mister_Koen все записи автора Часть II. Намо
Отпиши-ка мне, милашка,
От тебя я писем жду.
Отпиши мне поскорее
В Бирмингемскую тюрьму…
(Американский тюремный фолк.)
Тюремщик же, видя покорность, размягчается, немножко сдает – и начинается чудовищный союз… (М.Цветаева)

Мелькор сходил с ума от недоумения и беспокойства. Манве вот уже месяц не показывался в чертогах Мандоса.
- Ну, может, у него дела, - успокаивающе шептал ему по ночам Гортхаур, - Потерпи, Тано, он обязательно придет…Ведь он любит тебя, он сам так сказал…
- Короткая у него любовь, - ворчливо отвечал Крылатый, всегда пребывавший теперь в угрюмом настроении. Его бесило буквально всё – и особенно те ни к чему не ведущие ласки, которыми они обменивались с Гором.
Стоило Мелькору закрыть глаза – и он видел перед собой улыбающуюся мордашку с голубыми глазищами, полными любви… Как хорошо им было вместе! От невозможности видеть, ласкать, целовать любимое существо Мелькор просто дурел. Голова у него постоянно была тяжелая, плоть словно все время тихонько ныла, чувствовал он себя так погано, как никогда в жизни.
- Что это ты вроде как поскучнел, Мелькор? – с легким сочувствием поинтересовался Намо, с удивлением наблюдавший за очередной метаморфозой своего узника.
- Любви не хватает, - мрачно огрызнулся тот, - Это все ненормальная сексуальность, неясно, что ли? Это тебе ничего не нужно, Владыка Мертвых. Ты сам как мертвец… у тебя в портках-то хоть есть чего-нибудь?
- Есть. Да не про твою честь, - спокойно откликнулся Намо.
- Ах, как жаль, - ухмыльнулся Мелькор, - А я-то в первые дни воображал, что мне, неотразимому, от тебя покоя не будет… Каждую ночь будешь шляться сюда и, пользуясь моим беспомощным положением, раскладывать меня на полу и шпарить во все дырки…
- А тебе этого хотелось? – Намо иронично приподнял свою красивую черную бровь (он давно уже разучился краснеть и беситься от Мелькоровых дразнилок и подначек).
- Хм, - Мелькор поднял тусклые серые глаза и внимательно, словно в первый раз, оглядел стройную фигуру Намо, его длинные пепельные волосы и черные, как сажа, глаза на бледном лице с тонкими, аскетично застывшими чертами.
- А ты ничего, Намо. Я б тебе дал разок…из любопытства. Позарез узнать хочу – мужик ты или притворяешься…Ой, ё! Пшел вон, Гор!
- Даже мышь твоя понимает, что ты чушь городишь, - усмехнулся Намо, - Смени тему.
- Что-то Манвик давно не появлялся… да?
- Соскучился по его нотациям? – удивленно спросил Намо.
- Нет, по его заднице. Ты что же, дурачок несчастный, думаешь, что он сюда ходил мне мораль читать? (ГОР!!! Еще раз цапнешь – получишь!) Думаешь, он для этого БЕЗ ТЕБЯ ко мне приходил?! – прошипел Мелькор, и его глаза метнули в Намо такую молнию, что тот опешил.
- Х-хватит, Мелькор, прекрати! Ты лжец!
- Я не лжец. Это ты – дурак, - спокойно отозвался Крылатый, - Ты вообще любил когда-нибудь? Ты Вайре-то любишь?..
- Безусловно, - отозвался Намо, пытаясь сохранить остатки достоинства, - Но не намерен обсуждать с тобой эту тему. До завтра.

Владыка Мертвых потрясающе владел собой для существа, которому только что доказали, что черное – это белое, а дважды два – даже не пять, а восемь.
Да, Намо назвал Мелькора лжецом – но по глазам его понял: это не ложь. Память услужливо подкинула несколько незначительных, но теперь ставших важными деталей – алые щеки Короля Арды…его шальные, странно блестящие глаза… болтающаяся на груди пряжка голубого плаща…сиреневый запах… О Эру!
Намо был в шоке.
Мелькор напрасно обвинял его в отсутствии плотских интересов: Намо нежно любил свою Вайре и, конечно, спал с ней, к их обоюдному удовольствию. Но представить себе любовь двух мужчин – пусть даже один из них больше походил на подростка – Намо не мог. Точней, не хотел и представлять. Как-то жутко все это было.
А они ведь еще и братья, подумал он с нарастающим ужасом. И тут же попытался вообразить себя, страстно целующегося с Ирмо. Вздрогнул. Икнул.
Мелькор, похоже, просто сумасшедший.
И Манве тоже, так, что ли?
Нет…
Намо относился к Королю Арды с глубочайшим уважением. Более того – любил его. Манве нельзя было не любить – таким уж он удался Творцу. И теперь Намо недоумевал, как такое – эта дикая, неправильная любовь - могло случиться с этим существом…Манве был такой умница, такой благородный…воплощенная доброта… Может быть, в этой доброте и дело? Может, он и не любит своего непутевого брата, а просто жалеет его и потому щадит его чувства?
Нет, тут же подумал Намо, Мелькор раскусил бы его и не принял бы от него подачки. Не та натура.
Ох, как все это сложно…и как необычно…

Все шло как обычно – Мелькор целовал Гортхаура, тот сладко жмурился…и вдруг почувствовал, как губы Учителя внезапно исказились в злой усмешке. А скованные руки ни с того ни с сего оттолкнули ученика, да так, что тот отлетел к стене, больно треснувшись об нее.
- Тано?.. – на Мелькора смотрели огромные испуганные глаза.
- Мне надоели эти обжимашечки, Гор, - зло процедил Крылатый, - Хочешь быть со мной – снимай портки, ложись и дай мне вставить тебе как следует! Понял?
Гор потрясенно приоткрыл рот, и глаза его налились слезами.
- Не надо…Ты же…я…раньше…
- Я вовсе не обещал, что никогда не сделаю этого с тобой, - усмехался Мелькор, - Давай, давай, докажи мне, что ты действительно меня любишь!
- А ты этого не видишь? – тихо спросил Гор.
- Нет.
- Что ж, - Гор выпрямился и пожал плечами, - Не видишь – значит не видишь. Но этого я не сделаю.
- Что-оо?! – Мелькор поднялся, и Гор в ужасе вжался в стену. Впервые в жизни он посмел ослушаться Учителя и знал, чувствовал, что наказание последует незамедлительно. Руки Крылатого были скованы, да, но это ничего не значило.
- Ах ты маленькая нахальная дрянь, - процедил Крылатый, глядя Гору в глаза. А потом, подняв скованные руки, сжал кулак и сильно, страшно ударил ученика по лицу.
Гор упал, и медно-солоноватый вкус наполнил его рот до самой глотки. Он сжался в комочек, спрятав уязвимые места и прикрыв руками голову, потому что подумал, что его будут бить еще и еще. Слезы хлынули двумя маленькими водопадами – Гору было очень, очень больно, обидно и страшно. Учитель не впервые поднял на него руку, но раньше…раньше такого не было – Мелькор мог дать ему подзатыльника или шлепнуть по заду…но по-настоящему Гора ни Мелькор, ни кто еще никогда не бил, и он не знал, какое отвратное, тошнотворное чувство страха и унижения испытываешь, когда тебя бьют действительно сильно…даже в качестве наказания.
Но дальнейших ударов не последовало.
А лучше б и последовали, подумал Гор в следующий момент после того, как услышал:
- Убирайся. Отсюда. Вон. Ты. Мне. Не. Ученик.
- Тано, - пролепетал Гор, отплевываясь кровью, плача и задыхаясь, - Лучше побей… бей сколько хочешь, я виноват…только не это…
- Вон, я сказал.
Выбитому из колеи Гору долго не удавалось перевоплотиться в мышь. Мелькор не смотрел в его сторону. Ни разу не взглянул.

Он просидел до утра, словно окаменевший, а потом…с глухим рычанием ударил кулаком по каменной стене, в кровь разбив костяшки пальцев.

- День добрый, Мелькор.
Крылатый не ответил на приветствие и вообще никак не показал, что слышал его. Он сидел на голом полу, откинувшись на стену и сложив скованные руки на коленях. Глаза у него были остекленевшие, совершенно пустые, словно у мертвого. Намо забеспокоился: такого с его заключенным еще не бывало.
- Мелькор?..Ты меня слышишь, нет?
Крылатый молчал.
Мышонка с ним не было.
- Мелькор, а где мышка?..
Молчание.
Намо решительно отпер решетку и вошел. Склонился над Мелькором, стараясь заглянуть в глаза:
- Ну, что с тобой такое?.. Что случилось-то?.. Плохо себя чувствуешь? Ну скажи же хоть что-нибудь, Мелькор!
Серые глаза с трудом сфокусировались на встревоженном лице Намо.
- Уходи, милый. Все хорошо, - тихим, надтреснутым, не своим голосом произнес наконец Крылатый, и Намо всерьез обеспокоился – не тронулся ли узник часом. Этот голос…да и обращение…он был для Мелькора – обычно – Намо, в припадках злости – «некрофил», «тварь», «сладенький» и «Вала холерный», но «милым» не бывал еще никогда.
- Эй, - Намо щелкнул длинными пальцами перед носом Мелькора, - Тебя как звать?
- Меня?..
- Да, да.
- Франц-Фердинанд. Где мои абреки и мои кунаки? Все на форум…В очередь, сукины дети, в очередь! С дороги – скоро гроба подорожают... Была ли у вашей собаки чумка?...
- О Эру, - пробормотал Намо, - Только этого нам не хватало… Мелькор!! Ну не придуривайся же ты!
Намо уже предчувствовал, как Манве, глядя на него ледяными глазами, обвинит его в том, что именно он свел несчастного с ума жестоким и безжалостным обращением… Но…ведь Валар не сходят с ума? Да, но Мелькор – нетипичный экземпляр, Намо всегда подозревал, что он слегка с приветом, одна эта его сексуальная озабоченность чего стоила…Намо что бы только ни отдал, чтоб Мелькор снова начал орать свои похабные частушки…но только не этот безумный взгляд. И куда он подевал эту проклятую мышь?! Удавил наконец, что ли? А может, съел?! С него, придурочного, станется!..
- Мелькор, в последний раз тебя прошу: хватит дурака валять!!
- А как ноченька пришла, овес вылез из мешка… Хороша была эльфийка, краше не было в селе… А в Средиземье дуб зеленый, и днем и ночью кот ученый. Белеет парус одинокий…
Намо положил ладонь на лоб Крылатого – может, лихорадка? Бред?
- Убери лапу, Сулимо твою налево, чтоб те всю жизнь Ниэнну трахать, - отчетливо произнес Мелькор.
Вот это было уже больше похоже на проблеск разума.
- Ты что творишь, а? – Намо возвел очи к потолку, - Ну зачем? Ну что тебе этот балаган…
- Я мошка, я букашка…меня ветром унесет… Я недавно в мире, я только лица вижу… Я чайка, я чайка!!!
- Осел ты! - с чувством произнес Намо и получил в ответ:
- Осел – добрый и полезный человек.
- Мелькор, - Намо был сама серьезность, - Не прекратишь комедию ломать – позову Ирмо. Пусть он с тобой возится. Безумцы – не моя специальность, в конце концов…
Намо поднялся наверх, долго и раздраженно мерил шагами коридоры и мучительно размышлял. Любой из его майар, попавшийся ему на дороге, незамедлительно шарахался в сторону.
Ирмо, не Ирмо – это дело десятое. И решать, что делать с этим чучелом, будет не он, Намо. Если, конечно, он не хочет, чтоб Манве показал ему, кто в Арде хозяин…
Нет, лучше подождать. Если он притворяется – то эта игра ему скоро наскучит. А если нет…несколько дней все равно ничего не изменят.
Надо будет еще раз заглянуть к нему. Попозже.

К вечеру Намо почти успокоился – они с Вайре выпили легкого вина, которое очень любили, и Намо сидел, глядя на жену светящимися глазами.
Вайре улыбнулась, не разжимая губ – именно так, как он любил. Он потянулся к ней, и она с тихим смехом позволила ему взять ее на руки и отнести на постель…
Через полчаса Намо сидел на краю постели, сжав ладонями виски.
- Ну что ты, - прошептала Вайре ему в спину, - Ничего страшного…Так бывает…Ты, наверное, перенервничал… Мне ведь и так с тобой хорошо, родной.
- Да, - коротко отозвался Намо.
Он поднялся и принялся одеваться. Он ну никак не мог сейчас остаться с ней…лежать рядом…и ощущать, что ничего не может. Такое случалось с ним раза два за всю его долгую жизнь – и оба раза он уходил, чтоб пережить разочарование в одиночестве. Так уж он был устроен.
Да, кстати, пойти проведать этого придурка…

Он медленно отпирал решетки, удивляясь тому, что Мелькор, который наверняка слышал шаги и лязг ключей, еще никак не отреагировал на его необычное ночное вторжение. Впрочем, он мог и спать…или все так же сидеть у стены, глядя в пространство пустым сумасшедшим взором…
Внезапно Намо остановился на лестнице и привалился спиной к стене. С ним творилось что-то странное – вдруг накатила слабость, лоб заблестел от пота, зрачки начали уплывать под веки. Его словно сунули на миг в какой-то страшный, холодный, темный мешок абсолютной пустоты…
В воздухе было безумие.
Тюремный воздух, застоявшаяся, забродившая смесь –прелая солома, кислая похлебка, камни – мертвые камни, которых не нагревает солнце, не мочит ливень, не обдувает ветер…тихое дыхание – здесь и дышать не хочется.
Намо впервые почувствовал, что это значит – быть здесь, сидеть здесь дни и месяцы, погребенным заживо. И не иметь возможности просто прекратить дышать – не вдыхать этот гнилой воздух и всё, заснуть навсегда…у Мелькора и этого не получится, он бессмертен…
- Эру, - прошептал Намо, - Так если он действительно сошел с ума – это же прекрасно, Эру… Он больше не страдает здесь. Но…
Нужно было сделать еще несколько шагов, и он увидит Мелькора.
И эти несколько шагов стали самым ужасным отрезком пути, пройденным Намо в длинной его жизни.
Увидеть Крылатого – сумасшедшим… О, нет. Нет. Да, он мерзавец, и наказание справедливо, но…
Намо сам не понимал, почему он так жалеет об этих нахальных серых глазах, в которых никогда больше не засияют бесшабашные оранжевые огоньки…и наглый хрипловатый голос больше никогда не крикнет ему: «Я еще жив, Намо-некрофил, слышишь?»
Намо перевел дух и двинулся вперед.

То, что он увидел, заставило его замереть с полуоткрытым ртом.
Мелькор не заметил его приближения потому, что был занят.
Он и раньше занимался тут мастурбацией, но большей частью напоказ, дабы шокировать своего тюремщика. Не всерьез это было – так, достанет свою дубинку из штанов и давай трясти ее, как грушу – показывая при этом Намо язык, часто дыша и кося глазами…
Сейчас он лежал навзничь, запрокинув голову, глаза его были закрыты, а на губах плавала неопределенная блаженная улыбка. А длинные его пальцы касались торчащего «инструмента» так бережно и нежно, словно играли на хрупкой флейте… тело тихонечко содрогалось в такт неслышимой этой музыке удовольствия…
Скажи кто Намо раньше, что занятие, сухо именуемое мастурбацией и грубо – дрочкой может так зачаровать стороннего зрителя, он только смущенно улыбнулся бы в ответ…а сейчас глаз не мог оторвать от торчащей плоти Мелькора и его запрокинутого счастливого лица. Губы Крылатого неслышно шептали что-то. Имя? Слова любви?
Намо не чувствовал ни смущения, ни отвращения…у него не было даже деликатного позыва тихо повернуться и уйти, оставив Мелькора наедине с его призрачным счастьем. Намо просто не мог оторваться от этого зрелища, от которого веяло такой беззащитной нежностью…
Пальцы Крылатого замерли вдруг, и он медленно повернул голову. Глаза его, похожие на умирающих светлячков, встретились с расширенными глазами соглядатая, и Мелькор не вспылил, даже не дернулся – он продолжал неопределенно и ласково улыбаться, и красивое худое лицо его было добрым, действительно добрым, став от этого почти мальчишеским.
- Доброй ночи, Намо, - тихо-тихо произнес он, низкий его голос отдался во всем существе Намо, как далекий громовой раскат.
- Доброй ночи, - отозвался Владыка Мертвых, с трудом шевеля пересохшими губами.
Теперь он действительно не знал, что делает здесь. Более того, он не мог отвести глаз – тлеющий теплый взор Мелькора держал его словно под гипнозом.
- Почему ты не входишь, Намо?
- А зачем? – с трудом ответил Намо. Смысл вопроса дошел до него не сразу.
- Я хочу сделать тебе подарок…за то, что ты в последнее время так добр ко мне…ты примешь подарок – от меня? Забыв на минуточку, кто я? Или у тебя не хватит смелости, Намо?
- Хватит, - сказал Намо, сам не понимая, что говорит.
- Войди.
Намо отпер решетку, понимая, что никуда он не уходил – спит рядом с Вайре и видит сон, только и всего. Вот и ключ скользнул как по маслу…а всегда проворачивался еле-еле… Сон, ей- Эру, сон…разве мог бы Мелькор – да еще обезумевший – наяву предлагать ему подарок? И какой – что у него есть-то, здесь, в этой темнице? Трупик мыши? Деревянная ложка?
Фонарь под глаз – вот это-то он точно может предложить…
Намо вошел – неверными шагами – и остановился, прикрыв за собой решетчатую дверь.
Мелькор поднялся , поддернул и с трудом (у него ведь стояло) застегнул спозающие штаны. Спокойно двинулся к Намо. Тот молча ждал. Бояться Мелькора он не боялся и наяву.
Мелькор подошел вплотную – он был чуть выше Намо – и заглянул в черные спящие глаза:
- Пообещай мне, Намо, что не будешь мешать. С самого начала, я имею в виду.
- Обещаю, - легко отозвался Владыка Мертвых.
Сон был интересный, просто очень. И Мелькор был не такой, как наяву – ну совсем не такой! Кто бы мог предположить, что он может улыбаться так мягко и смотреть так беззащитно?..
И тут Крылатый опустился перед Намо на колени, и пальцы его принялись возиться с пряжкой ремня на брюках Владыки мертвых. Легко расстегнули, взялись за пуговицы…
- Что ты делаешь, Мелькор? – слабым голосом поинтересовался Намо.
- То, что я хочу подарить тебе, тюремщик обычно берет у жертвы сам, - с ласковой усмешкой откликнулся Мелькор, - Но ты – не сможешь. Ты добр, Намо, ты нежное мягкое существо. Поэтому я подарю это тебе, мне не жалко. У меня еще много…
- Много чего? – голос Намо дрогнул.
- Любви, - коротко ответил Мелькор и приник губами к его естеству.
Сгорая от страха и стыда, Намо хотел отшатнуться, но только стукнулся спиной о решетку. Хотел оттолкнуть голову Мелькора, но тот укоризненно, еле слышно прошептал:
- Ты обещал…
Намо бессильно уронил руки и вцепился пальцами в решетку. Сон был ужасно, неправдоподобно реален – в мелких деталях – холод решетки, стыдное, щекотное ощущение спозающих штанов…
Тут Мелькор снова поцеловал его туда, и Намо задохнулся. У него все плыло перед глазами, по телу разливалась приятное тепло. Он подумал, что же будет, если…
Мелькор взял его член в рот.
Через пару минут Намо уже дрожал, как проклятый, стиснутая решетка резала пальцы, с тонких губ сами собой рвались короткие стоны, черные глаза закрылись, ресницы трепетали, строгое тонкое лицо исказилось, словно под пыткой. Намо и наяву никогда не испытывал такого - его словно швырнули в горячий бездонный бассейн со сладкой пьянящей водой…
Тут Мелькор остановился и, не поднимаясь с колен, поглядел на Намо с улыбкой:
- Я даже братику еще так не делал. Тебе хорошо?..
Намо только невнятно что-то промычал. Он чувствовал, что того гляди развоплотится, если Мелькор не будет продолжать… И это он-то, чуть не плачущий оттого, что в кои-то веки не встало на жену…
- Мелькор, - голосом умирающего под пыткой прошептал Намо, - Еще…
- Намо. Посмотри на меня.
Он с трудом разлепил сладко сомкнутые, словно сахарною пудрой к щекам приклеившиеся ресницы и посмотрел вниз – на исхудавшее, резкое, ласково улыбающееся ему лицо с прежними сверкающими глазами и красивым чувственным ртом, который был – в точности как у Манве – чуть больше, чем нужно, чем и придавал лицу неповторимость…
- Намо. Хочешь меня?
- Ээ? – жалобно квакнул Владыка Мертвых, очень смутно понимая, о чем идет речь, но уже зная, что единственным правильным ответом будет «да».
- Ну, - терпеливо разьяснил Мелькор, все так же мягко улыбаясь, - хочешь быть со мной? Заниматься любовью? Я же сказал – я подарю тебе эту возможность…Итак?
- Да, - пролепетал Намо, алея, словно роза, и боясь всего – теней на стене, Эру, Мелькора, себя самого… Он вообще плохо соображал – пламенеющее от желания естество его как-то не способствовало стройному мыслительному процессу.
Мелькор поднялся с колен и – Намо не успел отстраниться – нежно поцеловал его в губы.
- Ну так что? – деловито, со смешком в глазах спросил он, - штаны снимать?
Намо склонил голову, пряча пылающее лицо и дурные глаза за завесой пепельных волос. Из-под этой завесы он искоса наблюдал, как Мелькор, звеня цепями, расстегивает портки.
- Мелькор…я не умею…не знаю, как…
- У меня это тоже в первый раз, - осадил его Крылатый мурлыкающим голосом, - В смысле, я это делал, а вот со мной – никто и никогда…Ты будешь первый, Намо…
Он успел уже расстегнуть штаны, и они сползли до колен. Рубашку расстегнул тоже. Намо против воли опустил глаза, чтоб поглядеть на этот втянутый живот под выступающими ребрами, и на то, что ниже живота…от пупка до промежности золотилась дорожка волос, а ниже…Ниже все было в порядке. Стояло как приговоренное.
Мелькор с сомнением поглядел на солому и пол, а потом – на чистую одежку Намо.
- Грязно здесь, - произнес он, - Ну, ничего. Сделаем так.
Он доверчиво глянул в лицо обалдевшему Намо, подошел к решетке, нагнулся и схватился руками за металлические прутья. Пригнул голову – светлые лохмы закрыли лицо.
- Ну, Намо, давай же… Учти – я не имею привычки подставлять свою драгоценную задницу каждому встречному-поперечному…

Первое движение было осторожным, но таким неловким, что Мелькор невольно дернулся и охнул. Теперь он понимал чувства Манве. «Ох, и горячо же придется, когда он разойдется вовсю…» - подумал он…и подбодрил Намо:
- Давай, давай, красавчик… Не бойся, сделай меня как следует!
Намо последовал совету столь буквально, что через полминуты Мелькор уже задыхался от боли и новых, пока еще не приятных ощущений, судорожно вцепившись в решетку…Было очень больно, но Мелькор не издавал ни звука. Он сам не понимал, зачем ему все это…это добровольное унижение, эта боль, это пепельноволосое создание, нисколько не похожее ни на Манве, ни на Гора…
Намо кусал губы. То, что он испытывал, нельзя было передать словом «приятно» - все равно что назвать смертельную рану легкой царапиной… Не помня себя, Намо схватил Мелькора за бедра и резко дернул на себя, входя в него так глубоко, как это было только возможно. Мелькор коротко заорал – ему показалось, что теперь пылает все его нутро – и сунулся вперед, но руки Намо снова рванули его назад, и снова, и снова… И тут-то, когда Мелькору уже казалось, что он прямо сейчас, невзирая на бессмертие, помрет самой дикой из смертей, он наконец расслабился. Невольно. Колени у него подгибались.
- Намо, дай передохнуть… - прошептал Крылатый, - Позволь, я на колени встану…ноги не держат…
Слова его не сразу дошли до Намо, и он успел сделать еще несколько резких движений – и тут Мелькор, уже готовый мешком рухнуть на пол, вдруг ощутил нечто странное внутри. Боль не ушла…она была как горький, заваренный крутым кипятком напиток…и тут в напиток этот словно плюхнули здоровенную ложку сахара, который тут же начал таять…
Вкус был пока почти прежний – сахар следовало размешать. Как можно быстрей.
- Еще, Намо!! – провыл Мелькор дурным голосом. Его тело уже не сжималось, не протестовало, а Намо не заставил себя упрашивать…точней, опять не сразу расслышал… В ушах Намо звенела кровь, глаза застилала сумасшедшая оранжевая пелена с веселенькими алыми искорками…но он увидел – все же увидел – что напряженная спина Мелькора вдруг начала прогибаться… Да и задница уже не старалась сдернуться с члена – наоборот, теперь Мелькор всем телом подавался навстречу резким движениям партнера…
В последний момент Намо, откинув голову так, что в шее хрустнуло, закричал – его по макушку словно залило кипящей лавой нестерпимого, невыносимого блаженства.
Семя обожгло, но Мелькору уже не было до этого дела…руки Намо разжались, и Крылатый с хриплым воплем рухнул на колени, обхватив руками разлохмаченную светлую башку, и долго-долго оставался в этой позе. Намо тоже опустился на пол рядом с ним, дыша со всхлипами. По его лицу градом струился пот, пепельные пряди липли ко лбу и лезли в глаза, полуприкрытые густыми ресницами. Лицо, утратившее свое вечное меланхолическое выражение, было неузнаваемо. Страсть словно в насмешку перекроила аскетические черты на свой вкус, и получилось нечто карикатурно-противоположное: черные брови, застывшие в непривычном изломе, томный взор, трепещущие тонкие ноздри, приподнятые в неопределенной ухмылке уголки нервного рта делали лицо Намо похожим на рожицу сумеречного эльфа.
Мелькор пришел в себя первым – и с улыбочкой воззрился на того, кого не так давно обзывал ходячим трупом:
- Надо же, любовь тебя так красит, Намо, аж смотреть противно…Вылитый авари, который только что славно потрахался…Давай-ка на солому, жестко тут… Дай хоть тебя приласкать как следует, а то все как-то поспешно вышло…
Намо не сопротивлялся. Ему не было стыдно. Он был уверен, что видит сон. Он без единого слова позволил Мелькору стащить с него часть одежды. Мелькор умело гладил его и целовал так долго и сладко, что у Намо снова встало. Заметив это, Крылатый без всяких улегся на живот, но в этот раз разомлевший Намо действовал осторожно и нежно, словно был с Вайре. Получилось еще лучше. А потом они, обнявшись, заснули, и последнее, что помнил Намо, был горьковатый полынный запах волос Крылатого.

На свете и поныне мало портретов Намо. И нет ни одного, где он похож на филина, страдающего поносом. Именно таким – во всяком случае, взгляд у него был такой – Намо выглядел, проснувшись полуобнаженным в обьятиях Мелькора на следующее утро.
То, что случившееся было не сном, Намо осознал почти сразу.
- Как… - пробормотал Намо, - что…э…
- А ты как думаешь? – хриплым спросонок голосом поинтересовался Мелькор.
- Это…это было…
- Это было, Намо. Полегче ты, а то зенки на стене будешь искать… вытаращился-то! – с Мелькора слетели последние лепестки сна.
- Что это всё…
- То и значит. Ты приперся ко мне среди ночи и всю ночь шпарил меня так, что любо-дорого повторить…
- Я те повторю, - обалдевший Намо, красный как морозный закат, смотрел на Мелькора с какою-то детской обидой.
- Растаял, дружок, ну наконец-то… - буркнул Крылатый, - Ну в точности как Манвик, ей-Эру! Когда вы только научитесь вести себя как живые?..

Вайре так и не поняла, почему ее супруг, который бродил где-то всю ночь и вернулся лишь под утро – бледный, осунувшийся, с кругами под глазами – вдруг молча упал перед ней на колени, смотрел на нее пустыми глазами, и по щекам его ползли слезы…
- Намо! Что с тобой, родной? Встань…
Она запустила тонкие нежные пальцы в пепельный шелк его волос, и он ткнулся головой ей в колени. Плечи его вздрагивали.
Вайре была первой и последней, кто увидел Владыку Мертвых – Вала Намо – плачущим.
Плакал он совершенно беззвучно. Не умел по-другому.
С того момента он почти не смотрел ей в глаза, и глаза его больше не светились.
Он запирался в какой-нибудь комнате и часами стоял на коленях, пытаясь вымолить у Эру прощение…или кару…ну хоть что-нибудь. Но Эру молчал, глухо, как Тулкас, которому задали слишком умный вопрос. Так проходили дни. А ночами Намо старался не спать. Раньше это не составляло ему труда, а теперь – голова тяжелела и клонилась, сознание уплывало…а во сне он неизменно видел веселый взгляд серых глаз с золотою искоркой…Намо просыпался, стирал со лба холодный пот и брел по длинным коридорам. Левая его рука сжимала связку ключей от многочисленных решеток на пути вниз, в каменный колодец, а правая почему-то прикрывала лицо, словно Владыка Мертвых опасался, что Эру вдруг вырастет на его пути и даст ему крепкую отрезвляющую оплеуху.
Мелькор теперь, заслышав легкие шаги, всегда учтиво вставал.
Он ласково гладил пепельные волосы, нежно целовал бледное, порой залитое слезами лицо, спокойно смотрел в темные безумные глаза.
Иногда Мелькор и Намо разговаривали – так, словно были давними друзьями. Намо это смущало, и хорошие разговоры у них случались только после секса.
- Мелькор…зачем ты в тот раз притворялся чокнутым, а?..
- Не так уж и притворялся, Намо…Я по глупости потерял второе любимое существо… И действительно с глузду съехал, когда понял, что натворил. Мне нужна любовь, понимаешь? Так уж я устроен. Манве бросил меня…а второе создание я потерял..
- Это мышку, что ли?..
- Знал бы ты, что это за мышка… И тут появился ты – ночью, ни с того ни сего.
- Я пришел, потому что хотел удостовериться, безумен ли ты на самом деле, - горько сказал Намо, - И удостоверился в этом. А также в том, что безумие заразно.
- Ты жалеешь о том, что меж нами случилось? – с интересом спросил Мелькор.
- Это ужасно. Это…этого не должно быть!
- Ты презираешь себя?
- Да.
- И Манве?..
Намо осекся. Нет, если честно, даже узнав обо всем, он продолжал испытывать к Манве прежние чувства. Уважение. Любовь. Хотя успел уже на своей шкуре прочувствовать, что вытворял здесь Король Арды.
- Нет, - пробормотал он, - Ведь это Манве… К нему грязь не липнет…
- А к тебе – липнет?.. Ты немного разочаровал меня, Намо.
- В смысле?
- В смысле того, что ты не понимаешь самых простых вещей. В любви нет ничего грязного, кроме того, что мы сами делаем грязным – своим невежеством...То, что мы делаем с тобою – кому от этого плохо, а? Кому?!
- Вайре, - тихо ответил Намо.
- Ты с ней больше не спишь?
- Почему же. Нет, просто она видит, что со мною творится…
- Ну так прекращай думать о глупостях, всем будет проще. Тебе с Вайре, во всяком случае, проще, чем Манве с Вардой. Там – со мной ли, без меня ли – ничего не получится. Никогда. А я ведь сам когда-то был влюблен в нее…идиот…
- Почему не получится?
- Намо! Ты просто представь себе их – такими, какими их знаешь…И все будет понятно.
Намо послушно представил.
Варда. Светлая Элберет, как зовут ее эльфы. Златовласое, синеглазое совершенство. Увидишь – и хочется протереть глаза: не сон ли? Не ходит – парит. Не смотрит – берет твою душу и рассматривает на холеной ладошке. Не говорит – вещает. Не слушать – невозможно, слышишь – готов. Наповал. Была бы хоть дурой – нет, такого послабления тебе не будет. Королева, первая из Валиэр, мудра и не произнесет ни одного необдуманного слова. В нее можно влюбиться – да, влюбиться – но желать нельзя. Желание необдуманно, не считано – не взвешено – не поделено…
Манве. В комплекте с Вардой – да, красивая пара…хотя… не мешало бы Манве быть повыше ростом и иметь более внушительную наружность. Намо привык воспринимать телесный облик каждого из Валар как данность – дар Эру. Но если попристальней посмотреть…
Все остальные Валар были – что уж там – повыше Валиэр, и наружность имели неоспоримо мужественную. Манве – Король Арды – был единственным Вала, имевшим небольшой рост и субтильную фигурку подростка. И у него же – Намо понял это только сейчас, в подробностях припомнив внешность Короля – были странные для Вала, то бишь не очень правильные черты лица. Намо словно наяву увидел его чуть оттопыренные уши, острый носик, большой рот…и огромные голубые глазищи. Но все это вместе смотрелось так славно… Манве вообще был самым обаятельным из всех Валар созданием… и совершенно – Мелькор был прав – не подходил Варде. Ей подошло бы такое же совершенство, как она сама, Манве же был каким-то ходячим исключением из всех правил…в каком-то смысле – таким же, как этот вот Черный Вала, Мелькор.
Достойные противники. Братья. Любовники…
Извращение Замысла? Или…
Намо в ужасе зажмурился, словно ожидал кары Эру – прямо сейчас… Мелькор вывел его из этого состояния, нежно чмокнув в пепельный затылок, и Намо обратил к нему испуганное бледное лицо, зная уже, что последует дальше… а дальше Мелькор, разумеется, присосался к его губам, крепко обняв и завалив любовника на солому.

III. Гортхаур

Проснувшись с похмелья, он подумал:
«Если я в Валиноре – то я Артано…
а если в Ангбанде – то Гортхаур…»
- Ну и нажрался же ты вчера, Саурон…
(Сказания о том, чего не было)
«Если ты прячешься от врага в его же стане – следи,чтоб за тобой не волочился парашют…»

Манве бесцельно бродил по улицам Валимара, осунувшийся, бледный и грустный. Эльфов, которые кланялись ему при встрече, он или не замечал, или шарахался от них, как от прокаженных. На самом деле было наоборот – прокаженным чувствовал себя он сам. А эльфы странно переглядывались и перешептывались, глядя ему вслед – они просто не узнавали своего, обычно такого доброго и веселого Манве. А однажды и вовсе произошло нечто – на взгляд чувствительных эльфов – совершенно ужасное.
Они совершенно случайно столкнулись на дворцовой площади – Манве и Ингвэ…
Обычно они приветствовали друг друга если и не дружески, то, по крайней мере, весьма учтиво. В этот же раз…
Ингвэ, коему этикет приписывал здороваться первым, вообще не разродился на приветствие, зато задал странный вопрос:
- Не хочешь повторить эксперимент? Почем нынче алмазы?..
Эльфы, видевшие эту встречу и ТО, что произошло с Манве после этих слов, едва не бросились от Короля врассыпную, как стайка испуганных воробьев: Манве побагровел, его глаза метнули ледяную молнию, и он рявкнул:
- Пшел с моих глаз, мрразь!!
- У, какие мы сегодня сердитые, - ухмыльнулся синеглазый эльф, - Алмазики подешевели?..
Манве, не удостоив этот пассаж ответом, продолжал идти своей дорогой, а Ингвэ, вроде бы слегка задетый его нешироким плечом, почему-то отлетел в сторону футов так на двадцать…и оскорбленно зашипел. На эльфов же, которые пялились на эту картинку, он рявкнул так, что они предпочли опустить глаза. Все они знали, что Ингвэ, хоть и не обладает всякими валарскими способностями, зато имеет весьма увесистые кулаки…

Варда, разумеется, тоже замечала, что с Манве творится неладное. В частности, он совершенно перестал выполнять супружеский долг, а задолжал уже порядочно…Несмотря на это, он просто уходил спать в другую комнату – причем Варда никогда точно не знала, в какую именно, ибо комнат во дворце было куда больше, чем населения. Полночи разыскивать мужа по всему дворцу ей не улыбалось, и в конце концов она придумала чисто женскую хитрость, а именно – слегка надавила на психику Эонвэ, который, разумеется, знал, где искать Манве.
- Ты понимаешь, он не в себе, - заявила Варда, - Ну это же ненормально…Я ведь беспокоюсь, в конце концов! Мне нужно с ним поговорить! Ну вот где он сейчас? Только не говори, что ты не знаешь…
Врать этот майа почти не умел.
- Ну…я его видел где-то в восточном крыле… - промямлил он, стараясь сесть на два стула сразу.
- И где именно?!
- Да не знаю я, куда он шел…
- Ладно, ступай.
Восточное крыло, к счастью, содержало в себе не так уж много мест, где можно было спать, и вскоре Варда, которой не терпелось стребовать с благоверного долг со всеми набежавшими процентами, отыскала его в одной из комнат. Точней, это была довольно противная комнатушка, в которой даже кровати не было, а был лишь камин, неудобное кресло, ставшее таковым после того, как в него как-то раз плюхнулся Тулкас, и пушистый ковер на полу. На ковре этом Манве и дрых, свернувшись в клубочек.
Варда опустилась на ковер и внимательно посмотрела в лицо мужа.
Вид у Манве был нездоровый – синие полукружья под глазами, запавшие щеки, серая кожа. Волосы в кои-то веки казались тусклыми и непушистыми. И вообще он был на себя не похож – скорей уж, на свою тень, отлетевшую в чертоги Мандоса – если предположить, что такое могло бы случиться с ним, бессмертным.
Варде не понадобилось его будить – все Валар если и спят, то очень чутко. Он проснулся от ее взгляда. Сощурил сонные зенки. На щеке у него отпечатался узор ковра.
- Манве, - сказала Варда, - Ну, что это такое?
- А что? – нехотя отозвался он.
- Зачем же на полу-то спать? Ну ты как дитя малое, честное слово… Что с тобой творится?
- А что со мной творится?
- Вот я и спрашиваю – что с тобой творится?
- Так и что со мной творится?
- Хороший разговорчик получается, - вздохнула Варда, - Хватит дурью маяться. Вставай и пошли спать.
- С тобой поспишь, как же, - пробормотал Манве, - Не пойду!
- Это еще почему?!
- Не могу я с тобой спать. У меня импотенция на почве невроза.
- Что-что у тебя?!
- Не стоит, говорю, от всяких разных мыслей…
- Это от каких же мыслей у тебя не стоит, интересно? – процедила Варда, уловив в его тоне насмешливый оттенок.
- Говорю – от разных. У меня их много. Вот, к примеру, Тулкаса увижу – и все, день пропал. Почему это я, такой умный и красивый, должен наблюдать сей кретинизм? Опять же, на Ниэнну посмотрю – плакать хочется….еще день пропал…Ну где ж тут стоять-то будет??
- Манве, по-твоему, это остроумно?
- Ну вот, я еще и неостроумный. Еще день пропал. Собственная жена не может оценить моего остроумия…Беда!
- Может, хватит?!
- Конечно, хватит. И чего было из-за нескольких слов меня будить? – заявил он, снова устраиваясь на ковре, - Спокойной ночи, Варда… Иди, иди…дайте поспать бедному Вала, у которого не стоит…
- Врешь ты всё! – с бессильной яростью заявила Варда.
- А, я еще и лжец. Ну вот, еще день пропал…Не веришь, да? Хочешь, покажу? На, пощупай. Давай, давай, чего засмущалась, вы ведь вроде знакомы?
- Свинтус, - прорычала Варда и ушла, грохнув дверью так, как трудно было ожидать от столь утонченного с виду создания.
- Хорошо, хоть по морде не дала, - пробормотал Манве, уставившись в огонь камина. Он просидел так довольно долго, хлопая тяжелыми ресницами.
…и тут что-то царапнуло его руку.
Сон слетел с Манве, как белая шапка одуванчика от порыва ветра, и он едва не подпрыгнул:
- Эру Великий!!
Эту мышку он узнал бы из тысячи. Мышка Мелькора, которая откликается на имя Гортхаур.
- Хм, тут тебе не Мандос, а Валинор, - весело сказал мышке Манве, - Так что здесь тебя будут звать Артано…
Мышь цапнула его за руку – несильно, но чувствительно.
- Гениальный зверь, - заметил Манве, - Ну всё понимает! Не то что бабы некоторые!
Гениальный зверь признательно покрутил хвостиком, убежал в темный угол и…
Манве даже не заметил, как во второй раз произнес всуе имя Творца.
Мышь исчезла, а перед ним стоял Гортхаур. С разбитой мордой и горящими глазищами.
- Что за шуточки, Артано?..
- Дверь запри, - прошипел ученик Мелькора, - И меня Гортхаур звать.
- Захочу – буду хоть Тулкасом звать, и ничегошеньки ты со мной не поделаешь, - безмятежно отозвался Манве, щелчком пальцев запирая дверь – да так, что ее и упомянутый Тулкас вышиб бы с пятой попытки, - Ты с кем разговариваешь, рожа твоя нахальная?.. Кстати о роже – кто это тебя так разукрасил, скажи на милость?
- Кто-кто…хахаль твой.
- Ага. Мой хахаль. Который раньше назывался Мелькором. Поругались? Чего не поделили?
- Уж не тебя, не беспокойся…
- Гортхаур, - голос Манве звучал так, словно уши его не услышали ни одного обидного слова, - Может, ты перестанешь шипеть и толком расскажешь, что случилось?
- Что случилось…Крыша у него уехала, вот что случилось! Дал мне, как видишь, в рыло и выгнал к такой-то Ниэнне…
- За что же? Он же тебя так любил, - тонкие брови Манве встали домиком.
- За что?! А вот за то, что я не захотел твою работу выполнять. Ясно ли, голубоглазенький?
- Чего-чего?..
- Ничего! У вас любовь – а Гортхаур ложись и выполняй план, да?! Не дождетесь!!
- Не ори, дурачок, а то Тулкас прибежит.
- Срал я на твоего Тулкаса, - ответил Гортхаур, понизив, тем не менее, голос и невольно оглянувшись.
- Сядь, Гортхаур. Не дергайся. Не отдам я тебя Тулкасу.
- С чего бы это?
- А ты мне нравишься… хоть ты и нахал, конечно. Так что с Мелькором?
- Что…то же, что и с тобой…Ты на себя в зеркало давно глядел? Вот, и он такой же. Чего ты не приходишь-то? Разлюбил? Или совесть заела? Так и скажи ему, мучить зачем…Он тебя каждый день ждет… а ты тут фигней маешься… Я за тобой давно наблюдаю.
- Смотри в мышеловку не попади, наблюдатель хренов… Но все равно – спасибо, что пришел…
- Э, Манве, а у тебя правда сейчас не стоит?..Или это для твоей дуры – маскировка?
- Свиненок, подслушивал?
- Нечаянно. Прости. Ух, как мне хотелось вылезти…
- Визгу было б – на весь дворец. Варда мышей боится.
- Ага, и под юбку ей залезть… - злобно ухмыльнулся Гор.
- Милый Гортхаур, - торжественным тоном сказал Манве, - В этом случае мы наблюдали бы главное событие нашей эпохи: преждевременную гибель бессмертной валарши, зверски замученной Темными силами Средиземья…
Гор звонко, совсем по-мальчишески заржал. Отсмеявшись же и стерев с черного глаза невольную слезу, заявил:
- А еще не все потеряно…Я ведь могу к ней на подушку влезть…А? Но только не сейчас, ладно? Потому что…
Он вдруг осекся.
- Потому что – что?..
- Да ну…ничего.
- Нет уж, начал – так договаривай…
- Потому что она-то, может, и помрет на месте, а вот Ингвэ меня точно пришибет… - пробормотал Гор и тут же уставился на Манве. Но тот, судя по виду, расстроился несильно – разве что чуть побледнел.
- Ингвэ, говоришь?
- А что ей делать, коль у тебя не стоит?
- Ну, тоже верно…
- Ты когда к Мелькору соберешься?
- Да прямо с утра.
- Слушай, Манве… - Гор, опустив свои горящие зенки, дернул Короля за рукав, - Ты это…скажи ему, что я…ну, что я… что я все равно его люблю…
- Дурачок ты, Гортхаур… - Манве смотрел на это изящное, напряженное, как тетива, создание так мягко, что у того заскребло в горле, - А я думал, ты со мной вместе к нему пойдешь…
Гор вскинул на Короля глазищи, ставшие восторженными и совершенно шальными:
- Ой, правда! Ты меня в карман, и всё… Да?!

Всю ночь они проговорили – Манве выспрашивал у Гортхаура все подробности из жизни Мелькора в Мандосе, в том числе и о его отношениях с Намо и его майар.
- Сейчас все в порядке, - с охотой рассказывал Гор, - Раньше они всё ругались, и лупил его Намо, как собаку, а теперь – ничего, разговаривают… Но наш-то чудён стал без тебя – пристает к Намо, представь ты себе! Возьмет да и ляпнет – « я бы тебе дал разочек, Намо, из интересу…» Я его даже цапнул за это – чушь такую нести!..
- А Намо что? – чуточку ревниво поинтересовался Манве, которому любимый братик казался неотразимым.
- А ничего, смеется только. Смени, говорит, тему, Мелькор, надоело мне про твой хер слушать…

Манве - с мышкой в кармане – действительно отправился в Мандос рано утром, но Намо в его покоях не застал.
- Он у Мелькора, - сказал какой-то (Манве их никогда не различал) из здешних майар, потупившись и слегка покраснев.
Манве знал дорогу.
Все решетки были отперты.
Манве, торопясь, спускался по щербатой каменной лестнице.
Увидев смешавшиеся друг с дружкой пряди светлых и пепельных волос, сваренные поцелуем лица, скованные объятием тела, он замер, как смертельно раненный – и свалился бы на каменные ступени в глубоком обмороке, если бы не мышка, которая, царапая его коготками, выбралась из кармана, повисла на складке одежды...и с диким возмущенным писком свалилась к его ногам. Манве никогда не позволял себе распускаться, когда рядом был кто-то другой, нуждавшийся в заботе и внимании. Он поднял мышонка с пола (казалось, что у бедного зверька случился паралич, как у отравленного) и тихо поднялся по лестнице…
Намо и Мелькор, занятые друг другом, не увидели ни его прихода, ни внезапно почерневших до сливового цвета глаз…
В Валиноре, в запертой комнате с камином, он бережно вынул мышку из кармана и положил на пушистый ковер. На этом его самообладание закончилось, и он рухнул на пол и отчаянно заревел, ткнувшись мордашкой в сложенные руки…пока не почувствовал теплой ладони на плече:
- Эй, Манве, - голос Гортхаура звучал выше, чем обычно, - Хорош, ну?
Гортхаур только с Учителем мог разговаривать нормально. Остальных Валар он стеснялся и переходил на отрывистый подростковый жаргон.
- Слышь, ты это, не надо…не плачь…ну его… - в голосе Гора звучала искренняя боль – и сквозило подлинное сочувствие, - Ну, Манве!
Гортхауру и впрямь было жаль его – даже больше, чем себя. Манве был созданием, способным на самопожертвование ради своей любви – и одно это вызывало у Гора уважение. Сам он пока что был полнейшим эгоистом – майа Мелькора, что с него взять, полная противоположность остальным майар, дрянной мальчишка. Нет, он любил Мелькора, конечно…но не забывал при этом о собственных желаниях.
Гор улегся рядом и неуклюже обнял Манве за хрупкие плечи:
- Не надо, а?..
Манве отозвался всхлипом, повернулся к Гору и ткнулся мокрой мордочкой в черную тужурку.
- Ну вот, давно бы так, - буркнул Гор, ощущая себя сильным и способным утешить(славное это было ощущение…). Он гладил Манве по волосам, таким же черным, но более легким и шелковистым, чем его собственные, несколько раз провел ладонью по узкой спине, зная, что такие поглаживания действуют успокаивающе… И конечно же, не то что бы действия Гора возымели эффект – просто слезы у Манве иссякли, нельзя же реветь до вечера… то есть, в принципе, конечно, можно, но у Манве была не та натура. Он отревелся очень скоро – даже скорей, чем ожидал Гортхаур.
- Слушай, - тихо сказал ему на ухо Гор, - Когда мне было плохо, он знаешь как делал?..
-Ну? – с трудом выдавил Манве.
Гор отвел длинную шелковую прядь от его уха – ухо, кстати, ему понравилось, лопоухое такое, никак не подумаешь, что такое ухо может принадлежать кому-то из Валар – и с тихим рычанием нежно вцепился зубами в мочку и подергал туда- сюда.
Манве засмеялся сквозь слезы:
- Ой, а еще раз, Гортахур!..
Гор охотно повторил, прихватив ухо Манве чуть сильнее и подергав почувствительней.
Манве смеялся.
- Не больно? – спросил Гор.
- Не-а…здорово так…
Каким-то чутьем Гор почуял, что Королю Мира тоже иногда – нет, чаще, чем иногда – нравится чувствовать себя обычным, совсем обыкновенным…и вести себя глупо, и смеяться так, что тихонько ноет в животе…
Они легонько повозились, причем Манве пытался тоже цапнуть Гора за ухо, а тот только этого и хотел, но нарочно дергался и вывертывался… А потом долго сидели и просто смотрели друг на друга с улыбкой – Король Арды и изгнанный своим учителем мальчишка-майа. И обоих их накрывала огромная крылатая тень…

- Ладно, - Гортхаур поднялся, - Мне здесь не место, в Валиноре вашем.
- Куда же ты пойдешь? – тихо спросил Манве.
- Не знаю…
- Останься…пока, - зачем-то попросил Манве – именно попросил, каким-то странным тоном. Ему почему-то казалось, что с уходом Гора порвется последняя ниточка, связывающая его с Мелькором.
Гортхаур с недоверчивым удивлением воззрился на него.
Манве не то чтоб не нравился ему – но Гор был подозрителен и осторожен от природы, а уж доверять кому-либо из Валар у него и вовсе не было никаких причин.
- На что я тебе, Манве Сулимо? – подчеркнуто холодно поинтересовался он.
- Сам не знаю, Гортхаур, - честно ответил Манве, и именно этот ответ почему-то подействовал на Гора успокаивающе. Если бы Манве начал трепаться о чем-нибудь наподобие примирения, вечной дружбы и мира на всей земле, Гор исчез бы тут же. Он не желал собственными руками надевать на себя ошейник с золотой цепочкой и вручать поводок кому бы то ни было из тех, кто жил в стане врага.
Но Манве не был похож на врага…совершенно.
Он любил Мелькора, это раз. Он, увидев Гортхаура в своих покоях, не заорал дурным голосом, призывая стражу – два. Он говорил с Гором без тени высокомерия и вообще обращался с ним как с младшим братом…три. И…Гору было совсем неплохо с ним – ну уж лучше, чем совсем одному – четыре.
Гор совершенно не понимал своих теперешних чувств к Манве. Когда-то он ненавидел его – по понятной причине. Потом, когда увидел в камере Мелькора – начал ревновать…потом жалеть… и все это было разбавлено, словно ледяною водой, изрядной дозой безразличия. А теперь то, что он к нему испытывал, нельзя было назвать и жалостью…это было какое-то более сильное и более странное чувство.
Гортхаур вдруг скривился, точно обрезавшись. Он осознал, что Манве просто-напросто очень нравится ему – и с каждой проведенной в его обществе минутой все больше и больше. И это было какое-то неудобное, почти болезненное чувство – дело в том, что это мешало Гортхауру, как прежде, делить мир на Тано – и всех остальных… Манве было далеко до Мелькора, но и среди всех остальных он больше не числился.
Гор был совершенно не готов к тому, чтоб выделить этому созданью, вчера еще чужому, какое-то особенное место в своем сердце – это просто произошло само собою, и без малейших усилий со стороны Манве. Тому-то уж не было никакого резона пытаться понравиться Гортхауру. Он и не пытался.
- Ты как-то странно смотришь на меня, Гортхаур…
- Ты все еще хочешь, чтоб я остался пока с тобой? – как-то нерешительно спросил Гор.
- Ну, собственно, да… Может, вместе мы что-нибудь придумаем, - высказался Манве – к несчастью, несколько раньше, чем успел обдумать эту фразу.
Гор невольно фыркнул, Манве смущенно улыбнулся: вот сморозил-то. Что-то они придумают, это точно. Пойдут и расскажут все законной супруге Владыки Мертвых, которая и так все знает, скорее всего. Или позовут Ниэнну и попросят ее прочесть Мелькору лекцию на тему, что в камере должно скорбеть о своих неблаговидных поступках, а не трахать тюремщика…
- Ох и влипли мы с тобой, Гор… - Манве сам не заметил, как впервые в жизни назвал Артано – Гортхаура – просто Гором.
- Это точно… Нет, всё-таки у него крыша уехала…
- А у Намо что уехало?!
- А Намо, на мой субъективный взгляд, никогда не отличался стабильной психикой, - выдал Гор, в свою очередь позабыв пользоваться своим подростковым жаргоном.
Манве искоса удивленно глянул на него, словно не узнавая.
- Странное ты создание, Гортхаур, ей-Эру…
- А что?
- Под дурачка зачем-то косишь… причем всю жизнь. Еще Ауле на тебя орал из-за этого, мол, слушать тошно…
- Ну, ты вспомнил, Ауле… Между прочим, Мелькор ковать получше твоего Ауле умеет…
- Да Мелькор у нас вообще суперзвезда, что уж там говорить…
- Звездюк, - буркнул Гор, - Псих ненормальный. Или, может, я для того через все это прошел, чтоб с разбитой рожей ходить, а?! Вот посмотри, на кого я похож! Шрам ведь останется…очень приятно.
- Шрамы только украшают доблестных майар. Так бы тебе сказал Тулкас. Но этого кретина мы спрашивать не будем. Ничего не останется, дай сюда рожу…
- Ё-моё! – присвистнул Гор, через минуту ощупывая свою по-прежнему гладкую и избавленную от фиолетовых оттенков физию, - Ничего у тебя выходит…
- Стараемся…
- Ну, так и от вас ведь какой-то прок должен быть?..

Вечером очередная атака Варды на беглого супруга резко сменилась отходом на заранее заготовленные позиции. Как и утверждал Манве, Светлая Элберет до смерти боялась мышей, даже тех, что не стремились наброситься на нее, а смирно сидели на плече ее мужа.
- Ну, готов, - стонала она, дрожа в объятиях вовремя подвернувшегося ей в коридоре Эонвэ, - Совсем тронулся… Зови Ирмо! Его лечить надо!!!
- А что случилось?
- МЫШЬ!!
- Где?
- Там! На нем!!!
Варда выглядела так, словно эта злосчастная мышь пыталась по меньшей мере ее изнасиловать в грубой форме, и Эонвэ, несколько встревожившись, решительно отцепил валаршу от себя и отправился разведывать обстановку.
Мышь, и впрямь, была в наличии, но размеров была обычных и агрессии не проявляла.
- Тебе чего? – холодно поинтересовался Манве.
- Э…у нас что, мыши завелись? – пробормотал Эонвэ, чувствуя, что снова попал меж двумя жерновами.
- Нет. Тараканы, - ответствовал Король Арды, - у тебя в голове. Пошел вон.
Эонвэ вышел.
Ему, честно говоря, было решительно наплевать на то, каким образом развлекается Король Арды – хоть с птичками, хоть с мышками, да пусть хоть ишака себе заведет, если погладить некого. Неврастеническая природа всех Валар давно уже не была для майа секретом. Но вот что сказать Варде, которая все еще охала в конце коридора, он не знал…
- Ну??
- Что? – тупо пробормотал Эонвэ, - Ну мышка… а чего, от них и вреда никакого нет…Пусть ее сидит…
- А ну прибей эту тварь, - прошипела Варда.
Эонвэ обморочно побледнел, пытаясь как можно быстрей принять решение о том, что является наилучшим: управляться с разъяренной бабой или с ее пока еще спокойным, но могущим прийти в неконтролируемое состояние супругом. И склонился в сторону мужской солидарности – но не из чувства этой самой солидарности, а, скорее, потому, что предчувствовал, что последствия гуляющего по дворцу урагана придется устранять ему.
- Светлая Элберет, - пробормотал Эонвэ, - Не надо его трогать…Я его боюсь!
- Кого? Мыша?!
- Манве.
- А чего его бояться?!
Да уж, тебе-то нечего, подумал майа. Но мне от этого не легче… Тем не менее, его слегка позабавила расстановка сил: Варда не боялась мужа, но боялась мышки, и потому не могла войти в комнату. Сам он мышки не боялся, но боялся Манве – и потому тоже не мог войти в комнату. Выходов было два: действовать объединенными силами – или же оставить двух этих паршивцев в покое. И он бы точно так и поступил, но Варда схватила его за рукав и решительно поволокла с собой…
- Эру Великий, - обреченно прошептал майа.
Король Арды встретил их, торжественно валяясь на ковре. Мышонок сидел у него на груди.
- Нуу, - сказал Манве, - То одна, то второй…то оба вместе. Вам что, делать больше нечего? Идите займитесь чем-нибудь… в прятки поиграйте, что ли…
- Слушай, ты, чучело гороховое, - прошипела Варда, скрываясь от мышиной угрозы за широкой спиной Эонвэ, - Если ты думаешь, что я собираюсь позволить…
- Как бы я хотел, чтоб вас обоих ветром сдуло, - мечтательно перебил ее Манве.
Мышь восторженно запищала, ибо желание Повелителя Ветров исполнилось. Немедленно.
Конец дня действительно походил для Варды и Эонвэ на несколько однобокую игру в прятки: Эонвэ, которого унесло в сад, старательно отсиживался там, прячась от Варды, Варда же, которую задуло почему-то в окно покоев короля Ингвэ, решила там и остаться, молясь только о том, чтоб сюда не занесло и Эонвэ, который явно стал бы третьим лишним.
- Всё, Гор, можешь перевоплощаться, Варда не вернется, - самодовольно заметил Король Арды, - А этот идиот сюда больше не сунется…Надеюсь, до утра мы от них избавились.
- Хы-хы, - раздалось из угла, - Клёво! Хорошо пошли…высоко…к ясной погодке, хы-хы!
Теперь Гор смотрел на Манве с неподдельным благоговением – ему всегда нравились эффектные штучки вроде этой, а эта, ко всему, была еще и чистой воды безобразием. Такого Гортхаур никак не ожидал от добропорядочного Мелькорова братца с такими добрыми голубыми глазками!
Манве уселся в кресло и, все еще самодовольно улыбаясь, поглядел на Гора, который ухмылялся во весь рот, сидя в уголке.
- Ну, чего ты в угол забился? – Манве вдруг хлопнул себя по коленке, - Иди уж сюда, звереныш ты этакий…
Гор не сразу, но подошел, и Манве, мягким жестом потянув его за руку, заставил его сесть к себе на колени.
- Я тяжелый, - буркнул Гор.
- Много о себе воображаешь. Хоть ты и повыше меня, все равно – легкий, как перышко.
- Мелькор говорит, что я еще расту.
- Наверное, - согласился Манве.
…Эонвэ был отчасти прав, когда в голову ему пришла мысль о том, что Манве не хватает кого-то живого и теплого, кого он мог бы гладить…и держать на коленях… и оберегать, как вот этого Мелькорова мышонка. Все, кто окружал Короля Арды, были слишком сильными, совершенными, самодостаточными – и к ним нельзя было вот так, запросто, прикоснуться. И потому Манве зачастую ощущал себя слабым, никому по-настоящему не нужным существом. Ночные ласки Варды были слишком сдержанны и холодны, чтоб Манве мог испытывать в них излишнюю потребность. Ему нужно было совсем не это. К слову, если б в жены ему досталась куда более мягкая Вайре, все могло бы быть по-другому…
Гор был теплым и действительно легким. И в самом деле походил – сейчас – на подобранного в студеную ночь и согретого звереныша. Он тихо, счастливо, уже совершенно доверчиво улыбнулся, когда Манве прижал его к себе и легонько потрепал по волосам.
…У Гора же было такое чувство, словно он каким-то невозможным образом вырвался из реальности и угодил прямиком в сумасшедший волшебный сон, насланный спятившим с ума и, возможно, тоже влюбившимся в Манве Вала Ирмо.
Мог ли ученик Мелькора представить себе, что ему когда-либо вообще случится влипнуть в такую благословенную галиматью?! Торчать в самом сердце Валинора, во дворце на вершине Таникветиль, и торчать при этом не в качестве боксерской груши Тулкаса или мишени Оромэ…а, прямо скажем, проводить часы куда более приятным и интеллигентным образом, сидя этак спокойненько на коленях у Короля Всея Арды…
Сидеть в обнимку с Манве оказалось неожиданно приятно. Гору нравилось трепетное тепло, исходившее от этого существа, нравилось ощущать на щеке его легкое дыхание, нравилась нежная рука с длинными пальцами, играющая с его волосами. А больше всего нравилось то, что Манве и не думал навязывать ему что-то большее, чем эта почти ни к чему не обязывающая близость. Мелькор не мог удержать себя от бесконечной игры «Ну, так кто здесь хозяин?» - и Гору приходилось поддерживать эту игру, иначе с Крылатым иногда было и не управиться…
С Манве было куда как проще.
Все еще смущаясь смотреть ему прямо в глаза, Гор разглядывал его лицо искоса – и с удивлением (хотя чему удивляться-то?) находил в нем черты, схожие с Мелькоровыми. Братья казались абсолютно непохожими лишь на поверхностный взгляд – сбивали с толку комплекция, разный цвет волос и глаз да еще те мимические особенности, которые зависят от характера. Но…эти тонкие линии бровей, разрез глаз, высокие скулы, чуть запавшие щеки…и, в особенности, очерк губ – стоило лишь приглядеться получше, чтоб обнаружить родственное сходство.
И оба так красивы, с замиранием сердца подумал Гор, но какою же разной красотой. С одним порой страшно, но от улыбки его нет спасенья, она у него как серебряный ключ от темных ворот моего сердца…с другим так легко – и так легко выбрать себе погибель: просто нырнуть вниз башкой в синее небо глаз и уснуть там на жемчужном облаке, пока Эру не разбудит…
- Хочешь, я расскажу тебе сказку, Гор? – заговорил вдруг Манве тихо и немножко грустно – ведь у Валар не бывает детей.
- Хочу, - так же тихо ответил Гор, тоже тихо и немножко грустно. Ведь ему никто никогда не рассказывал сказок.
- А о чем, Манве?
- О том творении Эру, о котором никто ничего не знает…
Гор навострил уши, по-прежнему не глядя Манве в глаза и удобно пристраивая голову у него на плече.
- А разве есть такие творенья, о которых никто не знает? Даже ты не знаешь?
- Есть, Гор… Так вот, слушай… Жили-были два крота – в норке под землей, как им и положено. И вот родились у них кротята – трое черненьких, а четвертый белый.
- Не бывает белых кротов, - пробормотал Гор.
- Ну, так я и обещал рассказать о том, чего никто не знает… Так вот, был это белый кротик, но поскольку кроты слепые, сам он ничего об этом не знал, и никто не знал, и родители его, и братья – никто. Да и потом, кроты ведь живут в земле, поэтому скоро его шубка запачкалась и стала такою же черной, как и у прочих…но все дело было не в этом. А дело было в том, что еще тогда, когда он и его братья сосали молоко у матери, стало заметно, что он какой-то не такой, как все остальные. Маленькие кротики, возясь возле брюшка мамы, терлись друг об дружку боками и спинками, а она, конечно же, постоянно их вылизывала…вот, она-то первая и почувствовала неладное. У одного из ее сыновей было на спинке что-то непонятное – два каких-то маленьких бугорка. Но она была добрая кротиха – и потому не сказала ни самому малышу, ни своему мужу-кроту о том, что этот кротик чем-то отличается от других. Только вот братья его тоже это почувствовали – и стали спрашивать:
- Что это с тобой такое, а?
Он не отвечал – да и откуда он знал… Отец услышал болтовню своих сыновей и самолично обследовал спинку белого кротика носом, языком и даже лапками. Кротята уже подросли – ну и бугорки на спине белого кротика выросли тоже.
- Что ж, - сказал отец-крот, - Я не знаю, что это такое…Может, это какая-то кротовья болезнь, и ты скоро помрешь. А может, это значит что-нибудь еще… Но ты – мой сын, крот, и кротом пребудешь, а на все остальное да будет воля Того, кто живет наверху (так кроты называли Эру).
Белый кротик принял слова отца к сведению и стал жить, как все остальные кроты – мокрая земля, спутанные корни, черви и личинки, норки и отнорки… Да только вот недолго у него это получалось. Ведь бугорки на спине все росли и росли – и стали в конце концов совсем большими, длинными и какими-то тонкими. Они мешали кротику копать землю, потому что с ними он не влезал ни в одну норку, которую мог прорыть своими лапами. Он старался рыть большие норы, но все равно ему было неудобно – отростки то и дело цеплялись за корни растений, камешки, застрявшие в земле, царапали их…
Иногда белый крот, как это делают все кроты, прокапывался на поверхность и высовывал свою усатую мордочку наверх: делал он это довольно часто, потому что все разумные кроты считают, что Тот, кто живет наверху, хочет видеть, как живут его подземные творения.
А кротов становилось все больше и больше, рождались новые и новые кротята, но таких, как этот, больше не появлялось. А у самого белого крота детей не было, потому что ни одна кротиха не хотела удостоить своим вниманием такое странное, уродливое существо. Была, правда, одна, которой нравились его запах, и его бархатная мордочка, и его усы, она отнеслась к нему с сочувствием и предложила:
- Послушай, если эти штуки так мешают, их ведь можно просто отгрызть!
Он сбежал от нее, потому что успел привыкнуть к «этим штукам» больше, чем к ее прикосновениям, и испугался боли – они и так уже все были изодраны, эти его «штуки»…
Белый крот знал от папы, для чего Тот, кто живет наверху, сотворил кротов. Не знал он только, зачем этот Тот сотворил такого уродливого крота, как он… И потому всякий раз, когда он высовывал на поверхность свою мордочку, он надеялся услышать, что Живущий наверху ответит ему, зачем он такой Ему понадобился. Но Эру и с Валар своими говорил нечасто – чего уж там было ждать какому-то кроту, пусть даже и белому… И тем не менее, это произошло. Другие кроты об этом так и не узнали, потому что все они в этот момент были под землей и не слышали, как Тот, кто живет наверху, ответил их уродливому собрату, так что Великого Кротовьего Чуда, о котором кротовьи менестрели сложили бы баллады, не произошло…
А ответил Он вот что:
- Вылезай из-под земли, невежливо ведь разговаривать через порог…
Белый кротик послушно вылез из своей норки, хоть и боялся всего, что могло ждать его наверху. Сидя на земляной горке, он почувствовал вдруг, что ужасные отростки больше совсем ему не мешают…
Подул ветерок, и белый кротик почувствовал вдруг, что его «штукам» нравится этот ветерок – они расправились и затрепетали…
Он и опомниться не успел, как ощутил, что его брюшко отрывается от земли…и вот лишь от земли остались лишь несколько влажных комочков, прилипших к его лапам…
Крот ужасно испугался, но поделать ничего не мог. Он даже не понимал, что происходит – он ведь был слепой, как все кроты…
- Что это?! – заверещал он, и Тот, кто живет наверху, ответил:
- Это то, для чего ты был создан Мной.
И больше белый кротик не слышал его голоса. Он летел – и чувствовал такое множество странных новых запахов, что ему казалось, что его носик уже огнем горит. Мир не пах больше ни корнями, ни личинками, ни сырой землей…он пах тысячью вещей, о которых он не имел никакого представления… и ему вдруг стало совсем не страшно, а весело…и он засмеялся. И еще смеялся тогда, когда жестокий порыв ветра шмякнул его о скалу, внезапно выросшую на его пути. Трупик белого крота с переломанными крылышками упал в глубокую черную расщелину. А поскольку произошло все это темной ночью, никто ничего так и не увидел – даже те, кто видит в темноте, если и видели, то приняли его за припозднившуюся белую птицу, они ведь такие маленькие, эти кроты…
- И всё?
- Что?
- Это всё?
- Да, Гор. Несуразная сказочка, и конец несчастливый…Но мне почему-то захотелось рассказать именно ее.
Гор взглянул на него плачущими, безжалостными детскими глазами:
- Но если этого никто не видел…то ты-то откуда знаешь?
- Фи, Гортахур, таких вопросов рассказчику задавать нельзя, - с улыбкой отозвался Манве, - «Если тот молчаливый эльф погиб в утренней битве, то кто же мог знать про его сон?», так, что ли?
- Но я ведь уже не ребенок…
- Не уверен, - мягко ответил Манве, - Впрочем, твоя правда, на ребенка ты уж не похож…
- Да я и сам не знаю, на что я похож…и буду ли на что-нибудь похож…Скорей всего, на твоего дурацкого крота…
- Надеюсь, что нет, - с улыбкой ответил Вала, - Послушай, а почему ты совсем не смотришь на меня? Вообще?
«Потому что потом, когда мы снова станем врагами, твои глаза будут мешать мне ненавидеть тебя…хуже того, они будут тянуть меня к тебе, где бы ты ни был, и я буду ненавидеть себя за это, а тебе будет все равно…»
- Ох, не ерзай, Гор!
- Ага, все-таки я тяжелый? Коленки затекли? – Гор неохотно покинул теплое и насиженное место и уселся на пушистый ковер. Манве тут же выбрался из кресла – он успел в полной мере оценить сей неудобный предмет мебели – и с удовольствием растянулся на ковре.
Гор, по-прежнему не желая глядеть ему в лицо, посмотрел на руку, ту, что недавно так глубоко зарывалась в его волосы, что по коже на затылке бежали приятные мурашки. Манве лежал на спине, расслабленно, как спящий, и кисть правой руки белела на сером ковре недалеко от Гора, как подбитая и уже смирившаяся со своей участью птаха…как рассыпавшийся крошечный островок снега на теплеющей апрельской земле… во всяком случае, Гор ощущал, что он не увидит этого больше, никогда, даже в снах. И именно поэтому – и ни по чему больше – Гору захотелось коснуться этой руки, взять ее в свою – потому что птаха все равно умрет, и сквозь пальцы сбежит ручеек из растаявшего снега. Больше всего на свете Гор ценил возможности, дарованные мгновением – именно потому, что они уникальны и неповторимы.
Гор взял руку Манве в свою, и – удивительное дело – горячая его ладонь ощутила словно бы горсть ломких сосулек…апрельский лед, ничего удивительного.
- Манве, - голос Гора был тише, чем сон, крадущийся в комнату на цыпочках, - Тебе холодно, что ли?..
- Да, - отстраненно отозвался Вала, - Наверно, да…
В забытой этой комнатушке камин не горел уже давно, а Манве, ухитрявшийся в ней ночевать, как-то ухитрялся и не мерзнуть при этом – во сне его прекрасно согревало невидимое, пышущее жаром тело Вала Мелькора, а даже если бы это было и не так… Манве знал, что такое ледяной ветер, и холод не доставал его почти никогда. Он был Вала, Владыка Воздуха, Повелитель Ветров, и, по сути, его телесная оболочка не должна была вообще испытывать физических дискомфортов…но Эру судил иначе. Манве отлично знал, что такое боль, усталость, голод… а вот теперь к этому списку прибавился и холод. Гор с изумлением наблюдал, как по белой шелковой коже стадами пасутся мурашки.