-Jeiny- все записи автора Название: Бессонница
Имя автора: Лар'аэн
Бета: Loki
Рейтинг: PG-13
Жанр: angst. Drama. Глюк. Всё в виде серии зарисовок.
Персонажи: Сакура, Итачи, Неджи, Тайюя, Кимимаро, Орочимару, Кабуто
Дисклеймер: права справедливо поделены между Кишимото и моим малкавианским воображением.
Размещение: если предупредите и укажете меня, как автора, – где угодно
Примечания и благодарности: спасибо тем, кто это прочитает, тем, кто это прокомментирует, в общем, всем вам!


ЗЫ: пара слов от меня))на этот фик и вообще на творчество Лар'аэн я наткнулась чисто случайно....и мен безумно понравились ее фики.....такая оригинальная манера написания......которую раньше я почти нигде не встречала.....))надеюсь, вам всем тоже понравится)))

ах да, воть ссылка))
http://anime.urbancity.com.ua/fanfic/94-bessonnica-larajen.html#comment
да и сайт очень хороший.....да....)


Только августовская ночь создана для безумия.
Только одна ночь.

Она бежит по широким ступеням, мокрым от недавнего дождя, вверх, вверх и вверх. Она проходится колесом по просторной площадке и бежит дальше, запутывая след среди подворотен спящего города.
В небе дрожат готовые сорваться звёзды, а луна, как это бывает раз за человеческую жизнь, кажется двойной. Но ей не видно ночного божества из-за высоких стен. Ей не слышно шороха уже начавших желтеть листьев - ей мешает собственное дыхание.
Все звуки бессмысленны. Все тени обманчивы. Ясно лишь то, что ты спишь и не можешь проснуться.
Она смеётся, захлёбываясь кровью, идущей горлом, глотает августовский воздух клокочущей гортанью - и смеётся снова. Этот смех оставляет липкие следы на воротнике и руке, поднесённой ко рту, делает нежно-розовый цвет волос тёмно-алым. И это не тот смех, которым можно заражать других.
Она вновь приходит к каменной лестнице и смеётся, оскальзываясь на верхней ступени. Она катится вниз, оставляя на мокрых плитах красные разводы, и звук её рысьего смеха не поспевает за ней.
Этот смех бессмыслен. Эта боль обманчива. Ясно лишь то, что она спит и не хочет просыпаться - потому что спит одна.

Он встаёт с кровати и подходит к окну. Отдёргивает штору, чтобы увидеть всё то же непроницаемое серое стекло - ни отражения, ни улицы за ним.
Год за годом... все окна казались ему такими.
Он идёт, набирает горсть кубиков льда и медленно ссыпает лёд в высокий стакан. Когда льёшь горячий каркаде, лёд трескается, кубик за кубиком. Ему это нравится.
Полуприкрыв глаза, он слушает это, как музыку. У него красивые сильные руки, он тянется к бокалу, дотрагивается до запотевшего стекла - и всё так же, не открывая глаз, без замаха бросает его в стену.
Бледно-алое пятно выбрасывает влажные щупальца, почему-то все вниз. Он никогда не задумывается о силе притяжения. Он просто любит крепкий каркаде, так позорно бледнеющий от растворяющейся штукатурки.
Весь мир для него выглядит так. С сухим приятным звуком трескается лёд, звенит, разбиваясь, хрупкое стекло и самый насыщенный цвет бледнеет, смешиваясь с грязью.
Он чувствует себя смертельно уставшим и оседает на пол, прямо на тускло посверкивающие осколки. Форменное кимоно, накинутое вместо халата, не спасает его, осколки впиваются ему в плечи и он закрывает глаза. Глаза того же цвета, что и щупальца, тянущиеся к нему сверху. Но этого он не видит.
Год за годом... все ночи казались ему такими - неумолимо бледнеющими со временем. Предательски сереющими. Гаснущими, как год за годом гаснут его глаза.

Он опускает белое кимоно в траву, не заботясь о его чистоте. Он думает, что вернётся ещё до рассвета и его внешний вид вряд ли будет кого-то волновать.
Его задумчивый взгляд прикован к тёмной воде, он подходит к самой кромке и развязывает чёрную ленту, рассыпая по сильным плечам длинные ухоженные волосы. В голову закрадывается мысль, что белая лента куда лучше бы подошла его глазам, что красная подчеркнула бы угольную черноту волос.
Что эта - слишком траурна.
Он не против. Сегодня траур и радость теряют свой смысл, впервые за много лет.
Он входит в воду по грудь и запрокидывает голову, глядя в небо. В то же мгновение маленькая звёздочка срывается с синего бархата и катится вниз, быстро, неудержимо и поэтому как-то бестолково. Он не загадывает желания.
Падает ещё одна звезда, и он думает о том, что эти блеклые искорки не так уж бестолковы. Что это, наверное, спокойно и просто - поддаться силе земного тяготения и падать, падать, падать вниз.
Просто поддаться. И с этой мыслью он делает несколько шагов, чувствует, как вода мягко отрывает его ноги от дна и поднимает на поверхность. Он абсолютно расслаблен, вода держит его, как любимого ребёнка, и оттого ему становится спокойно.
Он смотрит, как одна за другой падают звёзды, и река уносит его, не спрашивая - хочет ли. Не говоря - куда.
Он не против. Сегодня течение будет нести его всю ночь, а звёзды - всю ночь падать. Всё будет просто.
Впервые за много лет.

Осторожно переступая босыми ногами, она бесшумно идёт через лес. Она уходит далеко, она не хочет, чтобы её кто-то видел, и сама никого видеть не хочет.
Она стягивает с себя чёрную шапочку и отбрасывает прочь. У неё очень тонкие, изящные музыкальные пальцы, такие приятные для взгляда, такие нежные для поцелуя. Она прекрасно понимает, что этого никто никогда не видит.
Волосы у неё цвета самого жаркого пламени, что находится в глубине огненного цветка и первым пожирает принесённое в жертву дерево. Она понимает, что и этого никто не замечал.
Никто не видит её. Все только слушают.
Рукава фурисоде такие длинные, что стоит ей опустить руки, как хрупкие запястья накрывает стремительная волна расплавленного золота. По золоту летят краснокрылые птицы.
Она выходит на небольшую поляну, залитую лунным светом. Сегодня его в два раза больше и это дразнит, волнует, сводит с ума.
И вытаскивает на поверхность старые сумасшествия.
Она делает первое па и забывает обо всём, что заботило её раньше. Она танцует только для себя, немая марионетка из чистого золота. Она движется всё быстрее, не нарушая лесной тишины, ведь все звуки ей опостылели.
Никто не слышит её. Только смотрит из-за деревьев, не желая быть увиденным, сереброволосый юноша с красивым и бесстрастным лицом.

Тяжёлая ткань кимоно гладит его запястья, его холёную, белую, как снег, кожу. Холодную - тоже как снег.
Зиму он никогда не любил. Лето тоже. Ещё весну и осень. А особенно - такие вот августовские ночи, когда что-то рвёт его изнутри.
Если бы только его самого... Он тихо шипит сквозь зубы. Все сходят с ума, он сам - не исключение. Это непривычно и неприятно для него - не быть исключением.
Беловолосый медик останавливается в дверях и смотрит на него. Юноша знает, что нужно молчать.
Юноша смотрит, как, шурша подолом кимоно, его господин подходит к столу и долго глядит на горящие свечи. Огоньки испуганно дёргаются, но бежать им - не дальше фитилька, выбор их - остаться или погибнуть, и, подрожав, они остаются.
Змеиные глаза даже не щурятся от жаркого света. Напротив, их будто сильнее затягивает льдом, первым и ломким - но только с виду. Внезапно он чувствует, какие у него холодные руки.
Жёлтый шёлк скользит, открывая предплечья, когда он тянется к огню. Он думает, что всё-таки у него слишком белая кожа, что она слишком похожа цветом на снег.
И что ночь сегодня слишком прохладна.
Беловолосый медик стоит в дверях и смотрит, как его господин жжёт себе руки. Юноша знает, что нужно молчать. И ещё он понимает, что себя его хозяин жалеет не больше, чем других.
Сегодня эта мысль особенно тревожит.

И успокаивает лишь то, что для безумия в году только одна августовская ночь...
Только одна.