mister_Koen все записи автора Часть I. Манве

Я отправлял на смерть людей
вроде бы с бессмертной душой, которые
выглядели куда как более тупыми
в сравнении с этой мышью.
«Зеленая миля»
Как голубь из редеющего мрака…
(Китс)

Намо начинал уставать от своего узника.
Днем и ночью из узкого каменного колодца раздавался леденящий душу гром цепей и хриплые вопли.
Содержание воплей оставляло желать лучшего: то это были проклятия, да с такими словесными наворотами, что Владыка Мертвых непривычно краснел, то песенки похабного содержания, то такого же содержания стишки – очевидно, собственного Мелькорова сочинения. Стоило ему услышать звук шагов Намо, он тут же начинал свое выступление – всякий раз с того самого места, где прервал его в прошлый. Вот и теперь из каменной ямы неслось:
- Над землею вьются тучи –
ЗНАЧИТ, МАНВЕ ВАРДУ ДРЮЧИТ!
Глупый смех, как гром, грохочет –
ЗНАЧИТ, ТУЛКАС ТОЖЕ ХОЧЕТ!!
И тэ дэ и тэ пэ. Трудно было сказать, кого из Валар Мелькор еще не упомянул в таком контексте, хотя любимыми его персонажами были именно эти трое.
- ОЧЕНЬ СКРОМНЫЙ ПАРЕНЬ НАМО
Ходит тихо, смотрит прямо…
Та-ак, подумал Намо, та-ак…
- Ну ты, - крикнул он, свесившись в каменную яму, - Продолжай!
- А НОЧАМИ ТИХО ДРОЧИТ –
Знать, никто его не хочет… - нагло раздалось из ямы, - Давай, спускайся, моя лапочка, получишь то, о чем мечтаешь!..
- Сомневаюсь, - ответил Намо, - А вот кто-то другой, кажется, сегодня получит плетью по заднице… за неумеренную страсть к плохой поэзии!
- Сомневаюсь, - откликнулся Мелькор в его тоне, - Мне пожрать сегодня дадут или нет?!
- Извинишься – дадут.
- А вот хрен тебе в рот!
- Как знаешь. И можешь прекратить рвать глотку – я ухожу. Ты меня утомил.
- Пока, мой сладенький!

Совершенно безнадежный экземпляр, думал Намо. Совершенно.
Он шел по длинному коридору, направляясь к своим покоям, когда перед ним замаячил вдруг один из его безымянных майар – в Мандосе их было несколько, и все похожи и на лицо, и по характеру – тихие, исполнительные, с глубокими скорбными глазами, в одинаковых темно-синих, почти черных одеждах.
- Тебя ожидает Король Арды, мой повелитель, - прошелестел майа и отступил к стене, освобождая дорогу. Намо поблагодарил его коротким кивком.

Манве был бледен и мрачен, его мордашка словно бы осунулась. Намо с сочувствием поглядел на него:
- Что с тобой?
- Ничего, - быстро ответил Манве, - Как он?
- Ты о Мелькоре?
- Да, да.
- Ведет себя хуже некуда, - усмехнулся Намо, - И…если такое называется искренним раскаянием, то зови меня сарделькой!
- Почему именно сарделькой?.. И что он там делает?
- Материт всех нас – и особенно тебя - на все корки, сочиняет похабные песенки, мастурбирует, пристает к тем, кто приносит ему еду, а вчера расковырял какую-то свою рану и кровью – видел придурка? – написал на стене: «НАМО – КОЗЕЛ»…
- Ооо, - сказал Манве, сдвинув тонкие брови, - И что же?
- Пришлось послать к нему пару майар покрепче, которые всыпали ему горячих и заставили вымыть стену… А сегодня он тоже отличился – почему и остался без ужина.
От Намо не укрылось, как сжались у Манве губы и дрогнули ресницы.
- Ты его жалеешь, - без осуждения сказал он.
- Да, - согласился Манве, опустив голову.
- Ты поразительно мягкосердечное создание…для Короля Арды.
- Может быть… А могу я его увидеть?
- Тебе не нужно спрашивать моего разрешения, Король, - удивленно откликнулся Намо, - Идем… Но учти, что это расстроит тебя еще больше…

- О-о, кого я вижу!! - глумливо заорал Мелькор, - Братик, ты по мне соскучился? Я – так ужасно…Ночами мне ужасно не хватает тебя, а точнее – твоей задницы! Может, спустишься, займемся кое-чем?!
У Намо перехватило дыхание.
- Мелько, прекрати, пожалуйста, - Манве побелел от обиды, на глазах у него выступили слезы, но он сдерживался, - Это все неправда!..Зачем ты говоришь мне гадости?
- Уж тут-то что хочу, то и буду говорить! Спустись и заткни мне пасть, маленький подонок!
- Мелько!..
- Что-с?..А ты скверно выглядишь, Манвик, да, очень скверно…НЕДОЁБ сказывается? Иди сюда, исправим это дело…
Намо глянул на Манве – тот, казалось, был близок к обмороку.
- Позволь мне разобраться в этом вопросе, Король, - спокойно сказал он, снимая с пояса связку ключей от решеток. Манве вяло, непонимающе кивнул, привалившись спиной к черной колонне.
Намо спускался вниз по щербатой лестнице, сопровождаемый хриплым хохотом Крылатого. Отпер последнюю решетку. Вошел.
Мелькор, валяющийся на мокрой соломе, даже не шевельнулся, продолжая ухмыляться:
- Намо, я так рад, что соблазнил хоть тебя…Иди ко мне скорей…А братик мой пусть смотрит и завидует…
- Слушай, ты, ублюдок, - очень тихо сказал Намо, глядя в нахальные серые глаза, - или ты сейчас извинишься перед ним…
- Или что?..
- Или узнаешь, что, но тогда тебе уж никто не позавидует…
- Испугал, - процедил Мелькор, откидывая с глаз засаленные светлые лохмы, - Да чтоб я перед своей подстилкой изви…
Он не успел договорить – Намо коротко и сильно врезал ему сапогом поддых. Вцепившись в отросшую светлую гриву, заставил сложившегося пополам Мелькора поднять лицо – и от души добавил кулаком в глаз.
Мелькор мешком рухнул на грязный пол, кашляя и хрипя. Кровь из рассеченной брови заливала глазницу.
- Еще? – поинтересовался Намо.
- Отъебись, тварь…
- Намо! – послышался сверху испуганный, дрожащий голос Манве, - Не надо! Пожалуйста!
- Благодари его за то, что я тебе мозги из ушей не выдавил, говно, - тихо и брезгливо бросил Намо скорчившемуся на полу Мелькору, - И больше не испытывай моего терпения… Только открой еще раз пасть, когда тебя не спрашивали!..
- Мелько, ты в порядке? – голос у Манве был встревоженный.
Но Крылатый уже более-менее очухался и, состроив жалобную мину, что с окровавленною рожей было несложно, ответствовал:
- Видишь, братик, как со мной обращаются? Не кормят…бьют…
Намо меж тем поднялся и запирал последнюю решетку.
- Зачем ты так, Намо? – тихо спросил Манве.
- Он оскорбил тебя, разве нет? – невозмутимо ответил Владыка Мертвых, - Мне было не слишком приятно это слушать… Пойдем отсюда, иначе он вообразит, что мы намерены потратить на свидание с его драгоценной персоной весь день, и опять начнет выпендриваться…
- Пока, Мелько, - бросил Манве в каменную яму.
- Надумаешь потрахаться – приходи, - донесся оттуда насмешливый ответ.
- Я же говорил, - пожал плечами Намо.

- У меня к тебе серьезный разговор, Намо, - Манве все еще был бледен, и его легонько трясло от услышанного и увиденного.
- Слушаю тебя…Да ты садись, а то уж больно у тебя нездоровый вид…
Манве послушно уселся в кресло. Намо пинком придвинул другое и тоже сел. Поглядел на пальцы Короля, намертво сцепленные в «замок», на прилипшую ко лбу черную прядку, на остановившиеся глаза… Такие же, как во время суда над Мелькором… Намо было жаль Манве – и тогда, и теперь. Ни тогда, ни теперь Король не считал нужным скрывать свои чувства, и это не могло оставить Намо равнодушным, бередило душу. Если б Король был чем-то вроде Тулкаса, тогда б еще туда-сюда, но Манве был таким маленьким, хрупким, с виду совершенно беззащитным созданьем, что несчастный его вид вызывал у Намо щемящее чувство жалости, и Владыка Мертвых интуитивно ощущал, что лучше временно забыть об официальности.
- Манве. Успокойся, - ласково произнес он, протянул руку, чтоб погладить Манве по волосам – и вовремя заметил на костяшках пальцев пятнышки крови Мелькора. Неловко стер кровь другой рукой. Манве словно бы не заметил этого.
- Да нет, я в порядке, Намо…Послушай меня…
- Я слушаю, слушаю.
- Не надо с ним так обращаться. Это не даст результата…Жестокостью не победить жестокость… Он только озлобится еще больше, он ведь такой гордый, упрямый… Ты ломаешь его… Почему бы тебе не поискать другой ключ к его душе?
- Ты имеешь в виду сострадание, да, Манве?
- Да.
- Обращаться с ним мягче? Снять с него цепи? Кормить его обедами из трех блюд? И молча, со снисходительной улыбочкой сносить его выходки? Так, что ли?.. И ты, милый мой, считаешь, что от этого он станет лучше? Ты действительно так считаешь?..
- Я верю в это, - прошептал Манве, - Почему-то.
Он поднял голову и с какой-то непонятной надеждой посмотрел в бездонные глаза Владыки Мертвых… и надежда эта была такой отчаянной, что у Намо разгладилась суровая складка меж бровей, но тон остался прежним:
- А я – нет. И могу обьяснить тебе, почему. Теперь ты послушай меня, Манве. Внимательно послушай.
И Намо начал свой рассказ – голос его звучал глуховато и спокойно, очень спокойно, хотя в черных глазах то и дело вспыхивали искры. Он рассказывал Манве о том, как Мелькора привезли в Мандос – израненного и избитого. Как он сам – Намо – повелел перевязать ему раны, прежде чем заточить в каменный колодец… И как отблагодарил его за это пришедший в себя Крылатый – плевком в лицо да шипением: «Убирайся, некрофил, я еще живой!» Как майа, посланный отнести ему еду, запропал едва не на час и вернулся в слезах, с вывихнутой рукой и в изодранной одежде, а на расспросы не отвечал ни слова, покраснев и захлебываясь рыданиями…
Как сам Намо, спустившийся к узнику, чтоб выяснить, ЧТО произошло, получил цепью по лицу, едва успев зажмуриться…После этого цепь пришлось укоротить так, чтоб Мелькор не смог воспользоваться ею как оружием.
- С самого первого дня он ведет себя, как бешеный пес, которому все равно, кого кусать, - подвел итог Намо, - Он ненавидит весь мир – вот и все, что он чувствует… И понимает только один язык – тот же, на каком говорит сам. Язык жестокости. Язык боли. И вот это создание ты предлагаешь мне простить и полюбить?.. Может быть, я слишком жесток и черств, может быть, я недостойный Вала, но на это я неспособен, Эру мне свидетель!
- Он ведет себя так, потому что ему плохо…он чувствует себя униженным…
- Послушай, Манве! Или ты оставляешь ЗА МНОЙ право решать, как вести себя с этой тварью, или забирай его ко всем балрогам в свой Валинор и делай там с ним, что хочешь! Только помни – сколько бы ты не вытирал ему сопли, в благодарность получишь кучу дерьма на гнутой лопате! – вспылил Намо. И тут же пожалел об этом.
Несчастный подросток моментально исчез – теперь в кресле сидел Король Арды, и ледяные его глаза смотрели на Намо так, что Владыка Мертвых почувствовал себя провинившимся ребенком.
- Не смей со мной так разговаривать, Намо, - процедил Манве, - И оставь, пожалуйста, ЗА МНОЙ право решать, следует ли тебе впредь избивать ногами беспомощное существо, закованное в цепи!
- «Беспомощное»! Ты что, не слушал меня?
- Я слышал тебя. Но и видел то, что случилось сегодня. Он даже не пытался ответить тебе ударом на удар!
- Он ломал из себя несчастную жертву! И это было представление специально для тебя, неясно, что ли?!
- Он и есть несчастная жертва, Намо, - тихо сказал Манве.
- Своей дурости?
- И своей дурости тоже… В общем, не стоит об этом. Не хочу спорить с тобой…
- Мой Король, - Намо слегка побледнел, но голос его тем не менее звучал весьма решительно, - я не большой любитель избивать кого-то ногами или чем еще, но если этот кто-то будет продолжать набрасываться на меня либо на моих майар, я БУДУ его наказывать за это, нравится тебе это или нет. Я не намерен поощрять подобное поведение и не желаю проводить свои дни, упиваясь собственным милосердием настолько, чтоб не замечать отсутствия у себя глаз или яиц… Попытки оставить меня и без того, и без другого уже имели место и в конце концов увенчались бы успехом, если б я не усвоил простую истину: тот, кто входит в клетку бешеного зверя без палки, рискует быть растерзанным…
- Я готов доказать тебе, что это не так, Намо, - пробормотал Манве, - Но не сегодня… Сегодня я…плохо себя чувствую. И изрядно запутался в своих мыслях… Сейчас я уйду… а когда вернусь…ладно. Позже… Не провожай меня, не надо. Да, вот еще что – если ты не можешь быть с ним добрым всё время, будь хотя бы раз в неделю… Я прошу тебя, Намо!

Тебя трудно понять, Манве, думал Намо. Ты так дорожишь своим достоинством…и в то же время готов сносить жестокие оскорбления от этого злобного щенка. Как женщина, по уши влюбленная в подлеца, прощает ему оплеухи и измены…

- Эй, Намо?
- Чего тебе?
- Подбери рифму к слову «хуй».
- Ты достал меня, Мелькор. Ты однообразен.
- А чем мне еще заниматься – тут никого нет, кроме меня и моего хуя…
- Не мучайся с рифмой, подбери синоним, и всё.
- Синоним? Да ну, это слабо. Мне хочется именно про хуй сочинить… Он у меня вполне достоин того, чтоб воспеть его в длинной красивой балладе…Смотри, какой красавец, да?
- Мелькор, я не собираюсь говорить комплименты твоему члену. Не затем пришел.
- А зачем?
- Манве просил узнать – не нужно ли тебе чего-нибудь?.. Мы с ним посоветовались, и я решил, что раз в неделю можно позволить тебе что-нибудь… этакое.
Мелькор пружинисто подскочил, сразу забыв о своих поэтических мучениях:
- Конечно, нужно!! Так! Записывай! Бочку сидра. Лучше две. Жареного порося. Самого Манвика – желательно без этой голубой шелковой дряни и с куском мыла. И насрать тебе в сапоги. Получив все это – в особенности возможность насрать в сапоги - я обрету великое счастье и сразу раскаюсь во всех своих пакостях…
- Так, по пунктам. Насчет сапог – насри в свои, дешевле обойдется. Манвика тоже предоставить не могу – он занят, понимаешь ли. Король Арды, как-никак. Порося целого – лопнешь. А две бочки сидра…после этого ты, опасаюсь, мои чертоги разнесешь к такой-то матери….
- Ну вот, - Мелькор скорчил обиженную мину, - Так я и думал, что ты меня подразнить пришел…
- Почему же подразнить?..
Через некоторое время узник, к своему глубочайшему удивлению, получил-таки кусок жареной свинины и здоровенную кружку сидра. Намо самолично принес ему все это.
- Не отравлено? – хмыкнул Мелькор. Ноздри у него затрепетали: мясо распространяло дивный аромат, из кружки замечательно разило грушей.
Намо даже не удостоил этот пассаж ответом. Поставив поднос на пол, он отпирал решетку. Из-за пояса у него торчала рукоятка плети с залитым свинцом кончиком – очень знакомая кое-кому штука.
- На, держи… Поднос, тарелку, кружку вернешь. И без глупостей.
Намо присел на ступеньку лестницы, явно намереваясь дождаться возвращения названных предметов.
Глаза у Мелькора вспыхнули, и он принялся жрать так, что за ушами затрещало. Свиные хрящики так и хрустели на зубах, подбородок заблестел от жира.
- Не торопись, - посоветовал Намо, - Подавишься ведь. Или запивай, что ли…
Мелькор воспользовался советом – хлебнул из кружки.
Скоро тарелка была чиста, словно ее вылизали, а кружка опустела. В серых глазах затлели сытые огоньки.
- А спасибо где? – поинтересовался Намо.
- Ну, спасибо, - сытый и слегка окосевший Мелькор казался благодушным…или просто не хотел портить себе удовольствие очередной стычкой с тюремщиком.
- Кружку и тарелку – на поднос, поднос на пол. А сам – на место.
Мелькор поставил поднос куда было сказано и буркнул:
- «На место»? Я не собака, кажется?
- Не собака. Хуже. Убирайся, я сказал.
- Боишься ты меня… - хмыкнул Мелькор, не двигаясь с места. Все-таки он закосел, подумал Намо, и ни о каком благодушии даже речи нет. Видимость. Одна видимость…
- Да подойди, не бойся! Не сожру я тебя! Ты ж не свинина, тобой травиться только… - ухмылялся Крылатый.
Намо пожал плечами и вытянул из-за пояса плеть:
- Отойдешь, нет?
Не сводя сузившихся глаз с плети, Мелькор отступил на пару шагов назад и буркнул:
- Не надо, убери… Не хочу я с тобой связываться…
- Когда ты, Мелькор, научишься просто понимать, что тебе говорят? Без этой штуки? – спросил Намо, поднимая с пола поднос, - Неужели тебе нравится то, что с тобой обращаются как с бестолковой злобной зверюгой, а?
- Это тебе нравится так со мной обращаться, - заявил Мелькор, усаживаясь на кучу соломы в углу, - Тебе, понимаешь?
- Ты же сам вынуждаешь…
- Ни хрена подобного. Сегодня ты первый меня опустил ниже плинтуса, скажешь, нет? Не знаю пока, нравится ли мне быть жертвой – а вот тебе определенно нравится иногда чувствовать себя палачом…
- Чушь, Мелькор.
- Ха-ха, чушь? У твоей плетки кончик свинцом залит! Где ты ее взял? Специально заказал в мою честь?.. Тебе нравится иногда поиздеваться над кем-нибудь, Намо, не отрицай этого, и я тебе очень кстати подвернулся, потому что со мной это можно вытворять безнаказанно – все равно кругом виноват буду я, проклятый злобный ублюдок! – заорал Мелькор.
- Успокойся! – рявкнул Намо, изрядно выбитый из колеи. Его бледное лицо залилось краской.
- А если не успокоюсь? Выпорешь?!
Прикусив губы, Намо вышел из клетки, грохнул подносом об пол, принялся возиться с замком. Мелькор следил за ним, сидя в своем углу – напряженный, как зверь перед прыжком.
Поднимаясь по лестнице, Намо не обернулся. И не увидел, как Крылатый вдруг обмяк, уронил голову на руки, и по чумазой щеке его медленно поползла слеза.

«Тебе нравится иногда поиздеваться над кем-нибудь…»
Намо не мог заставить себя забыть эти слова Мелькора, как забывал обычно его глупую оскорбительную болтовню, потому что это было сказано всерьез. Даже слишком всерьез.
«Он обвинил меня в жестокости… - в смятении думал Намо, - И не просто в жестокости, но в способности наслаждаться чужими страданиями! И это задело меня, но не так, как задевает обвинение совершенно несправедливое…Он…да, он словно осветил свечой маленький грязный уголок моей души… Именно так я себя почувствовал, Эру, да что ж это такое? В моей душе живет крошечный палач? Это так? ЭТО ТАК?!»
Намо старался всегда быть честным перед самим собою.
«Да, это так, - прозвучал в его мозгу холодноватый голос совести, - вспомни, что случилось после того, как он попытался выбить тебе зенки своей цепью… Ты вызвал Ауле, цепь укоротили так, что его запястья оказались на расстоянии фута друг от друга. Такой цепью уже не размахнешься…А потом…потом ты приказал одному из майар – кстати, именно тому, которому он вывихнул руку - держать его за цепь, а сам чуть не полчаса лупцевал его плетью по голой спине – и это доставляло тебе удовольствие. Ты «выбивал дурь» - какие благие помыслы… Поначалу он осыпал тебя ругательствами и жуткими проклятиями, а потом – когда на спине не осталось белого места – просто кричал и кусал губы… И сутки после этого не вставал…ничего не ел…ни слова не говорил…Рубцы от плети вспухли и, должно быть, зверски болели, сковав все тело неподвижностью лучше любых цепей…»
«Если в моей душе живет палач – это ОН, Мелькор, поселил его там», - подумал Намо, пытаясь оправдаться перед собою.
«Неправда, Намо… Он не хозяин твоей душе… Да и ты ей не хозяин, если не смог изгнать из нее палача. У тебя ведь был выбор?!»

Три дня Намо, обуреваемый сомнениями и муками совести, не мог заставить себя пойти проведать Мелькора. Допрашивал о его состоянии майар, носивших ему еду. Они боялись агрессивного узника, но и смущались ходить к нему не в одиночку, показывая свой страх перед ним. Поэтому доставка Мелькору еды производилась крайне торопливо: отпереть решетку, протолкнуть миску и кружку, тут же запереть решетку – и все это не отрывая настороженного взгляда от Мелькора, который с ухмылкой наблюдал за этой трусливой суетой.
- Он не буянит, - ответил майа, кстати, снова тот самый, пострадавший когда-то от похоти Крылатого, - Просто сидит и смотрит… Он говорил со мной.
- И что же он говорил?
- Спросил, как меня звать. Я ответил, что нам имена не нужны. А он сказал, что имена не нужны тем, кого на свете-то нет, - майа смущенно опустил темноволосую голову, - Он сказал, что может придумать мне имя, если…
- Если что?
- Мой повелитель, - язык у майа заплетался от смущения и страха, - Я не могу повторить…
- Или повторишь, или получишь у меня, - громыхнул Намо.
- Он сказал – «если у Намо фантазии не хватает»…Прости, это не я, это он сказал!
- Вам – имена – не нужны! Повтори.
- Нам – имена – не нужны…
- Свободен.
Другой майа на следующий день доложил:
- Он поймал мыша.
- И теперь его мучает? – усмехнулся Намо.
- Нет…разговаривает с ним…
- Тронулся, что ли?
- Не похоже, мой повелитель…
На третий день тот же майа известил Намо, что «Мелькор какой-то правда странный стал, улыбается и вообще».
И Намо не выдержал. Этого зрелища он пропустить не мог.

Мелькор лежал на соломе. Рассеченная бровь уже засохла, кровоподтек вокруг глаза пожелтел. А на груди у него действительно сидела дымчато-серая мышка, самая обычная, маленькая, с черными глазками и голым хвостиком.
- Добрый вечер, - сказал Намо.
- Добрый, - отозвался Мелькор.
- Зачем тебе эта гадость, скажи на милость? Они тут расплодятся и тебе же уши отгрызут…
- Кто расплодится? Это он. Самец. И вовсе он не гадость. Я бы сказал, что он куда более приятен в общении, чем иные Валар. Во всяком случае, он еще ни разу не оскорбил меня и не пытался дать мне в рыло… - с удовольствием откликнулся Мелькор, - И все равно я скучал по тебе, Намо… Где это ты запропал? Увлекся дрочкой? А сейчас пришел вдохновиться для следующей серии – полюбоваться на мою прекрасную полуобнаженную фигуру?..
- Опять начинается, Мелькор?.. Надоело.
- Ладно, ладно, пошутить уж нельзя. Кстати, о фигуре – мне холодно в этом рванье, между прочим… Хоть одеяло выдай, что ли.
- На следующей неделе. А то жирно будет – столь часто выполнять твои прихоти… Да, и учти – если я увижу эту твою маленькую тварь где-нибудь помимо твоей камеры – пришибу.
- Чего от тебя и ждать-то… Слышал, малыш? – обратился Мелькор к мышонку, - Будь осторожен с этим здоровым парнем. Все свободное от дрочки время он посвящает охоте на бедных маленьких мышек…
Глаза у Крылатого были теплыми и веселыми. По-настоящему.
Да хрен с ним, подумал Намо, пусть играется… если он вообще способен на добрые чувства – пусть проявляет их хоть по отношению к мыши…кто знает, может, эта мышь послана ему самим Эру, дабы влить в его дикое сердце хоть крошечную каплю тепла…

В каменном колодце не было ни дня, ни ночи. Было время, когда появлялись майар и Намо, и время, когда не появлялся никто. Это время Мелькор и считал ночью.
Ночь он любил больше, хотя днем его отчасти развлекали перепалки с Намо и попытки разговорить его пришибленных майар. Ночами Мелькор был один…и мог говорить действительно что вздумается. Долгие разговоры с самим собой спасали его от отчаяния и тоски. Иногда он говорил не то что бы с собой – он обращал свои монологи то к Манве, то к Гортхауру – к двум существам, которых любил. Но Гортхаура-то он продолжал любить и до сих пор…
- А ты – маленький трусливый предатель, Манве… Ты сам не знаешь, чего хочешь… Я помню твои бегающие глаза. Кого ты боялся? Кого, скажи? Остальных? Кого может испугать витрина с куклами?..
Мелькор не хотел признаться самому себе, что ему жаль брата, и убеждал себя, что ненавидит его. Так было менее больно.
…- Где ты сейчас, Гор, маленький мой?..
Мышонок всё сидел на его груди, его глазки блестели, как две капельки смолы. Мелькор поглядел на него затуманенными глазами, попытался погладить, но зверек, вильнув хвостиком, вдруг соскользнул в солому, слегка царапнув коготками его лохмотья, и скрылся из глаз.
Мелькор улыбнулся. Никого у него не осталось, кроме мыши…но никакая мышь не проживет триста лет.
И тут в дальнем углу послышалась какая-то возня – мышь была слишком маленькой, чтоб так шуметь. Мелькор тут же приподнялся на локте и уставился туда, и глаза его полезли из орбит.
Этот была не мышь.
В углу корчилось что-то большое…темное…
- Я сплю, - сказал Мелькор и больно ущипнул себя за руку.
- Нет, не спишь, Тано, - отозвалось существо в углу, выпрямившись и шагнув вперед.
Мелькор только бессильно откинулся на солому, разглядывая существо сквозь горячую радугу, повисшую меж ресниц. Высокая и тонкая фигура в черном… похудевшая бледная мордочка с огромными миндалевидными глазами, черно-золотыми, как уголья в костре… смоляная с просинью дикорастущая грива…
Мелькор утратил дар речи. Он до сих пор боялся проснуться. Спугнуть видение. Утратить уже утраченное.
Гортхаур подошел и опустился возле него на колени. Мелькор слепо зашарил, ища его руку, глядя ему в глаза безотрывно, как сумасшедший звездочет – на новую звезду. Тонкая изящная кисть утонула в лапе Мелькора – теплая, живая, дрожащая…Мелькор сжал эту руку почти до боли…
- Ты никак не поверишь? – прошептал Гортхаур, - Это же я… Правда – я…
- Мышка, - бормотал Мелькор, глупо улыбаясь и давясь слезами, - Мышка… Тебя могли растоптать…сожрать…или поймать в эту, как ее? – щелк! – в мышеловку!.. Ненормальный…рёхнутый ребенок… Это же страшное место! Сюда ни одна тварь живая по доброй воле не… иди, иди ко мне...
Гортхаур уронил голову ему на грудь и тихо заплакал. Он и впрямь натерпелся страху на пути сюда – но тем светлей было нахлынувшее облегчение.
Мелькор, умирая от счастья, запустил лапу в густую гриву, легонечко трепал ее, ласково подергивал ученика за ухо – как раньше. Гортхаур тихо посапывал, млея от этих прикосновений – как раньше…
- Я теперь буду с тобой, всегда, - бормотал Гор, - Днем буду мышью, мне так меньше еды нужно…
- Да…да… Ты расскажи мне – что там? В Арде?..
- Там зима…Тебя что, даже гулять не пускают? Да? Там зима – и снег – и красиво. Деревья спят, а на них сидят большие, большие черные вороны, перекликаясь, словно часовые. Иней по утрам так блестит, что глазам больно, самые тонкие веточки как стеклянные…А воздух – не надышишься! хрустит и щиплется, щеки сразу краснеют… и снег хрустит, когда по нему идешь. Эльфята строят снежные домики… Ты-то расскажи, как ты?
- Как видишь…
«Что ж я тебе расскажу? – думал Мелькор, - Что я тут вижу? Неразличимые лица и расширенные от испуга глаза майар… кислая похлебка…плеть Намо… Ах да, Манве недавно удостоил визитом… Зачем тебе все это знать? Ты расстроишься…а я меньше всего на свете хочу тебя огорчать, мой маленький…»
- Сам все увидишь…не будем о грустном, Гор…
- Не будем, Тано…
- У нас мало времени – потратим его с толком.
- Да, - Гор улыбнулся, нежно, как почти никогда не улыбался раньше. Мелькор никогда не скрывал, что любил его в том числе и за строптивость и своеволие…но сейчас для строптивости не было места.
- Твое сердечко оттаяло, Гор? Раньше я и не мечтал, что ты подаришь мне такую улыбку…Или это ты из жалости? – легонько поддел ученика Крылатый.
- Нет, Тано. Не из жалости…из любви.
- О, это разные вещи…
- Совершенно разные…
- Я бы обнял тебя, малыш, да цепь эта сраная… ну да ладно…
Мелькор принялся неторопливо, без жадности, без спешки целовать ученика в полураскрытые губы. Гор лежал, растаявший, теплый, растрепанный, с влажно блестящими глазами, ощущая сквозь рубашку горячую тяжесть руки Учителя и холод металла… Скоро эта рука расстегнет пуговицы на его груди, потом ремень на брюках, и сознание Гора начнет туманиться, тонуть в красном мареве… а потом Мелькор попытается, конечно, перевернуть разомлевшее тело ученика на живот и…
- Пожалуйста, не надо, Тано, - жалобно прошептал Гор, когда этот момент наступил.
- Ну, как всегда, - Мелькор не разозлился, просто криво улыбнулся, - Гор, в моих глазах ты претендуешь на звание Железной Целки… Ну, сколько можно этого бояться?
- Ну пожалуйста…прости, я не могу… не надо… - в глазах Гора блеснули слезы – от стыда и жалости к себе и к Учителю.
- Успокойся, глупышка, что я тебя, насиловать буду, что ли?.. Не реви только.

Намо не мог надивиться на метаморфозу, произошедшую с Мелькором.
Он больше не домогался до майар, не орал, как чокнутый попугай, не сочинял похабных стишков и даже не поминал нехорошими словами Валар.
Казалось, ему просто нет ни до чего этого дела.
Целыми днями он возился со своим мышонком – и даже не замечал, что Намо начал входить в его клетку без плети.
Иногда Мелькор даже спал целыми днями, пробуждаясь только для еды.
- Эй, Мелькор? Ты, кажется, просил тебя переодеть?
- Если можно – то и помыться…У меня скоро вши заведутся в твоей помойной яме, Намо.
- Хм… Задачка… Бузить не будешь?
- Не-а, - спокойно отозвался Мелькор, - Это не в моих интересах.
- Приятно послушать разумные речи…Ладно, в награду за хорошее поведение – так уж и быть…
В целях помывки Мелькора пришлось извлечь из ямы – это было куда как легче, чем спускать туда бадью.
Крылатый с видимым удовольствием содрал с себя полусгнившие лохмотья и предстал перед Намо в своей первозданной красе, слегка подпорченной шрамами, боевыми и позднейшими, появившимися как закономерный результат дурного поведения. Плюхнувшись в здоровенную лохань с теплой водой, он даже прижмурил свои серые зенки, засиявшие от удовольствия. Долго отмывал волосы, сбившиеся от грязи в колтун.
- Намо, а Намо?
- Чего тебе?
- Спинку потрешь несчастному созданию?…у меня, как видишь, руки скованы…
- Да черт с тобой, тоже мне проблема, - буркнул Намо.
- Тише, силища-то дурная! У меня там сам видишь что… Твоя же художественная роспись…
- Я б тебя еще не так расписал, если б ты ухитрился в тот раз не промахнуться своей цепью…
- Не, не расписал бы. Без глаз-то…
Одеть Мелькора оказалось несколько сложнее, чем вымыть. Если штаны проблемы не составили, то с рубахой было неясно что и делать. Пришлось призвать Вайре, которая аккуратно распорола рукава по шву, а потом зашила – уже на Мелькоре.
Довольная рожа Крылатого, который в этот раз и слова дурного не произнес, тронула даже Намо, который – да ладно уж – опять принес узнику жареную свинину с сидром.
- Вот спасибо, - без напоминаний поблагодарил Мелькор.
Вымытый, одетый в чистое, досыта накормленный, Мелькор выглядел уже не как бандит с большой дороги. Его грива посветлела, распушилась, глаза утратили колючее выражение. Намо даже пожалел, что эту картину не видит Манве – вот бы порадовался…
- Хм, а ты у нас, оказывается, красавчик, Мелькор!
- Тоже мне новость. Да по мне сам Король Арды сохнет… А тебя, Намо, моя сексапильная внешность не возбуждает?..
- Нисколько.
- А комплименты делаешь…и глазками стрелял кой-куда, я видел…
- Ты опять?! – побагровел Намо.
- Да ладно, ладно, молчу, - с коротким смешком ответил Мелькор.
Нафиг ты мне нужен, подумал он, просто мне нравится тебя дразнить – вечно ты, как плотва, на любую дрянь ловишься… На что ты мне, когда у меня есть моя мышка?..
Моя мышка, мой родной вредный мальчишка, мой Гор, у которого такая забавно-суровая, серьезная мордашка, особенно когда он этак сдвигает свои красивые брови, похожие на крылышки ласточки… и такая нежная кожа…и такие славные оттопыренные уши, которые я, изображая дикую зверюгу, с рычанием слегка прихватывал зубами и трепал, а Гор тоже рычал, по-щенячьи морща нос и помирая со смеху…
Мой Гор, у которого хватило храбрости пробраться ко мне, в страшные чертоги Мандоса, но не хватает смелости позволить мне то последнее, о чем я мечтаю, лаская по ночам его гибкое дрожащее тело…
Мой Гор, у которого по любому вопросу есть собственное мнение. С ним так приятно беседовать…и спорить приятно, потому что весело наблюдать за ним, задетым за живое – суровая маска слетает, и на меня таращатся слепые от собственной правоты и убежденности дикие зенки, а голос, его обалденный баритончик, начинает выдавать такие петушьи фиоритуры, что уши хочется заткнуть – или согласиться подобру-поздорову…
Мой Гор, с которым мы говорили о Манве – и Гор категорично заявил, что никогда не посмеет его осуждать – потому что ему достался самый тяжелый, самый ужасный выбор на свете…

Намо был удивлен – он всего лишь вспомнил о Манве… и тут же обнаружил его в кресле у камина.
Намо сразу отметил, что Манве выглядит куда лучше, чем в прошлый раз. Ни кругов под глазами, ни запавших щек, ни несчастного выражения на лице.
Намо быстро поклонился. Манве ответил кивком и сразу же спросил:
- Как дела?
- Ты о Мелькоре, конечно?
- Конечно.
- Спокойный, довольный, прилично себя ведет. Завел себе ручного мышонка…
- Ты что, смеешься надо мной, Намо?..
- Я серьезно.
- Я хочу увидеть его.
- Что ж… идем.
- Нет. Ты дашь мне ключи – и останешься здесь.
- Мой Король, я обязан предупредить – это может быть опасно… Кто знает, что там у него в голове…
- Ключи давай…

Мелькор вскинул голову, пушистая светлая челка взметнулась, серые глаза сверкнули:
- Уффф…сегодня мой день!
Мышка спрыгнула с его плеча в солому.
- Не волнуйся, Гор, - краешком губ прошептал Крылатый, смерив выжидательным взором существо, с непривычки долго возящееся с последним замком.
- Поверни ключ влево и чуть на себя, Манве, - посоветовал Мелькор, - А то до Третьего хора провозишься…
- Спасибо.
Замок поддался. Он вошел. Один. Без оружия. Без Намо, чутко следящего сверху.
- Здравствуй.
- Здравствуй.
- Как ты?
- Хорошо. А ты?
- Хорошо.
Мелькор улыбался, его длинное, красивое тело царственно возлежало на колючей грязной соломе, откинутая голова в ореоле пушистых светлых волос покоилась на сложенном плаще Гортхаура.
Манве стоял на пороге этой гнусной клетки, и вид у него был далеко не такой самодовольный.
-Нну? – процедил Мелькор, - Что скажешь, маленький предатель?..
Манве вздрогнул, словно огретый хлыстом, и вскинул на Мелькора обиженные, полные голубого льда глаза:
- Я могу и уйти…
- А чего приходил-то, я не понял?..
Пауза. Тишина. Манве медленно поворачивается, ищет в кармане ключ…
- Стой!
Манве находит ключ. И вот он уже снова за решеткой. Возится с замком. «Стой!» - кажется, кто-то выбрал неправильный тон…
Мелькор приподнимается на локте:
- Манве! Оставь! Иди сюда.
Пальцы, проворачивающие тугой ключ в замке, застывают.
- Пожалуйста, Манве.
Манве стоит, плохо соображая – то ли замкнуть решетку и подняться по лестнице, то ли…
- Манве! – Мелькор, поднявшись, неторопливо подходит к нему – выйдя за порог своей клетки – и давешним жестом ерошит брату волосы:
- Пойдем, поговорим. Ключ в карман убери, чудо…
Они садятся на солому. Мелькор с искрящейся в глазах насмешкой смотрит на брата, вдруг потерявшего дар речи.
Манве и впрямь не знает, что сказать. Как вести себя с этим созданьем, которое сперва больно хлестнуло его жестокими словами, а затем ласково потрепало по волосам – притворялось?.. Непредсказуемое существо… опасное, как говорит Намо. Всегда он был таким, вечно принуждал всех ходить вокруг него на цыпочках – вдруг взорвется ненароком…
«Спокойный, довольный, прилично себя ведет»…Да, он и впрямь не походил больше на то замурзанное, тощее, исходящее злобой чудовище, которое Манве видел здесь на прошлой неделе. И ручная мышка – вон она, забирается к нему на колени, цепляясь коготками, и устраивается там, глядя на гостя внимательными темными глазками.
- Нравится? – спрашивает Мелькор, - Я зову его Гортхаур…Скучаю по ученику, как ты понимаешь… Хочешь погладить?
Манве доверчиво протягивает к мышонку руку - и тут же, охнув, отдергивает. С удивлением смотрит на капельку крови на пальце.
- Он что, тебя цапнул? – смеется Мелькор, - Ревнует…Не надо, Гор. Не кусайся. Он мой братик, и я его люблю…хотя он, конечно, поступил со мной очень плохо и заслуживает наказания, я все равно люблю его….Потому что он просто глупый и всего на свете боится… да, Манве? Ты ведь даже меня сейчас боишься…Ну, во всяком случае, побаиваешься…Ну, признайся, Манве?
- Да… - тихо бормочет Манве, низко опустив голову. Сейчас его трудно узнать…где ты, Король Арды, с твоими сияющими глазами, вздернутым носиком и легкой улыбкой, даримой всем и каждому – не по доброте душевной, а по привычке быть Самым Учтивым На Свете Существом?...
«Я все равно его люблю…» Правда ли это? Ох, Мелькор…
- Не бойся, ничего я тебе не сделаю… Если я и мечтал отплатить тебе за все это – то давно…в первые дни заключения…Я думал – ух, попадись ты мне только! Я взял бы такую же плеть, с которой ходит Намо, и долго, долго спускал бы с тебя шкуру… А ты, конечно, верещал бы, и обливался слезами, и умолял меня о пощаде…но я все равно продолжал бы тебя лупить… Веришь ли, я едва не кончал от этих фантазий – так мне хотелось поквитаться с тобой за все унижения, которые выпали мне по твоей милости.
Манве заметно вздрогнул – видимо, тоже представил себе эту жуткую порку.
- А теперь, - продолжал Мелькор, - я не могу поверить, что мог воображать что-то подобное…нет, теперь я не хочу причинять тебе боль, глупый малыш… Ты вовсе не так виноват, как мне казалось.
- И все равно виноват, - прошептал Манве, бледнея, - В том, что ты сидишь здесь…и будешь сидеть еще очень долго…
- Ко всему можно привыкнуть, братик. Да… Наверно, ты думаешь, что я смирился, и мои крылышки сломаны? Мелькор, спокойно переносящий ограничение своей свободы – да, такое трудно вообразить…Просто за эту неделю многое изменилось. В моей душе, я имею в виду. Посмотри на меня – я не сломлен, не жалок, я – прежний… только сильнее. Погляди же мне в глаза, братик…
Манве поднимает на Мелькора глаза – и видит, как душа светит сквозь серые радужки, душа, полная сил, крылатая, совершенно свободная… что ей этот темный каменный колодец, куда она брошена, словно нежеланный плод любви, что ей эти цепи, если в любой момент она, расправив крылья, поднимется отсюда, тенью скользнет под серыми арками мертвых чертогов и, в колючую пыль цветную расколотив тусклый витраж, вырвется туда, где в потоках солнечного света парят орлы….
- Страшноватое ощущение, - медленно произносит Манве, - Словно смотришь в бездонную пропасть.
- Ну вот, опять боишься. Ты так и собираешься прожить отпущенную тебе вечность – в страхе? Ты боишься жить…боишься любить меня…да и себя любить боишься… боишься своей души, как эльфенок – страшного Черного Всадника… У меня цепи на руках – но они ничего для меня не значат. А твои цепи – незримы, и они тянут тебя к земле… прикованный ветерок… Ты всегда боялся даже признаться, что любишь меня совсем не как брата, трусишка!
- То есть?... – еле слышно. При взгляде на Манве было непонятно, как существо с такой белой кожей может так покраснеть – он стал похож на Тулкаса, упившегося сидром до багровой кондиции.
- Тебе что, плохо? – слегка встревожился Мелькор, - У тебя такой вид, словно тебя сейчас удар хватит! Цапни его, Гор.
Мышка с видимым удовольствием вцепилась в безвольно лежащую на колене руку Короля Арды. Тот взвизгнул, и глаза его прояснились.
- Кровопускание пошло на пользу, - отметил Мелькор, - Спасибо, Гор.
Манве поглядел на прокушенную руку – мышь цапнула не абы как, а в очень чувствительное место между большим и указательным пальцем, и ранка сильно кровила.
- Больно? – заботливо спросил Мелькор, - Дай-ка…
Манве округлившимися глазами уставился на брата, прижавшегося губами к кровоточащей ранке.
- Ты что делаешь?? – он хотел отдернуть руку, но Мелькор крепко держал его за запястье.
Удивительно, но боль почти утихла, сменившись ноющим, почти приятным ощущением…
Внезапная ли эта боль, внезапный ли странный жест Мелькора – а может, и все это вместе подействовало на Манве образом самым непонятным: глубоко в его сердце словно лопнул какой-то сосудик, затопив грудь чем-то обжигающе-приятным, горячим, плавящим тонкий лед. О этот лед…мертвое, прохладное, непрозрачное стекло…кривое зеркало нежной и искренней души…
Манве глубоко и судорожно вдохнул, воздух обжег легкие, и он беспомощно уставился на брата страдальческими очами, не понимая, что происходит с ним, но осознавая, что перемены необратимы.
- Наконец-то он ушел, - тихо хмыкнул Мелькор, - и пусть Эру засыплет путь его розами…
- Кто? – недоумевающе спросил Манве, непроизвольно оглянувшись.
- Кто-кто…Король Арды, конечно. А ты остался… Манве, мой братик, которого я всегда любил и буду любить, глупый испуганный мальчик… Но теперь тебе нечего бояться, слышишь? Даже своих желаний… Я не слепой и прекрасно вижу, как твои глазищи уплывают черт-те куда, стоит мне пригладить тебе волосы…
-Д-да, - с запинкой отозвался Манве.
Мелькор ободряюще погладил его по плечу:
- Говори же. Тебе ведь хочется что-то сказать… А я, я могу слушать твой голос вечно. Он у тебя просто поразительный, знаешь ты об этом? Недаром же ты так хорошо поешь. У тебя самый глубокий, самый мягкий, самый нежный голос в Арде, братик.
Мелькор не лгал – голос брата для него был как мягкое перышко, ласково щекочущее, скребущее по самому нежному местечку сердца.
- Мелько… - заговорил вдруг Манве с необычной для него лихорадочной торопливостью, - Если хочешь знать, я все это время только и думал что о тебе… Как тебе здесь плохо… А ты в тот раз наговорил мне таких гадостей, зачем?!
- Да прости же. Я выпендривался перед Намо, только и всего…я был очень зол, очень. И на тебя в том числе…Но теперь – ты слушал меня?...
- Да, слушал… В тот раз мне было очень обидно, но потом я вспомнил, что не стоит обращать внимания на слова, когда слышишь крик боли… Однажды я видел эльфа, Мелько, прекрасного эльфа, которому в битве отрубили руку – она висела на лоскуте кожи, и этот эльф…он нес такое! Проклинал Арду, Эру, меня и вообще всё – от боли… Так и ты тогда…
Мелькор с удивлением смотрел на брата. «Цветочек из Валинора», «маленький воображала», «хрустальный болванчик», оказывается, знал кое о чем не меньше, чем он, познавший Арду как свои пять пальцев.
Ведь мокрый ветер, приносящий отлетевшие души в Мандос – это тоже был он, Манве… И прохладное дуновение, овевающее лица умирающих, доносящее до них последние воспоминания о запахе цветов у родного дома…
- А знаешь, о чем я мечтал, Мелько?
- ?..
- О том, что мы с тобой живем в Арде, где-нибудь в лесу…
- Как эльфы…
- Может, или в холмах, как люди. И мы уже никто – никакие не Валар… И, выходя утром из дома, видим вокруг не дворцы и клумбы, а обычные деревья, может, поле, а может, даже болото…такое, с лягушками…Я дурачок, да?.. И вот, у нас есть камин и мы вечерами сидим и слушаем, как стреляют дрова, потому что ты опять осиновых нарубил… Где-то за дверным косяком у нас живет сверчок, а в камине – саламандра. И еще собака обязательно, лохматая такая, с глазами карими…и с ушами. Длинными. Как у собак Оромэ. Но у него они все одинаковые, а наша была бы одна такая…
- У Оромэ гончие. А ты что же, дворняжку хочешь?
- Да не обязательно, я бы и у Оромэ щенка попросил, только ему плохо будет без охоты.
- Почему без? Это ты охотиться не любишь, а я люблю. А, тогда нам и лошадь нужна. Ты ведь лошадей любишь?
- Ага.
- Знаю, любишь, и ездишь хорошо. И они тебя любят – потому что в тебе и весу почти нет…
Мышь недовольно, словно бы с обидой пискнула, сидя на плече Мелькора.
- Да, Манве, важный вопрос: а как насчет Гортхаура?
- Вот этого, что ли? Мышки? Я не против…хоть она и кусачая, - улыбнулся Манве.
- Да нет. Настоящего Гортхаура. Я ведь его не брошу. Никогда. Он – мой…ученик, ребенок…
- И любовник? – на пределе слышимости прошелестел Манве.
- Не ревнуй, пожалуйста, хоть ты-то! Он – мой, понимаешь? Просто – мой. Как…моя рука. Ну, куда я без него?.. Да ты его не знаешь просто, он тебе понравится!
Мелькор с превеликим удовольствием представил себе мечту Манве – да, этот было бы чудесно, и камин, и собака, и сверчок…и возможность сидеть на каком-нибудь мягком диванчике, держа на одном колене братика, а на другом – Гора. Они ведь оба такие смешные, наивные – даже похожи этим.
- Вы с ним подружитесь, - твердо заявил Мелькор.
- Может… - отозвался Манве, снова замкнувшись в себе.
- Интересно, Намо там на нерест пошел или уже икру мечет? Смотри, сколько ты у меня сидишь.
- Уже надоел? – угасшим голосом спросил Манве.
- Дурашка…Я просто не хочу, чтоб он сюда прибежал – спасать тебя из моих гнусных лап…
- Да пошел он, - буркнул Манве, - Я Король Арды или кто? Сколько хочу, столько и буду сидеть…
И, разумеется, оба тут же услышали легкие шаги Намо и звон его ключей. Надо отдать должное Манве, он сориентировался моментально. Вскочил, потянул за собой брата и указал ему на пол. Мелькор, пряча ухмылку, опустился на колени.
Голос Манве, отчитывающий непутевого братца, Намо услышал еще до того, как заглянуть в яму. А когда заглянул, то увидел то, что, собственно, ему и хотели продемонстрировать: Крылатый, угрюмо пригнув башку, стоял на коленях, а над ним возвышался Король Арды, который вещал:
- И доколе же ты, Мелькор, будешь убеждать меня в вещах, сколь бессмысленных, столь и преступных? Или неясно тебе, что ты позабыл лик своего Отца? И доколе ты будешь убеждать меня, что ВСЕ-ТАКИ ОНА ВЕРТИТСЯ?! Может, и вертится, в твоих вечно одурманенных алокоголем и тщеславием глазах… А судьи кто, спрашиваешь ты? На это я много чего могу тебе сказать…Уж не вообразил ли ты, что ты – ум, честь и совесть нашей эпохи?! А я тебе говорю, что все это – просто ненормальная сексуальность! Да, и молился ли ты на ночь?..
Намо мало что понял, но решил, что Манве, собственно, на то и Король, чтоб изъясняться подобным штилем и излагать мысли столь мудрые, что их не дано постигнуть тем, кто хуже и реже слышит голос Эру. А насчет ненормальной сексуальности – вот уж верно!
Что удивительно, Мелькор покорно внимал и не делал попыток ни вставить словечко, ни сделать чего-нибудь похуже.
- Оно конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать? От этого убыток казне, - продолжал меж тем Манве о каких-то уж вовсе неизвестных Намо обстоятельствах биографии Мелькора, - А еще говорил: «Как хотите, для науки жизни не пощажу…» - Манве сделал эффектную паузу и драматически взвыл:
- Да, таков уже неизъяснимый закон судеб: умное созданье – или пьяница, или рожу такую состроит, что хоть Валар выводи…
Это точно, подумал Намо. А, ладно, может, дай Эру, Манве и вобьет ему в башку порядочные мысли…
Стоило шагам и звону ключей затихнуть, оба брата со сдавленным хохотом рухнули в солому.
- Ты что нес?! – ржал Крылатый, - Я, хоть убей, ничего не понял…Слова знакомые, а смысла никакого!!
- Сам не знаю… - смеялся Манве, - Что в голову взбредет…
- Ах ты, чудушко моё… - от избытка чувств, от удовольствия видеть Манве таким веселым и счастливым Мелькор звонко чмокнул брата в лоб, и оба дернулись, словно прошитые насквозь маленькой жаркой молнией. И уставились в глаза друг другу.
- Мой хороший…
- Мой маленький…
Не в силах более сдерживаться, Мелькор приник губами к губам брата.
Манве прикрыл глаза. Ощущения были совершенно новыми, и он еще не знал, приятно это или нет. Горячий и подвижный язык Мелькора оказался у него во рту и, кажется, решил там и остаться на жительство. Манве почти задыхался, но и не думал отстраняться – никто, никогда не целовал его так. Грубо выражаясь, Мелькор словно полностью влез в него, неумолимо пробираясь к сердцу, сжимающемуся от страха и непривычных ощущений, и желая взять его в лапы и – сдавить? согреть?
- О-ох… - выдохнул Манве, когда этот самый длинный в его жизни поцелуй закончился. Мелькор тяжело дышал, глаза его сияли, как два серых камушка на дне просвеченного солнцем родника.
- Что, маленький? – спросил он неожиданно низким и хриплым голосом, - Не понравилось?
- Страшновато… - жалобно отозвался Манве, - Ты меня как будто заживо сожрать хочешь…
- Прости, прости. Я так долго мечтал об этом…
- Об этом?!
- Да. Поцеловать тебя.
- Хммм-мм… - Манве робко улыбнулся, ему было и приятно, и страшно, и сердце у него металось и дергалось, как язычок колокольчика, который отчаянно звенит, болтаясь на бешеном ветру…
- Ага, - тут же раскусил его Мелькор, - И хочется, и колется, и Эру не велит?
- Угу, - отозвался Манве – уже не Король Арды, а потерянный, запутавшийся в своих чувствах подросток, ожидающий от брата – не старшего, но более сильного и умного - утешения и защиты.
- Не бойся, - с готовностью отозвался Мелькор, - В этом нет ничего плохого…
- В чем – в этом?
- В любви, маленький зануда. Ты ведь меня любишь?
- Да, - Манве ткнулся носом ему в плечо, - Да, да…
- Я тоже тебя люблю. Говорил уж об этом… Может, ты думаешь, что Эру это не нравится?
- Может, и думаю…
- Но ты ведь чувствуешь, когда то, что ты делаешь, Ему не нравится?..Если это случится – мы не будем продолжать… Хорошо? Ну?..
- Хорошо… - пробормотал Манве, хотя не очень хорошо – скажем, совсем не так отчетливо, как недовольство Эру - представлял себе, что это такое – «продолжать» .
Но брат, видимо, представлял это куда лучше, и Манве переложил всю ответственность за дальнейшие действия на него. И не заметил, конечно, как Мелькор поверх его головы покаянно улыбнулся забившемуся в угол мышонку…
- Манве, - тихий, похожий на горький миндаль голос Мелькора, - Эта голубая тряпочка, что скрывает от меня твою восхитительную фигурку, тебе позарез необходима или ты позволишь мне избавить тебя от нее?..
Манве еле заметно кивает, и ловкие пальцы Мелькора тут же расстегивают пряжку на плече и вышелушивают его тело из шелка, словно орешек из мягкой скорлупки.
Манве жмурится от стыда, его щеки алеют, все тело легонько дрожит – ведь он чувствует на себе безжалостный, мягкий, горящий взгляд серых глаз.
- Ну, что такое, маленький? – нежно мурчит Мелькор, - Ты такой красивый, просто с ума сойти…
«Есть, есть что-то общее с Гором, - думает почему-то Мелькор, - Оба такие хрупкие…»
Крылатому кажется так – ведь обоих любимых он сравнивает с собой, и тела их – с собственным, а он – верзила даже среди Валар, и мышцы у него такие же железные, как у Тулкаса, просто у того они – как кучки булыжников под красной кожей, а у Мелькора – гладкие, не столь заметные. Да у Тулкаса и плечи-то, кажется, в три раза шире бедер – а длинное тело Мелькора, несмотря на силу, кажется гармоничным. Он выше и стройнее Гнева Эру, и внешность его говорит не только о силе…
Меж тем, Гора вряд ли кто из майар и даже из Валар назовет хрупким. Он высок, выше Манве, и тонок – но это не хрупкость, а ртутно-переливающаяся мощь хищной кошки. И так же, как хищная кошка, он обожает валяться, предаваясь блаженной лени, но при малейшем признаке опасности все тело его словно стекается к отправной точке прыжка… Да и падает он по-кошачьи на четыре лапы…
А вот Манве…да, в его отношении Мелькор почти прав. Это действительно воплощенная хрупкость, цветок, самое – как кажется – на ладан дышащее творение Эру. Откуда только берутся чудеса-с…
А чудеса-с случались такие, что сам Мелькор светлы бровки поднимал: где ж ожидать от такого шибздика таких штучек… Да что теперь об этом, когда самое главное, живое, неровно дышащее чудо лежит на грязной соломе и ожидает от него, Мелькора, дальнейших действий? Ожидает…ожидает…несмотря на прикрытые глазки… того гляди, и еще что-нибудь ладошками прикроет…Ну уж нетушки!
Мелькор покрывает горячими поцелуями распростертое перед ним худощавое, почти мальчишеское тело, упиваясь катящимися по нему волнами дрожи и нежным, свежим, едва уловимым ароматом зимнего ветра, исходящим от белой, словно тихонько мерцающей, кожи. Манве никак не отвечает на его прикосновения, словно боясь сделать лишнее движение.
- Ну, так дело не пойдет, - шепчет ему Мелькор, - Не изображай, что все это присходит против твоей воли! Надо быть честным, Манвик!
«Манвик» вздрагивает от этих слов – и честно обнимает брата за шею.
Какое достижение.
И какой он горячий, весь-весь, и лапки, и ушки…
Мелькор снова и снова целует брата в губы, в щеки, в зажмуренные глаза.
- Маленький мой, - шепчет Крылатый, - Посмотри, пожалуйста, на меня.
Голубые глаза открываются – в них какая-то непонятная смесь испуга, обиды и… вожделения, да, именно! Такого шалавого блеска в этих глазищах до Мелькора – как правильно понял Мелькор – не видел никто и никогда.
- Манве, - тихо, очень тихо говорит Мелькор, - я вижу, что ты не против продолжения…
Какое там «против», когда естество торчит что сосна на пригорке!
- Так вот, - продолжает Мелькор, стараясь не прятать от брата свои уже бешеные глаза, - Я хочу знать: это точно у тебя в первый раз?
Манве смотрит на него так, словно не вполне понял смысл вопроса.
- Ну… - туповато отзывается он, - Ты же не про Варду?...
Мелькор смеется, легонечко щелкая брата по носу:
- Конечно, нет… ну ладно, ладно, я понял…
Он молча, чуть передвинувшись, сует лохматую башку меж раздвинутых колен брата и принимается за его торчащую и взывающую о внимании плоть. Мелькор, у коего, как у любого плохого парня, сексуального опыта хватило бы на всех Валар вместе взятых, прекрасно знает, что многого от него тут не требуется – несколько поцелуев и несколько дразнящих прикосновений языком, и вот уже братик готов – в глазах туман, в башке дурь и все звезды Арды…
- Мммм, - только и может сказать Манве. Вожделение того и гляди разорвет его тело на части.
- Манвик, молодец. Ты не хочешь, чтоб мне было хорошо?...
- Да…да, конечно… Мелько, я тебя так…
- Я знаю. Только хочу предупредить – у тебя это в первый раз, и, возможно, тебе будет немножко больно.
- Плевать…сделай что-нибудь…я больше не могу, я сейчас чокнусь, Мелько!
- Тсс. Теперь слушай меня и делай что я скажу. Так будет лучше… Быстренько встань на карачки…так…хорошо…коленочки расставь пошире… а теперь полностью – повторяю, полностью расслабься… Жаль, нет ни вина, ни масла…
- А что вино и масло? – глухо спросил Манве, просто чтоб молча не помирать от сознания непристойности собственной позы.
- Вина бы я налил тебе – чтоб ты расслабился. А масло, прости, для смазки. Необходимая вещь. Можно и слюной, но бесполезно, она быстро сохнет…Да, кстати, - Мелькор заметил деревянную ложку, забытую майар, носившими еду, - Возьми-ка ее в зубы, любовь моя. Не знаю, взбредет ли тебе закричать – но хорошо ли будет, если это услышит Намо? И застанет здесь такое зрелище?..
Мышка устроилась на кучке соломы так, чтоб видеть лицо Манве. Он не заметил этого.
- Любовь моя, - Мелькор сунул в рот два пальца и вынул их, смачно блестящими от слюны, - Как тебе это?...
Манве дернулся от ощущения инородного вторжения.
- Больно?
- Пока…нет…
- А так?
- Ой!!
- Ясно, - Мелькор вытащил пальцы, обтер их о солому, - А ты не соврал мне, малыш, ты действительно целка. Убийственно туго лезть… Но иного выхода у нас с тобой нет… Ложку в зубы!
Мелькор пристроился сзади покорно ожидающего партнера, руки его обхватили его талию, а холодное железо оков легло на узкий позвночник.
- Ну… Эру благослови!..

Гор был в облике грызуна, но мозги у него оставались отнюдь не мышиные.
Он знал, конечно, чего каждую ночь хочет от него Учитель. Вот этого. Того, что он делает сейчас со своим братом.
Зажатая в зубах деревяшка глушила крики, но не мешала стонам. Забившийся в уголок Гор смотрел на вытаращенные глаза Манве, из которых струились слезы. Черноволосая голова моталась туда-сюда, плечи и руки дрожали, тело то и дело содрогалось, пытаясь сорваться с вертела, на который его методично нанизывали безжалостные сильные лапы, поросшие светлым пушком.
«Тано, - думал Гор, - Тебе что же, нравится мучить его?»
Мелькор, закусив губы, рухнул вперед, распластывая под собой тело брата.
Несколько мгновений они так и лежали…потом Мелькор протянул руку и осторожно вытянул черенок деревянной ложки из судорожно стиснутых зубов Манве. На мягкой липовой древесине остались глубокие вмятины и пятнышки крови.
Манве приподнял голову, одурело потряс ей, словно пытаясь вытряхнуть солому из волос. Мелькор, приподнявшись, несмело погладил его вдоль позвоночника…пригляделся к чему-то – и глухо, коротко взвыл.
Пятна крови на бедрах.
- Бедный мой, маленький, почему ж ты мне не сказал?... Что тебе так… Я был бы осторожнее….
Манве много чего мог сказать по этому вопросу… И то, что Мелькор предупредил его о возможной боли. И о деревяшке в зубах. И о том, как немеет вдруг все, что ниже позвоночника. И о том, что поздно уже орать, когда чувствуешь, как от очередного резкого движения рвутся эластичные ткани…
Но ни о чем этом говорить не хотелось.
- Манве, да скажи же что-нибудь, - тормошил его Мелькор, - Ну не молчи же!!
А что он мог сказать? Что, несмотря на режущую боль, он почувствовал вдруг нечто такое…как маленький провал в черную звездную пустоту…на миг, не больше…но как же захватило от этого дух, как же было ему в тот момент здорово, свободно, счастливо! Это было похоже на обморок – краткий, секундный…но после него уже ничего было не страшно, хотя Мелькор сделал еще несколько пронзающих раскаленной болью движений.
- Манве!!!
- Что, Мелько? – тихо отозвался он, повернувшись к брату и улыбнувшись ему, - У тебя полотенца никакого нет?
Мелькор собственными рукавами чистой, только сегодня надетой рубахи стер кровавые пятна. А потом крепко-крепко обнял брата, с искренним уважением поглядел в его все еще влажные глаза и поцеловал в нос:
- От тебя с ума сойти можно, Манве…
- Почему это?..
- Тебе было так больно…а ты ни словечка мне сказал.
- Ну ты же предупредил, что в первый раз больно, - отозвался Манве, - Чего обижаться? Я сам этого хотел.
Мелькор восхищенно присвистнул. Он не узнавал братишку. Раньше тот был недотрогой и плаксой – из него ничего не стоило вышибить слезы, даже не применяя физической силы, просто обидными словами. И после этого Манве долго-долго ходил сам не свой. А теперь…да, конечно, он плакал сегодня, но ведь и больно было по-настоящему….а сейчас уже улыбается!
- Я люблю тебя, - прошептал Мелькор со всею искренностью, на какую был способен.
- Я тоже тебя люблю, - отозвался Манве, завороженно глядя в серые глаза, - И знаешь что? – он понизил голос до еле слышного шелеста, - Мне очень стыдно об этом говорить, но…
- Скажи, скажи, маленький, пожалуйста, скажи, - так же еле слышно попросил Мелькор, выбирая солому из его густых черных волос.
- Мне…понравилось…это…
- Ну с ума сойти…
- Да, да, правда. Хотя в какие-то моменты казалось, что твоя штуковина вот-вот проткнет меня насквозь и вылезет из глотки…от этого и было больней всего…но и приятно тоже…
- Одевайся, ты замерз у меня совсем, - заметил Мелькор, глядя на мурашки на нежной коже, - Ты придешь еще? Когда-нибудь?
- Да, Мелько, - Манве вдруг снова по-королевски вскинул голову, блеснул сапфирами глаз, - куда ж я теперь от тебя денусь…

Намо странно посмотрел на Манве – у того горели щеки, а пряжка на голубой хламиде не пребывала, как положено, на плече, а почему-то болталась на груди.
- Как он? – осторожно поинтересовался Намо.
- Перевоспитывается, - кратко ответил Манве, кося куда-то глазами, - Мне пора… Жди меня завтра, я не закончил с ним воспитательную работу…

- О, Тано…
- Что, Гор? Почему ты прячешься в углу? Иди ко мне…
Гортхаур неуверенно приблизился, лег рядом с Мелькором на солому.
- Что с тобой? – требовательно спросил Мелькор, заметив, как любимая мордашка старается уклониться от его поцелуев.
- То, что я видел сегодня…ты хочешь, чтоб такое было и у нас с тобой, Тано?
- Да, конечно, - спокойно ответил Мелькор, привычным жестом прижимая к себе Гортхаура, - А что? Ты ревнуешь?..
- Нет, - ответил тот, отстраняясь, - Нисколько. Мне его жаль, вот и всё. И, кажется, не зря я так боюсь этого…
- Дурак.
- Возможно, Тано. Но ты был сзади – а стало быть, и видел сам понимаешь что. А я всё это время смотрел ему в лицо… Это было умно – заткнуть ему рот деревяшкой, знаешь ли. Не будь этой ложки, он орал бы как резаный… Ты не видел его глаз, Тано – в них не было ничего, кроме боли. У него зрачки расширились так, что глаза стали серыми! А эти слезы…они лились и лились… И я не понимаю, как после такого можно улыбаться, Тано! Как можно признаваться в любви тому, кто так с тобой обошелся! Может, ему просто нравится, когда ему делают больно?!
- Ну кому это может нравиться, глупыш, - бросил Мелькор, - Просто он действительно хотел этого…
- Он и впрямь любит тебя, - увял вдруг Гор, - А я… - он отвернулся, отвел руку Мелькора, потянувшуюся к нему.
- Хм, - сказал Мелькор, - но ты-то чего боишься? Ты все равно не позволяешь мне ничего такого… Ну, иди же ко мне…
- Интересно, - прошептал Гор, - Он не соврал, что придет еще?
- Придет. Подождет, пока все заживет – и придет. Нисколько не сомневаюсь.

Но… Манве появился на следующий день. И извлек из-под безразмерной своей хламиды здоровенный, как минимум девятиквартовый бурдюк с вином. Как ему удалось продефилировать с таким грузом мимо Намо, не напомнив тому эльфийку на девятом месяце беременности, осталось неизвестным. А непосредственно в лапу Мелькору был всучен небольшой флакон из хризолита.
- Масло ароматическое…какое-то, - буркнул Манве, - У Варды спер.
От вина оба вскоре поплыли так, что без опасений в обнимку валялись на соломе. И мышка глядела на Манве из своего угла уже не сочувственно, а заинтересованно и несколько завистливо.... Масло, пригодившееся чуть позднее, имело столь вызывающий сиреневый запах, что Намо, появившийся еще позднее, уже после ухода Манве, долго недоуменно принюхивался. Он не исключал, конечно, возможности того, что Мелькор в знак протеста вырастил в этом говне куст сирени – но сирень и Мелькор вязались друг с другом так же слабо, как Тулкас и розовые кружавчики.
Манве же, вернувшись в Валинор и невзирая на настойчивые взоры Варды, первым делом плюхнулся в ванну с хвойною пеной, надеясь избавиться от компрометирующего сиреневого аромата. Мыло тоже пахло хвоей, и бедный Вала извел полкуска этого несчастного мыла, пока ему не начало казаться, что задница его вот-вот покроется молодой хвоей и крошечными шиишечками.
Он с наслаждением валялся в теплой воде, удерживаясь за мраморные стенки и стараясь не всплывать – тело его действительно было таким легким, что могло лежать на поверхности воды, как тополиный пух. В отличие от брата, Манве любил воду, умел и прекрасно плавать, и поразительно глубоко и надолго нырять. Сейчас теплая вода вытягивала из тела напряжение и усталость и даже успокаивала боль. У Манве ныла поясница, а уж узкая нежная расщелинка между ягодицами до сих пор горела огнем…
Но даже эта боль радовала Манве – он чувствовал себя по-настоящему живым, чувствительным, ему нравилось вспоминать буквально все – и холод железа на пояснице, и больно впивающиеся в бедра пальцы брата, и его горящий взгляд…и собственную покорность всему этому, и кривую усмешку, которой он теперь – вместо слез – встречал боль. Он и в самом деле уже не был прежним плаксой, и давешние слезы вышибла из него просто неожиданность и странность всего происходящего.
Он расстался с водой только тогда, когда она заметно остыла, Эонвэ принес ему пушистую простыню, привычно опустив свои небесно-голубые, не желающие соблазна глаза.
В спальне Манве застал переодевающуюся Варду.
- Ну, где ты пропадал? – спросила она – так, словно он отправился на кухню за яблоком и по дороге загляделся на гобелен на стенке, - Одевайся!
- Зачем? – несколько недовольно спросил Манве.
- Как зачем! Ингвэ нас ждет…
Ах да, вспомнил он, Ингвэ. День совершеннолетия старшего – или какого-то еще – сына…или дочки. Эльфы в Валимаре любили праздники и всегда влегкую выдумывали себе лишний повод повеселиться… впрочем, день совершеннолетия – и впрямь дело серьезное.
- Варда, - спросил Манве, глядя на то, как она расчесывает волосы узким черным гребнем, - А в каком возрасте эльф считается совершеннолетним?
- Думаешь, я знаю? – отозвалась она, - Одевайся же…
Она наконец соизволила оторвать взгляд от собственного отражения в огромном зеркале и – в зеркале же – посмотрела на стоящего за ее спиной мужа, облепленного мокрою простыней. Манве был одного с ней роста, но они все равно на удивление гармонично смотрелись вместе. Лицо у Манве было таким же совершенным и нежным, но женственным тем не менее не казалось – может, оттого, что лишено было непременной потребности женского лица – желания нравиться. К тому же оно, если приглядываться долго и внимательно, все-таки казалось чуточку неправильным. Рот был побольше, чем нужно, нос – поострее, а уж очень-очень внимательный взгляд (которым не отличались ни Варда, ни остальные Валар) наверняка углядел бы, что левая бровь у Манве на полволоска выше правой – этакий зародыш гримаски сарказма.
- Какой ты у меня лапочка, - слегка улыбнулась она, - Сама себе завидую… Ну ты будешь одеваться или нет? Здесь душно…я выйду, подожду тебя в саду, хорошо?
Манве коротко кивнул.
Одеваться…идти на вечеринку к королю Ингвэ…Он никак не представлял себе, как проведет этот вечер, но теперь уж ему казалось, что как-то представлял…причем по-другому.
Ему стоило раскрыть тяжелую дверцу гардероба, чтоб осознать, что голубой шелк остоедрел ему как таковой. Вообще. Идея ввалиться на эльфью вечеринку прямо так, в мокрой простыне, была забавна, но не настолько, чтоб воплотить ее в жизнь и убедить всех, что Король Арды тронулся умом.
- Эонвэ, - позвал Манве. Мысленно.
Майа явился незамедлительно.
- Ты к Ингвэ не идешь, а?
- Иду, мой Король.
- Слушай, принеси мне шмотки какие-нибудь, среди которых наличествовали бы штаны. Не хочу я эту хламиду напяливать…
- Как скажешь, мой Король.
Светло-серая рубаха была широка, голубой колет болтался на плечах, темно-синие узкие брюки были длинны – но ведь их один хрен заправлять в сапоги, подумал Манве. И с удовльствием принялся за переодевание, с легкою улыбкой отметив, что Эонвэ, при сем присутствовавший, отвернулся.
- Чего ты? Я же вроде не баба? – весело начал Манве и вдруг осекся, осознав, что стоит к майа почти спиной – а стало быть, тот видит синяки на его пояснице и бедрах…
Манве слегка покраснел – и воспоминания вновь вернулись к нему, кружа голову и изменяя очертания реальности, превращая ее в какой-то шальной карнавальчик, что ли…