Catty-punk22 все записи автора Тед Качинский (больше известен как «Унабомбер»)
Корабль дураков


Когда-то давным-давно капитан и его помощники на одном корабле впали в такое самодовольство, восторгаясь своим искусством мореплавания, так переполнились спесью и настолько поразились самим себе, что сошли с ума от всего этого. Они взяли курс на север и плыли до тех пор, пока не натолкнулись на айсберги и опасных врагов, но они продолжили плыть дальше на север, где плавание становилось всё более рискованным. Они плыли туда лишь для того, чтобы дать себе возможность продемонстрировать себе ещё более выдающееся мастерство мореплавания.
Поскольку корабль пересекал всё более высокие широты, пассажиры и команда начали испытывать больше неудобств. Они стали ссориться между собой и жаловаться на условия, в которых им приходилось жить.



«Разрази мои шпангоуты, - выругался один искусный моряк, - если это не самое худшее путешествие в моей жизни. Палуба вся скользкая ото льда; когда я стою на вахте, ветер врезается мне под куртку, словно нож; когда я беру рифы на фоке, я каждый раз почти отмораживаю себе пальцы; и всё что я получаю за это, - какие-то жалкие пять шиллингов в месяц!»
« И вы думаете, что вам не везёт! – воскликнула одна пассажирка. – Я не могу спать, потому что дрожу от холода. У женщин на этом корабле меньше одеял, чем у мужчин. Это не справедливо!»
В разговор вступил моряк-мексиканец. «Chingado! Я получаю всего лишь половину жалованья моряков-англо-американцев. Нам нужно много еды, чтобы не замёрзнуть в этом климате, а я не получаю свою долю; англо-американцы получают больше. Но хуже всего то, что помощники отдают мне приказы на английском, а не на испанском».
«У меня больше причин жаловаться, чем у кого-либо, - объявил моряк из американских индейцев. – Если бы бледнолицые не обокрали меня, лишив земли предков, меня вообще не было бы на этой посудине, здесь, где плавают айсберги и дуют ледяные ветры. Я просто плавал бы себе на каноэ где-нибудь на славном, спокойном озере. Я заслуживаю компенсации. Самое малое, капитан должен разрешить мне устраивать игру в кости, чтоб я мог заработать немного деньжат».
Заговорил боцман: «Вчера первый помощник обозвал меня «фруктом» всего лишь потому, что я сосу члены. Я имею право отсасывать без того, чтобы меня как-то за это называли!»
«На этом корабле плохо обращаются не только с людьми,– вмешалась любительница животных из числа пассажиров, её голос просто дрожал от негодования. – Вот, на прошлой неделе я видела, как второй помощник целых два раза пнул корабельную собаку!»
Среди пассажиров был и профессор колледжа. Стиснув руки, он воскликнул:
«Всё это просто ужасно! Это безнравственно! Это проявления расизма, половой дискриминации, гомофобии и эксплуатации рабочего класса! Это дискриминация! Мы должны свершить социальное правосудие: назначить мексиканскому моряку такое же жалованье, как у остальных, повысить жалованье всем морякам, предоставить компенсацию индейцу, выдать женщинам столько же одеял, сколько мужчинам, гарантировать право сосать член и больше никогда не пинать собак!»
«Так, так!» – закричали пассажиры. «Мы – за! – прокричала команда. – Это дискриминация! Мы должны требовать реализации своих прав!»

Тут прочистил горло юнга.
« Гм. У всех вас есть основания для жалоб. Но мне кажется, что на самом деле вам нужно развернуть этот корабль и направить его назад, на юг, потому что если мы продолжим плыть на север, то наверняка рано или поздно потерпим кораблекрушение, и тогда все ваши зарплаты, одеяла и ваше право сосать член вас не спасут, ибо мы все пойдём ко дну».
Но никто не обратил на него внимания, потому что он был всего-навсего юнгой.
Капитан и его помощники наблюдали за этим спором со своего поста на юте. Они смотрели и слушали. Теперь они улыбались и перемигивались, и по знаку капитана третий помощник сошёл вниз с юта, медленно подошёл к тому месту, где собрались пассажиры и команда. Он придал своему лицу очень серьёзное выражение и заговорил:
«Мы, офицеры, должны признать, что на этом корабле действительно были допущены некоторые непростительные вещи. Мы не осознавали, насколько плоха ситуация, пока не услышали ваши жалобы. Мы люди доброжелательные и хотим поступать с вами по справедливости. Однако – ну – капитан довольно консервативен и твёрдо стоит на своём, и, возможно, его необходимо чуть-чуть подтолкнуть, прежде чем он начнёт что-то существенно менять. Лично я считаю, что, если вы будете энергично протестовать – но неизменно мирно и не нарушая правил, действующих на корабле, – то вы могли бы вывести капитана из апатии и заставить взглянуть на те самые проблемы, на которые вы так справедливо жалуетесь».
Сказав это, третий помощник отправился обратно на ют. Пока он шёл, пассажиры и команда кричали ему вслед: «Умеренный! Реформатор! Либерал-святоша! Марионетка капитана!» Но, тем не менее, они сделали так, как сказал третий помощник. Они сбились в кучу перед ютом, стали оскорблять офицеров и требовать защиты своих прав. «Я хочу, чтобы мне повысили жалованье и улучшили условия труда!» – кричал опытный моряк. «Одинаковое количество одеял для женщин!» – доносилось от пассажирки. «Я хочу, чтобы мне приказывали на испанском!» – требовал моряк-мексиканец. «Я хочу получить право играть в кости!» – надрывался моряк-индеец. «Я не хочу, чтобы меня называли «фруктом»!» – вопил боцман. «Чтобы больше не пинали собак!» – требовала защитница животных. «Даёшь революцию!» – агитировал профессор. Капитан и его помощники столпились и совещались несколько минут, без конца перемигиваясь, кивая и улыбаясь друг другу.
Затем капитан подошёл к передней части юта и с крайне благожелательным видом объявил, что жалованье опытному моряку будет поднято до шести шиллингов в месяц; моряк-мексиканец будет получать две трети от жалованья англо-американца, а приказ брать рифы на фоке будет отдаваться ему на испанском; пассажирки получат ещё по одному одеялу; индейцу позволят устраивать игру в кости по субботам вечером; боцмана не будут обзывать фруктом, пока он будет сохранять свои дела в тайне; и собаке не будут давать пинка, пока она не совершит какую-нибудь очевидную гадость, например, не украдёт еду с камбуза.
Пассажиры с командой отпраздновали получение этих уступок как великую победу, однако на следующее утро они снова почувствовали разочарование.
«Шесть шиллингов в месяц – это сущие гроши, и я всё так же отмораживаю себе пальцы, когда беру рифы на фоке»,– ворчал опытный моряк. «Мне опять не платят столько же, сколько англо-американцам, и не дают еды в количестве, достаточном в таком климате»,– говорил моряк-мексиканец. «Нам, женщинам, по-прежнему не хватает одеял, чтобы согреться»,– твердила пассажирка. Похожие жалобы раздавались от других членов команды и пассажиров, а профессор подзадоривал их.

Когда все жалобы были озвучены, заговорил юнга – на этот раз громче, чтобы остальным уже было не так легко его проигнорировать:
«Это и в самом деле ужасно, что собака получает пинок за кражу куска хлеба с камбуза и что у женщин меньше одеял, чем у мужчин, и что опытный моряк отмораживает себе пальцы, и я не вижу причины, почему боцман не должен сосать член, если ему так этого хочется. Но посмотрите, какие огромные айсберги встречаются нам сейчас и какие суровые дуют ветра! Мы должны развернуть корабль и поплыть обратно на юг, потому что если мы и дальше будем плыть на север, мы разобьёмся и утонем!»
«О да, – сказал боцман. – Это так ужасно, что мы всё время плывём на север. Но почему я должен сосать члены в туалете? Почему меня должны называть фруктом? Разве я хуже остальных?»
«Плыть на север – это ужасно, – заявила пассажирка, – Но разве вы не понимаете? Именно поэтому женщинам необходимо больше одеял, чтобы не замёрзнуть. Я требую сейчас же обеспечить женщин таким же количеством одеял, как у мужчин!»
«Совершенно верно, – сказал профессор, – что дальнейшее продвижение на север грозит тяжёлыми испытаниями всем нам. Но изменить курс и поплыть на юг – это не реально. Нельзя повернуть время вспять. Мы должны найти разумный способ для того, чтобы разобраться с ситуацией».
«Послушайте, – сказал юнга.– Если мы позволим этим четырём сумасшедшим, которые стоят на палубе юта, настоять на своём, то мы все утонем. Если нам удастся спасти корабль от опасности, тогда мы сможем побеспокоиться и об условиях труда, и об одеялах для женщин, и о праве сосать член. Но перво-наперво нам следует развернуть судно. Если несколько из нас соберутся вместе, придумают план и проявят немного смелости, мы сможем спастись. Дело не потребует много людей – шесть-восемь человек со всем справятся. Мы могли бы захватить ют, вышвырнуть за борт этих безумцев и развернуть корабль на юг».
Профессор вздёрнул нос и строго сказал: «Я не верю в насилие. Это безнравственно».
«Это в любом случае неэтично – прибегать к насилию», – сказал боцман.
«Насилие мне внушает страх», – сказала пассажирка.
Капитан и его помощники прислушивались к разговору. По сигналу капитана третий помощник вышел на верхнюю палубу. Он стал расхаживать среди пассажиров и членов команды, говоря им, что на корабле по-прежнему остаётся много проблем.
«Мы добились большого прогресса, – объяснял третий помощник. – Однако ещё многое предстоит сделать. Условия труда для опытного моряка всё так же остаются тяжёлыми, мексиканец всё ещё не получает одинаковое с англо-американцами жалованье, женщинам по-прежнему не дают столько же одеял, сколько есть у мужчин, разрешение индейцу играть в кости вечером в субботу – лишь ничтожная компенсация за утрату родной земли, боцман несправедливо страдает оттого, что ему приходится сосать члены в туалете, а собаку по-прежнему временами пинают.
Я думаю, капитана снова необходимо подтолкнуть. Было бы неплохо, если все вы выступили бы с новым протестом – если только он останется ненасильственным, разумеется».
Когда третий помощник возвращался назад на корму, пассажиры и команда выкрикивали ему вдогонку оскорбления, но всё же сделали так, как он сказал, и собрались перед ютом, чтобы выступить с новым протестом. Они кричали, неистовствовали, потрясали кулаками и даже бросили в капитана тухлым яйцом (от которого тот ловко увернулся).
Выслушав жалобы, капитан и его помощники сбились в кучку для обсуждения, во время которого они перемигивались и ухмылялись друг другу. Потом капитан подошёл к передней части юта и объявил, что опытному моряку выдадут перчатки, чтобы у него не мёрзли пальцы, моряк-мексиканец получит три четверти от жалованья англо-американца, а женщины – ещё по одному одеялу, индейцу разрешат играть в кости вечером по субботам и воскресеньям, боцману позволят сосать члены публично после наступления темноты, и больше никто не пнёт собаку без специального разрешения капитана.
Пассажиры с командой пришли в восторг от этой великой революционной победы, но на следующее утро они снова ощутили разочарование и стали жаловаться на старые тяготы и лишения.
На этот раз юнга разозлился.
«Вы, проклятые глупцы! – закричал он. – Неужели вы не видите, что творят капитан и его помощники?! Они делают так, чтобы вы постоянно были заняты вашими ничтожными жалобами насчёт одеял, жалованья и собаки, которую пинают. И это всё для того, чтобы вы не задумывались, что на самом деле не так с этим кораблём. А он всё дальше и дальше плывёт на север, и все мы утонем. Если бы всего лишь несколько из вас опомнились, объединились и захватили ют, мы могли бы развернуть корабль и спастись. Но всё, чем вы занимаетесь, – скулите по поводу своих мелких несерьёзных проблем, связанных с условиями труда, игрой в кости и правом сосать члены!»
Пассажиры и команда распалились не на шутку.
«Значит, мелкие проблемы! – возмущался мексиканец. – Так ты считаешь это справедливым, что я получаю всего лишь три четверти от жалованья англо-американца? И это – ничтожная проблема?»
«Как ты смеешь называть мою жалобу ничтожной?! – воскликнул боцман. – Разве ты не знаешь, как это унизительно, когда тебя обзывают фруктом?»
«Пинать собаку – это вам не «мелкая несерьёзная проблема»! – пронзительно закричала защитница животных. – Это бессердечный, безжалостный и жестокий поступок!»
«Ну ладно, – ответил юнга. – Эти проблемы не мелкие и не ничтожные. Пинать собаку – это безжалостно и жестоко, и это унижает, когда тебя обзывают фруктом. Но по сравнению с нашей настоящей проблемой, по сравнению с тем фактом, что корабль по-прежнему движется на север, все ваши обиды малы и ничтожны, потому что если мы не развернём корабль в ближайшее время, то мы все утонем».
«Фашист!» – заклеймил юнгу профессор.
«Контрреволюционер!» – сказала пассажирка-активистка. Их поддержали все пассажиры и члены экипажа, точно так же назвав юнгу фашистом и контрреволюционером. Они оттолкнули юнгу и снова стали сетовать насчёт жалованья, одеял для женщин, права сосать члены и плохого обращения с собакой. Корабль продолжал плыть на север, а через какое-то время его расплющило между двумя айсбергами, и все люди, находившиеся на судне, утонули.