mister_Koen все записи автора Манве инстинктивно приподнялся, сел, сжался. Его трясло, и он с удивлением воспринимал собственную, жестоко мерзнущую, плоть. Сидящий рядом с ним майа, очевидно, не ощущал ничего подобного. Как и любой майа – и уж тем более Вала – находящийся сейчас в этом изящном, продуваемом всеми ветрами теремке на вершине Таникветиль.
- Ну-у… - сказал Гор и сотворил в камине пламя, горящее без дров – но ровно и жарко. Сразу вслед за этим он уселся рядом с Манве и обнял его, чтобы тот быстрей согрелся – и получил в награду благодарный и чуточку удивленный взгляд темно-голубых глаз.
- Ох, прости меня, Гор… Хозяин, доставляющий неприятности гостю… - смущенно пробормотал Манве.
- Да какие неприятности…
«Да, я гость здесь…причем незваный…но какой же ты хозяин? Словно тоже гость, просто никто не ставит под сомнение необходимость присутствия здесь твоей персоны…А тебе не очень-то хорошо здесь, в гостях, Манве…И ты тоже не знаешь, где твой дом…я знал – там, где будет Тано – но теперь тоже ничего не знаю…»
Гор по-прежнему держал руку Манве в своей – несмешивающаяся смесь топленого и свеженадоенного молока – две тонкие кисти, смугловатая и снежно-белая – слились друг с другом в крепком пожатии…и развлекались теперь, словно против воли хозяев, нежной игрой друг с дружкой – исследовали, гладили, тихонько и взаимно восторгались нежностью кожи, гибкостью длинных пальцев, трепетом пульса на запястьях…а потом, одновременно отдаваясь во власть друг дружке, снова слились в крепком пожатии, и…
…и Манве, и Гор перед самим Эру поклялись бы, что не знают, не помнят, с кого все началось. Внезапным и упоительным образом знакомый обоим мир вдруг легонько сдвинулся с привычного места, перекосился и дразняще завис перед их пораженными, видящими всё по-новому глазами… и исчезли вдруг границы, прочерченные словами и понятиями, равнодушием и глупостью.
Гор, который увидел теперь, что губы Манве совсем не похожи не губы Мелькора, вдруг осознал, что разницы – нет, и потянулся к ним всею мордашкой…все в нем зашлось, даже белки закатывались под веки – это было так, озарение, не хуже других, первое в жизни Гортхаурово озарение.
А Манве…Манве едва не закричал – ибо жестокий лед, сковавший его тело, растаял вдруг моментально, и вновь расширившиеся сосуды неслышно взвыли от боли, а глаза едва не лопнули – их заливало чем-то горячим, кровью или чем еще (если бы внутричерепное давление скакало таким образом у человека или даже у эльфа – оба уже отдали бы концы).
И это было так, озарение…Не лучше других, Эру знает какое в его жизни озарение… Эру никогда не оставлял свое лучшее творение в покое – и не собирался. Смысл озарения состоял в том, что…
Он никому и никогда не рассказал бы об этом. Ибо знал так же твердо, как имя свое, что даже у него – голоса Эру – нет и не будет слов.
Самые важные вещи Эру не изрекал, а просто вкладывал – а точнее, вкидывал в него, как вкидывает путник в свой мешок флягу с водой, бутерброды, снадобья от простуды и шерстяные носки…в некой, одному ему (Ему) известной последовательности.
Все было просто – до умопомрачения просто.
Они еле оторвались друг от друга – поцелуй объял оба тела жаром и пронизал радостью – то была радость от правильности всего случившегося, от извечной правоты любви. Ни Гор, умница, но пока еще словесный недотепа, ни Манве, прирожденный стихотворец, не выразили бы то, что случилось, такими простыми словами….
…Им просто было уже не до слов.
Они лежали вплотную друг к другу, обнявшись и желая только одного – чтоб объятие не прерывалось…
Насытившись первыми глотками, глянули друг другу в глаза. И первым заговорил, конечно же, Манве.
- Я Эру знает сколько времени не лежал на нормальной постели.
- Да и я всё больше на соломе, - отозвался Гор.
Манве поднялся и вскинул его на руки – так легко…трудно было ожидать такого от существа с подобным телосложением, но Манве, при всей своей хрупкости, был Вала… Вала, которому ужасно нравится тащить Гора на руках куда-то…поворот коридора…следующий поворот… дверь…
- О, ё, - сказал Гор, оказавшись в этакой типичной спальне – то бишь месте, где основную часть пространства занимает кровать, - Надеюсь, Манве, это не ваша с Ва…
По глазам Манве он понял, что именно «их с Ва…», но промолчал. Король Арды, вытянувшись в струнку, стоял возле окошка, отодвинув вышитую портьеру, и что-то бормотал.
Гор понятия не имел, что, но подстраховался по-своему – навел на дверь чары невидимости, а в десяти футах по коридору создал иллюзию точно такой же двери – ломиться в которую (то бишь, биться в стену) можно было до полного умопомрачения.
После этого Гор уже вполне осмысленно оглядел спальню.
Огромное, застланное (ффу, безвкусица!) розовым атласным покрывалом ложе. Два маленьких столика слева и справа. На левом – зеркальце и масса флакончиков…правый пуст, если не считать крошечной малахитовой статуэтки – дракончик, точней, вполне взрослый дракон, готовящийся к атаке…и то, статуэтка была задвинута в дальний угол, так, чтоб с первого взгляда и не заметить было…
- Гор? – Манве отвернулся наконец от окна, - Можешь не беспокоиться, нас – сегодня ночью – никто не потревожит…
- И завтра утром тоже, - отозвался Гор и объяснил, какие временные изменения внес в архитектуру дворца.
- Десять футов, говоришь? Эта квазидверь займет их надолго…Ты не учел лишь одного…
- Чего же?
- Ты хочешь их слышать?.. Тсс, Гор, мне это дается легче, - и Манве пробормотал что-то, не сделав ни жеста…
- Что это? – спросил Гор.
- Неважно. Теперь не слышно ни того, что творится здесь – им, ни того, что творится там – нам… Справедливо?..
- Угу, - бормотнул Гор.
- Мы одни, - сказал Манве, глядя мимо Гора – куда-то на небо в окне, - вот и всё…
Гортхаур долго собирался с силами, чтоб задать свой вопрос…
Он был существом умным и нежным, и его воображение и интуиция были равно богаты, но в Валиноре – в присутствии Манве – это все словно нырнуло на дно морское в крепко запертых сундуках.
- Ты что, меня хочешь, а? – сказал он беспомощно-грубо.
Манве приподнял тонкие черные брови и…ничего не ответил.
Когда он заговорил наконец, голос его звучал глухо, точно после долгого сна:
- Да успокойся… Хочешь – спи, не хочешь – не спи, вот и всё. Ты что думаешь – я к тебе приставать буду, что ли?
- А… - в голосе Гора прозвучало такое откровенное разочарование, что Манве позабавленно поинтересовался:
- А ты чего хочешь? А?
- Ничего, - буркнул Гор, стянув сапоги и пытаясь улечься поверх покрывала…
- А ну раздевайся, - услышал он голос Манве, - что за дикость – спать в одежде!
Гор послушно расстегнул и сбросил тужурку, но перед тем, как сдернуть брюки, поглядел-таки на Манве. Тот, совершенно невозмутимо стащив с себя голубую шелковую хламиду и швырком отправив ее на спинку какого-то стула, спокойно улегся, спрятавшись – один нос торчал – под шелковым покрывалом.
- Можешь взять другое одеяло, вон в том шкафу…
Могу, подумал Гор, но – хрена с два!
Он почти одновременно избавился от сапог и брюк – и тут же нырнул под покрывало. Его мордаха словно сама нашла другую мордашку, так же нуждающуюся в поцелуях, его руки сами зашарили по чужому, совершенно непривычному, незнакомому, тонкому и маленькому телу…А вот руки Манве зря ни минуты не теряли, они сразу же поняли, что общаться с Гором – всё равно, что приручать пугливую птицу…Манве как был, так и остался главным специалистом по птицам, и потому руки его почти сразу отдернулись от Гора… На птиц не действует принуждение, они или садятся тебе на руку, или нет.
- Манве, - простонал Гор, - Я тебе так…противен?! А?!
И тут не только руки – все тело Короля Арды – вдруг дернулось к телу Гора и слилось с ним в невыносимом объятии…у обоих словно разом засаднило всю кожу, обоим это причинило боль – но они, тем не менее, снова и снова обнимались, впиваясь друг в друга всею своей несостоявшейся, неизлитой любовью…
В объятиях Мелькора Гор таял – а в этих – горел, как хворост, быстрым и нестерпимым огнем.
Манве же – несмотря на желание, палящее его заживо – сдерживался, ему было приятно, что его ласки заставляют это гибкое своевольное тело так дрожать и прогибаться от легких поглаживаний его рук…
Взбесившийся Гор не знал уже, куда себя девать, чтоб это горячее, ласковое существо не оставило его в ближайшие полчаса…и тут-то нежные лапки вдруг перевернули его на живот. Поняв, что его ждет, Гор попытался вернуться в исходное положение…но кто бы позволил ему это сделать? Его сильно – и нежно – удержали от этого глупого бунта, и он уже был полностью уверен, что удержат и впредь.
- Нет, - пробормотал он.
- То, что не позволено Мелькору, не позволено никому?.. – за бархатный голос этот Гор почти готов был отдать всё, что у него было, но внезапно прихлынувшее воспоминание заставило его снова сжаться и повторить безуспешную попытку повернуться хотя бы на бок.
Бесполезно.
- Гор, - этот голос очаровывал, превращая строптивого Гортхаура в нечто, ему самому непонятное, - Не надо бояться.
- Будет больно, - противным голосом отозвался Гор, - Да ведь?..
- Да. Но совсем недолго…если ты так захочешь. А захочешь жаться все время – будет так больно, что тебе никто не позавидует… Спокойно, Гор. Я не хочу причинять тебе боль.
Гор словно во сне увидел тонкую руку, тянущуюся к столику с флакончиками…словно во сне – ощутил нежный запах полевых цветов и легкое скольжение двух тонких пальцев между ягодицами.
- Теперь расслабься, хороший мой…
Легко сказать…
Манве провел рукой по телу Гора и недовольно повторил:
- Расслабься же ты…
Но Гор, по-видимому, не совсем понимал, что от него требуется, и нежные руки Манве принялись поглаживать, подергивать и легонько щипать его в самых неожиданных местах, и вскоре Гор, обессиленно вытянувшись, ржал как проклятый…и вот тут-то его вздернула резкая, жгучая, как ножевой удар, боль…но в следующий момент от нее почти ничего не осталось. Боль послужила неким паролем или залогом за вход, подумал Гор, ну и ладно…поздно дергаться, когда это уже в тебе.
Манве некуда было торопиться, он дал Гору привыкнуть к этому ощущению, а потом тихо сказал:
- Гор, милый мой, это пока не всё. Тебе еще будет больно…
Эру Илуватар, вдруг подумал Гор, разве это – боль? Ты, Манве, был так ласков…ты сделал это со мной так мягко и милосердно… так продолжай, ты-то уж точно не сделаешь мне ничего плохого, ну…
- Дальше, Манве, - еле слышно прошептал Гор.
Да, Манве сказал правду– было больно.
Но – не до слез, не до скрипа зубовного, вполне терпимо.
Манве делал это так деликатно и нежно…с каждым крохотным мгновением пробираясь все дальше, и дальше, и даль…
Гор взвизгнул и тут же до красных ушей устыдился этого звука, ткнулся лицом в сгиб локтя…но это ему никак не помогло, ибо член Манве продолжал то и дело соприкасаться с крошечной точкой, самой нежной и сокровенной, которая, как с ужасом осознал багряный от стыда Гор, находилась у него где-то в глубине задницы… и этот малюсенький островок вдруг словно бы снялся с места и поплыл по горячему штормовому морю, и кипящие золотые волны захлестывали его…
- Что такое, Гор? Больно?
- Н-нет…хорошо… очень хорошо… продолжай, - голос Гора срывался.
- Спасибо тебе, Эру, за маленькие радости, - заметил Манве, невидимо улыбнувшись в темноте.
Ну и на кой мне все это, подумал Гор ни с того ни с сего. Всё в его голове уже давно перемешалось – но какая-то малюсенькая частичка мозга словно наблюдала за происходящим откуда-то извне, не сверху, но вроде того. И вот она-то – жалкие пол-ложки мозга – начала вдруг издеваться над хозяином:
- Рассиропился, да? Рассопливился, бедненький?.. Ты ведешь себя как шалавая собачонка, Гор, знаешь ты это? Ты же сам брезгливо отпихивал носком сапога тех псов, что сразу валились на брюхо и лизали, лизали, лизали тебе руки…О, видел бы ты себя сейчас… да, это незабываемое зрелище, даже МЕЛЬКОР бы посмеялся от души, глядя на то, как ты страстно сопишь в две дырочки, пока тебя трахают, и дергаешь задницей в такт движениям того, кто это делает… А про него уж и говорить нечего – в кои-то веки у этой бледной немочи появилась возможность кого-то отделать так, как отделывают обычно его самого…
Странно, но тою же ночью Намо, пришедший к Мелькору, не двинулся, как обычно, к нему…и Мелькор, улыбаясь, подошел сам…и вот тут-то Намо, вместо того чтоб привычно протянуть к нему руки и подставить горящее лицо под его поцелуи, вдруг коротко хрястнул Мелькора по физиономии рукой, в которой была зажата связка ключей.
Чудесная улыбка стала отвратительной – словно Мелькор только что жадно пил клюквенный морс, и теперь он стекал по его подбородку…
Тою же ночью – как ни странно – Ингвэ ни с того ни с сего выставил Варду за дверь.
Тою же ночью далеко на востоке, глубоко под землей родился у самой обычной кротовьей четы необычный детеныш – белый, с двумя выступающими бугорками на спине.
IV. Эпилог
«И сказал Он, что это хорошо…»
Незадолго до рассвета тоже случилось много странных вещей.
Гортхаур с грустной улыбкой поцеловал спящего Манве в губы – и, обернувшись мышонком, исчез из Валинора…и даже в Арде нескоро вновь услышали о нем.
Король Ингвэ, трясясь крупною дрожью, сидел у камина, не по-эльфьи сгорбившись, мрачно глядя в пламя и молясь – но не Эру Единому, нет. Другому божеству. Ингвэ призывал его, зная, что голубоглазое хрупкое божество не явится, даже и услышав его молитву.
Варда, которая безутешно всхлипывала на плече Эонвэ, вдруг осознала, что рука майа давно уже слишком нежно гладит ее по волосам…
Намо пришел к жене и взглянул на нее светящимися глазами…и Вайре ответила тихим смехом, который всегда так нравился ему.
Мелькор лежал, уткнувшись лицом в солому, хотя она больно колола его разбитые губы, и думал о том, что всё бы отдал за то, чтоб ПО-НАСТОЯЩЕМУ тронуться умом.
А Манве, Король Арды, вдруг проснулся в холодном поту и обвел круглыми испуганными глазами стены, увешанные гобеленами, и осознал, что ничем – ну просто ничем – не отличается от своего буйного светловолосого любовника, лежащего на грязной соломе в чертогах Мандоса… В спальне фальшиво и резко пахло лесными цветами – это был запах его тюрьмы… Золотая клетка – тоже клетка, подумал Манве. Он вскочил, трясущимися руками натянул одежду и распахнул окно, призывая ледяной северный ветер.
Ветер этот – а вместе с ним и Манве, сбросивший оболочку плоти, долго свистел над полями и пригибал деревья, а когда Король Арды вернулся в Валинор, то обнаружил, что запах его тюрьмы так и не отлип от кожи, а незримые цепи продолжают тяжко висеть на тонких запястьях…
Эру Илуватар, усмехнувшись, оторвался от любимой шахматной доски и отправился в сад – давно следовало бы подрезать розы.