Духота кабинета убивает меня. Сегодня последнее организационное собрание перед проведением церемонии вручения дипломов. В этом году я окончил университет, теперь я по специальности психолог. На этом собрании нам будут объяснять, как себя нужно вести, кто и где должен стоять во время вручения, и всякую прочую требуху, которая меня совершенно не волнует, поэтому я погружаюсь в свои мысли.

Сегодня ровно девять лет с того момента, когда Мадара оставил меня на два года Кисаме. Однако же судьба сложилась так, что я задержался у него дольше. Мы живем под одной крышей все это время, и я могу сказать, что я рад, очень рад тому, что Фугаку отказался, иначе бы я никогда не познакомился с Хошикаге. Он за это время стал для меня отцом и другом, кто еще может этим похвастаться? Когда Мадара приехал из своего тура, Кисаме попросил его, чтобы я остался жить у него. Мадара тогда спросил меня, хочется ли мне этого. Конечно! Этот человек заменил мне всю семью, и если я стал ему хоть чуточку дорог, то я сделаю для него все, что он скажет. Конечно, вслух я никогда не говорил ему, как к нему отношусь, не показывал это никакими эмоциями, просто потому, что я не умею этого делать.

На первый взгляд, девять лет – это много, но, увы, это не так. Для меня они пролетели как один день. Несмотря на то, что Хошикаге за это время стал мне другом, он не забывал о своих прямых обязанностях родителя. Да, именно родителя. Кисаме мне родственник больше, чем все Учихи вместе взятые. И только в его присутствие я мог проявить эмоции. Если мне было смешно, я смеялся, если что-то не нравилось - мог иногда состроить обиженную физиономию. И не смотря на то, что сейчас мне двадцать четыре года, рядом с ним я становлюсь ребенком, которого он охотно обхаживает и оберегает. Но порой его отцовский инстинкт выходил за рамки понимания: он носился за мной как курица-наседка за цыпленком тогда, когда я по неосторожности подворачивал ногу или попросту чихал. Он хватал меня ( в прямом смысле этого слова) в охапку и начинал лечить. Я пытался хоть как-то этому воспротивиться, но каждый раз оказывался укутанным в одеяло. Я просто не мог с ним справиться и со временем смирился со своей участью.
Тут палка о двух концах: на людях Кисаме превращался в человека с присущим ему поведением и мозгами тридцатисемилетнего мужчины. Но, переступив порог дома, он опять становился собой. Также, несмотря на то, что мы оба вроде как повзрослели, мы не переставали делать друг другу маленькие «приятные» сюрпризы. Но однажды все эти сюрпризы прекратились из-за одного случая. Это произошло около полугода назад.

Flash back

Мы сидим в гостиной и пьем кофе. Кисаме решил претворить свою мечту в реальность - создать группу. Группы пока как таковой не было: Кисаме – вокал и соло-гитара, Дейдара – драммер. Как раз сейчас это стихийное бедствие должно было привести своего друга на роль ритм-гитариста. Кисаме не одну сотню раз уламывал меня спеть, поскольку, по его словам, у меня хороший голос и будет замечательное звучание, или на худой конец согласиться быть соло-гитаристом, поскольку на басах он играет намного лучше чем, на ведущей. Но я пока чувствую, что не готов. Я привык все делать идеально, а пока моя игра на гитаре была далека до совершенства.
- Тебе ведь нравится на гитаре играть, и я уверен, что ты хочешь играть в группе, так чего же ты ломаешься как ребенок? – говорит Кисаме, смотря на меня.
- Кисаме, я уже говорил, что пока не научусь очень хорошо играть, я нигде выступать не буду! – Хошикаге знает, что в моем понимании играть хорошо - это как минимум идеально, а в реальности - быть лучше всех. Отпиваю из кружки кофе и продолжаю:
- А на счет того, что я веду себя как ребенок, это Ваша ошибка в моем воспитании, Кисаме-сан, – чувствую, что вот-вот на моем лице расползется бесстыжая улыбка.
- Значит, я тебя плохо воспитывал… - говорит задумчиво Хошикаге, и слегка прищурившись, смотрит в потолок. - А ну, пошли, - говорит он мне и поднимается из кресла. А я вжимаюсь в диван, понимая, что сейчас начнется воспитательный процесс, который впоследствии может перейти в драку на диванных подушках и затянется на длительное время. К концу войнушки получится так, что нас прервет звонок в дверь, а гостей, пришедших в дом, придется отпаивать нашатырным спиртом, да, именно отпаивать, поскольку этот бедлам введет в очень глубокий обморок, из которого одной нюшкой не выйдешь.
- Скоро гости придут, - говорю я, заботясь о психике здоровых людей.
- Ты успеешь прибрать себя в порядок, – говорит мне Хошикаге и как тогда - девять лет назад, закидывает на плечо и тащит в ванную.
- Кисаме, это не смешно! – я поверить не могу, что он так снова поступит со мной. Начинаю колотить его по спине кулаками, а ему хоть бы хны! Зайдя в ванную, он включает краны на полную мощность и ждет, пока вода заполнит ванну хотя бы наполовину.
- Чего ты этим хочешь добиться? – устал уже его лупасить по спине и задаю сей вопрос, чтобы получить хоть какой-то шанс, в прямом смысле слова, выйти сухим из воды.
- Твоего согласия на мое предложение, – Кисаме дернул плечом и поудобнее перехватил меня.
- Я обещаю подумать, – говорю я.
- Ответ неверный, - говорит он язвительным голосом, перехватывает меня, и теперь он держит меня за ноги - под коленями, я смотрю на него и говорю:
- Ты не будешь этого делать…
- Да, не буду, я уже делаю, - усмехается он. Я падаю в воду и слышу его крик, полный нецензурной брани.
- #%№! – отплевываюсь от воды и понимаю, что отчего-то мне очень тяжело. Рукой убираю мокрую челку и понимаю, чем был вызван сей крик: я лежу в ванной, а на мне сверху лежит Кисаме, держась рукой за голову и костеня на чем свет стоит, брошенное кем-то на полу мыло. Я невольно покраснел от того, как именно мы лежали. Я лежал в ванне на спине, между моих ног был Кисаме, видимо, когда он почувствовал, что может меня уронить, то одной рукой перехватил меня за талию, а другой рукой смягчил удар головой, а сам сейчас лежит, уткнувшись мне в плечо, щекоча своим горячим дыханием кожу на шее.
- С тобой все в порядке? – говорит он, приподнимаясь надо мной, потирая рассеченную бровь. В ответ я киваю, не в силах вымолвить ни слова.
- Вот и отлично, - вылезает из ванной, а я лежу и не могу пошевелиться.
- Извини, - говорит Кисаме и, вытираясь одним из полотенец, выходит из ванной комнаты.

End Flash back

После этого случая я не мог больше смотреть на Хошикаге как на отца или хорошего друга. В один миг в голове у меня все перевернулось с ног на голову. Даже обычные дружеские рукопожатия или похлопывания по плечу казались жестами, выходившими за рамки понимания обычной дружбы. После моего временного пребывания в интернате, я думал, что мне никогда больше не захочется ни с кем заводить близких отношений, но произошедшее тогда заставило пересмотреть мои взгляды на этот счет. Кисаме стал для меня очень близким человеком, настолько близким, что для него не существовало никаких запретов. И теперь вот уже почти полгода я схожу с ума от того, что хочется быть ближе к нему, хочется, чтобы он рассмотрел мою кандидатуру на место его парня. Да, Хошикаге нравились парни. Он до сих пор не догадывается, что я знаю об этом. Его парни никогда не приходили в дом и максимум, что было им позволено, - сделать звонок на домашний телефон. Чувствую легкую вибрацию в кармане, достаю жужжащий телефон и отключаю вибровызов, ставя его на абсолютно бесшумный режим.

*-*-*-*-*-*-*
От: Кисаме.
Привет. Во сколько сегодня освободишься?

*-*-*-*-*-*-*
Немного вслушиваюсь в суть собрания, попутно соображая, сколько времени мне еще просиживать штаны в этой душной аудитории.

*-*-*-*-*-*-*
Отправитель: Итачи.
Привет. Примерно через 30 мин. Я устал и зверски хочу есть! *грызет парту*

*-*-*-*-*-*-*
Нажимаю кнопку «Отправить». И следующая СМС не заставила себя долго ждать. Всегда удивлялся, как быстро он пишет сообщения.

*-*-*-*-*-*-*
От: Кисаме.
Могу за тобой заехать, и вместе поедем домой. (Не порти казенное имущество!)
*-*-*-*-*-*-*
*-*-*-*-*-*-*
Отправитель: Итачи.
Я до дома не доеду! Хочу есть! Кстати, ты на чем? (Я из универа выпускаюсь, должен же я как-то пометить парту, за которой просидел 6 лет!)

*-*-*-*-*-*-*
От: Кисаме.
Я на мотоцикле. Ты что именно поесть хочешь?
*-*-*-*-*-*-*

Я очень удивился. Он на мотоцикле сегодня поехал на вызов к начальнику? Значит, он точно не в костюме. Чем же его в НИИ* так разозлили, раз он пренебрег правилом ношения официальной одежды?

*-*-*-*-*-*-*
Отправитель: Итачи.
Ты впервые за мной в универ на мотоцикле приедешь. Наверно, это еще и последний раз.
*-*-*-*-*-*-*

От: Кисаме.
Все. Я выезжаю. Писать за рулем мотоцикла не очень-то удобно.

*-*-*-*-*-*-*
Отправитель: Итачи
Хорошо. Пока едешь - придумай, где я смогу НОРМАЛЬНО поесть.
*-*-*-*-*-*-*

С довольным и невозмутимым в душе лицом, я убираю телефон в карман брюк и жду, когда же закончится эта монотонная лекция. Голос лектора такой тихий и успокаивающий, что будь у меня с собой подушка, я бы без зазрения совести уснул с ней в обнимку на первой парте. И вот его речь плавно подходит к концу, он разворачивается и начинает стирать с доски надписи. Студенты поднимаются со стульев, но тут он говорит такую фразу, от которой, все садятся на стулья. Или приземляются на пол и начинают гоготать от смеха. Но так поступают не все, а только те, у кого он не вел предмет «Генетика». Дело в том, что этому преподавателю уже далеко за семьдесят, речь его всегда была достаточно архаична и еще довольно необычна. Говорил он порой фразы с двойным смыслом, но наша группа к этому привыкла, и мы стали с наслаждением наблюдать за реакциями остальных групп. В лекционном зале около трехсот человек, и только у десяти он вел лекции.
- Вы, ребята, куда собрались? Я еще не кончил!
Мгновение. В аудитории стоит тишина, а уже через некоторое время дикий истерический смех и жалобное поскуливание разносятся по огромному залу. Как ни в чем не бывало, он продолжает договаривать свою речь. И когда в зале стало тише, все более или менее успокоились, он сказал:
- Ребята, я кончил, можете идти, – от такой выходки даже я не выдерживаю и начинаю смеяться. Чей-то жалобный, с подвыванием голос сказал:
- Да какое, идти? Тут отползать надо…. **

Только спустя десять минут я смог покинуть аудиторию. Спускаясь по лестнице, я заметил Кисаме, который расхаживал около мотоцикла и довольно грубо разговаривал по телефону.
- Если на ней хоть царапина будет, я выдеру все твои пирсинги и засуну их тебе в зад. ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛ??? – кивнул головой, а потом добавил. - Хорошо, мы сейчас туба подъедем.
Видимо, на дальнем конце трубки спросили кто это «Мы», на что Кисаме ответил:
- Я и Конь в пальто. Все. До встречи, - отключился.
Самое смешное в этой ситуации было то, что я сегодня надел пальто. Я, кашлянув, привлекаю к себе внимание, Хошикаге поворачивается и видит, как я стою, сложив руки и отбивая ногой мелодию похоронного марша. Очевидно, что Кисаме подумал о том же, о чем и я. Он сначала мужественно пытается сдержать смех, но когда у него это не выходит, он прикусывает костяшки на пальцах и начинает тихо хихикать.
- Еще одно «хи-хи»… - стараюсь говорить твердым недовольным голосом, но это получается плохо, и тогда немного успокоившись, он садится на мотоцикл, а я сажусь сзади, и обхватываю его талию.
- А за что ты Пейну пирсинги хочешь вырвать?
- Я ему гитару отдал подремонтировать, и сейчас мы едем ее забирать, – сказал Кисаме, ища на связке ключей нужный, чтобы завести мотор железного зверя.
- Ты ему отдал добровольно? - удивленно спрашиваю я.
- Угу, - говорит Хошикаге и заводит мотор.
- А где ужинать будем? – задаю еще один вопрос.
- Около дома, где этот засранец живет, есть пиццерия, вот там и поедим, - мы отъезжаем с парковки, и Кисаме начинает разгонять мотоцикл. Я прижимаюсь к нему поплотнее. Сейчас не лучшее время для езды на мотоцикле: на улице холодно, и иногда начинает моросить дождь, но это ощущение полета и адреналин, который я получаю от езды на железном звере, перекрывают все неудобство и дискомфорт. Мой самый любимый участок дороги во всем городе - это третья окружная трасса, на ней всегда мало машин, и можно смело выжимать всех лошадей из железного сердца этой машины. Как бы ни была длинна дорога, когда едешь на мотоцикле, она пролетает незаметно. Я на скорую руку привожу растрепанные волосы в порядок, Кисаме паркуется около пиццерии, и мы проходим в нее, занимая столик на четверых человек у окна. Я снимаю пальто и перекидываю его через спинку дивана.
- Что есть будешь? – спрашивает меня Кисаме.
- Как обычно, – отвечаю я.
- Ты когда-нибудь лопнешь, или у тебя все слипнется, - говорит Кисаме и уходит делать заказ.

End POV Итачи

*НИИ – Научно Исследовательский Институт.
** - данный препод, существует в реальной жизни. У автора он вел лекции по предмету «Погрешности измерений» X)

Кисаме ушел. Все-таки мне доставляет удовольствие его иногда доставать. Такой бугай и берет столько сладостей. Это всегда вызывает интерес у кассиров общепита. Без интереса смотрю канал «Муз.тв»: идет передача ТОП 20. Я могу даже поспорить, что на этой неделе, впрочем как и всегда, победит группа «Акацки», и мой интерес заключается лишь в том, чтобы узнать, какая это будет песня. Смотрю в сторону касс и вижу, что Кисаме уже идет обратно. Он несет целый поднос пирожных. Ставит его на стол и, ухмыляясь, смотрит на меня. Он думает, что я это не съем? Наивный. Я это из вредности съем, и пусть мне будет потом плохо.
Я беру с подноса молочный коктейль и пирожное и начинаю его есть.
- Пейн и Дей еще не приходили? – спрашивает он меня.
- Кафетерий цел, – говорю я, - значит, еще не пришли.
- Господи!- театрально возведя руки ладонями к верху, сказал Кисаме. - Хоть бы в этот раз они ничего не сломали!
Подавив в себе смешок, я спросил:
- А что они тогда сломали? – Кисаме вопросительно посмотрел на меня. Я отпил коктейль и добавил:
- Когда мы с Деем, он ломает все, к чему прикоснется, все не упомнишь.
- Тогда они с Пейном выходили из кафетерия и не могли открыть дверь, Дей и Пейн плечом толкнули дверь, и она слетела с петель. А не открывалась она потому, что эти два идиота не прочитали надпись «На себя».
- Теперь я вспомнил, - на моем лице пробежала тень улыбки. Я откусываю от пирожного кусок и слышу, как с грохотом открывается дверь и визжащий голос Дея:
- Да не вырвет он тебе пирсинг из-за какой-то царапины, подумаешь, там трещинка всего-то три-четыре сантиметра.
Перевожу взгляд на Хошикаге: в его глазах можно прочитать тысячу и один способ убивания Пейна за неосторожное обращение с гитарой. Я его могу понять. В эту гитару Кисаме вложил всю душу. Он всегда с особой тщательностью подбирал для нее струны, находя идеальное звучание, одним словом, она была для него живым человеком, а не обычным музыкальным инструментом. Пейн и Дейдара, поравнявшись со столиком, собираются пройти мимо, не заметив нас, и тут Кисаме обращается к нему:
- Трещина говоришь?
Дейдару аж передернуло от столь холодного и строгого голоса.
- Вечер добрый, - сказал Пейн, присаживаясь за стол. Я посмотрел на Дея, и мне чуть плохо не стало. Он таким взглядом смотрел на поднос со сладостями и, казалось, что дай ему волю, он съест все вместе с подносом и обертками.
- В какой кассе покупали? – спросил он, не отрывая своего жадного взгляда от подноса. Хошикаге посмотрел на него, приподняв бровь.
- В девятой, - Кисаме ответил, а Дейдара уже бежал по направлению к пустующей девятой кассе и орал, как психически нездоровый человек.
- Мне то же, что и вон тем парням, - крикнул Дей, показывая в нашу сторону. Мне стало жалко парня, который стоял за кассой. А парень на личико очень даже ничего. На вид ему семнадцать – восемнадцать лет, молочно-белая кожа, иссиня-черные волосы, которые в контрасте с кожей выглядят весьма эффектно, и смешно торчащие волосы, на губах едва не появилась улыбка. Какое-то время он неотрывно смотрел на меня, и я решил немного поразвлечься: улыбнулся ему и подмигнул одним глазом. Реакция мальчика была очень забавной: он опустил глаза в пол и мило покраснел. Отворачиваюсь от паренька и становлюсь невольным свидетелем разбора полетов.
- Я ведь тебя просил аккуратнее! – Кисаме старался держать себя в руках, чтобы не орать на парня. – Дай мне ее.
Пейн протягивает гитару в белом чехле. Хошикаге достает ее и пробегается пальцами по ее грифу. Смотрю на Хошикаге. В его глазах сначала появляется бесконечная радость от того, что гитара цела и невредима, а потом злость - его просто развели. В этот момент Дейдара уже подходит с подносом набитым едой и двумя бутылками пива и садится рядом со мной.
- А теперь давайте есть и пить, – отдает Пейну две бутылки пива. - Кисаме, мы, кажется, сегодня в клуб собирались по поводу окончания университета Итачи? - говорит Дей, уплетая пирожные за обе щеки. Я нахожусь в состоянии небольшого шока. Почему я не знал об этом? Этот вопрос я произношу вслух и смотрю на Кисаме.
- Это должен был быть маленький подарок, – отвечает он. - Если ты захочешь, то сегодня мы можем снять там сцену и выступить на ней, - но глаза как будто отдельно от губ говорят: «Сегодня мы будем выступать там, и если ты не пойдешь, то я ногами выпну тебя на сцену». В этот момент в кафе раздается знакомая до последней ноты мелодия. Я поднимаю глаза к телевизорам, и моя челюсть медленно и верно стремится устроиться поудобнее на столе. Клип группы «Акацуки». Но как в этом клипе оказался я?!
- Кисаме, - говорю я, - ты ведь обещал, что это просто пробная запись! Ты сказал, что это просто эксперимент! Я не давал согласия на то, что буду играть в группе, – внутри меня все горит как в огне, я уверен: будь я дома, то одними бы словами не обошлось, но поскольку вокруг нас сидят люди, я веду себя сдержанно.
- Так давай, соглашайся, - он ухмыляется, положив локти на стол, чуть подается вперед и, неотрывно смотря мне в глаза, продолжает, - ведь в душе ты хотел знать, насколько хорошо ты играешь на гитаре и как хорошо поешь,
Я тоже неотрывно смотрю ему в глаза, мечтая, чтобы он заткнулся и обратился горсткой пепла.
- Но тебе было недостаточно нашего мнения.
Он откидывается назад и продолжает:
– Посмотри на них, - Хошикаге кивком головы показывает в сторону зала, - они очень даже довольны. Допиваю свой напиток и говорю:
- Хорошо, я подумаю над этим, – Пейн, Дейдара и Кисаме переглянулись.
- Тогда, айда в клуб! – говорит Дей, и отправив последнее пирожное в рот, начинает собираться. Мы тоже последовали его примеру. Когда мы выходили из кафетерия, было уже темно и, не заметив мокрых ступенек, я поскользнулся и начал падать. В этот момент меня поймал Кисаме, он придерживал меня за талию и смотрел мне в глаза.
- Ты что? У Пейна пива нанюхался? – говорит он с усмешкой и помогает мне подняться.
- Да я ему говорил, чтобы он крышки, где ни попадя не раскидывал! – поддакивает Дей и залезает на свой байк. Я посмотрел на него самым злым взглядом, что был у меня в арсенале, он только тихонько ойкнул и завел свой мотоцикл. Мы с Кисаме тоже сели на мотоцикл, и он завел мотор. Три железных зверя выстроились в один ряд и начали газовать.
- Три, два, ПОЕХАЛИ!!!! – проорал Дейдара, и мы рванули на бешеной скорости прочь.

End POV Итачи

- САСКЕ, СВОЛОЧЬ!!!!!!!!!!!!! – я думаю, обладателя этого голоса и представлять не надо. Но все же. Пиццерия, в которой работал первокурсник токийского университета, казалось, разлетится по камушкам, а посетители разбегутся по углам, как тараканы от дихлофоса или от «Машеньки». «Сволочь» же спокойно стояла и нарезала очередную пиццу, совершенно не слыша праведного гнева надоедливого друга в одном лице являвшегося ему лучшим другом. Орущий блондин заметил, что человек, которого он зовет, обращает на его столько же внимания сколько и на любой стул, находящийся в кафетерии. Тогда блондин предпринимает крайнюю меру: он подходит к брюнету, достает из одного уха наушник и орет в ухо:
- ТЫ ЧТО, МЕНЯ СОВСЕМ НЕ СЛЫШАЛ? – в голове брюнета все мысли разбежались по углам. Немного придя в себя и вытряхнув оставшиеся звуки из головы, Саске сказал:
- Теперь я тебя прекрасно слышу, добе, –повернулся лицом к улыбающемуся, как чеширский кот, блондину с чертятами, веселившимися в глубоких, как океан, голубых глазах.
- Я… тут тебя… попросить хотел… - начал было Наруто, но застеснялся, виновато улыбнулся и почесал затылок.
- Постоять на кассе, потому что пришла Сакура, и я хочу поболтать с ней, – закончил за него Саске. Наруто улыбнулся и, вручив ключ от кассы, скрылся в зале.
- Чтоб тебя, - ругнулся Саске, сняв с себя фартук, в котором сотрудники нарезают пиццы, порты и прочее, отправился к девятой кассе.
Очередей вообще не было, и поэтому спустя десять минут, когда Наруто махал ему из дальнего конца зала, привлекая этим внимание Саске, и смотря на него молящими глазами, Учиха кивнул ему, показывая, что поработает за него еще. В этот момент к кассе подошел высокий мужчина лет тридцати пяти-сорока, в кожаной куртке и черных очках. Очень странным для Саске показался цвет его волос, которые неряшливыми синими прядями обрамляли лицо с широкими скулами.
- Заказ можно сделать? – спросил мужчина, видя, что мальчик немного шокирован внешним видом посетителя. «Бля буду, если на нем нет белых шнурков*!» - подумал про себя Саске и сказал:
- Конечно. Что для вас?
- Буте добры два гамбургера, колу, молочный коктейль, пирожные… , - мужчина перечислил чуть более десяти видов сладостей.
- Вам с собой это упаковать? – вежливо спросил Саске.
- Нет, - ответил мужчина. В голову Учихи полезли мысли о том, кто же столько сможет съесть: «Явно он сладости не для себя взял, но для кого? Для ребенка? Да тут даже двое детей по швам лопнут! Девушка? Нет… девушки следят за своей фигурой и столько сладостей явно есть не будут… А может он для нескольких девушек?»
Саске взял деньги, отбил чек и отдал сдачу вместе с подносом:
- Ваш заказ, спасибо за покупку.
- Спасибо, - сказал мужчина и пошел в сторону столиков. Саске из-под длинной челки наблюдал, к какому столику подойдет этот странный мужчина. Какого было его удивление, когда он остановился около парня. Или девушки… «Нет… это все таки парень». На молодом человеке была черная обтягивающая футболка, рукава которой были сделаны из сетки. На запястьях были черные напульсники, на безымянных пальцах обоих рук были печатки из металла, ногти длинные, окрашенные в фиолетовый лак. Молодой человек сидел за столом, подпирая рукой подбородок. Его волосы черного цвета, были собраны в хвост, а длиной доходили почти до поясницы. Когда мужчина подошел к столу, парень первым делом схватил молочный коктейль и одно из пирожных и начал поглощать его, как будто за всю свою жизнь он ничего не ел, но спохватился и постарался все же соблюдать правила приличия, и начал есть медленно и аккуратно. Через некоторое время дверь кафетерия открылась, и в нее вошли еще двое парней. Они подошли к сидящему мужчине и сладкоежке, и один из парней подлетел на всех скоростях к Саске и сказал:
- Зрасьте, мне все тоже, что и им, - он указал в сторону столика у окна, за которым сидели теперь уже трое парней, - за исключением колы и двух гамбургеров! Да!
Парень развернулся, и посмотрев на своего друга, с которым зашел, добавил:
- И еще пива!
- Хорошо, – Саске был в шоке от того, что второй раз за день видит парня, который такими порциями жрет сладости. Собрав заказ и отбив чек, Саске продолжил незаметно наблюдать за этой компанией. Молодой человек, на которого он изначально обратил внимание, и поддерживал с ним визуальный контакт, в какую-то секунду обворожительно улыбнулся и подмигнул ему, отчего Саске, покраснел, потупил взгляд и подал поднос блондину со словами «Ваша сдача. Приятного аппетита».
Двое вошедших были люди с довольно странной внешностью. Парень, что делал заказ, на секунду показался Саске родным братом Наруто, поскольку сходство было поразительное, только волосы у блондина были длинные и собраны в высокий хвост. Волосы второго же парня, зашедшего вместе с ним, были рыжего цвета, и у него был пирсинг на лице. Окинув компанию взглядом, Учиха понял, что это необычные неформалы: невооруженным взглядом видно, что днем эти люди ходят в белых рубашках и пиджаках и ездят как минимум на мерседесах. Только сейчас Саске заметил, что пирсингованный парень пришел не с пустыми руками - он передал синеволосому мужчину чехол с гитарой. Но на этом наблюдение закончилось, поскольку по телевизорам, стоявшим в кафетерии, по программе «Муз.тв» начали объявлять победителя ТОП 20-ки
-А теперь первое место, - начала ведущая. - Как и на прошлой неделе, победителем признана группа «Акацки».
На фоне по нарастающей, начала играть музыка вступления. И диктор быстро продолжила:
- Эта группа получила свою славу в интернете, не дав еще ни одного концерта. Все пользователи интернета и фанаты этой группы находятся в напряжении. Для тех, кто не знает, члены группы «Акацки» не показывают своих лиц и не называют своих имен. Главная новость. Наш корреспондент связался с продюсером группы и, по его словам, «Акацки» закончили записывать свои альбом, и всего через два месяца у них состоится первый концерт. На этом мы заканчиваем нашу передачу. Я, Хонда Тору, прощаюсь с Вами, встретимся через неделю.
На экранах телевизора идет клип. В кафетерии все стихло, люди как загипнотизированные смотрят на экраны. А когда песня заканчивается, люди приходят в себя и пытаются восстановить прерванные беседы. Музыка группы, голос вокалиста – все это сбило людей с толку, и они еще долгое время не могут прийти в себя. Саске тоже пытается привести себя в порядок, что-то показалось в голосе вокалиста знакомое и родное, но что это было, он так и не смог понять. Саске повернул голову в сторону столика, за которым сидели неформалы - они ушли.
* белые шнурки на гриндерах среди неформалов означают, что этот человек совершил преступление - убийство человека.

POV Итачи
Когда мы отъехали от кафетерия, начался сильный ливень, но он не помешает нам продолжать гонку, а только разожжет в крови без того беснующийся адреналин. Адреналин из-за того, что каждый следующий поворот может стать последний в твоей жизни. Вот и поворот – мотоцикл почти ложится на бок. Колеса пробуксовывают по мокрому асфальту, несколько мгновений почти скользишь боком, и в последний момент, когда мотоцикл вылетает на встречную полосу, умелый водитель выравнивает мотоцикл, еще секунда – лишь одно мгновение промедления – можно было бы попрощаться с жизнью из-за несущегося навстречу потока машин. На поворотах я ближе прижимаюсь к Кисаме, и под ладонями чувствую, как напряжены его мышцы и все его тело горит от напряжения, а после каждого пройденного виража – глубокий выдох и его сердце пропускает удар. Последнее время мне начало казаться, что словно смерть ищет, нет, когда я езжу с ним, он, несмотря на все выкрутасы, старается обезопасить меня, но от ребят я постоянно слышу: «Вот как он гнал, чуть под грузовик на трассе не попал» или что-то в этом роде. А недавно, он пришел домой весь грязный, в драных джинсах. Я толком ничего не видел, он быстро проскользнул мимо меня в ванную, оставляя после себя небольшие следы кровяных дорожек. Когда Кисаме вышел из нее, я увидел его лицо - это была одна сплошная ссадина, а руки были замотаны в бинты, через которые в некоторых местах уже успела просочиться кровь. Тогда он мне ничего не сказал, а только отшутился что-то вроде «Поскользнулся на банановой кожуре». Позднее, от тех же ребят узнал, что, оказывается, он попал в аварию. У лесовоза, который он пытался обогнать, оборвались крепежные цепи и бревна полетели на него. Но он не затормозил, а все равно пытался обогнать машину, словно так и хотел оказаться погребенным под этими бревнами. Однажды я даже попытался спросить его, но он снова стал отшучиваться, так ничего не ответив. Так и сейчас его вздох, это не вздох облегчения, а сожаления. Вот уже год я не могу понять, что происходит. Мы выезжаем на мост: открытая местность, пронизывающий ледяной ветер, и я неосознанно - плотнее прижимаюсь к нему, подсознательно пытаюсь… подбодрить его, помочь морально? Я сам понять не могу.

Вот мы уже подъехали к клубу «Амальгама».
- Слезай, - говорит мне Кисаме, и я с трудом расцепляю пальцы, которые насмерть впились в его кожаную куртку. Припарковав мотоциклы, мы заходим в клуб. Чтобы пройти в главный зал клуба, мы идем по длинному темному коридору, открывается дверь в зал, и я словно погружаюсь в ураган альтернативной музыки. Помещение довольно большое: по правой стороне, вдоль стены, находится бар. Это один из любимых мной клубов в городе: во-первых, здесь играет только альтернативная музыка, во-вторых, здесь есть сцена, на которой каждый может выступить за небольшую сумму, предварительно договорившись с начальством. Мы сразу идем по направлению к барной стойке.
- Сколько до начала? – пытается перекричать Дейдара музыку.
- Еще час до начала, – отвечает ему Пейн.
Мы сели на стулья, Кисаме заказал всем выпивку и мне тоже заказал градусосодержащую жидкость. Моему удивлению нет предела.
- Я надеюсь, что ты не думаешь, что напоив меня, я соглашусь еще и петь?
- А нет? Жалко. Тогда придется нам… - последнюю фразу он не договорил, как-то рассеянно и в то же время внимательно всматриваясь за мою спину. Через минуту к нам подошла девушка, сказать о которой, что она просто красива, это оскорбление. У нее были длинные черные волосы, аристократично белая кожа, глубокий омут черных глаз, казалось, засасывает тебя. На ней был одет черный топ, поверх которого была облегающая кофта-сетка, черные шорты, вместо пояса были протянуты цепи, а на ногах черные сапоги на невообразимо, как мне кажется, большом каблуке. Однако больше она напоминает какую-то дешевую сучку. Девушка окидывает нашу компанию взглядом, и по-хозяйски положив ладони на колени Кисаме, говорит:
- Давно не виделись.
Кисаме смотрит на нее голодным взглядом, полным животной похоти и в то же время его взгляд похож на взгляд израненного зверя. Дейдара кладет руку мне на плечо и кричит Хошикаге:
- Мы пойдем аппаратуру приготовим.
Хватает меня за руку и уводит из зала.
END POV Итачи

POV Кисаме

- Давно не виделись, - о боже, сколько яда в ее словах.
- Интересно, восемь лет тебя не было ни слышно, ни видно, а за последний месяц я вижу тебя уже, если не ошибусь, шестой раз. Чего ты хочешь от меня, Арин? – стараюсь сдерживать себя, чтобы не показывать, как люблю ее, мне до сих пор больно, когда я вижу, что она специально корчит из себя шлюху.
- Кажется, ты сегодня не настроен на беседу со мной, а жаль, - она вплотную подходит ко мне так, что когда говорит, своими губами едва касается моих.
- А как ты хочешь, чтобы я разговаривал? – начинаю не на шутку злиться. - Ты, кажется, тогда сама сказала, что мы должны расстаться, подтвердив свои слова тем поступком.
- Каким это поступком? – смотрит на меня невинным взглядом. В груди сердце сжалось, по грудной мышце словно прошла судорога, а сердце, казалось, сейчас совершит последний удар в своей жизни.
- Как… Как ты могла забыть!? Ты издеваешься, да? - она сморит на меня непроницаемым взглядом.
- Ты до сих пор этого забыть не можешь, да? Расслабься и забудь, уже прошло восемь лет, я ведь забыла, хотя, для меня это было намного тяжелее, чем для тебя.
- Расслабься… Забыть… Восемь лет назад ты сделала аборт, ты убила не только своего, но и моего ребенка тоже!
- Тише, тише, успокойся, - говорит она сладким голосом. Закидывает руки мне на плечи и пальцами нежно перебирает волосы на затылке. Нежные руки, нежные пальцы, словно миллион ледяных игл, впиваются в голову. Черные глаза, так похожие на кипящую, обжигающую смолу, заставляют сердце выскакивать из груди, чувствую, как оно сгорает, истлевает, превращаясь в прах. Так хочется обнять, прижать ее к себе и никогда не отпускать, чтобы все было как раньше. Но этого не будет никогда. Движением плеч сбрасываю с себя ее руки - она хмурится.
- Пойми, тогда я должна была сделать аборт, мне предложили выгодный контракт, и я не могла отказаться от этого… - не даю договорить ей.
- Ты называешь выгодным контрактом приглашение на работу в стрип-клуб? Я зарабатывал достаточно денег, чтобы обеспечить тебя и ребенка с лихвой! – отворачиваюсь от нее и залпом выпиваю ранее заказанный мной мартини. Проходит несколько минут, кажется, она ушла, но я поворачиваю голову направо и вижу, что она сидит рядом и сморит на свою тлеющую сигарету. Заметив на себе мой взгляд, она продолжает:
- Я просто хотела предложить тебе возобновить наши отношения.
Заказываю у бармена бокал абсента. В одно мгновение передо мной появляется бокал со светло-зеленой жидкостью. Бармен подносит горящую щепку к бокалу, и поверхность напитка охватывается голубым пламенем. Задуваю его и вновь залпом осушаю бокал.
- Тебе нравится играть со мной? Оставь меня в покое и больше никогда не появляйся в моей жизни.
Арин смотрит непроницаемым взглядом и, не реагируя на мой вопрос, продолжает:
- Просто я думала, что иметь свою данс-группу «Акацуки» не помешает нам… – сучка… снова… Она только прикрывается нашими отношениями для получения собственной выгоды… Чувствую, что еще немного и я сорвусь. Мне хочется ударить ее, хочется доставить физическую боль самыми изощренными и садистскими методами. А в голове появляются красочные картины хрупкого нежного женского тела, по которому струйками течет алая кровь. Прилагаю огромное усилие, чтобы подавить в себе жажду крови, а внутренний голос, словно издеваясь, говорит: «Ну, чего же ты боишься, тебе же это нравится». Закрываю глаза, делаю глубокий вздох… Вроде я успокоился.
- Ты думаешь, что я стану вновь заводить отношения с такой как ты? Ты думаешь, я смогу к тебе относиться как раньше после того, как ты убила ребенка?
- Кисаме, ты пьян, - проговаривает она с отвращением в голосе. - Я встречалась с тобой, зная, что ты убил не один десяток людей за свою жизнь. И ничего: жила и молчала, жила как на иголках. Не зная, вдруг ты придешь домой расстроенный, и тебе захочется красной кровью раскрасить свой серый день.
- Извини, Арин. Я не подумал.
Беру ее руки в свои ладони, начинаю покрывать их поцелуями и сквозь них говорю:
- Я сделаю – все, что ты захочешь, только скажи… Если ты хочешь быть со мной только ради своей выгоды, то я согласен и на это.
Арин смотрит на меня сначала нежной улыбкой, потом взгляд сменяется холодным безразличием. Выдергивает руку. С презрением в голосе отвечает:
- Я передумала.
- Не понял, - говорю я, и сердце в груди сделало кульбит.
- Я передумала к тебе возвращаться, – она разворачивается и уходит. Как искусно она играет, настоящая актриса! Браво, Арин, мои овации в твою честь. Заказываю у бармена еще абсент и погружаюсь в мысли. Так же как и всегда… Поиграла – бросила… Сам себя ненавижу. Каждый раз происходит одно и то же: оказываюсь грязной тряпкой, о которую вытирают ноги. Выпиваю напиток, не чувствуя горечи алкоголя, обжигающего пищевод. Смотрю на часы: до выступления осталось всего 10 минут. Расплачиваюсь за выпивку и иду за кулисы. Не желая портить им настроение, надеваю на лицо дежурную улыбку и стараюсь изобразить более или менее веселый взгляд. Зачем им знать, что только что произошло?
End POV Кисаме

POV Итачи

Дейдара схватил меня за руку и тащит за кулисы, а я только и могу, что боковым зрением смотреть ревностно в их сторону.
- Им необходимо поговорить наедине, - говорит Пейн необычно серьезным голосом, и посмотрев на Дейдару, я заметил ту же серьезность, застывшую в глазах.
- Может, вы объясните мне, в чем дело? – раздражение возрастает во мне в геометрической прогрессии, поскольку я один из всех присутствующих не знаю всей ситуации.
- Это Арин, бывшая девушка Кисаме, - ответил Пейн и, достав гитару Кисаме из чехла, начал ее настраивать.
- Точно, ее я видел у него на фотографиях, но он никогда о ней мне ничего не хотел рассказывать, - Дейдара вновь обратился ко мне.
- Итачи, Кисаме сегодня может быть малость не в себе, и все, что он сегодня сделает, скажет – он это не со зла. Арин была всем для него, и для него не существовала никого кроме нее. Но когда она его бросила, он был словно сам не свой. Он с головой погрузился в работу - пытался забыться. Буквально через несколько месяцев он встретил тебя. Когда он приезжал в интернат, ты словно сквозь землю пропадал. Но он всегда интересовался тобой, а особенно тем, не лезет ли к тебе наш, ныне покойный, змей-извращенец.
- Я постараюсь, - отвечаю ему, а для себя решил, что помогу ему, чего бы мне это ни стоило.
- Постараюсь…
Дейдара хватает меня за грудки и орет на меня:
- Учиха, ты когда-нибудь испытывал другие эмоции помимо высокомерия? Да ты знаешь, что из-за тебя его чуть в тюрьму не упекли?!
В этот момент Пейн оттаскивает от меня Дейдару и говорит ему:
- Успокойся, идиот! Ты, что, совсем все забыл? Он никогда не должен был об этом узнать.
Я в шоке наблюдаю за ними. Кисаме… В тюрьму… За что?
- За что? – повторяю вслух последние слова сухим хриплым голосом.
- Все-таки, значит, слышал о них, - ухмыльнулся Дей. – Он убил человека, из-за тебя, между прочим. Хотя ту сволочь, человеком назвать-то трудно. Орочимару - не думаю, что ты забыл его.
Пейн хотел прервать словесный поток Дейдары, но тот обратился к нему:
- Дай мне договорить, - развернулся и продолжил:
- Он очень помог мне, когда я был там. Я его очень уважаю.
Он сел на одну из коробок:
- Последнее время он снова находится на пределе, и я уверен, что только тебя он послушает и только тебе все расскажет.
- Я его спрашивал и не раз… Я хочу помочь ему. Но он только и делает, что отшучивается и не принимает меня всерьез, порой мне кажется, что в его глазах я так и остался 14-летним мальчиком.
Съезжаю вниз по стене и закрываю лицо руками, давая понять, что разговор исчерпан. Я чувствую себя омерзительной тварью, я должен быть настойчивей. Пусть он и намного старше меня, но теперь я не ребенок, и я должен был его убедить в том, что я могу взять часть его душевных терзаний на себя. Мы вот уже 8 лет живем под одной крышей, он стал для меня всем, он стал моей семьей. Он мне как отец. Нет. Сначала он был мне как отец, лишь потом я почувствовал странное влечение к нему, немного позже я узнал, что он интересуется парнями. Он никогда не приводил их домой, кроме одного случая.

Flash back

Сегодня пары закончились раньше, чем обычно. Я выхожу из автобуса с предвкушением того, что сегодня Кисаме уделит мне больше внимания – больше времени будет со мной заниматься музыкой – игрой на гитаре. Только для начала надо выучить лекции. Несмотря на то, что мне уже 18 и что я всегда исправно делаю домашнее задание, Кисаме проверяет меня. Нет, он не садится рядом и не устраивает мне опрос, он действует намного хитрее. Когда я разучиваю новые аккорды или технику игры, он заводит разговор на одну из тем по моей специальности. Я раньше удивлялся тому, что будучи по специальности только астрономом, он знает все дисциплины, преподаваемые в университете. На мой вопрос, откуда он столько знает, он ответил, что на специальности астроном преподаются все дисциплины: будь то биология, философия, культурология, химия и многие другие. Тогда он перечислил мне около десяти дисциплин, помимо профилирующих.
Я открываю дверь - захожу в дом. Очень тихо, наверное, он еще не вернулся с работы. Прохожу мимо гостиной и вижу то, что ввергло меня в глубокий шок: на шее у Кисаме висит какой-то брюнет и целует его. Кисаме отрывается от него и говорит:
- Все, хватит. Скоро придет Итачи, и будет не очень хорошо, если он нас увидит.
- Боишься потерять молодого любовника? – спросил парень с ядом в голосе.
- Ты идиот, Шигуре. Он мне как сын! – говорит он и расцепляет его руки, обвивавшие его шею. Я отлетаю от дверного проема и быстрым шагом, но как можно тише, иду в свою комнату. Меня трясет от увиденной картины.
«Ну да, ну да. Говори это почаще, может, и сам в это поверишь. Только отцы на своих сыновей так не смотрят» - это было последнее, что я слышал: парень говорил с нескрываемой ревностью в голосе.
Закрыв комнату, я лег на кровать, и меня затрясло от возбуждения. Все было нормально, но почему увидев этих двоих, я словно съехал с катушек, и мне захотелось быть на месте этого парня?

End Flash back

Я не знаю, сколько я так просидел, но из мыслей меня вытащил скрип открывающейся двери - заходит Кисаме и бодрым голосом говорит:
- Ну что, все готовы?
Улыбается, но ему тяжело - выдают глаза. Он может скрывать боль в них, пока трезв, но стоит ему выпить хоть немного – тогда в глазах его можно разглядеть усталость и боль. От этого даже взвыть хочется: знаешь, что ты можешь помочь ему, а он не дает тебе этого сделать. Подходит ко мне и спрашивает:
- Ну что, будешь петь или пока только на гитаре остановишься?
- На гитаре, - хриплый смешок. Потрепал меня по плечу - по телу прошел заряд тока.
- Тогда играем «Nichts».
Мы выходим на сцену, и сердце разрывается от боли, потому что понимаю, что за песню он будет петь.

«Ты носишь лёд вместо сердца в груди,
Оно бьётся с отчаянной силой.
Ты играешь любовью людей,
А сама никогда не любила.

Твоё холодное сердце сжигает меня,
Твои руки холодные страсть разжигают.
Твоё холодное сердце сжигает меня,
Твои руки холодные страсть разжигают.

Нет ничего холоднее тебя.
Холод рук и любви нестерпимы.
Для тебя это просто игра,
Несмотря ни на что ты всеми любима (поет 2 раза).

Твоё сердце продолжило ход,
Собираясь его во владениях встретить,
Твоя жертва теперь не уйдёт,
Ты убьёшь её нежно, она не заметит.

Твоё холодное сердце сжигает меня,
Твои руки холодные страсть разжигают.
Твоё холодное сердце сжигает меня,
Твои руки холодные страсть разжигают.

Нет ничего холоднее тебя.
Холод рук и любви нестерпимы.
Для тебя это просто игра,
Несмотря ни на что ты всеми любима (поет 2 раза)»

Кисаме падает на колени и, найдя в толпе Арин, молящим голосом поет только для нее. А она лишь стоит и усмехается.

«Я отдам тебе все - только скажи,
Я отдам тебе все - только скажи,
Я отдам тебе все - только скажи,

Нет ничего холоднее тебя.
Холод рук и любви нестерпимы.
Для тебя это просто игра,
Несмотря ни на что ты всеми любима.

Нет ничего холоднее тебя.
Холод рук и любви нестерпимы.
Для тебя это просто игра,
Твоя холодная любовь сжигает моё сердце».

В зале раздаются бурные аплодисменты, просят выйти на бис, но мы, поклонившись, уходим за кулисы.

Прошло около часа после окончания нашего выступления, за это время под прикрытием под названием «давайте отметим» Кисаме нажрался. Да, он именно нажрался, поскольку раньше он никогда не напивался до подобного состояния. Дейдара вызвал такси, поскольку ехать на мотоцикле в таком состоянии невозможно. И вот сейчас мы подъехали к дому. Кое-как вытащив его из машины, мы дошли до дома. Зайдя в прихожую, я прислонил Кисаме к стене и стал закрывать дверь. Моментом позже я почувствовал дрожь, пробежавшую по телу. Горячая рука гладила меня по бедру, а хриплый голос шептал мне на ухо:
- Итачи, первый и последний раз прошу тебя…
Я поворачиваюсь к нему лицом, и он с животной страстью терзает мои губы.
END POV Итачи

Кисаме набрасывается на меня, словно дикий, голодный зверь, он прижимает меня всей своей массой к двери. (Нарочно употребляю слово «масса», поскольку вес измеряется в Ньютонах и его вектор направлен вертикально вниз. Примечание Идиота автора физика). Его руки лежат на моих бедрах, то нежно поглаживая их, то со всей силы сжимая, кажется, что завтра кожа приобретет новый цвет - фиолетово-красный. Наконец-то он разрывает поцелуй, и я, словно выброшенная на берег рыба, часто-часто открываю-закрываю рот, пытаясь вобрать в свои легкие как можно больше воздуха. Тем временем его губы спускаются на шею и начинают терзать ее, умело чередуя ласки: то нежно посасывают ее, то прихватывают ими кожу и слегка потирают ее. Он прикусывает кожу и, словно в качестве извинения, проводит кончиком носа по краснеющим отметинам. Кисаме только начал, а я чувствую, как подкашиваются ноги, дрожат пальцы, и пытаясь устоять, хватаюсь за его плечи. С глухим рыком он сначала вжался в меня промежностью, из моего горла вырвался вскрик удивления, послуживший для него катализатором: он подхватывает меня руками под колени, я понимаю, он хочет, чтобы я обвил его талию ногами. Такой близкий контакт вызывает во всем теле дрожь, панику, страх. Это заставляет давно забытые воспоминания накатить новой волной. Заставляет вспоминать те безумные глаза, холодные руки, прикосновения, вызывающие отвращение. Я понимаю, что те эмоции, которые я сейчас испытываю, не имеют ничего общего с теми – из далекого прошлого. Все, что сейчас делает со мной Кисаме, дарит мне огромное наслаждение, заставляет кровь кипеть, но детский страх заставляет комок горечи подкатить к горлу, всеми силами пытаюсь подавить это в себе, понимая, что если Кисаме увидит хоть намек на то, что я испытываю дискомфорт, он прекратит. Но я не хочу, чтобы он прекращал, и дело не в том, что я настолько желаю близости с ним, просто я чувствую, что она нужна ему. Он должен выбросить эмоции, что так долго хранил в себе, если он этого не сделает, то скоро сломается. Но даже эти мысли не помогают мне, и я чувствую, как горячие, словно раскаленная лава, слезы катятся по щекам. Кисаме останавливается, и я открываю глаза. Мне больно в них смотреть, на мгновение я увидел в них горечь, боль, такие, что я проклинал себя за это на чем свет стоит. Но эти эмоции были видны лишь мгновение, потому что в следующий момент он привычно скрыл все это, нервно рассмеялся, и, аккуратно поставив меня на пол, сказал:

- Извини, пошутил неудачно. Иди спать.

Облокачивается на стену, подтягивает колено к груди и, стоя на одной ноге, пытается расшнуровать гриндера. Я стою, не сдвинувшись с места, я и не могу по-другому. Ощущаю себя ничтожеством и ни кем более. Если бы эта ситуация получила общественную огласку, то 90% людей сказали бы, что надо послушаться и идти спать, негоже подставлять свою задницу тому, у кого плохое настроение, это не стоит того. Согласен, это абсурдно, но что будет лучше: если я переборю свой страх и помогу ему или он сейчас передохнет несколько часов, а потом поедет на мотоцикле, и кто знает, вернется ли он? Отрываю взгляд от пола и смотрю на его безуспешные попытки развязать ботинки. Грязно выругавшись, он прекращает развязывать шнурки и нетвердой походкой идет в сторону своей комнаты.

- Спокойной ночи, - говорит он, прежде чем скрыться за дверью своей комнаты.

Тряпичной куклой падаю на колени и закрываю ладонями лицо. Сколько всего он сделал дл меня за это время? Многое… Я был ему никем, когда он оставил меня у себя. Поднимаюсь на ноги и решительным шагом направляюсь в его комнату. Открываю дверь и захожу в комнату, Кисаме лежит на кровати, невидящим взглядом уставившись в потолок. Точнее он полулежит, поскольку шнурки он так и не смог победить, ноги его твердо стоят на полу, туловище вольготно расположилось поперек кровати. Руки раскинуты, рубашка расстегнута, оголяя шикарный пресс. Может, стоит ему сказать, что носить рубашку, скрывающую такое тело, сущее преступление? Подхожу к нему, он не обращает на меня внимания. Опускаюсь на колени и начинаю развязывать его ботинки. Закатываю его джинсы повыше и провожу ладонью по голени, чувствую, как мышцы на ноге начинают нервно подрагивать от прикосновений. Из-под опущенной на глаза челки вижу, как он приподнимается на локтях и смотрит на мои действия. Развязав шнурки на одном ботинке, я медленно снимаю его, при этом смотря ему прямо в глаза: в них ярким огнем вспыхнула страсть. Скользящим взглядом спускаюсь ниже, смотрю, как от возбуждения он тяжелее дышит и крылья носа раздуваются сильнее. Дальше вижу, как по груди прошла дрожь. Снимаю ботинок и бросаю в угол комнаты. Подаюсь немного вперед, так,что почти сижу между его ног. Начинаю расшнуровывать другой ботинок, но уже быстрее, потому что чувствую, как кровь в венах и артериях разгорается жгучим пламенем. К щекам прилила краска, этот процесс очень интимен, на мой взгляд. Когда мы проходили историю в университете, нам рассказывали про обычаи разных стран. В России после обряда венчания и празднования свадьбы жена по приходу домой должна была снимать с мужа обувь, тем самым показывая ему свою верность и главенствующую роль в семье. Так же и тут. Мне кажется, что я вверяю в его руки дальнейшую свою судьбу, а там будь, что будет. Что бы ни случилось, он поможет справиться мне со всем, что случится. Поможет, как всегда помогал. Отбрасываю в сторону ботинок и, опираясь на его колени, приподнимаюсь. Он проводит рукой по моему лицу и говорит охрипшим от страсти голосом:
- Ты не Арин, ты лучше, - говорит он охрипшим голосом и, обняв за плечи, тянет меня на себя, и уже я лежу на нем. Не желаю сейчас его спрашивать, что это значило, потом сам скажет, сейчас для меня самое главное, чтобы утром он не посчитал ошибкой все, что вскоре произойдет. Я больше ничего не боюсь, по крайней мере, стараюсь себя в этом убедить.
Его горячие ладони нежно гладят меня по спине, пальцы выводят замысловатые узоры. Я чувствую, что начинаю возбуждаться, и от смущения прячу лицо в изгиб его шеи. Моя ладонь, лежащая на его груди, чувствует учащенное биение сердца, спина – жар, исходящий от его больших рук, но больше всего заводит запах. Аромат хорошего одеколона, крепких терпких сигарет, сладковатый - алкоголя и слегка горьковато-соленый - запах кожи зрелого мужчины. Мне кажется, ничего подобного в жизни я еще ни разу не встречал, и поддавшись животному желанию, я провожу языком от ключиц до подбородка, и в этот момент чувствую, что его руки пристроились у меня на ягодицах. Кисаме хватает меня за задние карманы джинс и с рыком притягивает еще ближе, полностью укладывая на себя. От неожиданности у меня перехватывает дыхание, и я, чтобы избежать столкновения лбами, опираюсь на руки по обе стороны от его головы, а Кисаме, видимо, решил, что я не ровно сижу, и дернул со всей силы джинсы. В тишине комнаты, прерываемой только тяжелым дыханием, раздался звонкий треск рвущейся ткани. Я понимаю, что он порвал мои джинсы. Оборачиваюсь: так и есть, он оторвал ремень. Медленно поворачиваюсь, и изогнув одну бровь, смотрю на него, как бы требуя объяснения.
- Они тебе сегодня все равно больше не понадобятся.
Одну руку он оставляет на бедре, а другая медленно скользит по телу едва ощутимыми касаниями кончиков пальцев. Он медленно проводит от подбородка до шеи, потом спускается на грудь, но там встречает преграду в виде моей полузастегнутой рубашки. Начинает медленно расстегивать ее, глядя мне в глаза. До этого момента я был слишком увлечен своими чувствами и эмоциями, не замечая то, как он на меня смотрит. От такого взгляда мне поплохело: серьезный, ни намека на улыбку, пылает страстью. Только теперь я понимаю, что попал. Он на пределе и едва сдерживается, кажется, что еще мгновение, и он повалит меня на кровать и отдерет так, что неделю не то что сидеть, ходить не смогу. Но в то же время понимаю, что этого он делать не будет, потому что ему нравится играть роль искусителя. Ты словно кролик, а он - удав. Кролик знает, что его ждет, если он подойдет ближе. Но все равно подходит. Так же и у нас. Кисаме не собирается скрывать во взгляде свое нетерпение, а наоборот, открыто его демонстрирует. Наслаждаясь видом жертвы, идущей к нему в клетку. Медленно расстегивает пуговицы и иногда подается бедрами вверх так, что его член упирается мне в зад, а другой рукой, до этого покоящейся на бедре, гладит мои ягодицы, заставляя меня ёрзать на нем. К тому моменту, когда он расстегнул все пуговицы, я уже и без подталкиваний, сам трусь об него. Опускаю руки на его грудь и, словно кошка, начинаю точить об него ногти. Кисаме прикрывает глаза и начинает урчать как большой кот. Его горячие руки гладят меня по спине, одним движением снимают с меня рубашку, кидают ее на пол, и он мгновенно переворачивается так, что я оказываюсь под ним. Становится немного страшно, закрываю глаза и откидываю голову на кровать.
- Не бойся, все хорошо, – успокаивающий голос, пальцы очерчивают контур лица. Не открываю глаза, так интереснее. Легкие касания вызывают мелкую дрожь. Кисаме обводит пальцем контур губ, мне становится щекотно, я облизываю губы, тем самым задевая кончиком языка его палец. Но он не убирает его, а еще ощутимее проводит им по губам. Чувствую его горячее дыхание на своей щеке, а тем временем палец ненавязчиво пробрался в рот и поглаживает внутреннюю сторону щеки, спускается глубже и, погладив кончик языка, начинает с ним играть. Не сдерживая себя, негромко стону и, вытолкнув языком засидевшегося «гостя», открываю глаза и без зазрения совести, с силой цепляюсь за его плечи и начинаю его целовать. Он, не ожидав от меня такого, падает сверху, но продолжает отвечать на мой поцелуй.
Это наверно кажется странным, но после Орочимару у меня так и никого не было, я хотел начать встречаться с девушкой, тем более что вокруг меня они крутились как пчелы у банки варенья, но не мог. Даже поступив на психолога, я не смог разобраться в себе. Каждый раз все откладывал на потом, и это «потом» так и оставалось невыполнимым. Позже, я понял, что не испытываю абсолютно никакого влечения к девушкам, я на них обращал ровно столько же внимания, сколько табуретке на кухне. Мне было все равно одеты они или раздеты. Может я фригидный, думал я тогда. Но как оказалось - нет. После того случая, когда я застал Кисаме и Шигуре, я неосознанно стал проявилять интерес к Кисаме. Для меня стало очень важным лишний раз провести с ним больше времени: мне нравилось, когда он приезжал за мной в университет. Нравилось просто сидеть рядом с ним вечерами: когда я мог заниматься личными делами в своей комнате, я брал книгу и спускался в гостиную - там он обычно работал. Садился в кресло, стоявшее в углу, и наслаждался тишиной и его обществом. Книга нужна была только для прикрытия, на самом же деле я незаметно, глядя из-под челки, наблюдал за ним. Хотя как выяснилось позднее, я мог пялиться на него в упор более получаса, а он этого не замечал. Все потому, что если он находил интересующую его информацию, он просто выходил из этого мира. Он мог сидеть за небольшой статьей весь вечер. Только в это время он становился по-настоящему живым. Нет, он не бегал по квартире, размахивая книгами или листами со статьей, его глаза были по-настоящему живыми.
Я не хочу больше видеть в них боль. Кисаме остановился. Я разочарованно вздыхаю, открываю глаза и смотрю на него взглядом «Ну, теперь-то что…» И тут я понимаю, что он остановился лишь для того, чтобы снять оставшуюся одежду. Прекрасно осознаю, что будет дальше, и приподнимаюсь на кровати, чтобы устроиться удобнее, замечаю, что он уже полностью меня раздел. Да… точно в армии служил, он не только сам быстро одевается и раздевается, так еще мне кажется, они сдавали норматив на время - «раздень ближнего своего быстро и не заметно». Устраиваюсь удобнее на кровати и, откидывая голову на подушку, закрываю глаза. Мне страшно… По коже пробегает холодная дрожь от его горячих рук. Извиваюсь, хнычу, словно маленький ребенок. Но только от страха, а не от удовольствия. Но все же сдерживаю себя - не показываю боязнь. Проводит широкой ладонью по шее, спускается ниже, едва задевая пальцами грудь, круговыми массажными движениями гладит живот. На мгновение я прекращаю чувствовать прикосновения, но только на одно мгновение. Потому что его следующие действия абсолютно непредсказуемы. Он разводит мои согнутые в коленях ноги и пристраивается между ними. Вот тут-то я и начинаю вертеться и дергаться. Прикосновение его кожи к моему телу заводит до безумия, заставляет стонать и выгибаться, требуя большего, в то время как подсознательная часть, словно маленький напуганный ребенок кричит из последних сил, требуя прекратить. Я мечусь на кровати, не зная, какому чувству позволить захватить над собой власть, чувствую, как последние крохи здравого смысла рассыпаются и отступают, когда он начинает гладить мой член и изредка, словно случайно, задевает мои яички. Кричу охрипшим голосом и неосознанно двигаю бедрами навстречу его незатейливым, но таким желанным движениям.
- Шшш… все хорошо, – шепчет он мне на ухо. Едва ощутимо обводит контур уха кончиком языка.
- Тебе хорошо?
- Дааа… - стону кричу я, не имея ни желания, ни возможности скрывать то, что я сейчас чувствую.
- Вот и хорошо, ангел мой, а теперь расслабься…
Начинает нежно и в тоже время настойчиво массировать вход, а когда я окончательно расслабляюсь, эти пальцы резко входят в меня, требовательно разрабатывая меня изнутри. Сначала я не чувствую ничего, кроме дискомфорта и желания вытолкнуть инородные тела из себя. Но через некоторое время, оно превращается в жгучее наслаждение, хочется отдаваться этим рукам снова и снова, и когда прикосновения становятся еще настойчивее, я кричу, срывая голос, тяну его за волосы на себя. Приоткрываю глаза и вижу, как он смотрит на меня. Облизывает языком сухие губы, слегка прикусывает, а взгляд не отводит от моего тела, которое так и плавится под его руками. Резко распахиваю глаза от того, что он перестал двигаться во мне, смотрю на него разочарованно, а он глядит на меня с умиленным выражением лица и, нежно проведя по волосам, говорит:
- Неужели не терпится?
Черт, это и так понятно, что нет.. не терпится. И если он не возобновит прерванное, я просто умру от разочарования, но в то же время понимаю, что его заводит эта игра. Хочу потравить его, зная, что он не будет следовать правилам своей же игры. Выбираюсь из-под него, Кисаме смотрит удивленным взглядом. Переворачиваюсь на четвереньки, и переползаю на середину кровати. Сажусь полубоком, к нему лицом, снимаю резинку с волос, немного распушив их, чтобы они предать себе затраханный вид, и из-под челки смотрю на него требовательным, но в то же время по-кошачьи блудливым взглядом.
- Да, ты прав, - специально дышу глубже, чтобы он видел, - мне действительно не терпится…
Тело окатывает горячая волна, когда я вижу его взгляд. Он забирается на кровать, и меня трясет от возбуждения: сильные накачанные руки, идеальный пресс, широкие плечи, рельефные мышцы на ногах, член довольно внушительных размеров, нервно подрагивающий в предвкушении.
- Ты уверен? – пододвигается ко мне еще ближе, так, что мы стоим на коленях, друг напротив друга. Причем наши горячие тела соприкасаются. Отвожу лицо в сторону и еще раз, но на этот раз медленнее, значительно медленнее пробегаю взглядом по его фигуре. Кончиками пальцев провожу по его груди, легонько царапаю его ногтями, завожу свои руки за спину, и обняв его крепко, пряча свое лицо в изгиб его шеи, словно давая обещание, что я