gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора "Мне вдруг показалось, что вы как раз тот человек, которого я ищу всю жизнь. Бывало покажется - по голосу, по речи - вот он, такой человек, а подойдет он поближе и видишь - это совсем не то. А отступать уже поздно, слишком близко подошел."
Е.Шварц.

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Я вас любил, любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любит так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим

EGF (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Не отрекаются любя.
Ведь жизнь кончается не завтра.
Я перестану ждать тебя,
а ты придёшь совсем внезапно.
А ты придёшь, когда темно,
когда в стекло ударит вьюга,
когда припомнишь, как давно
не согревали мы друг друга.
И так захочешь теплоты,
не полюбившейся когда-то,
что переждать не сможешь ты
трёх человек у автомата.
И будет, как назло, ползти
трамвай, метро, не знаю что там...
И вьюга заметёт пути
на дальних подступах к воротам...
А в доме будет грусть и тишь,
хрип счётчика и шорох книжки,
когда ты в двери постучишь,
взбежав наверх без передышки.
За это можно всё отдать,
и до того я в это верю,
что трудно мне тебя не ждать,
весь день не отходя от двери.


В.Тушнова

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Сам себя я ненавижу,
Не страшуся ничего;
Окончания не вижу
Я страданья моего.
Сердце стонет,
Взор мой тонет
Во слезах и день и ночь.
Дух томится,
Солнце тьмится,
В полдень убегая прочь.

Скройся, солнце, ты навеки,
Скройся, солнце, от меня!
Проливайтеся, слёз реки,
Горький ток из глаз гоня!
Я несчастен,
Всем причастен
Мукам, кои в свете есть!
Всё имею;
Не умею
Более терзанья несть.

Разрываются все члены,
И теснится грудь моя.
Я не зрю бедам премены
И не жду уже ея.
И такою
Злой тоскою
Во отчаянье введён,
Что я люту
Ту минуту
Проклинаю, как рождён.

Во стенании и плаче
Я ещё тужу о том,
И тужу всего я паче,
Что родился не скотом;
Кроме славы,
Все б забавы
Были в области моей.
Гнанный псами,
Я б лесами
Сокрывался от людей.

Ах, а ныне где сокрыться
От злодеев я могу?
Разве в землю мне зарыться,
Коль от них не убегу?
Иль, о горе!
В бурно море
Мне низвергнуться к водам
И в пучине,
В сей кручине,
Обрести конец бедам!

Что во славе, коль покою
Я не вижу никогда,
И несносною тоскою
Я терзаюся всегда?
Что в отраду,
Мне в награду,
Вечной славы ожидать
Тьмы в утробе,
Мне во гробе,
Коей вечно не видать?

Поспешай, драгая вечность,
Узы ты мои претерть!
И в покойну бесконечность
Воведи меня ты, смерть!
Сердцу больно,
Так довольно
Злому счастию служить.
Если в скуке
Жить и в муке,
Так на что на свете жить?

О тебе одной болею,
Дорогая, тя любя,
И тебя одной жалею.
Я жалею лишь тебя.
Я крушуся,
Что лишуся
Я любезной навсегда,
И судьбою
Я с тобою
Не увижусь никогда.

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Мучительная мысль, престань меня терзати
И сердца больше не смущай.
Душа моя, позабывай
Ту жизнь, которой мне вовеки не видати!
Но, ах! драгая жизнь, доколе буду жить
В прекрасной сей пустыне,
Всё буду унывать, как унываю ныне.
Нельзя мне здесь, нельзя любезныя забыть!
Когда я в роще сей гуляю,
Я ту минуту вспоминаю,
Как в первый раз её мне случай видеть дал.
При токе сей реки любовь моя открылась,
Где, слыша то, она хотя и посердилась,
Однако за вину, в которую я впал,
Казать мне ласки стала боле.
В сем часто я гулял с ней поле.
В сих чистых ключевых водах
Она свои мывала ноги.
На испещренных сих лугах
Все ею мнятся быть протоптаны дороги;
Она рвала на них цветы,
Подобие своей прелестной красоты.
Под тению сего развесистого древа,
Не опасаясь больше гнева,
Как тут случилось с ней мне в полдни отдыхать,
Я в первый раз её дерзнул поцеловать.
Потом она меня сама поцеловала
И вечной верностью своею уверяла.
В дуброве сей
Я множество имел приятных с нею дней.
У сей высокой там берёзы
Из уст дражайших я услышал скорбный глас,
Что приближается разлуки нашей час,
И тамо проливал горчайшие с ней слёзы,
Шалаш мой мук моих в ночи свидетель был.
На сей горе я с нею расставался
И всех своих забав и радостей лишался,
На ней из глаз моих драгую упустил.
Но здешняя страна наполнилася ею
И оттого полна вся горестью моею.
1755

EGF (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Был дождь; овечушка обмокла, как лягушка:
Дрожит у ней тельцо и душка,
И шуба вся на ней дрожит;
Сушиться надлежит;
Овца к огню бежит.
Ах! лучше б ты, овца, день целый продрожала
И от воды к огню, безумка, не бежала.
Спросила ль ты, куда дорога та лежала?
Какую прибыль ты нашла?
В поварню ты зашла.
То подлинно, что ты немного осушилась;
Да шубы ты лишилась.
К чему, читатель, сей рассказ?
Я целю вить не в бровь, я целю в самый глаз:
Зайди с челобитьём когда в приказ.

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Батюшки! По броне балки загрохотали, доски,
кирпичи, фашисты, которые сидели под крышей... А я еще - и проутюжил, -
остальные руки вверх - и Гитлер капут...
Так воевал лейтенант Егор Дремов, покуда не случилось с ним несчастье.
Во время Курского побоища, когда немцы уже истекали кровью и дрогнули, его
танк - на бугре, на пшеничном поле - был подбит снарядом, двое из экипажа
тут же убиты, от второго снаряда танк загорелся. Водитель Чувилев,
выскочивший через передний люк, опять взобрался на броню и успел вытащить
лейтенанта, - он был без сознания, комбинезон на нем горел. Едва Чувилев
оттащил лейтенанта, танк взорвался с такой силой, что башню отшвырнуло
метров на пятьдесят. Чувилев кидал пригоршнями рыхлую землю на лицо
лейтенанта, на голову, на одежду, чтобы сбить огонь. Потом пополз с ним от
воронки к воронке на перевязочный пункт... "Я почему его тогда поволок? -
рассказывал Чувилев, - слышу, у него сердце стучит..."
Егор Дремов выжил и даже не потерял зрение, хотя лицо его было так
обуглено, что местами виднелись кости. Восемь месяцев он пролежал в
госпитале, ему делали одну за другой пластические операции, восстановили и
нос, и губы, и веки, и уши. Через восемь месяцев, когда были сняты повязки,
он взглянул на свое и теперь не на свое лицо. Медсестра, подавшая ему
маленькое зеркальце, отвернулась и заплакала. Он тотчас ей вернул
зеркальце.
- Бывает хуже, - сказал он, - с этим жить можно.
Но больше он не просил зеркальце у медсестры, только часто ощупывал
свое лицо, будто привыкал к нему....

Ну, ладно! Он отворил калитку, вошел во дворик и на крыльце
постучался. Мать откликнулась за дверью: "Кто там?" Он ответил: "Лейтенант,
Герой Советского Союза Громов".
У него так заколотилось сердце - привалился плечом к притолоке. Нет,
мать не узнала его голоса. Он и сам, будто в первый раз, услышал свой
голос, изменившийся после всех операций, - хриплый, глухой, неясный.
- Батюшка, а чего тебе надо-то? - спросила она.
- Марье Поликарповне привез поклон от сына, старшего лейтенанта
Дремова.
Тогда она отворила дверь и кинулась к нему, схватила за руки:
- Жив, Егор-то мой! Здоров? Батюшка, да ты зайди в избу.
Егор Дремов сел на лавку у стола на то самое место, где сидел, когда
еще у него ноги не доставали до полу и мать, бывало, погладив его по
кудрявой головке, говаривала: "Кушай, касатик". Он стал рассказывать про ее
сына, про самого себя, - подробно, как он ест, пьет, не терпит нужды ни в
чем, всегда здоров, весел, и - кратко о сражениях, где он участвовал со
своим танком.
- Ты скажи - страшно на войне-то? - перебивала она, глядя ему в лицо
темными, его не видящими глазами.


...Скажите, у вас в селе проживает Катя Малышева, Андрея Степановича
Малышева дочь?
- Она в прошлом году курсы окончила, у нас учительницей. А тебе ее
повидать надо?
- Сынок ваш просил непременно ей передать поклон.
Мать послала за ней соседскую девочку. Лейтенант не успел и обуться,
как прибежала Катя Малышева. Широкие серые глаза ее блестели, брови
изумленно взлетали, на щеках - радостный румянец. Когда откинула с головы
на широкие плечи вязаный платок, лейтенант даже застонал про себя:
поцеловать бы эти теплые светлые волосы!.. Только такой представлялась ему
подруга, - свежа, нежна, весела, добра, красива так, что вот вошла, и вся
изба стала золотая...
- Вы привезли поклон от Егора? (Он стоял спиной к свету и только
нагнул голову, потому что говорить не мог.) А уж я его жду и день и ночь,
так ему и скажите...
Она подошла близко к нему. Взглянула, и будто ее слегка ударили в
грудь, откинулась, испугалась. Тогда он твердо решил уйти, - сегодня же....

...Спустя некоторое время стоим мы с ним на полигоне, - прибегает солдат
и - Егору Дремову: "Товарищ капитан, вас спрашивают..." Выражение у солдата
такое, хотя он стоит по всей форме, будто человек собирается выпить. Мы
пошли в поселок, подходим к избе, где мы с Дремовым жили. Вижу - он не в
себе, - все покашливает... Думаю: "Танкист, танкист, а - нервы". Входим в
избу, он - впереди меня, и я слышу:
"Мама, здравствуй, это я!.." И вижу - маленькая старушка припала к
нему на грудь. Оглядываюсь, тут, оказывается, и другая женщина, Даю честное
слово, есть где-нибудь еще красавицы, не одна же она такая, но лично я - не
видал.
Он оторвал от себя мать, подходит к этой девушке, - а я уже поминал,
что всем богатырским сложением это был бог войны. "Катя! - говорит он. -
Катя, зачем вы приехали? Вы того обещали ждать, а не этого..."
Красивая Катя ему отвечает, - а я хотя ушел в сени, но слышу: "Егор, я
с вами собралась жить навек. Я вас буду любить верно, очень буду любить...
Не отсылайте меня..."

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Настроение сейчас - и ску и гру и некому ру

И скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды...
Желанья!., что пользы напрасно и вечно желать?..
А годы проходят -- все лучшие годы!
Любить... но кого же?., на время -- не стоит труда,
А вечно любить невозможно.
В себя ли заглянешь? -- там прошлого нет и следа:
И радость, и муки, и все там ничтожно...
Что страсти? -- ведь рано иль поздно их сладкий недуг
Исчезнет при слове рассудка;
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, --
Такая пустая и глупая шутка...

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора ...Наступило молчание, и Берлиоз побледнел.
-- Вы... вы сколько времени в Москве? -- дрогнувшим голосом спросил он.
-- А я только что сию минуту приехал в Москву, -- растерянно ответил
профессор, и тут только приятели догадались заглянуть ему как следует в
глаза и убедились в том, что левый, зеленый, у него совершенно безумен, а
правый -- пуст, черен и мертв.
"Вот тебе все и объяснилось! -- подумал Берлиоз в смятении, -- приехал
сумасшедший немец или только что спятил на Патриарших. Вот так история!"

Да, действительно, объяснилось все: и страннейший завтрак у покойного
философа Канта, и дурацкие речи про подсолнечное масло и Аннушку, и
предсказания о том, что голова будет отрублена, и все прочее -- профессор
был сумасшедший.
Берлиоз тотчас сообразил, что следует делать. Откинувшись на спинку
скамьи, он за спиною профессора замигал Бездомному, -- не противоречь, мол,
ему, -- но растерявшийся поэт этих сигналов не понял.
-- Да, да, да, -- возбужденно говорил Берлиоз, -- впрочем, все это
возможно! Даже очень возможно, и Понтий Пилат, и балкон, и тому подобное...
А вы одни приехали или с супругой?
-- Один, один, я всегда один, -- горько ответил профессор.
-- А где же ваши вещи, профессор? -- вкрадчиво спрашивал Берлиоз, -- в
"Метрополе"? Вы где остановились?
-- Я? Нигде, -- ответил полоумный немец, тоскливо и дико блуждая
зеленым глазом по Патриаршим прудам.
-- Как? А... где же вы будете жить?
-- В вашей квартире, -- вдруг развязно ответил сумасшедший и подмигнул.
-- Я... я очень рад, -- забормотал Берлиоз, -- но, право, у меня вам
будет неудобно... А в "Метрополе" чудесные номера, это первоклассная
гостиница...
-- А дьявола тоже нет? -- вдруг весело осведомился больной у Ивана
Николаевича.
-- И дьявола...
-- Не противоречь! -- одними губами шепнул Берлиоз, обрушиваясь за
спину профессора и гримасничая.
-- Нету никакого дьявола! -- растерявшись от всей этой муры, вскричал
Иван Николаевич не то, что нужно, -- вот наказание! Перестаньте вы
психовать.
Тут безумный расхохотался так, что из липы над головами сидящих
выпорхнул воробей.
-- Ну, уж это положительно интересно, -- трясясь от хохота проговорил
профессор, -- что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет! -- он
перестал хохотать внезапно и, что вполне понятно при душевной болезни, после
хохота впал в другую крайность -- раздражился и крикнул сурово: -- Так,
стало быть, так-таки и нету?
-- Успокойтесь, успокойтесь, успокойтесь, профессор, -- бормотал
Берлиоз, опасаясь волновать больного, -- вы посидите минуточку здесь с
товарищем Бездомным, а я только сбегаю на угол, звякну по телефону, а потом
мы вас проводим, куда вы хотите. Ведь вы не знаете города...
План Берлиоза следует признать правильным: нужно было добежать до
ближайшего телефона-автомата и сообщить в бюро иностранцев о том, что вот,
мол, приезжий из-за границы консультант сидит на Патриарших прудах в
состоянии явно ненормальном. Так вот, необходимо принять меры, а то
получается какая-то неприятная чепуха.
-- Позвонить? Ну что же, позвоните, -- печально согласился больной и
вдруг страстно попросил: -- Но умоляю вас на прощанье, поверьте хоть в то,
что дьявол существует! О большем я уж вас и не прошу. Имейте в виду, что на
это существует седьмое доказательство, и уж самое надежное! И вам оно сейчас
будет предъявлено.
-- Хорошо, хорошо, -- фальшиво-ласково говорил Берлиоз и, подмигнув
расстроенному поэту, которому вовсе не улыбалась мысль караулить
сумасшедшего немца, устремился к тому выходу с Патриарших, что находится на
углу Бронной и Ермолаевского переулка.
А профессор тотчас же как будто выздоровел и посветлел.
-- Михаил Александрович! -- крикнул он вдогонку Берлиозу.
Тот вздрогнул, обернулся, но успокоил себя мыслью, что его имя и
отчество известны профессору также из каких-нибудь газет. А профессор
прокричал, сложив руки рупором:
-- Не прикажете ли, я велю сейчас дать телеграмму вашему дяде в Киев?
И опять передернуло Берлиоза. Откуда же сумасшедший знает о
существовании Киевского дяди? Ведь об этом ни в каких газетах, уж наверно,
ничего не сказано. Эге-ге, уж не прав ли Бездомный? А ну как документы эти
липовые? Ах, до чего странный субъект. Звонить, звонить! Сейчас же звонить!
Его быстро разъяснят!
И, ничего не слушая более, Берлиоз побежал дальше.
Тут у самого выхода на Бронную со скамейки навстречу редактору поднялся
в точности тот самый гражданин, что тогда при свете солнца вылепился из
жирного зноя. Только сейчас он был уже не воздушный, а обыкновенный,
плотский, и в начинающихся сумерках Берлиоз отчетливо разглядел, что усишки
у него, как куриные перья, глазки маленькие, иронические и полупьяные, а
брючки клетчатые, подтянутые настолько, что видны грязные белые носки.
Михаил Александрович так и попятился, но утешил себя тем соображением,
что это глупое совпадение и что вообще сейчас об этом некогда размышлять.
-- Турникет ищете, гражданин? -- треснувшим тенором осведомился
клетчатый тип, -- сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С вас бы за
указание на четверть литра... поправиться... бывшему регенту! -- кривляясь,
субъект наотмашь снял жокейский свой картузик.

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Когда,раззадорясь,Эрос
острой стрелой,не целясь,
пронзает сердце навылет,
сердце теряет ценность.
Пошли мне - молю Киприду-
любовь, а не эвмениду,
любовь,что легко осилит
предательство и обиду,
горечь и боль разлада.
Такая любовь - отрада.
Иной мне любви не надо...

... И я не прошу о счастьи.
Дай мне над сердцем власти.
Нет хуже,чем рабство страсти.
Дай мне ОДНО И ТО ЖЕ
тело всегда и ложе.
Пусть прошлое будет схоже
с будущим: лучшей пары
нету.Дай жизнь без свары
в стенах простой хибары,
ОТ ЦЕЛОГО МИРА ВТАЙНЕ.
Это,Киприда,дай мне...

... Скорей умру,чем покину
отчизны родную глину.
Не дай мне познать чужбину,
где смотрят в лицо, как в спину.
Не дай пережить изгнанья-
изнанки судьбы,незнанья
что с родственниками,стенанья,
праздного назиданья...
Не дай мне увидеть Феба
в пустыне чужого неба..."

Перевод И.Бродского

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но не важно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях.
Я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь
от тебя, чем от них обоих.
Далеко, поздно ночью, в долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне,
как не сказано ниже, по крайней мере,
я взбиваю подушку мычащим "ты",
за горами, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты
как безумное зеркало повторяя.

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Автора не знаю, песня из фильма "Идеальная пара"

Смола, как слеза, на поленьях,
Вечерний загадочен свет.
Есть женщины в русских селеньях,
А в прочих селеньях их нет.
Зайдите в селенья ТАИТИ,
Селенья ЮАР, ШРИ-ЛАНКИ,
В селенья КАНАДЫ зайдите -
Повсюду одни мужики.
Нет женщин в селеньях ФЛОРИДЫ,
Нет женщин в селеньях МАЛИ.
И даже в снегах АНТАРКТИДЫ
Пока ни одной не нашли. ...
Пылают пожары в ТЕХАСЕ,
Но некому с криком: "Ахти!
Там Вася! Там пьяный мой Вася!"
- в горящую избу войти. ...
Надрался мужик из ГАСКОНИ
- а кони возьми и "ку-ку".
Кто? Кто остановит вас, кони,
В ГАСКОНИ на полном скаку?!
Трясут катаклизмы планету
Под радостный вой воронья.
Нет женщин, вы слышите, НЕТУ !
- В селеньях угрюмых ея.
Есть женщины в русских селеньях,
А в прочих селеньях их нет.

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Если Бог нас своим могуществом
После смерти отправит в рай,
Что мне делать с земным имуществом,
Если скажет он: выбирай?

Мне не надо в раю тоскующей,
Чтоб покорно за мною шла,
Я бы взял с собой в рай такую же,
Что на грешной земле жила,-

Злую, ветреную, колючую,
Хоть ненадолго, да мою!
Ту, что нас на земле помучила
И не даст нам скучать в раю.

В рай, наверно, таких отчаянных
Мало кто приведёт с собой,
Будут праведники нечаянно
Там подглядывать за тобой.

Взял бы в рай с собой расстояния,
Чтобы мучиться от разлук,
Чтобы помнить при расставании
Боль сведённых на шее рук.

Взял бы в рай с собой всё опасности,
Чтоб вернее меня ждала,
Чтобы глаз своих синей ясности
Дома трусу не отдала.

Взял бы в рай с собой друга верного,
Чтобы было с кем пировать,
И врага, чтоб в минуту скверную
По-земному с ним враждовать.

Ни любви, ни тоски, ни жалости,
Даже курского соловья,
Никакой, самой малой малости
На земле бы не бросил я.

Даже смерть, если б было мыслимо,
Я б на землю не отпустил,
Всё, что к нам на земле причислено,
В рай с собою бы захватил.

И за эти земные корысти,
Удивлённо меня кляня,
Я уверен, что Бог бы вскорости
Вновь на землю столкнул меня.

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Жди меня, и я вернусь
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: - Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора ...Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Черт их
знает, как их зовут, но они первые почему-то появляются в Москве. И эти
цветы очень отчетливо выделялись на черном ее весеннем пальто. Она несла
желтые цветы! Нехороший цвет. Она повернула с Тверской в переулок и тут
обернулась. Ну, Тверскую вы знаете? По Тверской шли тысячи людей, но я вам
ручаюсь, что увидела она меня одного и поглядела не то что тревожно, а даже
как будто болезненно. И меня поразила не столько ее красота, сколько
необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!
Повинуясь этому желтому знаку, я тоже свернул в переулок и пошел по ее
следам. Мы шли по кривому, скучному переулку безмолвно, я по одной стороне,
а она по другой. И не было, вообразите, в переулке ни души. Я мучился,
потому что мне показалось, что с нею необходимо говорить, и тревожился, что
я не вымолвлю ни одного слова, а она уйдет, и я никогда ее более не увижу...
И, вообразите, внезапно заговорила она:
-- Нравятся ли вам мои цветы?
Я отчетливо помню, как прозвучал ее голос, низкий довольно-таки, но со
срывами, и, как это ни глупо, показалось, что эхо ударило в переулке и
отразилось от желтой грязной стены. Я быстро перешел на ее сторону и,
подходя к ней, ответил:
-- Нет.
Она поглядела на меня удивленно, а я вдруг, и совершенно неожиданно,
понял, что я всю жизнь любил именно эту женщину! Вот так штука, а? Вы,
конечно, скажете, сумасшедший?
-- Ничего я не говорю, -- воскликнул Иван и добавил: -- Умоляю, дальше!
И гость продолжал:
-- Да, она поглядела на меня удивленно, а затем, поглядев, спросила
так:
-- Вы вообще не любите цветов?
В голосе ее была, как мне показалось, враждебность. Я шел с нею рядом,
стараясь идти в ногу, и, к удивлению моему, совершенно не чувствовал себя
стесненным.
-- Нет, я люблю цветы, только не такие, -- сказал я.
-- А какие?
-- Я розы люблю.
Тут я пожалел о том, что это сказал, потому что она виновато улыбнулась
и бросила свои цветы в канаву. Растерявшись немного, я все-таки поднял их и
подал ей, но она, усмехнувшись, оттолкнула цветы, и я понес их в руках.
Так шли молча некоторое время, пока она не вынула у меня из рук цветы,
не бросила их на мостовую, затем продела свою руку в черной перчатке с
раструбом в мою, и мы пошли рядом.
-- Дальше, -- сказал Иван, -- и не пропускайте, пожалуйста, ничего.
-- Дальше? -- переспросил гость, -- что же, дальше вы могли бы и сами
угадать. -- Он вдруг вытер неожиданную слезу правым рукавом и продолжал: --
Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке,
и поразила нас сразу обоих!
Так поражает молния, так поражает финский нож!
Она-то, впрочем, утверждала впоследствии, что это не так, что любили
мы, конечно, друг друга давным-давно, не зная друг друга, никогда не видя, и
что она жила с другим человеком, и я там тогда... с этой, как ее...
-- С кем? -- спросил Бездомный.
-- С этой... ну... этой, ну... -- ответил гость и защелкал пальцами.
-- Вы были женаты?
-- Ну да, вот же я и щелкаю... на этой... Вареньке, Манечке... нет,
Вареньке... еще платье полосатое... музей... впрочем, я не помню.
Так вот она говорила, что с желтыми цветами в руках она вышла в тот
день, чтобы я наконец ее нашел, и что если бы этого не произошло, она
отравилась бы, потому что жизнь ее пуста.
Да, любовь поразила нас мгновенно. Я это знал в тот же день уже, через
час, когда мы оказались, не замечая города, у кремлевской стены на
набережной.
Мы разговаривали так, как будто расстались вчера, как будто знали друг
друга много лет. На другой день мы сговорились встретиться там же, на
Москве-реке, и встретились. Майское солнце светило нам. И скоро, скоро стала
эта женщина моею тайною женой...

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Князю А.И.Урусову

Вечер. Взморье. Вздохи ветра.
Величавый возглас волн.
Близко буря. В берег бьется
Чуждый чарам черный челн.

Чуждый чистым чарам счастья,
Челн томленья, челн тревог,
Бросил берег, бьется с бурей,
Ищет светлых снов чертог.

Мчится взморьем, мчится морем,
Отдаваясь воле волн.
Месяц матовый взирает,
Месяц горькой грусти полн.

Умер вечер. Ночь чернеет.
Ропщет море. Мрак растет.
Челн томленья тьмой охвачен.
Буря воет в бездне вод.

EGF (Золотой_век_Поэзия) все записи автора ДОЖДЬ

Есть в дожде откровенье - потаенная нежность.
И старинная сладость примиренной дремоты,
пробуждается с ним безыскусная песня,
и трепещет душа усыпленной природы.

Это землю лобзают поцелуем лазурным,
первобытное снова оживает поверье.
Сочетаются Небо и Земля, как впервые,
и великая кротость разлита в предвечерье.

Дождь - заря для плодов. Он приносит цветы нам,
овевает священным дуновением моря,
вызывает внезапно бытие на погостах,
а в душе сожаленье о немыслимых зорях,

роковое томленье по загубленной жизни,
неотступную думу: "Все напрасно, все поздно!"
Или призрак тревожный невозможного утра
и страдание плоти, где таится угроза.

В этом сером звучанье пробуждается нежность,
небо нашего сердца просияет глубоко,
но надежды невольно обращаются в скорби,
созерцая погибель этих капель на стеклах.

Эти капли - глаза бесконечности - смотрят
в бесконечность родную, в материнское око.

И за каплею капля на стекле замутненном,
трепеща, остается, как алмазная рана.
Но, поэты воды, эти капли провидят
то, что толпы потоков не узнают в туманах.

О мой дождь молчаливый, без ветров, без ненастья,
дождь спокойный и кроткий, колокольчик убогий,
дождь хороший и мирный, только ты - настоящий,
ты с любовью и скорбью окропляешь дороги!

О мой дождь францисканский, ты хранишь в своих каплях
души светлых ручьев, незаметные росы.
Нисходя на равнины, ты медлительным звоном
открываешь в груди сокровенные розы.

Тишине ты лепечешь первобытную песню
и листве повторяешь золотое преданье,
а пустынное сердце постигает их горько
в безысходной и черной пентаграмме страданья.

В сердце те же печали, что в дожде просветленном,
примиренная скорбь о несбыточном часе.
Для меня в небесах возникает созвездье,
но мешает мне сердце созерцать это счастье.

О мой дождь молчаливый, ты любимец растений,
ты на клавишах звучных - утешение в боли,
и душе человека ты даришь тот же отзвук,
ту же мглу, что душе усыпленного поля!
Г.Лорка.


К.Бальмонт
БЕЗГЛАГОЛЬНОСТЬ
Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаенной печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали.

Приди на рассвете на склон косогора,-
Над зябкой рекою дымится прохлада,
Чернеет громада застывшего бора,
И сердцу так больно, и сердце не радо.

Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далёко-далёко.
Во всем утомленье - глухое, немое.

Войди на закате, как в свежие волны,
В прохладную глушь деревенского сада,-
Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,
И сердцу так грустно, и сердце не радо.

Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.
1900

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора * * *
Мы любовь свою схоронили
Крест поставили на могиле.
"Слава Богу!" — сказали оба...
Только встала любовь из гроба,
Укоризненно нам кивая:
— Что ж вы сделали? Я живая!..

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора * * *
Не бывает любви несчастной.
Может быть она горькой, трудной,
Безответной и безрассудной,
Может быть смертельно опасной.

Но несчастной любовь не бывает,
Даже если она убивает.
Только кто того не усвоит,
и счастливой любви не стоит...

gracija (Золотой_век_Поэзия) все записи автора Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые,
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые.

Вспомнишь обильные страстные речи,
Взгляды, так жадно, так робко ловимые,
Первые встречи, последние встречи,
Тихого голоса звуки любимые.

Вспомнишь разлуку с улыбкою странной,
Многое вспомнишь родное далекое,
Слушая ропот колес непрестанный,
Глядя задумчиво в небо широкое.