Иллуми_Золдик все записи автора Название: ...
Автор:Aurenga
Фэндом:Наруто
Пэйринг: Кисаме/Итачи
Рэйтинг:NC-17.




Косые тени опорных столбов пересекают террасу; полированное дерево почти светится, нагретое солнцем. Песчаная дорожка, обложенная крупными булыжниками, ведет к пруду, золотой песок сверкает, на поверхности воды дрожат ослепительные блики, кроны деревьев застыли в послеполуденной истоме, и нет ступенек, чуть больше полуметра между полом террасы и песком, зачем ступеньки?.. Свирепое наслаждение растягивает рот в сладком оскале: смотреть, как мучительно каменеет пересеченная тенью чужая рука, с какой напряженной легкостью она касается темного дерева. Выступившие вены, остатки фиолетового лака на ногтях. Облупившийся лак раздражает. Интересно, он позволит накрасить себе ногти?..
Что за извращенные фантазии.
Очень увлекательные фантазии.
При таком-то зрелище.
И при такой жаре.
…Опускает голову: стоит на самом краю, один шаг и… что и? В дом его ввели за руку и с другой стороны. Он неплохо ориентируется в закрытых помещениях, не споткнулся еще ни разу, и по коридорам передвигается бесшумно и стремительно, как зрячий. Но стоит выйти на воздух, чувство пространства отказывает ему, и можно любоваться представлением. Дьявол, это заводит.
Оборачивается. Лицо каменное, шея каменная от напряжения. Проводит пальцами в воздухе – сдержанный, скупой, беспомощный жест. Разве подумалось бы раньше, что это такое удовольствие: не торопясь, подойти, взять его под локоть и повести куда-нибудь… большее удовольствие – только ждать, когда он об этом попросит. За подставленную руку Учиха берется почти брезгливо, но это не оскорбляет – это напускное. Он чувствует себя униженным из-за того, что не может достаточно хорошо ориентироваться с помощью слуха. Причина та же, по которой шалит вестибулярный аппарат – что-то с внутриглазным и внутричерепным давлением. Он сам толком не понимает, в чем дело, здесь не всякий медик разобрался бы. Мысли искать медика у него до сих пор не возникло, и вряд ли это случится.
- Сколько времени? – отрывисто спрашивает Итачи.
- Начало пятого, - благодушно отвечает мечник Скрытого Тумана; он хорошо понимает, в чем дело. – Жарко, солнечно, но облака собираются. Вечером будет дождь. Эта терраса выходит в сад.
- В саду – вода?
- Пруд.
- Воду можно почувствовать кожей, - едва слышно думает вслух Итачи, и Кисаме не отказывает себе еще в одном удовольствии: небрежно дополняет:
- В пруду – лилии.
Плечи Учихи едва заметно вздрагивают.
Плащ распахнут, но снимать его, несмотря на жару, Итачи отказывается; прядь волос прилипла к влажной шее, капля пота поблескивает на ключице, между стальными колечками бус. Губы белые от напряжения и сошлись в нитку. Глаза закрывает повязка из небеленого льна. Он не слеп, он в любую минуту может снять ее, различить свет, тень, смутные контуры, яркие цвета. Всего лишь быстрее станет разрушаться знаменитый шаринган. Лучше поберечь его остатки для боя…
Иной раз приходится напоминать себе, что Итачи все еще способен в одиночку расправиться с небольшой армией. Жертву он безошибочно чует и в закрытом, и на открытом пространстве, даже самое грозное оружие все еще с ним – еще на два или три раза, прежде чем глаза откажут окончательно. «Я недостаточно бесполезен, чтобы от меня избавиться», - сказал он после того, как Лидер недвусмысленно дал это понять; впрочем, осталось недолго. Еще две или три активации Мангекё. Учиха не знает, что будет потом. Если повезет, кровоизлияние в мозг и быстрая смерть. Он надеется на быструю смерть, но что-то удерживает его от самоубийства.
Что – непонятно.
Итачи не создает лишних проблем: таскать с собой этого молчаливца всяко не сложней, чем большой меч с кучей боевых печатей. Но с каждым днем растет уверенность, что с ним удастся справиться силой, а это серьезно осложняет жизнь. Прежде-то при одной мысли холодело под ребрами; он был предмет исключительно для любования, наподобие весенней луны – еще более жестокий, чем сам Хошигаки, обладатель невероятной мощи, такой юный, хорошенький как девушка…
Жарко, как в аду, куда оба они, несомненно, попадут рано или поздно… Можно свихнуться. Улучшенный геном Хошигаки позволяет регулировать скорость метаболизма, но сейчас толку от него мало. Ощущения такие, точно опрокинул кружку чистого спирта.
Терраса общая для всех номеров, но сейчас они в гостинице одни. Никто не услышит.
…Кисаме неторопливо встает, подходит к Итачи со спины и без лишних слов, спокойно, почти лениво бьет ребром ладони по шее. Тот оседает плавно, легко и беззвучно, точно силуэт, вырезанный из бумаги. Все звуки окружающего перекрывает шум крови в ушах, пламенные языки дня взрываются слепящим калейдоскопом, посреди которого медленно ложится на пол ночное крыло, темно-лиловый плащ с алыми облаками. Звук смешивается со вкусом, запах – с цветом, время измеряется движениями. Галлюцинация отпускает на мгновение и набрасывается вновь: Итачи, разложенный на собственном плаще, голый, с повязкой на глазах, с запястьями, прикрученными к этому же занозистому столбу, с широко разведенными ногами – стеклянисто-белые потеки на бедрах, животе, на подбородке, - молча извивающийся от муки (мелкая дрожь волнами проходит по телу, мускулы каменеют), кровь на закушенных губах, сине-багровым наливаются следы укусов. Он еще не издал ни звука, и ввинчивается в мозг сладкая игла вопроса – будет кричать? Ответ не медлит: разумеется, будет, у меня любой заорет…
- Я забываю, как выглядят вещи, - почти без эмоций говорит настоящий Итачи, не оборачиваясь. Он уже несколько минут стоит не шелохнувшись; плотный, горячий солнечный клин пересекает темную ткань плаща, и даже смотреть на это жарко. – Деревья, цветы… не помню.
Кисаме молчит, пытаясь отдышаться по возможности беззвучно. Где-то внутри еще дотлевает страх, пускай уже – ленивый и окрашенный предвкушением, но страх. «Нет, нельзя, еще рано, надо подождать», - заунывно крутится в голове, отступая, впрочем, мало-помалу перед другой, на удивление здравой мыслью: «Этак дождешься. Мертвецов у нас только Зецу любит».
- От людей остаются только голоса, - продолжает Учиха. – Я забыл, как выглядишь ты.
«Ну, это небольшая потеря», - оптимистично думает мечник. Собственная внешность, результат совершенного проявления улучшенного генома, никогда его не смущала, в родном селении когда-то вообще была предметом гордости, но, по трезвой оценке, расположения внушить не могла.
- Я умею ждать, - тихо, словно обращаясь к самому себе, говорит Итачи, - но это довольно утомительно…
Он протягивает руку в пустоту. Ее пересекает горячий солнечный луч. С минуту Учиха стоит так, пытаясь, очевидно, найти какое-то подобие опоры в хаосе, который выдают ему его органы восприятия. Мечник хорошо знает, чего (вернее, кого и зачем) ждет его грозный и беспомощный спутник, и это довольно скучно, потому что продолжается уже много лет.
- Здесь уступ, - предупреждает Кисаме, когда Итачи, наконец, подается вперед; добавляет, смилостивившись: - Ты хочешь пройтись?
Тот медленно кивает.
Если слишком назойливо пытаться его держать и вести, рискуешь, что тебя осадят самым жестоким способом; но если просто идти рядом, чуть в стороне, всего минуту спустя дрожащие пальцы начнут осторожно искать твое плечо и цепляться за рукав. Заводит это нестерпимо. Страха хватает ровно на то, чтобы не впиться в Итачи сию секунду. «Красивый мой. Узнаешь – убьешь. Ты можешь, я знаю. Я видел». Сейчас убивать Учихе легче, чем просто жить. Впрочем, сколько Кисаме его знает, так всегда было. «Еще раз вот так прижмется – в пруд влезу, остывать. В город, что ли, пойти, по шлюхам проветриться?..» Порой у Итачи начинает кружиться голова, особенно от жары. Ждать, ждать. Он, конечно, ничего не узнает. Кому какое дело, чьи крики Кисаме хотелось бы послушать перед сном?
Проходя по саду, они не обмениваются ни единым словом, и только усевшись на край террасы, Учиха раскрывает рот.
- Я разочарован.
- Чем?
- Если бы он действительно сумел убить меня… - в голосе Итачи звучит презрение.
«Он» - это Саске, младший брат, маленький змееныш и предмет необъяснимой одержимости старшего Учихи. Когда-то Орочимару, рискнув вступить в схватку с Итачи, смог только спасти свою шкуру, и то не целиком. Его выкормыш, убивший учителя, в бою оказался не лучше. Малыша спасла собственная никчемность: если Орочимару его бывшие товарищи твердо намеревались убить, то Саске преданные им друзья столь же уверенно собирались спасти.
Девятихвостый явился.
Кончилось бы это поимкой хвостатого зверя, но против выступило само время. Срок шарингана вышел.
- Он даже сейчас не сумеет, - недовольно продолжает Учиха.
Ему непременно нужно быть убитым собственным младшим братом. Без толку спрашивать, почему. Он не то чтобы сумасшедший, Итачи, но в голове у него есть места, где все вывернуто наизнанку; заглянуть туда без вреда для себя может только Лидер, вероятно, потому, что он эти уютные уголки и обустроил… Нарочно давать своему младшенькому шанс Учиха, конечно, тоже не собирается.
Садясь, Кисаме оставил руку на его плече. Итачи не проявляет недовольства, и остается только гадать: не замечает? Терпит?
…он смотрит на потемневшую льняную повязку, вспоминая, как выглядят глаза под ней. Притягивает Итачи ближе и откидывает ему голову. Тот едва заметно напрягается; Кисаме знает, что в пальцах у Учихи кунай, точно так же, как Итачи знает, что Кисаме не захочет причинить ему вреда. Так спокойнее. На лице много нервных окончаний, под кожей шеи проходят главные жилы. Зубы Хошигаки – это даже не часть генома, это результат серии инъекций, который в Скрытом Тумане делают почти всем новорожденным. Некоторое время Итачи кажется совершенно равнодушным к происходящему, словно его не может взволновать даже то, что его целуют. Потом тяжелая, точно неживая рука ложится Кисаме на шею.
- Разрешите доставить вам удовольствие, Итачи-сан, - шепчет тот, хотя спросить следовало бы раньше: ласки опережают слова.
- Да, - сквозь учащенное дыхание отвечает Итачи, выгибаясь, - да, - и сам разводит ноги, когда Кисаме приподнимает его, чтобы посадить себе на колени.
- Здесь никого нет.
- Я слышу, - выдыхает; прижимается, мешая себя раздевать, - Я чувствую… подожди… не надо… не так быстро… я сам.
Кисаме порывается возразить, но смолкает; одной рукой Итачи обнимает его за шею, торопливо облизывает пальцы другой и, спустя минутную заминку, направляет в себя его член. Одно гибкое движение навстречу, и он уже танцует, верхом, откинув голову, с каждым движением обжигая лицо горячим выдохом. Молча – во время секса он не издает ни звука. Пряди слипшихся темных волос прыгают по голым плечам, рот приоткрыт. Мускулы бедер под ладонями – каменные, но пальцы на плечах – расслабленные, точно безразличные… Удостоверившись, что все происходит по его воле, Итачи успокаивается и не возражает, когда Кисаме, меняя позу, укладывает его на спину и жадно берет в собственном ритме…
- Теперь Саске в руках у Наруто-куна, от которого сбежит, как только сможет встать на ноги, - с тенью насмешки говорит настоящий Учиха, пока в руках мечника тает призрак его самого. – Тогда они снова придут оба, как преследуемый и преследователь, но сражаться будут вдвоем. Победить мы сможем только ценой собственной жизни. Я полагаю, разумнее будет отправиться за Девятихвостым сейчас, пока Саске слаб, а из Конохи не пришло подкрепление.
«И пока я еще на что-то годен», - договаривают опущенные уголки его губ и поникшие плечи.
Хошигаки долго смотрит, молчит и собирается с духом.
- Как ты думаешь, Кисаме? – со странноватым выражением спрашивает Учиха.
Пауза.
- Можете по-прежнему на меня рассчитывать, Итачи-сан.
Красивые губы приоткрываются, выговаривая «спасибо».