злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Autumn Tears - Canticle
Я стояла, прижавшись спиной к двери его комнаты, и улыбалась. Наверное, я выглядела сейчас, как сумасшедшая – эта улыбка совершенно без повода, упавшие на лицо волосы, но это не имело значения, мне просто было смешно, чертовски смешно. И откуда только во мне взялись еще силы и смелость на это, не знаю, но я еще была способна на это.
Вы так вздорны, сэр, как любой выживший из ума старик. Самое человечное, что только можно было бы найти в человеке это его ненависть к другим людям, и сейчас я видела ее в нем, в моем супруге, обращенную ко мне, острую, резкую, сильную, но она ничуть не огорчала меня и не заставляла ненавидеть в ответ. Мой супруг – чудовище? Увольте, что вы, он всего лишь человек. Такой же, как тысячи других людей, старых людей, и ничего не удивляет меня в его поведении. Многие старики до ужаса ненавидят молодых, только за то, что у них впереди еще вся жизнь, когда как их уже подошла к закату. Когда молодые еще могут наслаждаться всем тем, что для стариков уже не имеет смысла. Эти слова... Про красоту жизни, про двери... Кажется, я начинаю понимать вас, сэр Морган, и то, зачем вы женились на мне. Это жестокая, но все же игра – вы хотели запереть передо мной эти двери, чтобы я ощутила каково вам, когда даже открытыми они уже не привлекают вас... Забавно. Сколько еще вы собираетесь прожить так? Вы, наверное, боитесь смерти, потому так часто говорите о ней, и я, тоже говорю о ней часто, хотя совсем не боюсь ее. Для меня она освобождение, для вас – неизбежность, приближение которой вы чувствуете с каждым днем. Вы хотите, чтобы я играла по вашим правилам, жила по вашим принципам? Ненависть, желание, смерть? Мне очень жаль, но я буду непослушной куклой, и даже не подумаю сделать этого... Вы хотите, чтобы я ненавидела вас, потому что вы ненавидите меня, только за то, что я молода, за то, что у меня впереди вся жизнь. Ненавидьте, сколько хотите, но я не собираюсь ненавидеть вас, потому что у меня нет причин для этого, только потому, что я осознаю ваш возраст, и ваше положение...
Браво, Хельга. Тебя будут пинать ногами, а ты будешь любить весь мир, захлебываясь собственной кровью. Я не знала, что твоя идиотская доброта может дойти до такого... Прости, я молчу. Я же обещала тебе молча наблюдать, как твой старый супруг, это отвратительное дряхлое существо, будет уничтожать и губить тебя, смеяться и унижать, когда ты вдруг решила проникнуться к нему любовью. Может быть, ты еще решишь поиграть в Инкен Петерс, в ответ на эту мерзкую ненависть и отчужденность? Только вот твой муж похож на Маттиаса только возрастом, разве что... И если эта история была трагичной, то твоя больше похожа на комедию, или даже так – на глупую, больную смешную клоунаду.
Замолчи.
Хорошо, я же обещала. Просто сейчас я еще выполняю роль голоса разума, который у тебя, судя по всему полностью отсутствует. Или его ты тоже решила заткнуть, чтобы он не мешал тебе строить из себя святую? Послушай, пока я еще не замолчала, послушай Хельга, тебя не хватит надолго! Сейчас тебе кажется, что ты полна сил, чтобы даже любить эту мерзость, эту ходячую мерзость, но скоро ты сломаешься, очень скоро и поймешь, что только зря обманывала себя. Опомнись сейчас! Опомнись...
Замолчи.
Молчу.
Так я дошла до своей комнаты, присела на кровать, спрятав лицо в руках, посидела так некоторое время, слушая тишину. Голос молчал, он слишком дорожил своей честью, чтобы нарушать данные мне обещания, и я была несказанно рада этому.
Он сказал – честь не имеет значения, глупый вздорный старик... Я слышала еще там, в своей далекой холодной Исландии, по сравнению с которой, казалось бы, холодная Англия была теплым тропическим пляжем, что для английских лордов честь имеет как раз огромное значение, но... Он слишком стар, чтобы думать об этом. В этом возрасте мне тоже будет плевать на честь.
Я откинулась на кровать, закрыла глаза, и в голову сразу полезли разные мысли, и вспомнилась старинная средневековая песня, строчки оттуда, и я по своей дурацкой привычке, попыталась применить ее к своей жизни. Я научусь так жить, я может быть даже полюблю его, не как мужчину конечно, а как... старика? Деда? Просто, как человека. Пройдет год, два, десятилетие. Другое. Однажды он умрет, все-таки умрет, ведь он не бессмертен, он сейчас уже очень стар. А я? Я буду жить в этом темном мрачном замке, мои волосы станут совсем седыми, руки огрубеют, покроются морщинами, глаза потухнут... И я тоже запрусь здесь и буду отрицать этот мир, ненавидеть его, презирать молодых, за то, что у них впереди вся жизнь, и они могут прожить ее, как хотят, поскольку у них есть еще и свобода. Семья, друзья, любовь... Все то, чего у меня нет и сейчас. Все, кто, когда-либо был мне дорог, покинули этот мир, оставив меня в горьком пугающем одиночестве, наедине с сестрой, которая почему-то задержалась на границе двух миров – мира живых и мира мертвых. Зачем я думаю об этом, зачем сыплю соль на свои раны? И... я словно забыла о том, что кроме Инги у меня нет ничего и никого, и я обязана, пусть ценой собственного счастья, свободы и даже жизни вернуть ее назад. Только одна из нас имеет право на жизнь, и я добровольно отдаю его ей. Потому я не буду ненавидеть своего супруга, каким бы отвратительным он не казался мне, потому я буду пытаться, отчаянно пытаться его полюбить...
Да, кстати. Я так и не пожелала ему спокойной ночи. Испугалась, убежала как обиженный ребенок.
Единственное существо от ненависти, к которому я не могу избавиться, это я сама... Глупая, жалкая, беспомощная отвратительная девчонка, которая думает только о себе, плевав на чувства других людей. Которая только и может ныть, что ей сломали жизнь, что у нее ничего нет. Как я вообще могу позволять себе такое, пока моя сестра... пока она находится в коме?
Я встала с кровати и быстрым шагом подошла к двери. Все равно я не смогу уснуть. Все равно мне еще нужно отыскать Вилли и попросить у него снотворное, заодно я извинюсь перед супругом и пожелаю ему спокойной ночи, ведь со своей глупой болтовней, я забыла это сделать. Старые люди любят, когда им оказывают внимание, не правда ли?
Я быстро и уверенно дошла до комнаты своего супруга, но остановилась перед дверью, вспомнив как прибежала сюда с ножом...
Ты... Если бы я могла убить этим ножом тебя, чтобы ты никогда больше не лезла в мою жизнь!
Чтобы сделать это, тебе придется вонзить его себе в сердце, потому что я неотъемлемая часть тебя, не забывай об этом, дорогая Хельга. А себя ты убить не можешь, не правда ли? Твой любимый обожаемый супруг предупреждал тебя, что не собирается заботиться о твоей сестре, если ты что-то с собой сделаешь. Я молчу.
Молчи.
Я осторожно приоткрыла дверь и застыла, слепо вглядываясь в темноту, нарушаемую только лунным светом. Это... Это не мой муж, это... Или долгие дни бессонницы довели меня до видения наяву или в его постели действительно лежал чужой, совершенно незнакомый человек. Я зажала себе рот, чтобы не вскрикнуть, попятилась, нечаянно слишком громко хлопнула дверью и бросилась бежать по коридору, не разбирая дороги...
Воры? Да, почему бы и нет?! В этом замке столько бесполезных, но очень дорогих вещей, что не удивительно, что кто-то решил явиться сюда и присвоить их себе. Или... зловещие призраки и тени!? Или...
Я слышала шаги, гнавшегося за мной следом человека, и осознавала, что больше бежать не могу, к тому же в темноте совсем не разбираю дороги, впрочем, при свету я тоже вряд ли бы осознавала, где я нахожусь. Тупик, холодная каменная стена, в которую я ударила кулаками... Дальше бежать некуда.
Ты же вроде хотела умереть, когда царапала свои руки булавкой, не правда ли? Ну вот, у тебя кажется, будет второй шанс, правда в этот раз тебе даже не придется брать на душу страшный грех... Самоубийц не хоронят на церковных кладбищах, не отпивают. А если ты будешь невинной жертвой, то может быть на небесах, тебя похвалят за твою отвратительную глупую доброту и доходившую до идиотизма жертвенность. Ах, да, я же обещала тебе молчать. Что же.
Я молчу.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Silenzium - One Step Closer (Linkin Park cover)
- Ты прав, щенок, - произнес я, подумав, и ухмыльнулся, видя, как меняется его лицо при этой моей ухмылке. Вспомнил дурацкую присказку «боится, значит, уважает», и ухмылка, так пугавшая моего заложника, стала шире. Браво, Сашенька, к старости лет ты не только растерял все свои навыки, но еще и переквалифицировался из киллера в маньяка. Да, и, конечно же, начал разговаривать сам с собой. Почему мне вдруг так смешно, почему у меня с утра пораньше такое хорошее настроение, когда все вроде бы совсем не хорошо? Голова болит, в Питере на меня объявили охоту, все с кем я работал столько лет вместе меня предали, а я смеюсь над собой, и над этим запуганным до смерти мальчишкой? Я просто идиот, впрочем, это я понял еще вчера, узнав как получилось так, что от меня захотели избавиться. Огорчиться? Нет, что вы. Передо мной стоят четыре миллиона собственной персоной, и как от судьи ожидают вынесения приговора – помиловать или убить, и я чертовски доволен сложившимся положением вещей.
Охотятся? Ну и что. Все решено. Я получу деньги за этого мальчишку, как его, кстати, зовут, вспомнить бы, Миша? – нет, вроде бы Паша, да, правильно, убью того, кто решил устроить мне веселую жизнь, и заживу еще лучше, чем до этого на полученные деньги.
Иногда я просто удивляюсь своему оптимизму, впрочем, только он меня и спасает. Если бы я по-другому относился к жизни, сейчас бы я вряд ли был жив, в если и был бы, то не расставался с бутылкой, стеная о том, что у меня не сложилась жизнь. Утопился бы в этом озере? Или в обводном канале, или повесился, или пустил себе пулю, или, или... Сколько, черт побери, этих или, сколько способов самоубийства, которые при желании всегда будут под рукой, чтобы раз и навсегда покинуть этот мир. По этому я отчаянно цепляюсь за свой оптимизм, по этому я отчаянно и бесповоротно люблю деньги, и обесцениваю все остальное, все то, чего у меня попросту нет. Дружба? Ха-ха, мои друзья, с радостью воткнут мне нож в спину, впрочем, они уже сделали это, и делают при каждой удобной возможности. Любовь? Красавицы на одну ночь, имена которых так приятно шептать в сладком пьянящем экстазе, и так легко забыть на утро. Карьера? Первый курс медицинского института, годы музыкального училища, а чем я занимаюсь в результате, в чем достиг совершенства, имея огромный опыт за почти пятнадцать лет работы? Убиваю людей. Браво, хлопаю обеими руками, и о какой только карьере тут может идти речь. Деньги. И немного здравого смысла, на этом, пожалуй, можно и остановиться, чтобы быть довольным своей жизнью, чтобы не впасть в депрессию, чтобы подпитывать свой нескончаемый оптимизм.
- Присядь, - я кивком головы указал ему на табуретку, и он послушно опустился на нее, также, не сводя с меня пристального внимательного взгляда темно-вишневых, почти черных глаз. Красивый цвет, чертовски красивый, любая из моих баб, имена которых я не помню, позавидовала бы таким глазам. И, черт побери, о чем я вообще думаю? Старый дурак.
Красивые глаза, да, и взгляд жертвы, что-то в этом взгляде есть притягивающее к себе внимание, манящее... Никогда не одна женщина не смотрела на меня так, все были покорны, чертовски покорны, впрочем, я никогда и не собирался убить женщину, если не считать работы. Принципы? Не смешите меня. Если мне закажут старика или ребенка, я спокойно убью его... Трактористы и электрики, и мы, наемные убийцы, тоже всего лишь выполняем свою работу. Мы такие же, как вы, обычные люди. Обычные люди с обычными человеческими мыслями, чувствами и желаниями. Да, определенно, будь мой заложник девушкой, я бы не теряя времени, воспользовался его беспомощностью, ему бы не поздоровилось. Черт, почему я говорю ему? Ей. Да, если бы это была она, с такими же глазами цвета спелой вишни, цвета темной крови, этого фантастического цвета, темного, почти черного, огромными и распахнутыми, взирающими с таким страхом и в тоже время бесстрашием... Я бы не церемонясь, снял с нее эту безразмерную куртку, баллахонистую майку и рваные джинсы, и никто бы не помешал мне делать с ней все, что захочу. А этот взгляд умолял бы о помощи, о помиловании, но при этом губы бы оставались беззвучными, чтобы не показать своей слабости... Черт побери, о чем я вообще думаю? Опомнись, старый идиот, перед тобой мальчик, ну и что, что у него красивые глаза, поздно начинать на старости лет играть в эстета или мечтать о высокой и чистой любви, к тому же после того, как ты убедился, что все женщины продажные глупые дуры. Благодаря одной из них, а точнее ее идиотизму, притащить меня в свою квартиру, с проклятыми камерами, и ее проклятому мужу, я сейчас скрываюсь здесь, как какой-то изгнаний родины или сбежавший тюремный заключенный. Доигрался в Казанову.
- Дай мне телефон, - чтобы отвлечься от своих мыслей я достал из кармана смятую пачку сигарет и закурил. Только табачный дым мог вернуть в мою мучительно ноющую из-за проклятого похмелья голову ясность.
- У меня нет, - сказал мальчик, опустив голову, и мое счастье, потому что теперь его взгляд был уперт в пол и не мучил мои без того расшатанные нервы.
- Как нет!? – переспросил я рассерженно.
- Нет, - повторил он, потом снова посмотрел на меня, я чертыхнулся, - вы меня убьете, да?
- Не сейчас, - отмахнулся я, подошел к окну, посмотрел на серое небо над такой же серой, мутной водой, по которой бежали слабые волны, - в твоих силах спасти свою жизнь, щенок. Есть деньги – ты жив. Нет денег...
- Я понял, - обреченно кивнул он, - но телефона у меня нет.
- Тогда мы едем в город, - констатировал я. В Питер? Ну, уж нет, увольте. Если моему заложнику нравится играть в героя, то мне нет, наигрался уже в молодости. И так легко и банально выдавать себя я не собираюсь. По этому мы поедем в Приозерск, там наверняка найдется телефон, по которому мой маленький друг позвонит тому, кто отвалит за его никчемную жизнь четыре миллиона рублей.
Неплохо, за такую... пустышку.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Дж.Тартини - Аллегро ассаи
- Вот как, моя дорогая?.. – я и подумать не мог, как сложно убедить человека совершить преступление. Да и не преступление даже, а так, оказать услугу обществу, избавить мир от сварливого, чокнутого, безумного и ни на что не годного старца! Впрочем, с простым человеком у меня не возникло бы такой проблемы, но Хельга… Ее чертово доброе сердце так настойчиво ищет во мне что-то… что-то человеческое… Нет, моя дорогая, не стоит. Не нужно, не ищи. Просто убей. Так просто. Как раздавить мошку. Ах да, ты же и на мошку руки не поднимешь, черт побери. – Ты еще слишком молода. Ты не знаешь жизни! Ты ничего не знаешь… - о, как бы я хотел показать тебе все удовольствия жизни, моя дорогая, показать тебе хотя бы некоторые из них… Особенно одно, но… - Ты и понятия не имеешь о том, чего хотела лишить себя по прихоти или по глупости. Ты и понятия не имеешь о том, чего лишил тебя я, одев кольцо на твой палец.
- Свободы, - смело ответила Хельга.
- И только, ты считаешь? Я лишил тебя гораздо большего, моя дорогая. Еще большего ты лишаешь себя сама. К чему? – неужели не понятно?! Убей меня, детка, и все твои проблемы растают. Молодая вдова, наследница огромного состояния, ты встретишь какого-нибудь более или менее достойного мужчину, выйдешь замуж во второй раз, родишь ему, черт тебя побери, детей, и будете вы счастливы по гроб жизни! Может, и Инга твоя очнется или сдохнет наконец, но уже не будет омрачать твою жизнь своей чертовой комой! Ты еще можешь быть счастливой, у тебя еще есть будущее… Да, действительно. – У тебя еще есть будущее, моя дорогая. Перед тобой могли раскрыться сотни дверей! - и разве не я то единственное препятствие, которое мешает тебе открыть перед собой хоть одну из них? Так избавься от этого досадного недоразумения. Избавься от старого мужа, разрушь стену, что отделает тебя от жизни, от настоящей жизни, сломай сразу или разбери по кирпичикам, но сделай же это. – Ты просто не хочешь переступить порог, который отделяет тебя от них. Всего лишь порог, покрашенный в кроваво-красный цвет… - она замерла, ей, должно быть, все еще было странно слушать мои сомнительные речи, речи выжившего из ума старика, безумного маразматика , тогда спаси меня от этого маразма, от безумия, от всего. Облей бензином и подожги, привяжи мне камень на шею и сбрось в теплые воды Эйвона, пристрели, зарежь, изруби топором на мелкие куски, отрави, вколи мне лошадиную дозу листенона или чего-то вроде него, уничтожь меня, разорви… Ну что тебе жалко что ли? – Переступи через порог, моя дорогая, и ты увидишь, как хорош этот мир…
- Хорош? И Вы сами так считаете?
- Считал, моя дорогая, много лет назад, а теперь я сам плох для этого мира, да, слишком плох… - я хотел сказать еще многое, но взгляд упал на настенные часы с маятником: осталось 5 минут! Как же быстро летит время, когда не обращаешь на него внимания, оно будто дама обижается, гордо отворачивается и убегает прочь в слезах, а ты сидишь в одиночестве и жалеешь о нем, об упущенном. Что за лирика на старости лет?! – Моя дорогая, ты непременно поймешь, что я прав. Ты просто боишься признаться в этом самой себе. Ненависть. Желание. Смерть. И ничего больше!
- Нет! – горячо возразила она. Горячо? Девушка из такой холодной страны так горячо возражает?.. Хотел бы я узнать, насколько горячо она может сопротивляться или… отвечать. – Жить по Вашим правилам я не… - у меня нет времени. У меня нет ни одной лишней минуты, чтобы слушать тебя! Снадобье вот-вот закончит действовать. Но… не могу же я просто оборвать ее на половине фразы и прогнать?.. Не могу?!! Я? Да я просто обязан, я обязан бросить еще немного дров в костер ее ненависти, еще немного масла, еще немного…
- Убирайся прочь! – закричал я, для пущей убедительности ударил кулаком по кровати. Она стояла на месте как вкопанная. Не ожидала, моя дорогая? Привыкай. – Убирайся, я сказал!
- Как Вы… - нет, я не дам тебе договорить. Ты же, черт побери, не даешь мне ни того, ни другого, из тех двух вещей, которые для меня особенно желанны. Нет, моя дорогая, пока ты воспылаешь ко мне настолько отчаянной, поглощающей ненавистью, я не остановлюсь.
- Ты оглохла?! Убирайся вон! – снова кричал, потом схватил с прикроватной тумбочки книгу – мой любимый «Фауст» Гете, впрочем, ради цели не жаль – и запустил ею в дверь. В паре дюймов от Хельги. – Убирайся.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Сплин - S.O.S.
Сколько времени после мучительно тяжелого пробуждения я еще пролежал с закрытыми глазами, я не знал. Голова трещала – не удивительно после такого количества распитой водки, я порой забываю, что это хилое, никчемное тельце, которое приходится называть своим, не может выдержать много. Много водки, много ударов, много боли, черт его дери. Я ненавижу свое тело. Я и от разума не в восторге. А душа… Она принадлежит лишь музыке.
Я боялся открыть глаза, боялся обнаружить себя лежащим на этом диване в доме – вряд ли, конечно, он принадлежал ему – этого странного типа, который хотел меня убить, который должен был меня убить, но не сделал этого по счастливой случайности. Боялся, хоть и знал, что это так. Я по-прежнему на диване, лежу, свернувшись калачиком, и меня окружают те же запахи, что я чувствовал, засыпая.
Я боялся открыть глаза и столкнуться с Сашиным взглядом, да что там, я вообще боялся его взгляда. Почему-то даже больше, чем его пистолета. Вчера вечером у меня хватало сил играть в героя, в смельчака, а хватит ли сегодня?.. И вообще… Разве я играл? Разве я не был смельчаком? Я же перестал бояться. Даже не так, я устал бояться! Так почему же сейчас мне страшно открыть глаза? Надеяться, что вчерашний день – просто сон? Глупо! Безнадежно глупо! Пора бы повзрослеть. Моя жизнь на волоске. И нужно это понимать, осознать, смириться… Смириться?! Разве так должен поступать настоящий мужчина?! Смириться, черт побери?!
В голове какие-то бредни. Чертово похмелье! Голова разрывается на части, боль перекрикивает поток ненужных и бесполезных мыслей, во рту пересохло, и я отдал бы все – все? – за глоток воды. А лучше все-таки водки. И за сигарету. За пару сигарет из пачки Winston Classic.
Я так долго отвоевывал свою свободу, свое право быть. Быть не тем, кем меня хотели видеть, тем, кем я себя ощущал. Быть… собой, пожалуй, как бы пафосно это ни звучало. И эта моя нелегкая свобода вдруг исчезла, улетела журавлем в высокое небо, а я остался на земле. Этот человек отнял у меня мою свободу, этот человек теперь держал на прицеле мою жизнь, в его власти оказалась моя судьба, зажатая между пальцев как сигарета.
Какого черта?! Кто дал ему такие полномочия?! Играть чужими жизнями, решать, где ставить запятую… «Казнить нельзя помиловать».
Какого черта я должен подчиняться ему?! Какого черта я должен следовать правилам, которые он выдумал?! Да кто он такой?!!
Раз, два, три… Распахнул глаза и огляделся, тяжело дыша.
Утром эта комнатушка выглядела не так убого и мрачно. И самое главное – Саши не было поблизости.
Я вскочил с дивана и метнулся к двери, подергал ручку. Черт подери! Этот старый – да он вдвое старше меня! - придурок запер дверь! Выбить? Нет, вряд ли. Нужно найти другой выход. И побыстрее.
Окно! Ну, конечно, разбить окно и бежать!
Ринулся к окну, но остановился возле него, замер как-то безвольно, схватился за голову от резкой боли. Чертово похмелье! Пора завязывать с водкой! Ну да, конечно, сколько раз уже говорил себе это!
Окно… Но куда я побегу? Я даже не знаю, где нахожусь. Не знаю, в какой стороне Питер, и уж тем более не знаю, на каком расстоянии. Тогда куда же мне бежать? На что мне надеяться?
Бежать… Бежать единственно от этого человека? Только потому что он кажется мне куда опаснее, чем незнакомые места, незнакомые люди, да что угодно… Кажется? Он и есть опаснее, никто другой не бил меня, черт побери, моя родная мать не смела. Тем более, никто не угрожал мне пистолетом. Да что там! Никто, кроме Саши, не пытался меня убить. УБИТЬ.
Тогда что же я медлю? Жду, когда пройдет похмелье?! Кретин.
Вот же она свобода, за этим окном, там, где пахнет пресной водой, там, где простирается прозрачная водная гладь, где на линии горизонта тает в ней серое небо, там… Будто я топиться собрался. Да, Пашенька, похмелье это страшно, какие только мысли не приходят в голову…
Только замахнулся кулаком – руки не жалко, на кону жизнь, моя чертова жизнь! – как позади меня раздался смешок. Я резко обернулся: Саша. Он стоял в паре шагов, скрестив руки на груди, и посмеивался. Черт подери этого человека! Внутри все обожгла ярость, отчаянно хотелось наброситься на него, бить, долго и нещадно, отомстить, но… Чертов голос здравого смысла! Если я сделаю это сейчас, он забьет на деньги и просто убьет меня. Это же так просто. Для него.
- Я… - я отошел от окна и глянул на него исподлобья. Что? Сказать ему, что я голоден, черт возьми, что я хочу пить, что мне неплохо бы горячий душ?! Ну нет, я вообще не горю желанием говорить с ним. Хотя, с другой стороны… Говорить с киллером, который тебя все-таки не убил, очень даже… интересно? Забавно? Может, еще и приятно?! Сержант, опомнись! – Я считаю, что ни к чему медлить. Вы должны потребовать выкуп уже сегодня, чем быстрее это кончится, тем быстрее я… - я что? Вернусь домой? К нормальной жизни?! А кто сказал, что он не убьет меня после… Я ведь слишком много видел, разве нет? Что ему стоит. И никто не узнает, где я, что со мной. Он получи свои 4 миллиона и спустит курок.
Или же…
Я вгляделся в его голубые глаза, шагнув навстречу.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора Ненависть. Желание. Смерть.
Я повторила эти три слова про себя, ожидая, когда откликнется назойливый голос в моей голове, которому бы непременно понравилось каждое из этих слов, но он молчал. Забавно, ведь даже у голоса в моей голове была честь – он обещал мне молча наблюдать, как я веду себя к бездне – к бездне ли? – и не вмешиваться, и он выполнял свое обещание. А была ли честь у этого человека? Сложно, все сложнее пытаться унимать эту жгучую огненную ненависть, все сложнее пытаться оправдать все его слова огрехами возраста. Все сложнее оправдывать его слова и поступки, но все же! Он стар, он очень, слишком стар, и с этого возраста все кажется ему бессмысленным, бесценным, не важным, и мне, наверное, доживи я до стольких лет тоже было бы все равно и на родину, и на любовь, которую мне вряд ли суждено познать в этой жизни, и на честь. Когда ты чувствуешь холодное дыхание смерти, когда ты вспоминаешь все свое прошлое – если я уже сейчас могла часами заливать слезами альбом с фотографиями – то в старости, кроме этого прошлого у тебя уже ничего не будет. Будет ли для тебя иметь смысл тогда вся эта ерунда, действительно ерунда.
Я сложила руки в замок и посмотрела на свои тонкие длинные пальцы, чтобы отвлечься от своего супруга. Мне мучительно хотелось что-то сказать, но я молчала, не зная как выразить это словами, и, в конце концов, прогнала эти мысли, продолжая уже начатую нами игру, именно игру.
- Я вынуждена не согласиться с вами, - сказала я совсем тихо, потом опомнилась и произнесла громче, а потом и вовсе вспомнила то, что пришло мне в голову, и я озвучила это, пусть это мало вязалось с тем, что я собиралась сказать, - знаете... Адольф Гитлер сказал, что жизнь – это очередь за смертью, в которой глупцы лезут без очереди... И эти слова кажутся мне верными, ни к чему торопить события, если ваша очередь еще не пришла, - и это говорю я? Ха-ха, браво Хельга, и после того как ты булавкой уродовала свое запястье, все, я молчу, молчу, не подумай, просто слишком сложно оставаться равнодушным, когда ты так сильно противоречишь сама себе, - и идеализировать смерть. В масонстве есть такой девиз, или... я не знаю, как это называется у них, но этот девиз «любовь к смерти». Вам не кажется это глупым, больным, безумным? Какой-то смешной и нелепый фетишизм, как и все странные и страшные вещи, о которых вы говорите... Эвтаназия, суицид... А вдруг в самый последний момент, при самой тяжелой смертельной болезни человек вдруг осознает, как прекрасна жизнь, вдруг он захочет насладиться последними мгновениями... Ведь только за секунду до взрыва, до выстрела нам дается понять, как прекрасен этот мир в своем отвратительном безобразии, - пауза, театральная пауза, черт тебя подери Хельга, а ты слишком увлеклась идеями в которые ты сама толком не веришь, но зачем-то проповедуешь, прости, я молчу. Я тоже молчала, как и голос в моей голове, хотя мне казалось, что он смеется надо мной, там, в моем сознании... Тихо, неслышно, потому что эти слова мне тоже казались странными и неправдоподобными, но я была уверенна в их верности. Черт меня побери, зачем я проповедую все это старику, которому все это безразлично? Просто чтобы блеснуть своими познаниями в философии?
Дура, глупая презренная дура. И это уже не слова голоса в моей голове, это мои собственные слова, горечь осознания собственного идиотизма.
- Как же все это не помешало тебе, когда ты уродовала свои руки? – я вздрогнула, встретилась взглядом с его ослепительно голубыми глазами, насмешливыми, унижающими. Дающими понять, что я всего лишь вещь, которой не положено и рта раскрывать, которая должна быть красивой и глупой куклой, без чувств, без эмоций, послушная игрушка в руках своего хозяина. Вы хотите, чтобы я жила по вашим правилам, сэр Морган? Как вы сказали – ненависть, желание, смерть? Я должна огорчить вас тем, что даже не собираюсь подчиняться им, можете считать, что это в некоторой степени все-таки покорность, ведь это мое желание.
Что вы сделаете? Будете угрожать мне тем, что отключите мою сестру? Угрожайте, я просто заберу ее и отправлюсь обратно, домой, мне нечего терять, и даже если вы пожелаете мне отомстить, я не пострашусь вас, ведь вы не больше чем вздорный старик. Как тысячи других стариков.
Одиноких, обозлившихся на весь мир, у которых не осталось ничего кроме воспоминаний.
- Вряд ли кто-то мог мне помешать, - усмехнулась я, дерзко, в некоторой степени, наверное, даже оскорбительно, - ведь это мои руки, сэр, - он нахмурился, конечно, ведь кукла ведет себя не подобающе, ведь кукла бросает ему в лицо слишком смелые слова. К тому же кукла не собирается как перед отцом или учителем отчитываться, зачем и как она сделала это. А вы хотели бы послушать, сэр Морган? Полный спектр развлечений за счет человеческих страданий, устраивайтесь поудобнее, выбирайте, слушайте.
Это мои руки.
Хотя никакие они, конечно, не мои, они, как и все мое тело, как и вся моя душа, до последней клетки, до самой крошечной частицы, принадлежат – вам? Нет, увольте, - моей сестре, Инге.
Только из-за нее я еще здесь.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - 30stm - From Yesterday (акустическая)
Моя милая девочка… «Пожелать спокойной ночи и сказать кое-что»…
Будто бы это «кое-что», такое важное для тебя, может быть мне интересно! Впрочем, любопытная легенда…
Но последние слова, последний вопрос… Черт побери, зачем?.. Зачем тревожить мою память?..
- Воевал ли я, моя дорогая? – переспросил я по слогам. К чему все эти глупые вопросы?! Черт побери, чего ты хочешь?
Чтобы я рассказал тебе, как впервые оказался на поле боя?
Когда в июне 65-ого - Ах, простите! - 1665-ого я оказался на одном из кораблей под командованием контр-адмирала сэра Вильяма Беркли посреди Северного моря. Сколько мне было? Кажется, 19… Или около того, это не суть. Голландия объявила войну, я должен защищать Родину, я должен немедленно отправляться на флот!.. Сила и красота этих огромных судов, паруса белого шелка, русалки на бушпритах… Я был всего лишь глупым мальчишкой, который смотрел на все горящими глазами, глазами, в которых отражалось пламя, когда горели обломки кораблей противника. Моя первая победа. А я ничего не сделал для нее, бегал по палубе, с трудом перетаскивал ядра и с восхищение наблюдал, как те летят точно в цель, как обращают в щепки то, что было минуту назад едва ли не шедевром. Хочешь услышать об этом, Хельга?
Или, быть может, рассказать тебе про первое поражение?
Четырехдневное сражение на Ла-Манше… Первый день. 5 потерянных кораблей. Второй день – 6. За четыре дня – 20. 5000 убитых и раненых. Я видел их. Я видел, как снаряд врезается в борт корабля, на котором и я. Я видел, как разрываются эти белые шелковые паруса, как превращаются в тряпку, как горит флаг моей страны вместе с надеждой. Я видел, как картечь врезается в тела еще живых людей, видел смерть. Мог прикоснуться к ней… «Бесстрашно встретился с ней лицом к лицу», так ты сказала? Да, именно так все и было. Но и тогда, и сейчас она не хочет забирать меня… Я не сдался на милость врага, я был готов умереть, но чертовы ранения. Потерял сознание, потом… Голландский плен, кровь, смерть, я смог спастись, вырвался, убив пару-тройку охранников. Скольких убивал еще? Да разве я могу сосчитать?.. Я смог бежать, да, не помню, как добрался до Уилтшира, как упал без сил на Солсберийской равнине, как встретил странного старца… Впрочем, ты же спрашивала про войну.
Может быть, ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о том, как лез в самое пекло, как участвовал в каждой войне, развязанной моей страной? Как искал свою смерть? Как надеялся умереть через 100 лет после того, как выпил чертов эликсир? Сколько было этих войн… Англо-турецкая, англо-датская, англо-русская, англо-американская, Первая Мировая…
Вторая Мировая в конце концов… Тогда я знал, что никто не сможет убить меня. И это было даже забавно. Шел под перекрестным огнем, убивал, убивал, убивал… И не чувствовал ничего. Ни страха, ни боли, ни даже грусти…
Воевал ли я, моя дорогая? Тебе не зачем знать… И твой вопрос не более, чем попытка найти во мне хоть что-то человеческое… Нет, не выйдет. Ты же не сможешь убить… героя, не правда ли? Ты не узнаешь о моих сражениях, о победах, о подвигах, пожалуй, так… Ты ничего не узнаешь, я ничего не расскажу тебе. Я солгу. Чтобы ты ненавидела меня. Чтобы ты ненавидела меня еще сильнее, чтобы убедилась в том, что я – чудовище, монстр, дракон. Чтобы убила наконец.
- Нет, моя дорогая, я никогда не был на войне, - ответил я наконец, и Хельга опустила взгляд. – Я не знаю, что такое война… - смерть, страх и одиночество, чужая кровь у тебя на руках или твоя на руках чужих, море крови, ее железно-соленый запах, остывающие тела, когда будто не замечаешь, как идешь по трупам, и только, когда стихают последние залпы, оглядываешься назад, и видишь только искаженные предсмертными гримасами лица тех, с кем говорил еще утром, иногда не видишь лиц, просто потому что их нет, оторванные головы, изуродованные войной тела, и в где-то там, внутри тебя остается только пустота, которую нечем заполнить до следующего боя. – И у меня нет ни малейшего желания знать. Рисковать жизнью за какое-то абстрактное понятие «Родина»?! – я нахмурился и даже приподнялся на локтях, чтобы выказать свое якобы возмущение. – Нет, уволь, моя дорогая, это, по меньшей мере, глупо! – благородно, честно и достойно. Если во мне и есть что-то человеческое, то – да – это любовь к моей маленькой туманной Британии, к моему маленькому Уорикширу. – Я бы никогда не стал делать этого, - я делал это всякий раз, когда было нужно, я рисковал жизнью, когда моя жизнь еще не было столь мучительно бесконечной. – Только глупец способен ценить клочок земли, только потому что родился там! – глупец или выживший из ума, чокнутый старик, как я. – Поверь, моя дорогая, ни твоя Исландия, ни моя Англия не стоят того, чтобы отдать за них жизнь, - если бы я только мог отдать жизнь.
- Как Вы можете такое говорить? – спросила Хельга, как-то резко, с вызовом. Мне это нравится. - Неужели Вы совсем не любите свою страну? – люблю, черт побери, ведь правда люблю… И вряд ли что-то еще в этом мире достойно моего слова «люблю»… Или кто-то…
- Нет, что такое любовь? Такое же никчемное, размытое понятие, как и честь, долг, достоинство! – я безбожно лгал, глядя в ее кристальные серые глаза, и видел в них все больше отвращения. Да, детка, правильно, ненавидь меня сильнее, ненавидь меня так сильно, как только возможно ненавидеть. Вложи всю ненависть в удар, покончи со мной. На тебе не будет вины, только моя непроизнесенная благодарность, когда ты склонишься над открытым гробом, чтобы поцеловать меня в лоб на прощание. Нет, это вовсе не обязательно. Можешь не хоронить, брось это старое тело в теплые воды реки Эйвон, отдай это старое тело на растерзание голодным собакам, оставь это старое тело гнить посреди сада под розовыми кустами… - Любви нет, чести нет, долга нет… Все это выдумки, фантазии не в меру романтичных писателей, черт бы их побрал! Есть всего три вещи, три чувства, три понятия, что существуют на самом деле. Запомни их хорошенько, моя дорогая. Ненависть. Самое сильное чувство, самое искреннее, истинное, - единственное, что ты должна питать ко мне. - Желание. «Что хочется, то надо исполнять, пока не расхотелось», если ты, конечно, знаешь Шекспира… Именно желания движут нашими поступками, так следуй своим желаниям, - но не становись их рабом. Желания, черт побери… Желание тебя… Я смог лишь отвлечься, а не расхотеть. Если бы я мог утолить это желание, если бы я мог прямо сейчас, здесь, на этой широкой кровати тебя… Нет, лучше уж думать о войне и вспоминать молодость, чем сгорать от желания запретного. – И третье. Смерть. Она исход всего. Она реальнее всего. Она то, к чему мы все придем, но когда? Вопрос только во времени. Можно бояться ее, можно ждать, можно торопить, можно даже задержать, поверь. А можно ускорить.
- Ускорить?.. – растерянно, тихо. Дорогая, учись говорить громче, твой муж стар и однажды просто не расслышит, имей уважение.
- Да, - кивнул я, снова опустился на подушки и сложил руки. Да, на манер покойника. Мне это нравится. – Три вещи, моя дорогая. Ненависть. Желание. Смерть. Подумай об этом, Хельга, подумай об этом.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Город 312 - Вчера
Прикидывается? Вряд ли, спит. Ну да ладно, ну и черт с ним. Он и в правду перебрал, обычно в таком состоянии активность людей сводится к минимуму, и они впадают в глубокую медвежью спячку. Хоть какое-то время мне не нужно будет забивать себе голову проблемами вроде, что с ним делать, убить или не убить, слушать эти бессмысленные бесконечные вопросы. Вы киллер, вам меня заказали, вы меня похитили, а зачем меня заказали, а кто заказал, и далее по списку. Ну, пожалуй хватит с меня, его любознательности, все-таки нужно знать и помнить с кем ты разговариваешь.
Охотник и жертва.
Жертва не имеет права на лишние вопросы.
Жертва вообще не имеет никакого права.
Впрочем, если за эту жертву мне неплохо заплатят, у жертвы все-таки появится одно право, которое я не смогу у него отнять, точнее, сам подарю ей, но только в обмен за выкуп. Право на жизнь.
Я неслышно притворил дверь, потом прошелся по дому, отыскал где-то в ящике связку ключей ото всех дверей в доме и запер ее, все-таки так мне было гораздо спокойнее, пусть спит за закрытой дверью. Разбить окно и бежать... И куда же он побежит, он ведь даже не знает, не представляет себе, где он, куда нужно идти, чтобы выйти на дорогу где ходят автобусы, хотя я сильно сомневался в том, что они здесь ходят.
Я набросил куртку поверх пиджака, вспомнив о том, что с озера дует по ночам очень холодный ветер, вышел на улицу, под равнодушное сияние звезд. Над темным силуэтом недостроенного дома, громоздким как исполин, возвышалась бархатная бесконечная звездная даль, приглашающая бросится в нее, в безумный полет, отчаянный, как прогулка по лезвию ножа. Стояла тишина, словно за километры кругом не было не одной живой души, хотя это было не так – в нескольких метрах за пределами участка виднелись яркие огни деревни, и, прислушавшись, можно было различить доносившийся оттуда шум. А если мой пленник все-таки проснется, решится бежать именно к ним? Пожалуй, на утро они сами отдадут его мне обратно, ведь за долгие годы соседства они поняли, что со мной шутки плохи, да и лезть в криминальные разборки черева-то плохими последствиями.
Если тебе дорога твоя жизнь – не говори об этом – просто береги ее.
Похоже, мои соседи хорошо усвоили это железное правило, по этому больше не лезли и даже не пытались лезть в мои дела.
Несколько минут дороги под этими холодными звездами, на встречу шквальному ветру, и трава сменилась крупными камнями прибрежной зоны. Я дошел почти до воды, остановился, и достал из кармана пиджака сотовый. Звонить?
С одной стороны я безумно, ужасно хочу знать какого черта тут происходит, с другой один звонок поможет им вычислить меня, легко, элементарно, и они явятся сюда, с одной только целью, раз она уже взбрела им в голову. Кинуть монетку? Нет, к черту.
Я подошел совсем близко к воде, уселся на холодные камни и закурил, разглядывая бесконечную черную даль поверхности озера, как зеркало повторявшую все происходившее на небе – бледный силуэт новорожденного месяца, яркие искры звезд, которыми было усыпана вся небесная гладь от горизонта до горизонта. Волны, которые гнал холодный ветер, развивавший мои волосы и бросавший их в лицо, слегка перешептываясь, разбивались о каменистую прибрежную гальку, обдавая меня ледяными брызгами, который доносил сюда этот же проклятый ветер... А мне чертовски нравится это место, я бы остался здесь навсегда, не возвращался больше в Питер, где мне теперь к тому же появляться лучше не стоит. И что только за глупые и смешные трусливые мысли – прятаться от опасности, от своих проблем?
Я решительно набрал номер, проклятый номер своего бывшего напарника, который за эти годы выучил наизусть.
- Мишенька, - потянул я, ожидая его реакции.
- Саша?! – выдохнул изумленно он, - что ты...
- Что я? По твоим расчетам я должен уже был быть схвачен, ты ведь, или кто-то там все хорошо продумал, - начал я медленно и вкрадчиво, проговаривая каждое слово как радиодиктор, чтобы он услышал, - можешь не отрицать...
- Сволочь, я здесь не причем! – заявил он, все-таки перебив меня, конечно не причем, наверное, он думает, что я сейчас где-нибудь у него под дверью, собираюсь мстить за эту подставу. Он будет отпираться до последнего.
- Брехня, - проговорил я зло, - будь добр, не утомляй меня этой брехней. Кто решил от меня избавится...
- Это не я, я здесь не причем, - снова упрямо повторил мой бывший напарник, но после некоторой паузы опомнился и сказал, - мне пришел приказ свыше...
- Свыше – это откуда? – осведомился я.
- Наше начальство, - как приговор, замечательно, значит избавиться от меня, пожелал не мой напарник, а кто-то вышестоящий, кто-то... И кому только это понадобилось, но Михаил тем временем продолжил, - Сволочь, где ты?
- Не твое дело, - рявкнул я, - и не пытайся это узнать...
- Нет, ты не понял, - снова перебил он, - не в Питере? Саша, ты очень круто влип, скажу тебе как давний коллега, очень круто. Если ты сейчас в Питере, то уезжай отсюда ко всем чертям, чем дальше, тем лучше...
- Что за паника? – оборвал его я, - что случилось, наконец? Ты вообще в адеквате, можешь мне объяснить?
- Ты влип, - многозначительно повторил он, потом какое-то шуршание, звук хлопнувшей двери, - муж какой-то твоей бабы, очень влиятельный человек, решил поиграть в ревность, причем очень круто поиграть. Ты вообще думаешь когда-нибудь, что у некоторых людей в квартирах могут стоять камеры слежения, и...
Черт побери! Я даже выронил сигарету и мученически сжал голову руками, осознав свой идиотизм. И как мне в голову не пришло только, что можно вляпаться и так. Я потерял сноровку, потерял все свои навыки. Старею? Придется это признать...
- И? – переспросил я, нарушив повисшее молчание, пока я ругал себя всеми самыми последними словами, которые только знал.
- Он жаждет расплаты, - равнодушно заявил Михаил, впрочем, чего ему волноваться то? Ему ничего не грозит, он свою часть уже выполнил, и ему, похоже, неплохо заплатили за это, за то, что заманил меня в ловушку, после долгих лет совместной работы. Я удивляюсь? Нет, меня всегда раздражал этот человек. Я удивляюсь собственному идиотизму и невнимательности, с самого начала все выглядело как-то странно, с самого начала я должен был понять, что за такую пустышку как этот мальчик, не могут заплатить так хорошо.
А что я буду делать? Бегать от мужа какой-то девицы, имя которой я наверняка вряд ли даже не вспомню по всему свету, скрываться, обходить стороной родной город, где прошла почти вся моя жизнь, выворачивать наизнанку свои привычки и обычный уклад событий, к которому я привык. Из-за своей отвратительной неосторожности, рассеянности – сначала напиваться до потери последних остатков мозгов, потом спать с кем попало, даже не задумываясь о последствиях. Черт, и за этот глупый разгульный образ жизни я теперь плачу так дорого? Если мне удастся, а мне удастся, я и не из таких передряг выпутывался, я начну совсем другую жизнь, которую полагает вести мой возраст, - продам свою Питерскую квартиру, и этот дом продам к чертям собачьим, и уеду куда-нибудь в деревенскую глушь и буду писать мемуары о лихой молодости. Бред полнейший, но пока сойдет, нужно же мне пообещать себе что-то несбыточное и глупое, чтобы отвлечься от мыслей о собственном кретинизме?
Ничего, выберемся.
Вернусь в Питер, вычислю того, кто решил перейти мне дорогу, тихо грохну с крыши, винтовка в чехле лежит у меня в багажнике, словно дожидаясь своего часа. Давненько я не убивал не по работе, а для себя... Забавно звучит, как у серийного маньяка убийцы, но все же, это жизнь, и порой, чтобы выжить, нужно идти по костям других людей.
- Ладно, - сказал я снисходительно в телефон, - передавай ему, - ему? Я даже не знаю, кто это вообще, и уж тем более кто его жена, с которой я когда-то умудрился переспать, - мой горячий привет, и, что его жена, - интересно все-таки, кто она, мне почему-то вспомнилась Лера, у которой я ночевал сегодня, странно, что я запомнил, как ее зовут, - лучший экземпляр в моей коллекции, - и зачем я несу этот бред, чтобы выпендриться, показать, что не боюсь?
Я не боюсь, правда. Мне совершенно все равно, выбирая между страхом и равнодушием, я выбрал первое. Нет ситуации, из которой нельзя было бы выкарабкаться, нет проблемы, которую нельзя было бы решить.
Я выключил сотовый, даже не дождавшись ответа своего бывшего напарника, снял крышку задней панели и вынул сим-карту, повертел в пальцах, а потом замахнулся и со всей силы швырнул ее в холодную темную воду озера. Попробуют они меня теперь найти, ха-ха.
Михаил хочет казаться моим другом, как жаль, что со мной не работают такие фокусы, ведь ему наверняка неплохо заплатили за попытки поймать меня. Я даже немного завидую ему – зарабатывать себе на жизнь пустой болтовней не плохая перспектива, когда-нибудь, может быть, уже на пенсии, на которую я отправлюсь уже скоро. Скоро? Судя по моим последним промахам очень даже скоро, и в худшем случае моя пенсия будет бессрочной.
Впрочем, что за пессимизм? Все далеко не так плохо. К тому же у меня есть мальчик, за которого можно получить неплохой выкуп.
И как же я совсем забыл про него с этими дурацкими разборками?

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора Кто эта девушка, черт побери? Я видел многих сумасшедших, но эта… Мда, случай тяжелый… Не похожий на что-то другое. Ну, маниакально-депрессивный психоз на лицо, но есть же еще что-то… Что-то во взгляде. Что-то в этих голубых глазах… Но что?
- Что же ты… Верея… без суда и следствия… Винни должны были судить по закону… - спокойным ровным тоном проговорил я, с психами – впрочем, мне не слишком нравится называть так эту девочку, похожую на куклу – нужно быть на чеку. Лишнее слово – и новый припадок. – А ты его… Ай ай ай, какая нехорошая девочка! – я многозначительно покачал головой, снял медведя с люстры и небрежно положил на стол. – Бедный Винни… А если бы тебя… - ох, эти забавные мысли! - …кто-нибудь так наказал за лишнее слово? – или даже – лучше - не так?.. А как-нибудь иначе, можно же придумать много способов, разве нет?..
- Я убила его, да? – спросила Верея тихо и тут же громко разрыдалась, закрыла лицо ладошками и вздрагивала.
Я – хозяин Вселенной… Но, черт побери, только своей. Я не могу просто подумать о том, что она успокоилась, и ждать, когда это произойдет. Нет, нужен способ… обычный способ.
Я мог бы вколоть ей снотворное, в кармане всегда есть пара шприцов, так. На всякий случай. Только… Снотворное или успокоительное… Лучше, конечно, карбонат лития, карбамазепин или ламотриджин, если учесть быстроциклическое течение… Нет, не могу. Эта девочка – сущий ребенок, нельзя так с ней! К тому же если я накачаю ее лекарствами, то не смогу наблюдать все симптомы – а тут ведь такой букет отклонений, просто находка! - не смогу поставить полный диагноз, впрочем, заигрался я в психиатра…
- Тише… - прошептал я, чертыхнулся про себя и сел рядом с ней на пол, помедлил с минуту, потом обнял за плечи и погладил по волосам, приговаривая, что все будет хорошо. Нянечка, черт побери, а не ученый. Обнимая, рассматривал ее голову и представлял, где нужно сделать разрез, чтобы отделить лобные доли мозга от остальной части. Верея уткнулась мне в плечо, всхлипывала и невнятно бормотала. Слова было разобрать непросто, но мне удалось.
- Какой Вы хороший, дяденька, какой Вы заботливый… - говорила она. О! Как интересно! Маниакальная фаза сменилась депрессивной! Прекрасно, прекрасно! Дай мне весь спектр эмоций. – Вы очень хороший. И теплый… Почти, как мой Винни… Ви-и-и-и-и-нни-и-и-и… Нет, Вы лучше, чем Винни, он меня никогда не обнимал, всегда я его… Да, Вы очень хороший, Вальтер Кларнетович… Не то, что эти злюки, мои родители!.. – она вцепилась пальцами в мой белый халат с такой яростью, что я даже подумал, что еще немного – и повторю судьбу плюшевого Дизеля. – Они гадкие предатели! Они упекли меня сюда! Они! Терпеть их не могу!!! – плач сменился криком. Ммм, добро пожаловать обратно в маниакальную фазу! Да, это девочка – находка для специалиста. Впрочем, мне этого недостаточно. Есть в ней еще что-то, какая-то тайна… А что же это я? Я ведь могу проникнуть в ее мысли - и все станет ясно.
Хм… Не могу. Не могу выудить из ее головы ни одной мысли! Но… неужели… она… одна из нас?.. Не может быть! Или может?..
Я же сам хотел встретить тех, кто умеет то же, что и я. И Вселенная покорно ответила: «Слушаю и повинуюсь»… Нет, я должен еще проверить. Убедиться. Для этого нужно… быть рядом. Наблюдать ее. Да. Еще лучше забрать ее отсюда. Ко мне… Ко мне, моя милая лабораторная крыска, мой чокнутый подопытный кролик… Как же это забавно!
- Винни еще жив, - сказал я наконец, она подняла заплаканные глазки на меня, и я улыбнулся ей. – Да, да. Дыхание слабое, и пульс едва прощупывается, но Винни жив.
- И Вы ему поможете, Карл-Кораллович? – спросила она, смахивая слезы пальчиком.
- Да, конечно, я отнесу его в отделение реанимации, - ответил я. – Мы его откачаем. Проведем трасплантацию глаза, наложим швы, сделаем ему лазерную коррекцию зрения. Я принесу тебе его завтра, ты же не против?
- Ой, я только за, дяденька Вальтер! – обрадовалась Верея, хлопнув в ладоши, вдруг хихикнула, стянула с меня очки и отбежала в дальний угол комнаты, попутно надевая их. – Вот! Поменялись, поменялись! Я Вам Винни, а Вы – мне очочки!
- Хм… - ловкая чертовка! Я поднялся с пола, схватил медведя и направился к двери. – Вернешь, когда я принесу тебе твоего Винни.
- Конечно, конечно, Вальтер Карлович! – она весело помахала ладошкой, и очки чуть не слетели с ее носа, она едва успела их подхватить и сделала важное лицо. – Буду ждать Вас в 9:01 и попрошу не опаздывать!
- До завтра, Верея, - кивнул я, вышел прочь и тяжело вздохнул. Теперь еще и медведя штопать, будто я нанимался. Но прежде – поговорить с главврачом, я же должен забрать ее. Я представил себе в красках, как главврач с радостью отдает мне пациентку на поруки, и не сомневался в том, что это исполнится. Я же Хозяин Вселенной. И Верея, кажется, тоже.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Autumn Tears - This... My Melancholic Masquerade
Из лабиринта своих мыслей, войны голосов внутри моей головы меня вырвал слабо различимый звук подъезжающего автомобиля, донесшийся с улицы, известивший меня о том, что мой законный супруг соизволил вернуться из города. Я подумала о том, что, возможно, тоже хочу съездить в город, навестить Ингу в больницу. Интересно, что он скажет, если я попрошу его об этом?
Я нахмурилась, пытаясь ответить про себя его предполагаемыми словами, встала с пола, и выпрямилась, разминая затекшие спину и ноги. Сколько я просидела так, у окна, спрятав лицо в коленях, обнимая их тонкими руками с этими совсем свежими вчерашними шрамами. Время потеряло смысл, да и я потеряла счет, в этом неудобном положении, на этом холодном полу.
Смешно. Мерзко. Спряталась, как ребенок от своих проблем, забилась в темный угол и проревела целый день, разговаривая, сама с собой. Да, кажется, ненависть к моему проклятому супругу плавно перерастает в ненависть к самой себе, что даже веселит меня. Похоже, сегодня я выплакала все свои слезы и на смену им пришли красные болящие глаза и горькая самоирония. Радоваться этому? Да, пожалуй. Конечно, это не спасет меня от моих горьких мыслей, от тяжелых дум о своем будущем, но, по крайней мере, удержит от безудержных и безумных поступков... Я вспомнила прошлую ночь, зажатый в своей руке нож, вспомнила булавку, и мучительно поморщилась. Неужели все это сделала я, неужели...
Иногда я не узнаю себя. Иногда...
Добрая, слишком добрая девочка. Глупая наивная Хельга, которая бы пожертвовала всем ради других, ради своей сестры, ради тех, кто ей дорог. Ты ведь никогда бы не подняла руку, тем более с оружием на другого человека? Ты бы никогда не попыталась убить сама себя? Не правда ли? Ты и сейчас слышишь меня, голос в своей голове, существование которого ты отрицаешь? Или же нет, впрочем... Ты как раз свалишь на меня все эти безумные и отчаянные поступки.
Заткнись.
Я сжала голову пальцами, мучительно зажмурилась, повторяя одно слово тысячи раз, чтобы не слышать этот проклятый голос, и не думавший останавливаться, и не думавший молчать.
Заткнись.
Хорошо. Если ты так хочешь этого, я могу замолчать. Я буду наблюдать за тем, как твой замечательный старый супруг изводит тебя, издевается и смеется над тобой, как время будет превращать тебя в подобную ему дряхлую черствую старуху. Много времени, чтобы сгнить под могильными плитами твоего замужества совсем не понадобиться. И... как только ты все осознаешь, как только ты поймешь, ты, наверное, вспомнишь обо мне...
Заткнись. Замолчи. Прекрати.
Я вышла из комнаты быстро и уверенно, дошла до ванной, где не было зеркал, и, наклонившись над раковиной, открыла оба крана. Умылась прохладной водой, протерла глаза. Холодные капли быстро стекали по моему лицу, капали с волос на черную ткань платья. Так могла капать чья-то кровь.
Моя. Или его?
Каждый человек имеет право на жизнь, право которое никто, никто, никто, слышишь, никто не имеет привилегии отнять. Жизнь каждого человека исключительно и целиком принадлежит ему, в его руках. Кроме моей. Моя – исключение. У меня нет своей жизни, у меня есть только моя сестра, только ее жизнь, ее будущее, ее счастье, ее судьба. По этому я должна осознавать, что не все так плохо. Я жива, здорова, у меня есть крыша над головой, мне не нужно больше пахать с утра до ночи, да и мой супруг не такое уж и страшное чудовище. Я все преувеличиваю, и даже ненависть к нему я раздуваю, как угли в костре. Если я прекращу заниматься этим я смогу увидеть в нем человеческие черты, я смогу избавиться от этого призрения по отношению к нему, я смогу вспомнить, осознать, что он всего лишь старик, очень-очень пожилой человек. К старости все люди становятся несколько заносчивыми, резкими, странными, но помимо этого и безумно одинокими.
Одиночество – это самое страшное слово, и сильнее всего оно всегда ударяет по старикам.
Скука? Нет, что вы. Одиночество. В этом проклятом старинном замке, кроме меня и мало разговорчивого дворецкого никого нет. В этом проклятом замке царят тишина и забвение, и они сводят с ума, путают мысли даже у меня.
Я тоже ощущаю это горькое чувство, чувство одиночества, здесь, как нигде в другом месте. Почему я не чувствовала его в Исландии, в своей родной милой стране? Потому что там мне некогда было думать об этом, я работала с утра и до ночи, к тому же меня окружали знакомые места, знакомые люди – друзья детства, бывшие однокурсники, люди которые хоть и почти не звонили мне, но лишали меня ощущения этой пустоты, этого горького одиночества. Оторвавшись от своих корней, от родной земли я ощутила, горько и явственно, что чувствуют старики, в домах престарелых, в пустых квартирах...
Ты разговариваешь с давно ушедшими людьми.
Ты разговариваешь сам с собой. На разные голоса, интонации, манеры. Ты сходишь с ума.
Ты слушаешь тишину, разговариваешь с ней...
Это знакомо вам, сэр, не правда ли?
Я выключила воду, и постояла мгновение, напряженно смотря в раковину, что-то такое крутилось у меня в голове, но я не могла понять что, разобрать эту мысль в полном хаосе, воцарившемся там за последнее время.
Странно, а мы с моим дорогим супругом даже похожи. Мы оба бесконечно, безгранично одиноки. Кроме этой оглушающей тишины, постепенно превращающей нас в чудовищ, у нас нет ничего, кроме разве что горстки пепла, оставшейся от прошлой жизни. У меня – альбом с черно-белыми фотографиями давно ушедших людей, у него это мрачное фамильное кладбище за окном.
Может быть, однажды я смогу изгнать из своей души эту жгучую ненависть, да что лукавить, я должна, обязана изгнать ее, уничтожить, искоренить, как гниль, пока не загнило все тело. Как говорят буддисты и люди, исповедующие другие восточные религии – ненависть загрязняет ауру? Что-то в этом духе. По крайней мере, не очищает точно, и легче от нее не станет никому из нас... К тому же я обещала быть смиренной и покорной, обещала себе, обещала Инге, а ненависть полностью противоречит покорности.
Может быть. Все может быть.
Я вышла из ванной, осторожно прикрыла за собой дверь, и быстрым шагом оказалась у двери своего супруга, прислушалась. Застану ли я его здесь, или он снова отправился на эти загадочные ночные прогулки, о которых говорил мне дворецкий? Я осторожно постучала, и, не услышав ответа, толкнула дверь, и остановилась на пороге. Сэр Морган уже лежал в постели, и я поняла, что явно опоздала.
- Извините, я не помешаю? – робко произнесла я, делая шаг вперед, - вы должно быть уже собираетесь спать, - а у меня получилось, и это оказалось почти даже не сложно. Не так наигранно, почти без призрения, без отвращения, спокойно, вежливо, но не чтобы показать свою холодность, а чтобы показать свою вежливость. Забавно, мне всегда говорили, что англичане холодны и сдержанны. Правда, по сравнению с ними тогда, мы, гораздо более северный народ ходячие глыбы льда, флегматичные и равнодушные. И... к чему эти мысли.
- Моя дорогая, ты что-то хотела? – спросил мой супруг, даже не поднимаясь с кровати. Я задумалась на мгновение, но потом кивнула, как могла дружелюбно:
- Да, - некоторая неловкая пауза, я ждала, когда снова заговорит в моей голове проклятый голос, но он, похоже, был верен своим обещаниям, и покорно молчал, - я хотела пожелать вам, спокойной ночи... – забавно, даже без этого голоса мне самой смешно на себя смотреть, смешно, страшно и в тоже время радостно. Снова наступила себе на горло, снова заставила себя перешагнуть через свой характер, свои принципы и амбиции, ради чего.
Ради Инги.
- ... и сказать кое-что, - уже тише добавила я, зачем я играю в Шехерезаду или радиодиктора несущего бред круглые сутки я даже не знаю, и зачем навязываю этот бред своему супругу, которому едва ли интересно это слушать, но мне почему-то вдруг ужасно захотелось озвучить это в слух, ведь слова оживают, только если произнести их, если их кто-то услышит, - я сказала вам, что многое знаю о смерти, это, правда, - мне было как-то неловко, но останавливаться уже было поздно, закрыть лицо руками, и убежать в свою комнату было бы даже не дурным тоном, а проявлением полного психического не здоровья, - и... некоторые легенды моего народа. Имя, которое я ношу, дано мне в честь воина, сына конунга Хельги, который был женихом валькирии. Мой народ верил, что судьба воинов погибших в битве решена после смерти, и это великая честь, быть сраженным на поле боя. За душами воинов прилетали валькирии на сверкающих конях, и увозили их в Валгаллу, небесный чертог для погибших в бою. Мои древние предки представляли себе смерть, такую смерть, как бесконечное пиршество, вместе с богами, бесконечный праздник. И... этот воин, Хельги, незадолго до своей гибели он знал о том, что должен будет умереть, он мог не идти в этот бой, но... бесстрашно встретился с ней лицом к лицу... – зачем я это говорю, черт меня побери? Глупая дура, с забитой всяким бредом головой. То проклятые книги, теперь древние легенды. На меня так влияют эти древние стены замка, заставляя думать о том, о чем бы я никогда не задумалась, говорить то, чего бы я никогда не сказала?
Смерть в виде праздника? Это забавно, не правда ли, жаль, что я совсем не воин и у меня нет ни малейшей возможности погибнуть в бою, а у вас, дорогой супруг, похоже ее, и не было, раз вы до сих пор обитаете в мире смертных. И... Снова эти мысли, снова...?
Я молчу. Я же обещала тебе, Хельга, я молчу.
- Вы меня слушаете? – рассеянно поинтересовалась я, заметив какой-то отсутствующий вид сэра Моргана. Потом я почувствовала остро и сильно эту проклятую неловкость, нелепость ситуации, в которую сама себя загнала, и неожиданно даже для самой себя, спросила у него, хотя едва ли мне было это интересно, - а вы когда-нибудь воевали, сэр, за вашу долгую жизнь?

Gris_Souris (Сообщество_авторов) все записи автора Кажется, доктор выглядел немного озадаченным.
Ой, какие у него очки жёлтенькие! Кругленькие! Я тоже такие хочу!
– Ничего страшного, – наконец ответил он, – я просто сделаю тебе лоботомию... Тьфу ты! Томографию, я имел ввиду.
Лоботомия, томография, незнакомы слова.
Это мы не проходили, это нам не задавали! Парам-пам-пам! Парам-пам-пам!
Стоп! Не сейчас.
Хм… хочу шоколадку…
Не сейчас.
– А что это такое? – спросила я, покрепче прижимая к себе Вина.
– Это… хм… рентген головного мозга, – задумчиво проговорил дядька в жёлтых очках, рассматривая мою историю, кажется.
– А можно Вину тоже сделают рентген? – я погладила мишку по носику.
– Вину? – дяденька посмотрел на меня поверх своих замечательных очков.
– Вину, – кивнула я и взяла лапку медведя в свою руку. – Это Вин Дизель. Поздоровайся, Винни. Это… – я выжидательно смотрела на доктора. – Вас как зовут?
– Вальтер Карлович, – представился он.
– Карл у Клары украл кораллы. А Клара у Карла украла кларнет, – хихикнула я. – Ну что же Вы стоите, Вальтер Кораллович, где Ваши манеры? Поздоровайтесь с Дизом!
Коралл Кларнетович замер с таким лицом, будто Вин заговорил. Затем опомнился.
– Биполярное аффективное расстройство, может быть, повреждение коры больших полушарий и как следствие отклонение в регуляции вегетативных функций, инстинктивном поведении, возникновении эмоций, – бормотал он. И добавил, когда я помахала ему лапкой медведя, – И нарушения работы гиппокампа, скорее всего.
– Ой, какие заумные страшные словечки! – воскликнула я. – Вы так больше не говорите, Вы пугаете Вина! У него терминофобия!
– Гелленологофобия, – машинально поправил Вальтер Карлович.
– И длинных слов он тоже боится, – нахмурилась я.
– Гиппопотомомонстросесквиппедалиофобия, – еле слышно, почти шёпотом произнёс доктор.
– Я же просила! – я поспешно прикрыла ушки Диза. – Он теперь не уснёт! – я погладила Винни, чтоб он успокоился. – Это что за такие страшные слова были? Это вы обо мне?
– Нет, о Винни, – что? Он закатил глаза или мне показалось?
– Как Вам не стыдно! Немедленно извиняйтесь! Или лучше дайте поносить Ваши очки! Они такие забавные.
– Не думаю, что это хорошая идея. Я вернусь через минуту, Верея, – доктор медленно вышел из комнаты.
А чего это он выходил медленно?! Он что боялся, что я начну на него кидаться? Я же не сумасшедшая!
Ну да, именно поэтому ты сидишь в этой палате. В психиатрической лечебнице, ага.
Я не сумасшедшая! Я не виновата, что эти остолопы до сих пор не знают, что они могут! Людишки-идиоты! Эти придурки могут горы свернуть, если захотят! Всего лишь силой мысли! Просто поставив себе цель! Ну ничего, так даже лучше. Зачем мне конкуренты? Просто обидно что…
Что собственные родители запихнули тебя сюда, да? Своими руками поставили на тебе крест. Где тогда были твои хвалёные способности?
Замолчи, Вин, ничего ты не знаешь! Тебя там не было! Мне вкололи лошадиную дозу снотворного, чтоб привезти сюда вчера. А ты вообще, паршивая игрушка, которой меня пытались отвлечь. Мы типа хорошие, типа не хотели! Сволочи! Они предали меня и чтоб закрыть мне рот, всучили дрянной плюшевый мешок!
Ты сама во всём виновата. Тебя нужно было изолировать от общества. Ты ненормальная. Сумасшедшая. Слышала, что говорил Вальтер? Длинные сложные непонятные слова. Врядли они значат что-то хорошее.
Заткнись!
Но это же правда. И твои «исполнения желаний» полная туфта. Ты всё придумала. Ничего не было. Ты сумасшедшая.
– Винни плохой! – вскрикнула я и отбросила медведя в угол безликой комнаты.

– Ну вот, теперь можно… – Вальтер Карлович замер на пороге.
Ну ещё бы! Верея чудовище!
С простой белой люстры свисала узкая рваная полоска ткани (минутой раньше я оторвала её от простыни), обвивавшая шею моего уже одноглазого медведя. Я сидела на полу, лицом к двери, вперив взгляд в дыру на брюхе игрушки.
– Верея, что ты…? – задохнулся Вальтер.
– Винни плохой, – объяснила я. – Он говорил нехорошо. Я его наказала.
Что? Я плачу? Что за бред? И почему у Вальтера такой шокированный вид?

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Н.Паганини - Capricci per vionlino solo, Op.1 №24, Квази престо, Ля минор
В город приехал 40-летним мужчиной, полным сил и разнообразных намерений, вовсе не дряхлым старцем. Нет.
Я остановился, вышел из машины и оглядел старые, как я сам, улочки. Они, как и я, замерли, остановились во времени чуть больше века назад, ничуть не изменились за это время, все те же мощеные дороги, все те же высокие крыши, отделанные черепицей, все те же милые, в основном двухэтажные дома, в одном из таких родился сам Шекспир…
Стратфорд-на-Эйвоне… Заколдованный город. Очаровательный в своей старомодности город и так идеально подходящий мне. Он так же бессмертен, как и я, он так же неизменен, как и я, время не властно над ним и надо мной… Но городу ни к чему умирать, город не может устать или заскучать…
- Вы слышал последние новости, мистер Стэнли? – один человек спросил другого, сварливые. Оба седые, морщинистые… Кто бы говорил? Ну да, большую часть дня я выгляжу еще хуже, чем они, но сейчас-то – нет. Я остановился, задумчиво глядя на часы, и слушал их разговор, он показался мне занятным. – Этот старик, лорд Морган, женился!
- Что Вы говорите! Неужели нашел себе какую-то старуху, такую же дряхлую и скверную, как и он сам?
- Говорят, что женился он на юной девушке откуда-то из заграницы. Бедняжка, ей приходится жить с ним.
- Старый развратник, - отвернулся другой и добавил. – И она не лучше.
- Ну как Вы можете говорить такое?
- Знаете ли, в его возрасте уже поздно и думать о женитьбе, а уж тем более обзаводиться молодой женой. Он не понимает, что уже стар, и все его старые привычки уже ни к чему.
Чопорные идиоты. Чертовы сплетники.
- Соглашусь с Вами в одном, его возраст – это само по себе неприлично.
- Вот я и говорю, задержался лорд Морган на этом свете, пора и честь знать.
Ну в этом-то Вы правы, господа, я бы и сам рад! Но, видите ли, моя не совсем адекватная бедная несчастная жена никак не решится. Я ей и так намекал, и эдак.
Хмыкнул, свернул по узкой улочке и остановился у тяжелой дубовой двери с резной ручкой. Здесь продают те редкие вещицы, что порой незаменимы для моих экспериментов, те причудливые растения, что для меня компоненты снадобий, а вовсе не сувенир. Я потянулся к ручке, но что-то отвлекло меня.
Мимо прошли две дамы, потом еще одна, и снова… Я как ребенок в кондитерской лавке. Впрочем, нужно определиться с выбором. Старый развратник? Что же… Как прикажете.
Взгляд уловил удаляющийся стройный силуэт в легком, не по погоде легком платье. Она неторопливо шла вперед, беззаботно и весьма соблазнительно. Черт побери, тряхнуть стариной и прямо на улице…? А впрочем, разве я не за этим сюда приехал? Корень мандрагоры и прочую дрянь можно купить и позже, сейчас куда важнее другое.
Я последовал за этой молодой красивой – со спины, по меньшей мере – женщиной. Озорные рыжие кудри, прямая спина, стройные ноги…
- Вы? – она обернулась на меня, когда я подошел слишком близко, только теперь узнал в ней свою знакомую. Я надеялся на новое знакомство, а с ней мы уже встретились однажды здесь, где-то полгода назад, и, кажется, тот раз запомнился ей… надолго. Я опустил взгляд с ее милого личика на ее пышную грудь. Красивая, черт побери. Вот это я понимаю, красивая, не то что… Нет, не хватало мне еще и теперь думать о Хельге. – Ты говорил, что уезжаешь навсегда…
- Знаешь… - я очень долго пытался вспомнить ее имя, невежливо долго – Мэриэнн? Мэрибет? Мэрилу? Мэри-Сью? – но так и не смог. – Обстоятельства изменились, я должен был уладить кое-какие дела… Вот и вернулся. На один день, - о нет, столько времени у меня как раз нет. Я же обещал вернуться к вечеру. Вдруг моя дорогая Хельга будет волноваться? Ха-ха-ха. - Даже не так, вечером я должен уехать…
- Уже? – расстроилась она. Скольких мужчин ты встречаешь с такими же, полными надежды глазами? Скольких провожаешь со слезами на щеках? И каждый раз уверена в том, что вот он, твой счастливый билет, и каждый раз убеждаешь себя в том, что ты вовсе не та, кого любовно зовут «ночными бабочками», не та, только потому что не с каждого берешь деньги, только потому что, когда все же берешь их, считаешь это компенсацией, скажем, за моральный ущерб. С меня ты денег не берешь. Глупо с твоей стороны. – Разве ты не останешься хотя бы на ночь, раз уж судьба подарила нам новую встречу, может быть, это знак, может быть…
Весь этот глупый, наивный бред, что срывался как-то несвязно с пухлых, ярких губ, я уже не слушал, моя ладонь медленно взбиралась по ее стройной ножке выше, под юбку. Женщина – пусть Полли, какая разница, черт побери, если бы я запоминал имена всех женщин, с которыми доводилось спать, я мог бы составить телефонный справочник или, на худой конец, словарь имен – взяла меня за руку и повела по чистой улочке к себе. Не помню, бывал ли здесь в прошлый раз, или это происходило не здесь, а, быть может, на вечерней улице, или это вовсе была не она, но в любом случае ее безвкусно обставленная комната не произвела на меня никакого впечатления. Я повалил Полли на кровать и решил не терять времени. В конце концов, все просто: мне нужна женщина, всего лишь женщина, чтобы хоть ненадолго отвлечься… И это богатое тело помогало мне, как нельзя лучше. Сорвал с нее платье. Прости, но его придется теперь выбросить, цена страсти. Ты ведь хочешь страсти?
- О, Монти… - прошептала она, когда мои пальцы скользили по загорелой коже все ниже и ниже. Монтгомери. Мое второе имя. Я люблю представляться им таким вот женщинам, беззаботным куклам.
Но как же это все банально. Чертовски банально. Ведь все это уже было не раз, да и как только не было. Но… хотел ли я кого-то так же сильно, как хочу теперь переступить черту, которая отделяет меня от смерти?.. Или как хочу Хельгу… Будто в ней что-то… особенное. Нет, Джеймс, нет, старый дурак, это всего лишь запрет, ореол запрета делает ее столь пленительной, столь желанной для меня… Но я должен устоять перед этим, перед своей юной женой, которая ненавидит меня, или еще нет?.. Я расстегнул брюки.
– О, Монти! – куда громче. Со стоном, со сладостным криком. Доставь мне удовольствие, Нэнси или как там тебя, заставь забыть о Хельге. Черт побери.
Уже солнце садилось за горизонт, когда я наконец оставил это роскошное тело, собрался и вышел прочь, оставив обессилевшую женщину тихо дремать на кровати. Банально! Сколько повторялись эти сцены?! Как же банально и скучно…
Шагал по вечерним теперь уже улочкам Стратфорда, как когда-то здесь, должно быть, бродил Шекспир. Возможно, он думал здесь о чем-то очень важном, возможно, здесь рождались его первые стихи, возможно, здесь бы он и превратился в такого же дряхлого старика, в какого я превращусь сейчас, выпив снадобья, если ему, Шекспиру, судьба позволила прожить вдвое больше, чем он прожил.
Странно, а мы с моей дорогой Хельгой даже похожи. Мы оба хотим умереть. Она – потому что почти не знает жизни. Я – потому что знаю слишком хорошо…
В замок вернулся немощным стариком, таким, какого не грех и убить. Я скучал, детка, приходи и вонзи нож мне в сердце. Что может быть лучше?

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Ночные снайперы - Колыбельная по-снайперски
По-Вашему, это смешно?! Черт побери, меня хотят завалить, я даже не знаю кто, я просто сижу и пью – нет, уже не пью, беленькая же кончилась… - с исполнителем-неудачником. Почему же он не убил меня сразу? Или сейчас? Решил отложить на завтра? Утро вечера мудренее? Я затянулся сигаретой и с отвращением обнаружил, как трясутся пальцы. Я посмотрел на них внимательно, жесткие, твердые, но тонкие… А возьму ли гитару в руки снова? Коснусь ли пальцами струн? Услышу ли музыку? Или…
Нет, нет, я не умру. Мне рано умирать. Этот козел отвалит за меня 4 миллиона – и я свободен. Свободен?.. Нет, черт возьми. Но, по крайней мере, жив.
- Вы же не скажете, кто, да?.. – осторожно предположил я, глядя на Сашу. – Да и его имя, наверное, ничего не значит. Он только посредник, я считаю, за ним, должно быть, стоят люди позначительнее, которым было выгодно… - я замолчал, когда он снова посмотрел на меня. Невыносимо тяжелый взгляд… Под этим взглядом я чувствовал себя всего лишь мальчишкой, никчемный, ничего не знающим мальчишкой, который несет какую-то глупую наивную чушь, детский лепет. Отвратительное чувство.
Да и вообще все это отвратительно! Еще вчера рок-звезда, сегодня - жертва злого рока. В голову пробираются более чем странные мысли. Опасения за свою жизнь сменяются каким-то бредом.
Почему он, этот человек, Саша, стал киллером?.. Что его толкнуло на эту чертову, залитую чужой кровью дорогу?! Что случилось в его жизни, чтобы он…
Да какое мне дело?!!
Нет… Это ведь не так просто… Для того, чтобы пойти на это, нужны веские причины. Может быть, ему правда нужны деньги. На лечение, например. Ну да, от алкоголизма! Ха-ха-ха.
Возможно, у него жена и трое голодных детей и… Хотя… У меня, конечно, хорошее воображение, но всему есть предел… Впрочем… Почему нет? Он приходит каждый вечер домой, где его ждет тетка в фартуке поверх байхового халата, с бигудями на башке, которая то и дело упрекает, кричит, грозит скалкой и требует шубу, тарелка супа и трое голодных ребятишек-нытиков, которые плачут, стучат кулаками по столу. Брр… Бред. Нелепый и страшный бред. Не хотел бы я…
Хм… Наверное, у него есть причины. Наверное, он просто очень несчастный человек. Настолько несчастный.
А я еще считал себя несчастливым… Глупый мальчишка. У меня же вполне сносная жизнь. Даже хорошая. Да что там! О такой жизни мечтают тысячи!.. Откуда им знать, каким одиноким может быть человек, у которого есть многое, черт побери, но нет единственно настоящего друга, которому можно было бы рассказать все, что я не могу рассказать никому?
До какого же бреда довела меня водка?! Черт ее подери.
Настоящего друга… Я бы хотел, чтобы у меня был друг, пожалуй, так. Друг, с которым можно вот так за бутылкой и сигаретой поговорить, не важно, о чем. Да, как сейчас.
Какой-то стокгольмский синдром! Вот-вот начну ему симпатизировать, сочувствовать, а потом и вовсе…
Махнул рукой в сторону и снова поймал на себе его взгляд, опустил свой и выдохнул сигаретный дым в воздух. Белые клубы покружились немного перед глазами и растворились, растаяли… А в общем-то Саша ведь тоже живой человек… Не думаю, что его самого-то устраивает эта ситуация.
А если не устраивает, значит, он… все-таки убьет меня?.. Что ему стоит? Да нет, стоит как раз. 4 с лишним миллиона рублей. Он не убьет. Не сейчас, по крайней мере.
Я что забыл? Я заложник, я не больше, чем просто заложник, чем жертва. Я что забыл, как этот человек только что – или уже не только? Сколько прошло времени? – бил меня. Бил по лицу! Не то, что бы оно мне было особенно дорого, не в этом дело.
Чертова водка, спутала мои мысли, все спутала. И чертовски хочется… Еще выпить? Очередную сигарету? Домой?! Жить?!!
Спать. И только.
- А можно мне… - начал я. Докатился! Спрашиваю разрешения у этого дядьки. Он мне что мамочка?! Будто я у нее разрешения спрашивал, черт побери. Саша насторожился. - …немного поспать?..
- А я при чем? – вскинул он брови и усмехнулся. – Тебе колыбельную что ли спеть?
- Я не настаиваю, - я улыбнулся. Улыбнулся?! Какого черта я улыбаюсь?! Я просто идиот. Пьяный идиот. – Но если хотите… - потянулся как-то сладко и зевнул. Веду себя как дома! Кретин. Водка, ты принесла забвение, но, черт побери, забвение – тоже не всегда хорошо, вот я и забыл, где я, а главное, с кем. Я свернулся на диване калачиком и закрыл глаза.
А получится уснуть? Уснуть под этим тяжелым взглядом?
Хорошо бы просто уснуть.
А на утро проснуться и понять, что все это только сон. Безумный странный сон.
Но только сон.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Untoten - Love Spel
А забавный все-таки мальчик, несомненно, очень забавный, и чем дольше я его изучаю, наблюдаю за ним, тем больше нахожу в нем общего с собой, в том же возрасте. Сколько ему лет? Наверняка не больше двадцати, ну вот примерно в этом возрасте у меня тоже был огромный багаж амбиций, пафоса и веры в завтрашний день. Правда по прохождении стольких лет с тех пор ничего от этого не осталось, но одна память об этом навеивала какую-то легкую приятную тоску. Грусть? Нет, что вы я еще не настолько чокнулся, чтобы бросаться с головой в отвратительную сентиментальность и вздыхать по безвозвратно ушедшему прошлому. Всю свою жизнь я жил как один день, зная, что завтрашнего может просто не быть. Вчерашний не интересовал меня, или интересовал, только как ступенька на пути к чему-то новому в своей жизни, кладезь опыта и прошлых ошибок. Я не так уж и часто ошибался, правда, все это время, и ошибки за всю свою долгую жизнь мог сосчитать по пальцам, если конечно не брать в расчет недавно появившиеся мысли о том, что вся моя жизнь одна большая сплошная ошибка и прожил я ее неправильно. Первая – моя молодость, когда я был таким же наивным мальчиком, как тот, что сидел сейчас передо мной. Вторая – выстрел, оставивший его в живых... Забавно, не правда ли? Я не собираюсь жалеть или оберегать его, просто мне странно видеть в нем похожие на себя прежнего черты... Смелость – да, мне тоже отчаянно до хрипоты, до безумия хотелось казаться смелым перед лицом смерти. Там, на войне, рядом с погибшими товарищами, по колено в крови, не зная что, будет завтра. Со временем я понял, что смелость это не больше, чем громкое и пафосное слово, которым любят кидаться люди, начитавшиеся и насмотревшиеся историй про героев. Существуют, истинно существуют только две вещи – равнодушие и страх, и нужно просто выбрать между ними. Либо ты воспринимаешь все, что с тобой происходит, как данность, и ничего не боишься, и не на что уже не реагируешь, либо ты теряешь контроль над собой, отдаваясь в лапы этого отвратительного существа по имени страх. Когда-нибудь, если останется в живых, этот мальчик тоже поймет это, поймет, что играть со мной в зверски замученного гестапо, но не предавшего родину солдата, в последнего героя было глупо, но сейчас он кажется себе благородным, не упавшим в грязь лицом. Слишком многое в молодости кажется совсем другим, слишком многое осознаешь потом, когда она проходит... Вся эта романтика перестрелки-оружие для меня уже не больше чем скучная рутина, где тебе в любой момент могут ткнуть нож в спину. Все то, что кажется красивым и интересным с экранов телевизора на самом деле не больше чем чья-то жизнь, просто кто-то режет мясо на рынке, а кто-то людей. Каждый занимается тем, на что способен, что умеет, и это простая правда жизни. Сколько упрека в моем голосе, словно я виноват в случившемся с ним, в том, что кто-то пожелал его смерти, и сколько наивности в этих словах. Я не больше чем выполняю свою работу, как он, наверняка выполняет свою... Он вроде музыкант? Забавно, еще более забавно, потому что в этом возрасте я тоже занимался музыкой, достаточно серьезно, достаточно уверенно. Что это был за инструмент? Я уже плохо помню, но мне кажется, что это была скрипка. Правда, настал момент в моей жизни, когда пришлось сменить смычок и инструмент на винтовку, а надежды и мечты о светлом будущем на грубую реальность. С тех пор я не разу даже не вспоминал о годах убитых в музыкальной школе, о том, что когда-то умел играть. Сейчас я вообще вряд ли вспомню, как держать эту несчастную скрипку, когда-то, казавшуюся мне такой же важной, как ему сейчас казалась жизнь... В том смысле, о котором он говорил.
Запомни, дружок раз и навсегда железное правило.
Если тебе дорога твоя жизнь – никогда не говори об этом в слух – просто береги ее.
- Как ты думаешь, Паша, - не ответив не на один из его вопросов, поинтересовался я, разливая по рюмкам последнюю порцию водки, - кому и зачем было нужно тебя убивать?
- Не знаю, - честно пожал худощавыми острыми плечами он, осушил рюмку, вздохнул, посмотрел за окно, похоже, ему очень нравился этот пейзаж, чертов романтик.
- Я тоже не знаю, - сказал я задумчиво, - можешь считать, что мы товарищи по несчастью, нас обоих кто-то решил убрать. Только не думай, что это даст тебе какие-то шансы или привилегии...
- Почему вы не хотите ответить хотя бы на половину моих вопросов? – неожиданно спросил мальчик, и его глаза как-то лукаво блеснули. Я слабо улыбнулся, закурил очередную сигарету, предложил ему, но он почему-то отказался, хотя по нему было видно, что этого ему очень хотелось. Чертовски забавный паренек, или я все-таки перебрал с водкой? Надо взять на заметку – никогда больше не пить с жертвой. Впрочем, до этого такого случая и возможности не выпадало не разу, это случилось в первый раз.
- Потому что я тебе не справочник, и не большая советская энциклопедия, - процедил я сквозь зубы слегка рассержено. Нет, до того, чтобы играть в моралиста или проповедника я еще не допился, и к счастью бутылка пуста, и мне не удастся, по крайней мере, сегодня достигнуть этого предела.
- Но мы же просто разговариваем, - непринужденно заявил он, и потянулся к полупустой пачке сигарет, лежавшей на столе, я не стал его останавливать, мне в принципе не жалко. Может быть, последнюю ночь живет на свете, может завтра я уверюсь в том, что никакого выкупа мне за него никто не даст и...
Нет, мне его совершенно не жалко. Мне не грустно, не обидно, не противно думать об этом, ведь это всего лишь работа, всего лишь необходимость. Либо ты – либо тебя.
- Разговариваем? – усмехнувшись, переспросил я, - как охотник и жертва?
- Нет, - возразил Паша, - как обычные люди... за бутылкой.
Обычные люди? Интересно, а чем мы, по-твоему, отличаемся от обычных людей, дружок? Тем, что у меня под ремнем пистолет или тем, что обычные люди приходят друг к другу ненасильственно и пьют, потому что им доставляет это удовольствие, а не для того чтобы убить время, и страх заодно. Ему все-таки страшно, как бы он не играл в бесстрашие, ему все-таки чертовски страшно, и я его прекрасно понимаю, я не позавидовал бы ему, окажись на его месте. Но что было бы неважно, потому что к счастью я на своем месте, и вряд ли что-то изменится. Отличаемся от обычных людей, чем же?... Просто у них другая работа, другие обстоятельства... Что же? Представим, что ты, Пашенька электрик в этом селе, и, судя по работе электричества в этом селе, в запое ты бываешь слишком часто, а я... ну... допустим, тракторист. Вот мы встретились, и решили выпить, как обычные люди. О чем же мы с тобой будем говорить? О погоде? О тракторах?
Это какой-то бред. Это полный бред, абсолютный бред, если вам так больше нравится.
- Да, я киллер, - я ответил все-таки хотя бы на один его вопрос, точнее сразу два, посчитав, что и этого с него достаточно. Впрочем, какой глупый вопрос, неужели он еще сам не догадался? Кто я, по его мнению, если не... загадочный похититель, сотрудник спецслужб, чокнутый ученый, тракторист, наконец? Ха-ха.
- И мне заказали тебя убить, - докончил я и усмехнулся. Зачем вообще нужно было это говорить?
Просто так.
Он спросил – я ответил.
Мы же разговариваем сейчас, как простые обычные люди.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора - Ваши документы, - инспектор ГИБДД остановил меня на перекрестке под хмурым, серо-желтым небом, когда я летел по пустой дороге на своем BMW M6. Я чертыхнулся и задумался, рисовал в воображении картины. Инспектору тут же позвонили, и он так увлекся этим телефонным разговором, что забыл про меня. Я поехал дальше. Мне нужно было свободное место на парковке… Пара миллисекунд – и вуаля. То, что нужно. Всегда. Этот простой «алгоритм», оставшийся незамеченным подавляющим большинством людей, не дает сбоя.
Перед мной возвышалось кипельно-белое здание психиатрической клиники. Всего 6 этажей, на 6-ом палаты для… особых случаев. Именно они меня и интересуют.
- Вальтер Карлович Гессе, - представился я, когда охранник в темно-зеленой форме не к лицу поднялся с места, чтобы спросить документы. Услышав мое имя, он и вовсе нелепо вытянулся в струнку и поднял голову. Я посмотрел на него с высоты своего роста и прошагал дальше по белому коридору, освещенному яркими противоударными лампами. Поправил очки с бледно-желтыми стеклами, откинул назад темно-русые волосы и сунул руки небрежно в карманы белого халата. Я шел по коридору и мысленно представлял себе, как ветер разгоняет тучи, как солнце греет промокшую за прошлую ночь землю, как синоптики поспешно отменяют штормовое предупреждение для этого района. Я поднялся по лестнице, остановился в пролете между пятым и шестым этажами и посмотрел в окно: на небе ни облачка.
Я – хозяин Вселенной. Впрочем, каждый хозяин своей Вселенной. И она слушается, повинуется беспрекословно. Звучит «скромно»? О да, я ведь простой скромный ученый. К слову, сотрудник лаборатории нейрокибернетики отдела исследований НИИ мозга. И я знаю пару простых истин, которые слишком просты, чтобы их поняли массы. В этом небольшом городе таких, как я всего трое, как я успел выяснить. Только ни одного из них я не знаю лично. А жаль… Я бы хотел провести кое-какие эксперименты, выяснить причину того, что материализация мыслей выходит у нас так хорошо, так легко, так совершенно. Не делать же префронтальную лоботомию самому себе! Мне нужен… подопытный кролик, лабораторная крыса, если хотите. И один из этих двоих станет им. Так или иначе.
Я остановился напротив одной из палат и вздохнул. Сейчас нужно посмотреть одного из пациентов, а не думать о своих личных целях, о захвате мира или странных экспериментах. Я все-таки ученый. А потом уже хозяин Вселенной. Впрочем, неплохо было бы остаться единственным ее хозяином.
Улыбнулся сам себе, открыл дверь и шагнул в палату. На кровати сидела, прижав плюшевого медведя к груди, девушка. Судя по бумагам, 17 с небольшим лет. Милое личико, бледная кожа, темные, едва ли не черные волосы, кажется, очень мягкие, ясно-голубые, нереально красивые глаза. Похожа на фарфоровую куклу. Чертовски похожа. Ей бы еще платье с рюшами и бантами вместо серой больничной пижамы.
Я с трудом оторвал от нее взгляд и снова посмотрел на бумаги. Сергеева Верея Михайловна. Рост: 165 см. Вес: 50 кг. 80х63х90.
- Дяденька, Вы же не сделаете мне ничего плохого, да?

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Autumn Tears - A Joyless Occasion
Лучше бы он не возвращался никогда, лучше по дороге попал в автокатастрофу, такую же страшную, как та, что унесла жизнь моих родителей, такую же страшную, как та, которая на долгие годы приковала к кровати мою бедную сестру. Что за проклятая несправедливость, почему она, совсем еще юный невинный ребенок, наказана небесами, и лишена права на жизнь, когда как это отвратительное старое существо, мне сложно было назвать его человеком, продолжает существовать уже столько лет. Почему у моей бедной маленькой Инги нет ничего, не завтрашнего дня, не шанса, не самых крошечных денег, и почему у него есть все? И право играть чужими жизнями, в том числе и моей. Он знает все мои страхи, он знает их и вертит с их помощью мной, как бесполезной куклой. Он знает и мои желания, впрочем, их узнать достаточно просто – спасти сестру и умереть, как бы одно не мешало другому. Он травит меня эти словами про смерть, чтобы я поняла, что не смогу сбежать даже туда, освободиться, обрести вечный покой, сбросив пелену наскучившей жизни. Он уничтожил мое будущее... Он... Я никогда не знала, что могу так сильно, жгуче и отчаянно ненавидеть и презирать кого-то, желать его смерти. Именно так. Я умоляла автомобиль разбиться, лишив меня моего проклятого хозяина и мучителя.
Что я могла? Молча ненавидеть, сжигать себя этим отвратительным чувством, которое только растет и растет, как лавина, как катящийся с горы снежный ком, рискуя накрыть меня с головой. Однажды – я не смогу сдержанно улыбаться. Однажды последний болевой порог будет пройден, и я выскажу в слух все, что накопилось, все, что мучает меня. Но только этот момент должен случиться после того, как проснется Инга. Иначе все мои мучения будут бессмысленными и неправильными...
Ты сама избрала эту судьбу.
Я сама избрала эту судьбу.
И я пройду ее до конца, по горящим углям, по битым стеклам, в лабиринте из зеркал, из ядовитого плюща, с содранной кожей, с мучительной сильной болью, но я все стерплю, все пройду. Унижения, боль, отчаяние, позор, страх... Все это ничего не значит, перед моей целью.
Ты вернешься, я верю. Оттуда, откуда никому нет возврата... Ведь это так просто, и не у смерти я пытаюсь вырвать тебя зубами, не у того холодного забвения, о котором я мечтаю. Твое сердце бьется, ты дышишь, ты жива, по этому все намного проще, по этому у тебя гораздо больше шансов вернуться назад... Врачи сделают все, чтобы это случилось. Я сделаю все, чтобы это случилось, ты знаешь.
Это уже безумие, разговаривать с человеком, который меня не слышит, который находится за сотни километров, но, тем не менее, это единственный близкий мне человек в этом проклятом мире, за которого я готова пожертвовать всем, который самое важное, что у меня есть...
Снова эти проклятые слезы? Снова эта отвратительная слабость... Я не устояла на ногах, опустилась на пол комнаты, прямо у окна, где задумчиво стояла уже достаточно долгое время, закрыла лицо руками.
Глупая добрая девочка, подумай о себе...
Подумай о том, что твоя сестра уже вряд ли вернется, а ты добровольно лишаешь себя жизни, будущего, счастья... Подумай о том, о чем запрещаешь себе думать!
Заткнись, замолчи. Тебя нет, ты только неуверенность, эгоизм и глупость, ты проклятый голос в своей голове, который я выдумала, чтобы оправдать темные порывы, ты...
Правильно, Хельга... сделай вид, что меня нет, что я уговариваю тебя сделать что-то плохое, но я всего лишь хочу, чтобы ты спасла себя. Ты думаешь, у тебя нет шанса? У тебя есть шанс. Ты думаешь, у тебя нет выхода? У тебя есть выход, ты просто не хочешь его видеть... Встань с колен, умой свои слезы холодной водой, вдвинь ящик. Там снова лежит нож, под одеждой, он появляется там с завидной регулярностью, как знак, как искушение... Вонзить его себе в грудь? Это неправильный выход, моя дорогая. Посмотри на себя, осознай. Ты молода, даже скорее так, ты еще совсем юна, почти ребенок, ты прекрасна, как этот холодный лунный свет, который сводит тебя с ума, ты чиста, невинна, умна, да не отрицай это... Если бы у тебя были деньги и свобода, ты бы вернулась домой, окончила свое брошенное на пол пути образование и стала бы перспективным врачом. Ты спасла бы тысячи жизни... Взамен одной. Никому не нужной. Ничего не стоящей. Отвратительной. Мерзкой. Как ты думаешь, он нужен кому-то, кто-то любит его? Вряд ли в мире найдется человек, который будет огорчен его смертью. Почему ты не даешь себе даже думать об этом, почему ты осуждаешь себя...
Замолчи, замолчи черт тебя подери... Я не убью человека. Никогда! Никакого, каким бы он не был, гадким чудовищем, великим диктатором или маньяком-убийцей, кем бы он не был. Я не хочу пачкать свои руки в крови, я не хочу, не хочу. Каждый человек имеет право на жизнь...
И право на смерть...
Замолчи! Каждый человек имеет право на жизнь, и я не имею права лишать его этого права, каждый человек дорог кому-то, каждый человек занимает свое место, как крошечный кирпичик в мозаике вечности. Как я могу даже думать об этом, как я могу даже позволять себе такие мысли? ...
Кто я черт побери такая, чтобы быть способна на это, иметь на это право?
Я – леди Морган, законная супруга лорда Моргана, хозяйка всего его состояния после смерти... Этих денег вполне хватило бы на пожизненное содержание Инги, на ее лечение у лучших врачей... Я могла бы жить нормальной жизнью, все могло быть по-другому...
Одна загвоздка – мой супруг до сих пор жив, полон сил, и отправляться на тот свет, в отличии от меня пока не спешит.
Замолчи.
Я не буду думать об этом... Я не сделаю этого... Никогда. Никогда! Слышишь?...

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - М.Р.Ф. - Стриптиз
Я почти не слушал, что она говорит, хотя говорила она, кажется, что-то очень важное, очень искреннее, быть может, даже сокровенное. Я смотрел на нее. По обыкновению теперь раздевал взглядом. Представлял себе в красках, как она ищет спасения безуспешно, когда я хватаю ее за израненные запястья, как пытается освободиться, когда я опрокидываю ее на стол, прижимаю к скатерти спиной, как она кричит, когда мои пальцы скользят по ее коже… И…
Что за наваждение?.. Откуда оно взялось, почему? В ней нет ничего, что я любил бы в женщинах! В ней есть все, что я не любил в них, но почему же тогда?.. Почему ее тело кажется мне таким пленительным? Неужели?.. Потому что я…
Нет! Какие глупости. Я слишком стар для таких нелепых мыслей. Все проще, гораздо проще, банальнее. В двух словах - запретный плод. Всего лишь. Запертая шкатулка, белый конверт с чужим именем в графе «адресат». И не более того.
Одно слово смогло оторвать меня от моих одержимых фантазий, у которых не было оснований, кроме запрета. Не было?..
Слово «смерть», произнесенное ею. Желанное слово. Сладкое слово. Почти нежное.
- Что ты сказала, моя дорогая? – спросил я, улыбнувшись. – Повтори мне последнее слово.
- Смерть, - сказала Хельга опять и покорно добавила. – Сэр.
Сэр?.. Забавно, моя дорогая. Может быть, сразу назовешь меня хозяином? Владельцем? Нет, последнее слово немного не подходит. Чертовы обстоятельства.
Смерть… Мне нравится, как ты произносишь это слово. Да, очень нравится, детка. Подари мне ее, смерть, и будь последним событием в моей чертовой жизни. Или подари себя, если не сможешь подарить ее, долгожданную.
- Моя дорогая, ты еще так юна, тебе рано думать о смерти, - заметил я задумчиво, помолчал немного и добавил многозначительно. – О своей смерти.
Пойми же мои намеки! Приди этой ночью. Приди ко мне, детка, до того, как чертово снадобье перестанет действовать. Вонзи мне нож в сердце, отрави меня ядом, удуши подушкой, пристрели из револьвера как бродячую собаку, разрежь мне вены вдоль, накинь веревку на шею и затяни петлю, подорви мой замок к чертям, если хочешь. Придумай свой способ. Но сделай это. Поспеши моя дорогая, пока я не разрушил все сам, пока я не отнял у себя последнюю надежду, поспеши, или я сделаю это. Я не вынесу долгих ожиданий, я все сломаю, я уничтожу то обстоятельство, что так претит мне.
- Я слишком многое знаю о ней… - прошептала Хельга, опустив глаза. Нет, нет, моя дорогая, посмотри на меня, на человека, который лишил тебя даже права на смерть. Посмотри вокруг. Ножи… Острая сталь, этого ведь достаточно? Ударь меня. Убей меня. Прекрати эту бессмысленную игру, которую я все же зову жизнью.
- Естественный конец, не так ли? Жизнь – это ведь и есть смертельная болезнь, разве нет? – я улыбался все шире, растягивая морщинистый рот, и она едва заметно морщилась, глядя на меня. – И смерть – это логично, это должное. Иногда жизнь, эта странная болезнь, становится невыносимо мучительной… Такой, что молишь только о конце, ты же понимаешь, моя дорогая? – я поднялся наконец с места, завтрак уже остыл, да и аппетит пропал. Подошел к ней ближе, обошел ее и, остановившись за спиной, положил обе ладони на острые худые плечи, сжимая их с силой, и Хельга не могла ничего поделать. Не ожидала, детка, что немощный старик вообще способен сделать что-то с силой?.. Да если бы не глупые обстоятельства… Склонил голову к ее волосам, вдыхая аромат, чем-то похожий на легкий мороз и, кажется, сандал… Какой странный запах. – И тогда насильственная смерть становится выходом. Ты слышала про эвтаназию, Хельга?.. – шепотом имя ей на ухо, вздрогнула, моя бедная девочка, как тебе нелегко… - Ты не имеешь права на эвтаназию, ты нужна Инге, моя дорогая. Ты – нет, а кто-то… кто-то имеет.
Я отпустил ее резко, так что ее хрупкое тельце покачнулось и едва не упало, отошел и беззаботно позвал Вилли.
- Я еду в город, - сказал я дворецкому, тот беззвучно усмехнулся. – По делам, - добавил я. – Буду к вечеру, - и потом в городе нужно купить кое-какие… вещества. И, пожалуй, там лучше принять свой настоящий облик. Значит, нужно взять с собой пару склянок со снадобьями. Повернулся к Хельге. – Не скучай, моя дорогая. Я вернусь.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Сплин - Алкоголь
Я молчал. Ждал удара. Был готов.
Дурить? Нет, пожалуй, ни в коем случае, это ведь даже не блеф. В самом деле, был на свете один человек, один состоятельный человек, который мог отдать за меня выкуп, сколько угодно. Сумма этому человеку, имя которого я вообще бы рад забыть, была не важно, лишь бы получить меня. Он и раньше хотел купить, а теперь у него есть повод, более того – заплатив деньги за мою жизнь, он будет уверен в том, что поступил честно и благородно, что спас меня, что я должен быть благодарен…
- Вам это доставляет удовольствие, какой-то кайф, да? – спросил я тихо, было в этом что-то очень грустное. Все эти удары, по лицу, по голове… Надоело. Да, надоело, устал. Бьете так бейте, добивайте, не останавливайтесь на полпути. Чертова водка путала мысли, и мне уже казалось, что все безразлично, что все равно, что будет дальше. Просто казалось, конечно же, не более того, но бояться я бы уже не смог.
- Может и так, не твое дело, - сказал он, тяжело вздохнул и почему-то не ударил. Почему интересно? Даже странно, я думал, он не остановится. Чертов алкоголик. Впрочем, как и я.
- Налейте еще водки, а? – я поднял взгляд, вытер запекшуюся кровь рукавом куртки и тоже вздохнул. Пожалуй, нет ничего лучше, когда нужно забыться. Или есть. Но другие способы просто не для меня. Пусть лучше водка обжигает горло, пусть в голове делается мутно, пусть все предметы теряют очертания, пусть этот неудобный диван покажется королевским креслом. Волшебница-водка это может. Черт бы ее побрал.
- И как в тебя помещается столько водки?.. – спросил мужчина задумчиво, плеснул остатки в рюмки, и я опрокинул свою, выпил залпом. Боль стихла, казалось, совсем исчезла, и я в который раз посмотрел ему в глаза. Какие-то странные, эти его глаза. Совсем холодные… И вместе с тем… Что за бред?! Чертова водка помутила рассудок, все-таки брала меня.
- А Вас-то как зовут? – по слогам проговорил я, тоскливо глядя на опустевшую бутылку. Алкоголь, черт подери, иногда, в те дни, когда мне было особенно хреново, был просто необходим, он помогал мне принять свое бесконечное одиночество, свою странную судьбу… Впрочем, нет, я всего лишь успокаивал себя, так глупо уверял, что водка – лекарство, что без нее не получится смириться с чем-то… Да с чем мне мириться?! До этого дня я жил не так уж и плохо. Музыка, концерты, гастроли… Может, я даже был счастлив? Может ли такое вообще быть? Смутно попытался вспомнить, что такое счастье. Нет. Не смог. Будто музыки и признания было мало. Разве этого может быть мало? Разве…
- Вопросы здесь по-прежнему задаю я, - напомнил мужчина, спрятал пистолет под ремень и снова закурил. Забавно, мои любимые сигареты… Какое чертовски забавное совпадение.
- Просто должен же я как-то Вас называть… - тихо проговорил я, вдыхая сигаретный дым. Мне, как пленнику, кажется, лишняя сигарета не положена. – «Дядька с пистолетом» звучит, по меньшей мере, странно, да и произносить долго.
- Ладно, щенок, почему бы и нет. Саша, - он махнул рукой и отвел взгляд. Наверное, придумывал новый способ поиздеваться над пленником. Или решал, идти за водкой или не идти.
- Саша… - повторил я задумчиво, тоже отвернулся и глянул в окно. Какая красота… Черное небо в спокойной глади воды, легкий свет луны… - Это море?
- Слишком много вопросов, - кажется, он говорил эти слова уже. И, кажется, тогда я впервые получил от него пистолетом по голове.
- И кому я понадобился?.. – тихо, совсем уж тихо проговорил я. – Кто меня заказал? Меня ведь заказали? А Вы – киллер, да?
- Слишком много вопросов, - в очередной раз повторил Саша – называть его так было немного странно, хотя было бы куда страннее, если бы я начал обращаться к нему по имени-отчеству – и потянулся к «макарову». Я потупил взгляд и замолчал. Прошло какое-то время. Тихие минуты, затишье… И эту тишину прерывал только легкий ветер за окном, шуршавший кронами деревьев, только мое сбивчивое дыхание и его ровное, когда догорала N-ая по счету сигарета. Нет, молчать было совсем невыносимо, еще хуже, чем, когда он размахивал пистолетом. Или же нет? Или я просто перебрал водки, выпил лишнего, не рассчитал силы, и теперь в голову лезут какие-то нелепые мысли? Может, так?
Прошло еще несколько минут. Я нарушил затянувшуюся, мучительную, тяжелую паузу.
- Вы правда думаете, что я что-то знал? И как Вы себе это представляете? По-Вашему, я добровольно согласился рисковать жизнью, чтобы подставить какого-то мужика, которого я даже не знаю?! Мне дорога жизнь. Да. Пожалуй, дорога, - язык заплетался, не слушался, а Саша смотрел на меня внимательно, и в который раз становилось не по себе.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Мой Розовый Фашистик - Амнезия
- Я знаю, - тихо, почти шепотом сказала я, подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза, долгим неотрывным взглядом и с интересом отметила, что у моего супруга очень яркий и необычный цвет глаз, впрочем, это не имело особого значения, потому что чувство отвращения и ненависти все-таки было слишком сильным.
- Я знаю, сэр, - повторила я уже громче, и удивилась своей дерзости, и это обращение, чтобы дать окончательно понять, что он мне не муж, а хозяин, - если бы я не знала этого, сейчас меня не было бы здесь...
Он нахмурился, похоже, ему совсем не понравились эти слова, похоже он был явно недоволен тем, что я позволяю себе так разговаривать с ним. Прости, дорогой, но ты же сам хотел поразвлечься, притащив меня сюда, засунув в эту золотую клетку? Ты думал, что я умею ходить на руках, жонглировать ножами или показывать фокусы, тогда тебе нужно было искать себе другую невесту, другого печального клоуна, потому что единственное, чем я могу тебя развлечь... это мои чувства, которые, наверное, кажутся тебе такими же смешными и нелепыми, как цирковые номера. Что я могу еще сказать? Наслаждайтесь, дорогой супруг, моим стриптизом души, моей глупой больной клоунадой, танцем на лезвии ножа... Я вот-вот сорвусь, вот-вот потеряю рассудок и рухну в бездну, зияющую, зовущую, глубокую, я вот-вот потеряю равновесие... Я виновата перед вами, конечно, виновата... То, что я собиралась сделать чудовищно, страшно, безумно, и по этому теперь я постараюсь загладить свою вину...
Я глупая взбалмошная идиотка, я... Я должна пасть на колени и просить прощения за то, что собиралась сделать, то, что чуть не сделала, а я? Я по прежнему играю в эту дурацкую игру, корчу из себя что-то, даю волю своему дурному характеру...
Я должна помнить, что жизнь моей сестры висит на волоске, что я не имею права на побег или отчаяние, пока не буду точно уверенна в ее судьбе. Он прав, он чертовски прав, если что-то случился со мной, пострадает первым делом моя сестра, некому будет о ней позаботиться, по этому я буду мирной и тихой на своей цепи, буду послушной и покорной.
- И где же бы ты была сейчас? – оторвав меня от моих тяжелых и грустных мыслей осведомился супруг, откладывая столовые приборы и складывая руки в замок на белоснежной скатерти стола.
Ответить честно и прямо? Боюсь, это будет слишком неинтересно, слишком скучно для этого проклятого старого лорда. Что же? Слушайте мой дорогой супруг, слушайте этот замечательный бред, может быть он хоть немного развлечет вас, а я хоть немного оправдаю свое пребывание здесь... И сколько я буду оправдывать его? Годы, десятилетия? Пока сама не превращусь в сморщенную злую старуху, когда он наконец-то соизволит умереть, пресытиться этой жизнью. Только захочу ли я когда-нибудь чего-то, если я, конечно, доживу до этого времени, не потеряю остатки рассудка. Мне становится мучительно грустно, когда я думаю о том, что у меня нет будущего... Но у меня нет не только будущего, но и выбора.
Я сама избрала эту судьбу.
Я могла отказаться. Нет, не могла. Это единственный шанс, дарованный мне небесами, спасти мою маленькую сестру. Чтобы я делала дальше, чтобы платить за лечение, а теперь... мне не нужно было больше работать с утра и до ночи, мне достаточно было просто развлекать этого старого сумасшедшего.
И, заставляя свой голос звучать ровно, а предательские слезы, что душат горло отступить я медленно и тихо начала говорить:
- На берегу холодной реки забвения, там, где легкий белоснежный туман амнезии окутает мое сознание, оторвав от бессмысленной человеческой жизни, от памяти о ней. Там, где эти холодные, зеркально отражающие свинцовые небеса волны будут нести вниз, в бесконечность крошечные травинки и лепестки цветов, в частности белых лилий. Там, где нет голосов и звуков, где нет автомобилей, шума, стука колес поездов... В край вечного забвения, вечного спокойствия, туда, ворота, куда открывает только смерть...
Зачем я говорю это? Не знаю. Книги, все эти бесконечные прочитанные мной книги в этом темном тесном книжном магазине научили меня говорить путано, красиво, атмосферно, словно я уже однажды побывала там, словно я уже однажды побывала там, на этом утопающем в тумане берегу, и вернулась оттуда. Просто – богатая фантазия, открывала мне двери в другие миры и вселенные, просто она, жадно впитывавшая содержимое книг, разные истории, которые я так жадно читала, умирая от скуки в книжном магазине, теперь выплескивала все это наружу, словно переполнившись выше берегов...
Или? Просто я могу бесконечно говорить о смерти... Вдоволь узнав, что это такое, вдоволь вкусив ее горечь. Я не знала что такое смерть до того момента, как не столкнулась с ней, потеряв своих родителей в той страшной автокатастрофе, которая убила их, а сестру превратила в неподвижную куклу, в синтетическую жизнь проводков и трубочек...
Хотите, лорд Морган, я буду рассказывать вам о смерти, как сказку на ночь, о том, что вы так долго откладываете, с чем не хотите встречаться лицом к лицу? У меня хватит историй, у меня хватит слов.
Пока не проснется Инга... Пока не вернется назад их холодного оцепенения.
До того момента, пока я не смогу проверить свои слова, и наконец-то убедиться в них.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора - И тебе, моя дорогая… - кивнул я, оглядывая ее по обыкновению внимательно. Красивая, холодная, как ее чертова Исландия, пленительная Хельга… А это что?! Кровь, шрамы на тонких запястьях… Нет! Нет, черт побери, только не это! Поверить не могу… Дура, ты же должна убить меня, а не себя! Чертова Хельга с ее чертовым добрым сердцем! Как мне убедить тебя жить?! Да ты одна-единственная должна остаться в живых в этой чертовой комедии, в которую превратилась моя нелепая бесконечная жизнь! Нет, нет, не смей этого делать! Нет… Что если в следующий раз ты… Нет. Я – вдовец?! Увольте! Это не то, чего я хотел! Что за глупая ирония, что за насмешка Создателя?!
Да, я грешен. Я заслужил наказание. Но не бессрочное, черт возьми! Нет… Моя последняя надежда… Как оградить ее от этих наклонностей? Сейчас и тогда, когда она вышла в сад… Шрамы на этих бледных тонких, слишком тонких запястьях. Я не позволю тебе, моя дорогая, я не позволю тебе сделать этого! Я не позволю тебе… Но как мне тебя остановить?!
Твоя чертова доброта! Неужели легче лишить жизни себя, юную, красивую, у которой еще все впереди, которая еще может быть счастлива когда-нибудь, которая непременно будет счастлива, чем меня, безумного старца, который играет ей, жизнью ее сестры, да чем и кем угодно, которому безразличны чужие чувства?! Но почему?.. Не я ли самый достойный смерти в этом замке?! Не я ли должен быть убит?.. Так почему же, Хельга, почему?..
Я смотрел на нее, черт побери, впервые смотрел иначе. Не как на куклу, не как на вещь, как на человека… Нельзя было позволять себе таких взглядов, но как?.. Я должен довести ее до убийства, а не до самоубийства… Как разделить эти понятия, где та грань?..
В кристальных, почти прозрачных серых глазах столько боли. Если бы у меня было сердце – оно, конечно, есть, но только в анатомическом плане – оно бы сжалось в комок… Если бы у меня было сердце, я бы и вовсе не затеял эту игру в «Убей старого мужа»…
Что за чертова меланхолия?! Последствия старости?! Да, я живу слишком долго, слишком долго, слишком долго… И если ты убьешь себя, моя дорогая, ты не сможешь мне помочь. Ха! Будто ты горишь желанием мне помочь!
Нет, я не дам тебе сделать это. Я отниму у тебя право на смерть.
Хельга только опустилась на стул, как моя старческая ладонь сжалась в кулак и ударила по столу. Девушка вздрогнула и машинально поднялась.
- Что это значит, моя дорогая?! – нахмурился я, глядя на нее исподлобья. – Что это значит?! Посмотри, на кого ты похожа!
- Ч-что?.. – тихий голосок. Интересно, а ты будешь кричать, когда я сорву с тебя наконец это платье – или любое другое – и… Нет, снова эти мысли, черт бы побрал мою натуру… Пожалуй, нужно выбраться в город. Да, вечером, непременно. Или дело вовсе не во мне, а все-таки в ней?.. Глупости! Худая, бледная, с почти что белыми волосами как шелк, с глазами, как... Нет. Нет, нет, не в ней. Конечно же нет. Это тело совсем не в моем вкусе, о чем я только думаю?! Черт побери.
- Вилли, оставь нас! – в том не было нужды, я всего лишь хотел подчеркнуть серьезность предстоящего разговора, дворецкий понимающе кивнул и вышел, посмеиваясь беззвучно. Хельга подняла глаза. Страшно? Правильно, бойся, сбежать у тебя не получится.
- Что Вы имели ввиду? – спросила она, все еще пытаясь быть вежливой. Трудно? А кому сейчас легко, моя дорогая?
- Твои руки. Я не желаю видеть шрамы на твоей… - соблазнительно нежной, бледной, бархатной, черт побери! – коже… Это отвратительно выглядит. Мерзко. Ужасно. Я хочу, чтобы этого более не повторилось.
- Вы злитесь, потому что кто-то испортил Вашу куклу?.. – с ее губ сорвались эти странные и смелые слова. Девочка сохраняет в себе хоть что-то, какой-то характер. Что ж. Это достойно уважения.
- Я не понимаю, зачем уродовать себя. Я не понимаю, моя дорогая. И не трудись объяснять мне. Я хочу, чтобы ты знала одну вещь и помнила о ней всегда: если ты что-то сделаешь с собой, моя дорогая супруга, бедняжку Ингу придется отключить. Я буду вынужден, ведь малышка никому не нужна, как жаль. Мне очень жаль.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Дорогая Венди - Звезды Рок-н-ролла
- Ха! – ухмыльнулся я, - тебе не кажется, что ты слишком осмелел? – он немного напрягся, но скорее от неожиданности, чем от страха, - у тебя нет точной гарантии, что я оставлю тебя в живых, так что не расслабляйся, - я резко рванул его за плечи, развернул спиной к себе, и достав из кармана брюк перочинный нож, при виде которого в моих руках он вздрогнул, конечно, он ведь не знает, даже не догадывается, чего ему от меня ожидать, и перерезал веревку, туго державшую его руки. Опрометчиво с моей стороны? Даю ему полную свободу? Не смешите меня, мне ничего не стоит заломить ему руки за спину и скрутить обратно, мне ничего не стоит вырубить или обезвредить его, по этому слегка отпустить цепь, на которой я его держу можно, дать почувствовать себя свободным, только чтобы развязать ему язык, и убедиться, что все это обещания про деньги правдивы.
- Пошли, - приказал я, рывком поставив его на ноги, и уперев ему в спину, пистолет подтолкнул к выходу, он не сопротивлялся, и, разминая затекшие руки, смиренно побрел вперед. На улице было темно, ярко горели звезды на черном бархатном лоскуте неба, ледяным ветром с ладожского озера дышала холодная северная ночь.
- Что это за место? – пробормотал парень, но я не спешил ему отвечать. Я довел его до первого этажа недостроенного дома, открыл незапертую дверь и проводил его внутрь, до просторной кухни с видом на бесконечное как море озеро, и толкнул на стоявший в углу диван. Мальчик вжался в самый его угол, гневно сверкая оттуда глазами за такое обращение к себе, и напомнил:
- Вы обещали...
- Я не обещал, - перебил я, - не фантазируй...
- Я заложник, - напомнил он вдруг, похоже он чувствовал себя более комфортно, не чувствуя упертого в спину пистолета, да и в этом месте, гораздо более уютном, чем заваленный хламом подвал, - и вам за меня дадут неплохой выкуп, - и это то он называет неплохим выкупом? Ха-ха. Ну да ладно, все-таки отказываться от выкупа я не намерен, пусть даже маленького, пусть даже самого незначительного. Что мне терять? Я уже получил деньги за убийство этого щенка, и могу убить его в любой момент, к тому же те, кто хотел его смерти, оказались предателями, и я вовсе не обязан выполнять это задание. Это отличный шанс, если он, конечно, не врет, получить деньги уже не за его смерть, а за жизнь. Тогда мне стоит обращаться с ним повежливее, он какая-то счастливая лошадка, неплохой источник доходов. Доходов и проблем. Все-таки я не убил его, я не смог его убить, я промахнулся, я... нервы ни к черту. Старый, слепой, теряющий сноровку идиот. Пора бы обеспечить себе безбедную старость...
Я щелкнул включателем, но бесполезно, потому что электричество в этом поселке отключали также часто, как здесь случалась плохая погода, а она стояла здесь круглый год, не исключая летние месяцы. В одном из шкафов отыскалось нечто нужное, а именно полупустая бутылка водки, право сомневаюсь, что ее можно пить, если учесть, что она стоит с предыдущего моего появления здесь, но это не важно. Бежать в магазин за новой, только чтобы заставить болтать бесполезного мальчишку уж точно не в моем стиле.
Я поставил перед ним на стол налитую, на краев рюмку, и швырнул пачку сигарет. Он кивнул, пробормотал что-то невнятное, вроде «спасибо», опомнился, осознав, с кем он говорит, и стал искать зажигалку, не притронувшись к водке.
- Где гарантия, что мне за тебя заплатят? – поинтересовался я, и пока он рылся, в многочисленных карманах, вытащил сигарету из пачки и закурил от своей зажигалке, которую потом протянул ему. Он снова кивнул как-то рассеянно вежливо, и тоже затянулся сигаретой, только чуть позднее взял рюмку тонкими худыми пальцами, как у дистрофика и осушил одним глотком, зажав потом губы ладонью и посидев так какое-то мгновение.
- Если вы меня убьете никакой гарантии, у вас тоже не будет, - рассудительно заявил он, делая глубокий вдох, потом посмотрел на сиротливо стоящую, на столешнице бутылку и сказал, - еще.
- Смышленый мальчик, - ухмыльнулся я и осведомился, наливая ему еще, что мне собственно? Пьяная жертва, разговорчивая жертва, - как тебя зовут?
- Паша. Павел, - растерянно пробормотал он, поправив себя, - ну... то есть Сержант.
- Хм... и откуда такое имя?
Мальчик пожал плечами, явно он плохо разбирался в военных званиях, да куда уж там, вряд ли он вообще знает, что такое война. Рассказать? Показать на примере? Ну уж нет, я не собираюсь на старости лет превращать в моралиста и проповедника. Война была моей школой жизни и дала уроки и навыки на всю жизнь, богатый опыт. Одновременно она была тем, что сломало мою жизнь на две половины – наивное и полное надежд время юности, когда я бредил какими-то бессмысленными идеями, поступлением на медицинский факультет, светлым будущим и чем-то в этом духе, и тем, что было после войны. Возвращение домой, где ничего не осталось, где ты ничего не умеешь, и кругом бушуют лихие девяностые, а все что ты знаешь это как держать винтовку в руках, и это горькое чувство осознание того, что человеческая жизнь ничего не стоит, есть люди которые и вовсе не достойны жить, и есть люди от которых наоборот нужно очистить мир. Нет, я не превратился в Афганистане в одержимого маньяка-проповедника, который бы пытался спасти человечество, пытаясь искоренить зло, просто... Просто разучился жить простыми человеческими чувствами, чувствовать вкус простых радостей, и осознал, что все в этой жизни можно отнять, лучше ничего не ценить, ни к чему не привязываться, не предавать особого значения тому, чего завтра уже может не быть. Горький цинизм? Жизненная правда.
По этому я не знаю, что такое жалость. По этому единственная вещь, которая действительно имеет смысл – это деньги, ну и еще, пожалуй, собственная шкура. Многие мои товарищи вернулись с фронта инвалидами, многие не вернулись вовсе. Я осознал, что нельзя жалеть и бояться, и нужно выкручиваться так, чтобы остаться в живых, и вернулся, не потеряв ничего. Почти ничего.... Впрочем, это уже не имеет значения. Вряд ли из меня бы получился хороший врач, и вряд ли вообще получилось что-то хорошее.
И откуда только берутся такие мысли в моей голове?
Эта жалкая бессмысленная философия, ностальгия по тому чего не было, что ушло в прошлое или уже никогда не случиться? Старею. Дурею.
Если он и выйдет отсюда живым, этот рассеянный паренек, то он извлечет урок на всю жизнь, да и может считать себя везучим. Столкнуться лицом к лицу со своей смертью и избежать ее, вполне завидная перспектива.
Хотя кто сказал, что он выйдет отсюда живым?
- Не беспокойтесь. Есть один человек, который точно отвалит бабки за мою жизнь, - сказал он после четвертой рюмки, и разговор явно пошел легче. Четвертую, мы пили уже вместе, сложно бороться с собой, со своими маленькими слабостями.
- Если нет, то тебе придется найти такого человека, - пригрозил я, - потому что я не собираюсь держать тебя здесь, без уверенности в том, что кто-то за тебя заплатит. Хм... – я нахмурился, закурил очередную сигарету и посмотрел за окно, на темную бескрайнюю гладь озера, - впрочем, кому ты вообще нужен? Что-то я сомневаюсь, что ты не дуришь меня, щенок... – пальцы сами нащупали во внутреннем кармане пиджака верный Макаров и легли на его холодную рукоятку. Еще мгновение и пистолет завис в сантиметре от его лба, но в этот раз парень даже не вздрогнул, и смотрел на него как-то рассеянно и уныло, не произнося не слова.
Нужно было убить его сразу...
Так почему же не сделать этого хотя бы сейчас?