Иллуми_Золдик все записи автора Название: На излёте лета
Автор: Musicfan
Бета: Бродяга
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Кисаме/Итачи
Жанр: PWP или Romance, кто что найдёт
Размер: мини
Дисклеймер: стандартный
Размещение: да пожалуйста
Статус: завершён
Предупреждения: ООС
От автора: мне в последнее время очень нравится этот пейринг.

Бордовые и бледно-лимонные мальвы, невесть как оказавшиеся на поляне посреди густого леса, качались на лёгком ветру. Кисаме сидел на мягкой ярко-зелёной траве, прислонившись спиной к нагретой солнцем скале. Рядом, наполовину сокрытый зарослями ольхи, чернел вход в пещеру.
Вынужденное безделье тяготило Хошикаге. Однако приказ Лидера был предельно ясен: сидеть и не высовываться, так что вот уже три дня он и Итачи прятались в одном из убежищ Акатсуки.
Кисаме терзало смутное предчувствие, чего-то серьёзного. Впрочем, он не задумывался над такими вещами. Просто врождённое чувство опасности не давало покоя.
Только что выбравшийся из пещеры Учиха щурился на солнце. В отличие от своего напарника, он предпочитал сидеть в убежище – в темноте глаза болели меньше.
- Эй, Итачи-сан, как называются эти цветы? – окликнул его Хошикаге.
- Мальвы.
- Как ты думаешь, откуда они здесь? Когда я жил в Деревне, такие цветы росли под окнами разных благонравных семейств.
- Откуда мне знать?
- Наверное, Лидер посадил, - сказал Кисаме и рассмеялся над собственной шуткой.
Итачи сел рядом.
Почему-то в преддверии осени солнце казалось особенно ярким. Учиха приставил ладонь ко лбу, чтобы она отбрасывала тень на глаза.
Отсчитывающее свои последние дни лето было нацеленным в его сердце кинжалом, и оно почти достигло цели.
Над белыми, прячущимися в траве, цветами с приторным запахом кружили бабочки. Было что-то невозможно злое в этом идиллическом пейзаже; что-то скрывалось за декорацией беззаботного августовского дня, и солнце так жестоко жгло глаза. В ответ где-то в глубине души просыпалась непонятная беспричинная злость, более подходящая его напарнику, чем самому Итачи. Она наполняла не столько душу, сколько тело, разливалась чёрными волнами под кожей, текла вместе кровью и заставляла кулаки сжиматься – помимо воли. Учиха не мог объяснить её существование. Быть может, то была не собственно его злость, а злость его тела, которое не хотело умирать, здоровая животная злость. Такое предположение вызывало отвращение к собственной плоти, к крови и костям, к оболочке, которая, к тому же, слишком быстро изнашивалась.
- А как называются эти белые цветы? – вопрос Кисаме вернул мужчину к реальности.
- В тебе проснулся натуралист?
- Да нет, просто интересно стало…
- Не знаю.
- Есть вещи, которые и ты не знаешь.
- Почему я должен знать названия цветов?
- Ну… и вправду.
Итачи посмотрел на пронзительно-голубое небо. Глаза слезились. Одинокое облачко в центре неизбежно должно было растаять – чтобы остался только этот болезненно яркий простор и слепящее око в его центре.
Небо было пустое. Как тело без души. Оно не казалось живым, как когда-то, оно не было безбрежным дышащим океаном, где души умерших коротают дни в безмятежном блаженстве. Это был просто недостижимо высокий купол неприятного цвета.
- Эй, Итачи-сан…
- Что?
- А ты никогда не хотел жить как-нибудь по-другому?
- По-другому?
- Ну… вроде как начать новую жизнь. Без… всего этого, - Кисаме глянул на напарника. Тот ничего не отвечал, грустно улыбаясь. - Убьют тебя, потом меня. Или наоборот. Нам не на что надеяться.
- Надо же. Безделье делает людей философами, - усмехнулся Учиха.
Кисаме оставалось только ухмыльнуться в ответ.
Итачи рассеянно смотрел куда-то вдаль. Каждое его движение, каждый жест были красивы, хотя, быть может, он и не подозревал об этом. В конце концов, он был шиноби, а не девицей, проводящей полжизни перед зеркалом.
На самом деле, чем больше Хошикаге смотрел на напарника, тем сильнее ему казалось, что эта красота – не случайное удачное сочетание внешних качеств, а красота его души, выходящая на поверхность.
Кисаме убрал прядь волос с лица Итачи за ухо. Тот не шевельнулся. Хошикаге провёл рукой по бледной щеке и осторожно прижался губами к его губам.
Учиха оттолкнул его.
- Не сейчас. Я только что сделал укол.
- Прости.
Лекарство, которое Итачи был вынужден принимать, оставляло целый букет неприятных ощущений: к горлу подкатывала тошнота, учащался пульс, ладони становились холодными и потели. Но, даже несмотря на уколы, шиноби терял зрение быстрее, чем рассчитывал. Учиха боялся, что у его злой судьбы хватит чувства юмора, чтобы сыграть с ним ещё одну шутку, не дав завершить свой план.
Кисаме взял его руки в свои, растирая изящные ледяные пальцы. Итачи дёрнулся, удивлённо глядя на напарника.
- У тебя ведь мёрзнут руки после этих уколов, да?
Учиха кивнул, растерянно глядя на свои руки, пленённые сильными широкими ладонями. Хошикаге поднёс их к губам, пытаясь согреть дыханием, и, когда это не помогло, начал почти исступлённо целовать пальцы. Когда они стали тёплыми, Кисаме спрятал их под свою футболку и обнял напарника, прижимая его к себе. Итачи расслабился в объятиях, уткнувшись ему в шею.
Кожа Хошикаге, как ни странно, была горячей и сухой. Учиха чувствовал, как размеренно бьётся сердце напарника под его ладонью. Итачи потёрся щекой о его шею.
- Тебе лучше? – спросил Кисаме.
Если учитывать ситуацию, прозвучало двусмысленно.
- Я это не к тому… - попытался объяснить он.
- Я знаю, - тихо сказал Учиха.
- Ну… и к тому тоже… немножко.
Итачи усмехнулся, поглаживая широкую грудь, случайно задел сосок. Хошикаге шумно выдохнул и стянул майку. Учиха провёл ладонями по его торсу, поцеловал шею, легко касаясь сухими прохладными губами. Кисаме вплёл пальцы в чёрные волосы, заставляя любовника запрокинуть голову. Движения Хошикаге были мягкими и в то же время им невозможно было сопротивляться. Кисаме поцеловал приоткрытые губы мужчины, неторопливо проник языком в рот. Итачи плотнее прижался к нему, неуверенно отвечая на поцелуй. Хошикаге принялся раздевать его.
- Подожди… - Учиха попытался встать, но Кисаме удержал его.
- Давай прямо здесь.
Они занимались этим в помещении и, как правило, в темноте. Обычно Хошикаге это было безразлично, но сейчас он хотел видеть любовника.
Итачи колебался несколько мгновений, но потом всё же сдался, позволяя уложить себя на землю. Солнце безжалостно било в глаза, мужчина прищурился, и весь мир потонул в игравшей на ресницах радуге. Хошикаге склонился над ним, провёл кончиками пальцев по щеке. Золотые лучи обтекали его фигуру, за его спиной синело августовское небо.
Кисаме зажал между средним и указательным пальцами прядь чёрных волос, всё время спадавшую любовнику на лицо, убрал за ухо, как делал уже много раз. Учиха неожиданно понял, что его напарнику нравится прикасаться к его волосам. Хошикаге смотрел на него с восхищением, и от этого взгляда сердце начинало бешено биться и по всему телу разливалось возбуждение. Итачи не любил сексуальное желание. Не любил, когда сердце сбивалось на безумный ритм, в паху пульсировал сладкий жар и кожа вдруг становилась такой чувствительной.
Он до сих пор до конца не понимал, что заставило его сдаться в ту ночь, когда Кисаме впервые захотел сделать это с ним. Не знал, почему он позволил напарнику взять его и - даже больше – отвечал на его ласки, стонал в его объятиях, наслаждался этим не меньше, чем сам Хошикаге. Но с тех пор Учиха не мог противиться желанию, которое будили в нём неожиданно нежные прикосновения напарника.
Кисаме целовал его, то проникая языком глубоко в его рот, то лаская внутреннюю сторону губ или отстраняясь вовсе, чтобы Итачи сам неосознанно тянулся к нему, и тогда он ловил губами его язык, массировал его и посасывал. Хошикаге начал целовать шею любовника, спускаясь ниже. Учиха дышал тяжело и часто, безуспешно стараясь сдержать рвущиеся стоны.
Жёсткая трава колола спину. В воздухе витал навязчивый запах цветов, от которого во рту появлялся сладковатый привкус.
Кисаме водил языком по белоснежной коже, слушая дрожащее сбивчивое дыхание любовника.
- Нет, - прошептал Итачи, когда мужчина лизнул его сосок, в то же время обнимая его за плечи и выгибаясь. Такая его реакция вызвала у Хошикаге невольную улыбку.
Он провёл языком по второму бархатному комочку, и Учиха сдавленно застонал. Кисаме спускался ниже, оставляя невесомые поцелуи на стройном теле.
Итачи зажал себе рот рукой, чтобы сдержать непристойные стоны, когда любовник лизал его живот, проникая языком в маленькую впадинку пупка. Горячее дыхание щекотало нежную кожу.
Хошикаге стащил с него брюки, и Учиха невольно попытался прикрыться, но сильные руки любовника не позволили ему. Дышать было тяжело. Итачи дрожал всем телом. В этот раз всё было немного не так, как обычно. Быть может, из-за того, что они впервые делали это при свете дня, он чувствовал себя особенно уязвимым, но и возбуждён был сильнее.
Неожиданно Кисаме коснулся губами его щиколотки, потом колена, начал целовать внутреннюю сторону бедра. Учиха глухо застонал. Хошикаге провёл языком по его члену, и мужчина тихо вскрикнул. Кисаме взял его член в рот, заглатывая почти целиком.
- Кисаме… я не хочу… пожалуйста… - по щекам парня текли слёзы.
Удовольствие было невыносимым. Казалось страшным, что оно рождалось в теле, в той самой слабой тленной оболочке, которую Итачи ненавидел, но потом проникало в душу, что-то едва заметно изменяя в ней. Трава щекотала и колола кожу, словно сам полдень прикасался к нему. Было неприятно лежать обнажённым под жаркими лучами солнца.
Прямо около лица Учихи к земле клонился белый цветок с пушистой солнечно-жёлтой сердцевиной. Сладкий запах привлекал мошек и других насекомых. Мелкий чёрный муравей копошился среди тычинок, перепачкавшийся золотистой пыльцой.
Всё вокруг было полно жизни. Всё пребывало в тайной гармонии. Итачи ощущал её; его тело хотело соединиться с этим августовским полднем, стать частью этого рая. Его телу нравились ласки и прикосновения, нравилось навязчивое тепло солнечных лучей и едва заметное движение воздуха. Но что-то не позволяло мужчине потерять контроль, раствориться в царстве света и зелени, и он оставался отделённым от этой идиллии - и от её скрытого зла.
Кисаме выпустил член Итачи изо рта. Учиха не смог сдержать разочарованный вздох, и в следующий же момент снова вскрикнул от удовольствия, когда язык любовника коснулся его ануса.
- Кисаме!.. Хватит… это непристойно…
Конечно, Хошикаге было плевать на все пристойности. Кончик языка проник внутрь; Итачи беспомощно всхлипнул и сжался от стыда, но вскоре расслабился, позволяя любовнику делать всё, что тот пожелает.
Кисаме отстранился и ввёл сразу два пальца, наблюдая за реакцией напарника. Тот чуть поморщился, цепляясь руками за сочную траву. Хошикаге начал осторожно двигать пальцами, растягивая узкое отверстие. Итачи тихо постанывал, понимая, что сознание растворяется в удовольствии и что это всё очень неправильно. Но когда Хошикаге ввёл в него третий палец, одновременно целуя внутреннюю сторону бёдер, все мысли вместе со стыдом как-то сами собой исчезли.
Мужчина вынул пальцы и внимательно взглянул на любовника. У Учихи перехватывало дыхание, потому что он знал, что будет дальше.
Итачи обессилено коснулся кончиками пальцев губ Кисаме, тот поймал его руку и начал целовать её, водя языком по синеватой линии просвечивающей сквозь бледную кожу вены. Когда он добрался до следов уколов на сгибе локтя, Учиха увидел в его глазах жалость и торопливо отнял руку.
Из травы прямо на живот Итачи выскочил кузнечик. Мужчины замерли, боясь спугнуть его. Насекомое казалось Хошикаге экзотическим украшением из малахита на теле любовника, и это было… красиво. Учиха, наоборот, испытал какое-то отвращение. Но во взгляде Кисаме он видел животное желание и почти религиозное благоговение, и это пугало, потому как Итачи понимал, что, едва кузнечик прыгнет обратно в траву, инстинкты возьмут верх над Хошикаге, и тот бросится на любовника, со всей звериной страстью, которая таилась в его душе. Учиха не знал, как на него смотрел напарник, когда они занимались любовью в полутьме комнат, но сейчас, от такого полубезумного взгляда, ему становилось страшно.
Кузнечик покрутился на белоснежной коже и исчез в зелёном море травы, и в следующее мгновение Кисаме вошёл в Итачи, резко, одним рывком.
Учиха выгнулся, обнимая его спину. Дикая страсть сжигала его тело и рассудок. Впервые за долгое время Итачи потерял контроль. Он стонал в голос, бесстыдно сжимаясь и насаживаясь на вколачивающийся в него член. Наслаждение переполняло его, стирая всё человеческое. Судорога оргазма прошла по его телу, заставляя кричать и беспомощно биться в крепких объятиях любовника. Учиха кончил себе на живот, ощущая, как внутри него изливается Кисаме.
Итачи лежал на траве, глядя в пронзительно голубое небо. От яркого солнца болели глаза. Не было сил даже на то, чтобы перевернуться на бок или закрыть лицо рукой. Выступивший пот холодил кожу. Из растянутого ануса на примятую траву вытекала сперма Кисаме.
Хошикаге лежал радом. Учиха вслушивался в его тяжёлое дыхание.
В небе растаяло облако, осталось только пронзительное солнце. Из глаз катились слёзы, оставляя мокрые следы на висках и исчезая в чёрных волосах.
- Ты плачешь? – спросил Кисаме.
- Солнце слишком яркое.
- Ничего, лето скоро закончится.
- Да, точно. Совсем скоро.
Итачи уткнулся в его плечо. Почему-то было почти не грустно.