Без заголовка

Питер, Питер...
Ты столько знаешь, ты много видел,
И всё, что я хочу сказать тебе - это только слова...

 

Когда понимаешь, что силы закончились, и не осталось более ровным счетом ничего, что могло бы излечить душу, поникшую, замерзшую в нелюдимом, быстром столичном городе, редкие тихие скверы которой не задевают внутренних струн – пора уезжать.

Читать далее...

Зарисовки мелом.



Вечером на станции, уже перед отъездом, отогревая сбитые мозолями руки у керосинки, я сказал:"В этом городе осталась частичка моего сердца".

Она и сейчас там, до сих пор - может на дне рудников, может замёрзшая на пару с крысами в продуктовом зелёном амбаре, ну а может в помойке с засраными портками.

Для многих та поездка на Колыму в Багряные Зори была первым сроком в лагерь, для многих, как оказалось и последней. В начале в голове оживали картинки из кошмаров: узкие коридоры, жёсткие нары, решётки на окнах, протухшая баланда, строгие надзиратели, и ещё раз протухшая баланда. Ну и копии!

Итак, к моменту приезда русские каторжники уже были немного успокоены увиденным - местный город напоминал один из неблагополучных районов любого другого города с обосаными подъездами, бухающими отбросами и наркоманами, маленькими коробками квартир и грязью. Впрочем, никаких вшей в одежде, зуда в заднице и прочих нестандартных фантазий сразу не заметишь.

Так и хотелось спросить: - "А где же, где же узкие казематы? Где же кандалы? Никогда, никогда мы не увидим НАСТОЯЩУЮ Колыму? Никогда не увидим то, чего не нужно видеть?"

И в тот же паршивый, липкий и вонючий от страха день (а разве дни отчаянья бывают другие?) каторжников повезли в Багряные Зори.

Выгрузили стаю за ржавым шлагбаумом,стаю разношерстных и загнанных волков, с порядковыми номерами, отрисованными мелом на груди прям на станции, у кого-то мелом рисовали на спине - большой круг и крест, им не суждено было проникнуться тем чувством, пришедшим позже, так и поехали дальше не коснувшись шлагбаума, выперев дикий оскал и затравленный взгляд из за решетчатых окон "скотовозника".

Нас выгрузили и сказали - тут будите ближайшие десять лет, а то и больше. Я зашуршал сухарями в авоське, заглотил один и без энтузиазма пошёл вперёд.

Через сорок километров, за безжизненным холмом оказались те самые лагеря.

Мокрые спины пронизывал ядовитый ветер, подступивший голод обволакивал паутиной желудок. С первого взгляда было понятно, что в поселении не удастся затеряться - все улицы просматривались со сторожевых вышек и никуда не сбежать, разве затеряться на кладбище маячившим своими столбиками чуть поотдаль.

Серые длинные бараки тянулись параллельно друг другу по всей разбитой дороге. Со всех сторон то и дело мелькал патруль и слышался лай собак. Нас затолкали в один из бараков и кто-то оживившись в полумгле изрек: - что это за забавные гаврики приехали?

Каждому в этот день досталось. Сутулый и Леший под тяжестью избиений навели уборку в местном туалете, у Картавого отобрали кожаные сапоги, между делом сломав зубы, пухлый Боря в занавешенной палатке этой ночью стал девчонкой, ну а я хвастался, что легко отделался: - Сиплый, ну разве в Москве пошли бы плесвенелые сухари на ура? (к слову - парочку мне всё таки удалось припрятать).

Выход с шахты. Уставшие, голодные, с лопатками и ломами на плечах.

Я вышел на площадку, прищурившись от непривычного дневного света, с неё хорошо проглядывалась местная столовая с закопченными стенами, засаленная повариха Вера и большой ад, бесконечный ад. А внизу, куда все смотрели, лежало непривычно молчаливое тело пухлого Бори, он всё таки растопырил руки и прыгнул.

Тогда мне было 17 лет. Сейчас мне 40.

Перед самым отъездом, затаивший когда-то обиду охранник, всё таки пырнул быстрой и звонкой фенечкой под ребро. Там до сих пор шрамы от сделанных позже операций. Чёткие воспоминания и не нужно доставать ту единственную фотографию. А во мне до сих пор обломок заточки.

Если бы меня спросили, что бы я хотел увидеть в последний день своей жизни, наверное ответил бы - Лодку, безмятежно плывущую по волнам на фоне уходящего солнца.

------------------------
Данный текст не несёт никакой ценности и является пародией на запись Пейзаж "Нессебр".

Люби меня, Барселона



Запрыгивая на кожаное сидение автомобиля, я подумала что, наверное, в последний раз захлопываю за собой эту дверцу. Вдыхаю этот терпкий аромат роскоши и непостоянства. Разглядываю в деталях шикарный дорогой салон. Пальцами нежно касаюсь бежево-черной обшивки автомобиля.

Я Марта. По крайней мере так меня звали друзья. Я не была рождена для дорогой жизни, не была ни ее сердцем, ни душой. Марта, рожденная в марте. В тот час когда солнце как раз заваливалось за макушки высотных зданий. 20 лет назад, на закате. Столь романтическое время суток, так не похожее на мою жизнь. Даже не на жизнь, а на образ жизни. Утро\день\вечер\ночь. Последние годы стрелки на моих часах вращались просто с невообразимой скоростью, не оставляя времени на посторонние мысли. Я была послушной девочкой, мечтой каждого отца и каждой матери.

Училась в престижной столичной школе, приносила домой пятерки. Потом поступила на филологический, как хотела моя мать. Познакомилась с нужными людьми, как хотел мой отец. И почти вышла замуж за человека, которого выбрали для меня заботливые родители. И вот теперь Ян решил показать мне Европу.

Ян. Отличный парень, мечта любой современной дамы. Красив, высок, не смотря на свою молодость, уже имеющий высокое положение в обществе и приличную должность в одном из крупных рекламных агентств. Короче, именно тот тип мужчин, которых я избегала бы, будь на то моя воля.

И Барселона. Правда, чудесный город. Но что особенного можно рассмотреть из-за тонированных окон мерседеса? Что может увидеть человек, обвешенный мехами и бриллиантами? Что он может почувствовать?

-Остановите здесь, - задумчиво произнесла Марта, глядя в окно. Автомобиль притормозил у обочины. Улыбнувшись водителю, девушка открыла дверь и вышла.

Спустя минуту она уже бежала по вечерним улицам Барселоны, едва ощущая как загораются фонари за ее спиной. Она смотрела. На влюбленных парочек в открытых летних кафе и на высокие фонтаны, на первые звезды, на детские улыбки и на изумительный закат. Она смотрела как зажигается свет в окнах, она проводила пальцами по прохладным каменным стенам домов. На этих узеньких испанских улочках в разгаре июля появилась на свет Марта. Марта, рожденная в марте. Она решила показать себе Европу.

Я все больше люблю тебя, моя дорогая.



Есть вещи, которые я люблю больше всего на свете. И это отнюдь не живые люди. Забавно звучит, правда?
Город, которому я бы хотела признаться в любви-это Москва. Я не знаю, почему я люблю ее. Любимых, видимо, не выбирают. Но почему-то несмотря на грязь, толпу, мат и вечных гасторбайтеров, этот город дает мне силы. Когда я опускаю ногу на асфальт, мне кажется откуда-то перетекает в меня поток энергии. Здесь я влюблялась, разочаровывалась, радовалась и грустила. Здесь встречала рассветы, получала цветы, обрела надежных и верных подруг и друзей. Меня здесь все держит...От цветов на подоконнике до таких близких и любимых мне людей. Уезжая, я испытываю непомерную тоску, будто у меня вырезали какой-либо внутренний орган. Я люблю московское лето, нашу молодежь, которая одевается так, будто живет последний раз. Я люблю Москву именно настоящей, необъяснимой любовью. Это беспричинно. Просто есть. И внутри разливается ласка, когда, сидя на подоконнике, смотришь как падают снежинки, даже не думая, что от смога они ненастоящие, накаченные передозировкой.)
Так получилось, что я видела многие страны. Франция, Испания, Португалия, Германия, Чехия, Венгрия, Австрия, Польша, Словакия...Да, каждый город имеет собственное обаяние. Но в них нет того, за то я люблю Москву. Ни старушка Европа, ни жаркое Средиземье удивить меня не смогли.
И только в московской квартире я чувствую себя уютно. Я скажу за многих москвичей, что раз ты у нас родился, Москва вряд ли отпустит. Оно слишком родная для этого.
Быть может это избито и совсем неинтересно, но любить свой город-тоже достойно. Любить цельно, переживая и терпя всего его. Это не привязанность, не желание, ни опьянение. Это нежность.
И еще Москва-красавица. Правда очень капризная. Мы просто не обращаем внимание на некоторые детали. Вы, например, не замечали, что когда заходит или восходит солнце на Воробьевых, то на здании МГУ играют оттенки солнца? И разве это не здорово, идти домой пешкой ранним утром, видеть как открывается метро, высыпает на улицы народ? А не замечали ли вы, что на Красной площади даже когда холодно, то у вечного огня всегда тепло. И не только телу. И душе тепло. А Манежка, где можно увидеть столько характеров, столько судеб, что диву даешься, как же это все уместилось в одном месте? Или Арбат и Тверская...А Патриаршие? Когда сидишь на лавочке, где сидел Бездомный почему-то всегда вздрагиваешь от шелеста листьев... Таких мест много.
Много плохого, много хорошего. Москва всегда отдается полностью. Если знать подход.

Пейзажная зарисовка: Нессебр

Пейзаж "Нессебр".

До свидания, мой любимый город
Я почти попала в хроники твои
(с) Земфира
 

Вечером, держа в руке свечку, я сказала: "В этом городе осталась частичка моего сердца".
Она сейчас там до сих пор-может на дне моря, может, загорает на красной крыше, может на углу узкой улицы, ну а может, у палатки с яркими фенечками.

Для многих та поездка в Болгарский лагерь была первой поездкой за границу. Сразу в голове оживали картинки из зарубежных сериалов: узкие улицы, старинные дома, витражи на окнах, магазины, приветливые горожане, и еще раз магазины. Ну и море!
Итак, к моменту экскурсии в Нессебр русские дети уже были немного разочарованы увиденным-местный город напоминал один из районов москвы с рынком, кричащими попрошайками, маленькими магазинчиками, летними кафе и жарой. Никаких красных черепиц, старинных красот и прочих милых фантазий. Так и хотелось
спросить " А где же, где же эти узкие улицы? Где же флюгера? Когда, когда же мы увидим НАСТОЯЩУЮ заграницу? Когда увидим то, чего не видели?"
И в один прекрасный, жаркий и солнечный (а разве дни на море вдалеке от родителей не такие?) русских детишек повезли в Нессебр. Выгрузили у какого-то серого бордюра стаю в красно-зеленых гусей из лагеря и сказали "тут будем до вечера". Я щелкнула бетонный берег, дерево и без энтузиазма пошла вперед.
А на холме оказалась та самая заграница!
Узкие улицы пронизывали город, как паутина (одна из особенностей-в городе невозможно было заблудиться!Все улицы переплетались и выходили на главную). Домики с красно-коричневой черепицей прилегали близко друг к дружке. На переулках располагались палаточки с яркими феньками, сережками и мороженным. Дети, забыв про все, ринулись тратить деньги-на пиццу, сувениры,мороженое. Иностранцы сразу оживились-что это за гаврики забавные приехали!?
Каждый в этом городе нашел что-то свое: Вася и Леша сделали в местной парихмахерской строго-настрого запрещенные начальником лагеря эрокезы, Ксю купила кеды, девчонки скупили палатку с мылом ручной работы, пухлый Боря орал "Я нашел такую палаточку с пиццей!!! МММММ!!", а я хвасталась экономичным приобретением: "Катька! Ну разве в москве бы я купила сережки за 40 рублей?Да еще такие!!" (к слову-они до сих пор в шкатулке).
Центр города. Уставшие, голодные дети с пакетами.
Я вышла на площадку, с которой открывался вид на округу: голубое, безбрежное море, зеленое вдали и прозрачное у берега, одинокие пляжные разноцветные зонтики, морской бриз, яркое солнце и небо...бесконечное небо. Подняла руки-хотелось улететь туда, в небо. Оно было так близко! Так близко! Иностранцы заворожено смотрели на странную русскую девочку, которая растопырила руки и хотела прыгнуть.
Тогда мне было 14 лет.Сейчас мне 17.
По дороге назад я купила синюю фенечку. Она до сих пор у меня на руке. Панорама - фото в мобильном. А во мне частичка города.

Если бы меня
спросили, что бы я увидела в последний день своей жизни, я бы ответила: "Пусть моя душа пролетит над утренним морем, увидит восход, жаркий полдень и золотой закат".

несколько снимков этого чудесного болгарского города