Solitary-Angel все записи автора В детстве мне нравился Дмитрий Харатьян. Можно сказать, он стал моим первым сексуальным переживанием. Ясноглазый гардемарин с родинкой на щеке улыбался с открытки, которую я прятала в коробке из-под лыжных ботинок. Мой талисман. Фетиш. Моя личная жизнь, 15 на 12 сантиметров. Каждый день, перед сном, удостоверившись, что родители заперлись в спальне и не собираются тревожить ночь моей тринадцатой весны, я включала под одеялом фонарик и, затаив дыхание, внимательно рассматривала его лицо. А потом закрывала глаза и мечтала, примеряя его образ к разным ролям. То представляла его пиратом, а себя – красавицей с атакованного им корабля. На мне была бы юбка с кринолином цвета увядшей розы и шляпа с павлиньими перьями. И я бы так трогательно плакала, и он был бы поражен моей наивной чистотой, и в первое время сам бы себя за это презирал, но потом, конечно, поплыл бы по течению. Ведь это была бы настоящая любовь. Или представляла, что он – пленный разбойник, брошенный в каменный колодец тюрьмы, а я – прекрасная принцесса, случайно увидевшая его улыбку. Я бы рискнула статусом, чтобы его спасти. Честное слово, сам черт мне был бы не брат. Или даже мечтала, что я – это я и есть, ученица восьмого класса Даша Дронова. Ну разве что чуть более пышноволосая и чуть менее застенчивая, и непременно со вторым размером груди (как у моей дворовой подруги Зинаиды, которой никто не давал ее тринадцати). А он – наш новый учитель, ну предположим, химии. Хотя нет, химию я ненавидела, пусть лучше будет русский и литература. Не могу представить Харатьяна, смешивающего щелочи и кислоты, пусть лучше читает «Черного человека» и «Мцыри», да так, чтобы у девочек с первой парты наворачивались слезы, а у оторв с последней насквозь промокали трусики. И вот однажды некая химия (черт, все-таки химия) притянула бы его взгляд к моей улыбке. И он бы понял, что я – солнце и луна одновременно. Переживал бы, конечно, социальное там положение, разница в возрасте, идиотская субординация. А потом я однажды написала бы ему письмо – честное и горячее. И он вызвал бы меня в пустой класс, чтобы объясниться, вернее, объяснить, почему все это невозможно. Ну и там случилось бы нечто, ну, как в бунинском «Солнечном ударе». У нас начался бы тайный роман, и немногочисленные посвященные говорили бы, дураки, какие глупости, ребячество, пройдет. А мы любили бы друг друга всю жизнь. Обо всем этом я мечтала, сжимая коленями подушку, и к моменту пленения пиратами, вызволения из тюрьмы или объяснения в пустом классетело накрывала волна мурашек, сладкая и колючая.
К чему это я?
Ах да, с тех пор прошло много лет (целых двадцать, страшно вообразить), у меня было много любовников, появились и менее схематично-предсказуемые сексуальные фантазии. Но вот этот образ – ясноглазый блондин с открытой улыбкой, широкими плечами, музыкальными пальцами и желательно пресловутой родинкой на щеке – так и остался моим сексуальным фетишем. Глупо, знаю. Я взрослая, самостоятельная, моя сексуальность – это сложносочиненное архитектурное сооружение, а не первобытные гормональные пляски у костра. Я (хочется верить) умна и (хочется верить) тонко организованна. Но вышеописанный блондин способен завести меня с пол-оборота. Даже если в пугающей реальности он окажется гопником, сплевывающим через щель между передними зубами, даже если он считает, что «Реальная любовь» – скучный фильм, даже если у него хроническое занудство и пяточные шпоры; все равно – когда я вижу такую улыбку Итакой взгляд, что-то внутри обрывается. И в сердце как будто бы просыпается маленький инструментальный ансамбль. С солирующим чуть ли не Леонардом Коэном. Dance me to the end of love, ну и так далее…

(с) Маша Царева. Москва силиконовая.