жениха, черт его дери, это только заводило. Приближался день, назначенный день, когда мать, которая не обращала внимания на все мои странности, которая уже считала в уме прибыль от удачного союза, должна была передать меня из рук в руки Захару…
Полина… Ее последние слезы, когда погиб Дима. Потом глаза были сухими, почти всегда… Его дневник с Чеченской, сержант, побег из Москвы, холодный вокзал, «Третий фронт».
Полина… Ты умерла и похоронена, тебя больше нет. И никогда не будет. И не важно, что все еще чертово имя в паспорте, что все еще чертово тело под одеждой, ведь жизнь теперь совсем другая… Жизнь, которую я все же не отдам. Не отдам этому человеку, который сейчас сидит рядом, сжимая руль красивыми пальцами, который следит за дорогой внимательным – вряд ли! – взглядом голубых глаз. Не ему.
- Вы спрашивали, почему Сержант… - тихо проговорил я, глядя в окно. Не на него же смотреть! Почему-то смотреть на него было мне… Не могу найти нужное слово. Не могу. Не понимаю. Наверное, пресловутый стокгольмский синдром. Еще пара пьяных вечеров и я начну ему симпатизировать.
- Ты бы еще через полгода вспомнил, - усмехнулся он. Я затылком чувствовал его взгляд, чертыхнулся про себя. Ну чего меня потянуло на откровения?! Ему это вообще знать не положено! Плевал он на меня, я просто жертва, жертва, за которую неплохо заплатят!
- Мой старший брат, - иначе я Диму не называл. – Ездил добровольцем по горячим точкам. Сержант, омоновец… Сухая телеграмма. Потом короткая фраза в выпуске новостей: «Около 17:15 прогремел выстрел снайпера, в результате которого сержант Дмитрий Воробьев был убит»… - перед тем, как уехать в Ингушетию в последний раз, он сказал: «Полина, не забывай обо мне. Обещаешь? И не плачь, если что». Я обещал. Я не забыл. – Это дань памяти, - кретин! Зачем рассказывать? Да и кому, черт побери?!
Разве Саша не должен быть мне противен? Разве я не должен по-настоящему ненавидеть его?! Разве я не должен хотя бы попытаться врезать ему, хотя бы попытаться?..
Почему я этого не делаю? Потому что боюсь, что не выйдет, что он сильнее, да что там, просто боюсь его?..