Rivolly все записи автора Подтверждение!!!!!!
________________________________________

Глава 1


Автор: Emily North, emnorth2002 (на) yahoo.com
Название: Подтверждение
Переводчик: monokeneko
Бета: Tressa
Пейринг: ДМ/ГГ
Авторский рейтинг: R
Дисклеймер: Все персонажи принадлежат J.K. Rowling.
Описание: Гермиона видит нечто неожиданное и решает, что хочет увидеть больше.
/без звездочки/

~*~*~*~

Самое смешное заключалось в том, что до того, как это произошло, Гермиона была в отличном настроении. Она прекрасно провела лето, с огромным волнением ждала занятий на П.А.У.К., а встреча с префектами и Старостой мальчиков прошла даже лучше, чем она ожидала, учитывая, что Старостой мальчиков был Драко Малфой. За последний год, после казни отца, блондин и вправду стал более сносным. Ладно, в основном потому, что практически замолк, отказываясь разговаривать вне класса и отгородившись ото всех, даже от своих драгоценных слизеринцев, но если его молчание означало, что больше не будет никаких усмешек с колкостями и дуэлей в коридорах, то Гермиона была более чем рада это приветствовать. Даже если новоявленная изоляция Драко означала, что он сильнее сосредоточился на уроках, и его оценки оказались в опасной близости от ее собственных. Она даже не сердилась, что его сделали Старостой мальчиков. Она была уверена, пока он продолжает хранить молчание, они смогут работать вместе.

Гермиона не могла не испытывать оптимизма. Все наконец-то начало вставать на места. Она была Старостой девочек, как всегда надеялась, она получила разрешение приступить к изучению магического целительства у Мадам Помфри, и она точно знала, что собирается делать со своим будущим. Единственным, что оставалось обустроить, была личная жизнь, но и на этом фронте она уже знала, чего хочет. В середине предыдущего года Гермиона осознала, что питает чувства к Гарри. Она предположила, что, учитывая все время, проведенное ею с Гарри и Роном, было вполне естественно, что рано или поздно она начнет питать чувства к одному или к другому. А заботиться о Гарри было так легко. Он был милым, он был умным, с ним было весело вместе, и что важнее всего, он был одним из немногих людей в ее жизни, кто обращался с ней так, будто она что-то значила.

Гермиона не могла дождаться, когда же увидит его и услышит все о том, как он провел лето. Ее родители настояли на чисто семейных каникулах, понимая, что по выпуску из Хогвартса она окунется в волшебную жизнь. Они просили об одном, последнем, маггловском отпуске, и Гермиона не смогла им отказать. Она сполна насладилась путешествием по Европе с родителями, но ей недоставало части лета, проводимой с друзьями. Гермиона смогла наверстать упущенное с Роном и Джинни перед началом собрания старост, но сейчас ей до смерти хотелось увидеть Гарри. Она и краем глаза не видела его с тех пор, как Хогвартс-Экспресс привез их домой в конце 6-го курса, а совиные послания, которыми они обменивались, были, в лучшем случае, краткими. У Гарри не было возможности снабдить ее какими-либо подробностями относительно своей деятельности, из чего Гермиона заключила, что он был занят чем-то важным. Возможно, теперь, когда он овладел Окклюменцией, он изучал Легилименцию? Или, возможно, Дамблдор начал учить его на анимага? Варианты были столь же разнообразными, сколь и захватывающими.

Гермиона аккуратно прокладывала себе путь сквозь поезд, осматривая все вагоны, через которые проходила, то и дело останавливаясь переброситься словцом с друзьями. Повидаться со всеми было приятно, но ее нетерпение найти Гарри росло, в особенности потому, что никто не знал, где его искать. Она была уверена, что с ним все было в порядке, но волноваться за него стало для нее на протяжении лет чем-то вроде второй натуры. Она знала, что не сможет расслабиться, пока не убедится собственными глазами, что с ним не случилось ничего дурного. Гермиона мельком нахмурилась, когда дошла до конца вагонов, а Гарри и так и не обнаружился. Пожав про себя плечами, она решила, что он мог пойти в багажный вагон за чем-нибудь из содержимого своих сумок. В конце концов, это было единственное место, которое она еще не проверяла. Открыв дверь и вытащив палочку, она вступила в темное купе.

- Гарри? - крикнула она. - Ты там? - Она выбрала неудачное время, свисток поезда, означавший, что до станции всего полчаса, раздался именно в этот момент и полностью заглушил голос Гермионы. Расстроенная Гермиона сделала вдох, и приготовилась крикнуть еще раз, когда ее ушей достиг звук. Хнычущий звук. Человеческого хныканья, как будто кому-то было больно. Кто-то был ранен? Любопытство и сочувствие возобладали над немедленной потребностью разыскать Гарри, и Гермиона двинулась на звук, надеясь, что сможет помочь тому, кто так жалобно стонал в глубине купе.

По мере ее приближения звук становился громче, отчетливое хныканье, к которому примешивались тяжелые вздохи. Ухватив палочку покрепче, Гермиона осторожно приблизилась. Если это был раненый студент, то она, конечно же, хотела помочь, но всегда оставался шанс, что это ловушка.
Когда Министерство признало, что Вольдеморт вернулся, волшебное общество пришло в ярость. Пытаясь успокоить их, Фадж приказал, чтобы каждого захваченного при нападении Пожирателя Смерти казнили. Прошли те дни, когда Пожирателей отправляли в Азкабан. Уже было казнено более двадцати, с Люциусом Малфоем во главе. Те из Пожирателей, кто избежал поимки, жаждали законного возмездия. Случай поймать одного из друзей Гарри Поттера, несомненно, стал бы блестящей возможностью. Было бы нехорошо обнаружить себя, пока она не убедится наверняка, что это безопасно. Багажный отсек оказался безлюдным, исключая ее и того, другого. Если на нее нападут, ей придется защищаться самой, безо всякой помощи.

Она сделала шаг ближе, держась в тени, приближаясь к тому, чье хныканье превращалось в стоны. Ближе, ближе, она уже почти там. Подняв палочку перед собой в дуэльной позиции, Гермиона бесшумно завернула за последний угол, чтобы встретиться лицом к лицу с возможным противником.

Чего бы она ни ожидала, так, определенно, не этого. Мальчик, прислонявшийся к багажной стойке, был явно не в том положении, чтобы напасть на нее. И хотя он совершенно точно стонал, не нужно было кого-то с Гермиониным уровнем интеллекта, чтобы понять, - не от боли. Его лицо было напряжено в наслаждении, глаза крепко зажмурены, дыхание вырывалось затрудненными стонами, пока рука, что не поддерживала его в стоячем положении, равномерно двигалась вверх и вниз у него между ног.

Гермионе показалось, что этот образ выжжен у нее в глазах. Она была уверена, что будет видеть это всякий раз, как закроет глаза, всю оставшуюся жизнь. Это было ужасно и сбивало с толку, и было почти невыносимо притягательно наблюдать именно за ним, полностью погруженным в собственное удовольствие. Умом понимать, что он мужчина, со всеми необходимыми мужскими деталями, было одно. Совсем другое - наблюдать его так, выставленным напоказ, его самые чувствительные и потайные места - открытыми для ее взгляда.

Она знала, что ей не следовало смотреть, знала, что ей будет ужасно стыдно, если она попадется, но не могла оторвать глаз. Это зачаровывало. Она никогда раньше не видела обнаженного мужского тела, тем более - обнаженного мужского тела с эрекцией. Гермиона не могла заставить себя отвести взгляд от толстого, набухшего органа, который, казалось, сейчас был центром мира мальчика. Это было непристойно, и более чем пугающе, и, безусловно, это было самое чувственное, что ей доводилось видеть. Она бессознательно облизнула губы, слегка наклоняясь вперед, чтобы взглянуть получше.

К несчастью, пока ее взгляд был сосредоточен на открывающемся зрелище, Гермиона начисто забыла о палочке, которую сжимала в дуэльной позиции. Когда она подалась вперед, ее хватка на палочке нечаянно ослабла. Прежде чем она успела осознать, что уронила ее, та стукнулась об пол купе с несоразмерно громким дребезгом. Стук привлек внимание мальчика, и его глаза распахнулись, уставясь в Гермионины.

Они стояли так несколько долгих мгновений, оба слишком потрясенные, чтобы двигаться, пока Гермиона вспоминала, как дышать.

- Привет, Гарри, - наконец произнесла Гермиона высоким придушенным голосом. - Как прошло лето?

- Д-довольно хорошо, - запинаясь, ответил Гарри. - Как, э-э, твое?

- Неплохо, - ответила Гермиона. Ее рука дернулась в направлении его талии. - Ты не думаешь, что сейчас тебе следовало бы это спрятать?

Гарри залился краской и запихнул свою быстро опадающую эрекцию обратно в боксерки, застегнул штаны и ремень. - Извини за это. - Он наклонился поднять ее палочку, старательно *не* используя ту руку, что совсем недавно охватывала его собственную "волшебную палочку". - Вот твоя палочка, - сказал он, подавая ту хозяйке. Гермиона благодарно схватила ее, и с минуту вытирала от пыли о мантию, пока не остановилась, яростно краснея, когда до нее дошло, что напоминают ее стирающие движения.

- О чем ты только что...

- Мне так жаль, что я...

Гарри и Гермиона резко замолчали, когда поняли, что заговорили одновременно, и Гарри жестом пригласил Гермиону быть первой.

- Я просто... Я извиняюсь, что так неожиданно вошла. Я услышала... ну, ты знаешь, что я услышала, а звучало это так, будто тебе больно, и я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке, и я... Мне жаль, Гарри. *Правда*, жаль. Так что ты собирался сказать?

- Я просто... э-м-м... - Раздался новый громкий свисток паровоза, от которого они оба вздрогнули. До станции оставалось всего пятнадцать минут.

- Наверно, тебе лучше пойти переодеться в форму, - констатировала Гермиона, когда стало ясно, что Гарри понятия не имеет, что сказать.

- Точно. Я, э-э, сейчас же это сделаю, - выдавил Гарри. - Тогда, пока? - Не говоря больше ни слова, он протиснулся к выходу из багажного купе, будто за ним гнались дементоры. Гермиона осталась стоять в багажном отделении одна.

- Я тоже рада видеть тебя, Гарри, - прошептала она, прежде чем покинуть купе.

~*~*~*~

Гермиона на автомате двигалась за одноклассниками, в каком-то дурмане следуя за потоком, пока они перегружались из поезда в кареты. Ее разум был всецело занят обработкой случившегося, и она не обращала внимания ни на первоклашек, мчавшихся к Хагриду, ни на прочих студентов, отталкивающих друг друга, чтобы занять места в экипажах вместе со своими друзьями. К счастью, не случилось ничего, что серьезно потребовало бы ее наблюдения или вмешательства, а в суете и гаме прибытия никто не заметил, что Старшая ученица необычно молчалива, или что у нее на лице в высшей степени задумчивое выражение. Даже если бы кто и заметил, он, скорее всего, решил бы, что она в радостном оцепенении оттого, что ее назначили Старостой девочек, или мысленно составляет планы ко всему, что собирается выполнить на этом посту.

Когда они, наконец, добрались до Главного зала, и церемония сортировки началась, ее невнимательность стало гораздо легче заметить, но все списали это на разные причины. Студенты Рэйвенкло, мучительно переживавшие тот факт, что их обошла гриффиндорка, и ее в результате выбрали Старостой, язвительно воображали, что она повторяет в уме уже заученные наизусть учебники, чтобы обойти их факультет снова. Хаффлпаффцы, всегда готовые повеселиться, надеялись, что про себя она планирует школьное мероприятие. Вечно подозрительные слизеринцы строили предположения, что она измышляет способы снять баллы с их факультета. Не обращающие, как обычно, ни на что внимания гриффиндорцы просто выбросили это из головы, решив, что у нее очередной из "Гермиониных моментов". Никто не смог бы предположить, что она обдумывает, какие шаги ей нужно предпринять для развития сексуальных взаимоотношений с Гарри Поттером теперь, когда она видела его обнаженным.

Гермиона хотела его; по крайне мере, в этом она была уверена. Она хотела его уже довольно давно, и то, что она увидела, никак не повлияло на ее мнение. Его внешность не создавала ей абсолютно никаких проблем; этот вопрос даже не возникал. Магглы-родственники Гарри, возможно, и обращались с ним, как с грязью, но их режим минимума пищи при максимуме ручного труда наградил Гарри удивительно хорошо развитым телом, без единой унции жира. У него могло никогда не быть чрезмерно мускулистой комплекции, но его худощавого, жилистого сложения было более чем достаточно, чтобы привести Гермиону в трепет. Она заерзала на месте, представив это тело прижатым к ней, главным образом, одну особенную часть Гарри, увидеть которую у нее не было возможности до сего дня.

Ей понравилось. Ей понравилось видеть Гарри неприкрытым, уязвимым и полностью погруженным в наслаждение. Мысль о сексе, более того, обо всем инстинктивном, первобытном, и потому недоступном из книг, в немалой степени пугала Гермиону. Но она никогда не смогла бы бояться Гарри. Она знала, что он никогда не сделает ничего, что причинило бы ей боль; также, как она не сделает ничего, что причинило бы боль ему. А мысль о том, что она, возможно, окажется способной дать ему такое наслаждение, какое она увидела явственно написанным у него на лице, обнадеживала. Она хотела доставить ему удовольствие, хотела коснуться его, хотела распахнуть его мантию и расстегнуть его брюки, и узнать, как ласкать его так, как он сам ласкал себя в багажном купе, чтобы она могла вызвать на его лице то же выражение всепоглощающего счастья.

Он казался не слишком расстроенным тем, что она его поймала. Он был сконфужен, покраснел в той совершенно очаровательной манере, от которой у нее всегда слегка слабели коленки, но остался таким же милым и деликатным, как и всегда, подал ей палочку с пола и извинился, словно боялся, что обидел ее. И он, безусловно, не торопился прикрыться, как только понял, что она все видела.

Может, он даже хотел, чтобы она увидела его так. Он должен был знать, что она будет искать его после собрания префектов. Если бы ему хотелось уединения, не отправился ли бы он в туалет, вместо того, чтобы прятаться в грузовом отделении, где любой мог его обнаружить? В голове Гермионы роились предположения. Может, таким манером Гарри давал ей понять, что пора проснуться, как сама Гермиона на четвертом курсе, на Святочном балу с Виктором. Может, Гарри хотел, чтобы она заметила его, как мужчину, не просто как друга. Если он добивался именно этого, то оно, определенно, сработало, как по волшебству. Теперь Гермиона не могла *прекратить* думать о нем, как о мужчине, и не могла перестать думать о той, особенно мужской части его тела, которую ей так не терпелось исследовать. Если Гарри хотел, чтобы она увидела его таким, значит, он хочет ее, хочет так же, как она - его, и та краткая встреча в поезде была только началом.

Гермиона провела в оцепенении весь ужин, размышляя, каким может быть ее будущее с Гарри. Они будут очень счастливы вместе: она просто знала, что будут. Она станет помогать ему концентрироваться и не витать в облаках, и одарит его всей любовью, которую он не получил в жизни, а он научит ее удовольствиям и счастью, и тому, каково это - быть для кого-то по-настоящему значимой. Она узнает, как доставлять ему удовольствие, и вместе они выяснят, как доставлять удовольствие ей. Она будет рядом с ним сквозь все невзгоды, а когда война закончится, и остепениться станет, наконец, безопасно, они начнут строить свою совместную жизнь.

Весь обед Гермиона обставляла в уме дом их с Гарри мечты, не вникая в происходящее вокруг. Она продолжала пребывать в мечтаниях, когда профессора Дамблдор, Снейп и МакГонагалл проводили их к комнатам Старост и снабдили паролем к фреске. И только когда их предоставили самим себе, она резко вернулась к реальности и понеслась по коридорам обратно к башне Гриффиндора. Ей было необходимо найти Гарри, чтобы они могли поговорить и начать воплощать в жизнь все те дивные грезы, что формировались у нее в голове.

От волнения она практически пролетела по коридорам и добралась до Полной Дамы, задыхаясь. Наконец, она смогла выдохнуть пароль и напряженно проследила, как портрет открывается, давая ей проскользнуть в гостиную. Комната была набита оживленно мельтешащими студентами, и прихода Старшей ученицы никто не заметил. Ее глаза загорелись, когда она заметила Гарри и Рона приткнувшимися в уголке над раскрытой доской волшебных шахмат. Буквально дрожа от возбуждения и предвкушения, она поддалась редкому для себя игривому настроению и подкралась к ним, собираясь устроить им сюрприз.

- ... а потом Гермиона застала меня врасплох, - долетевшая фраза Гарри заставила ее застыть на месте.

Рон фыркнул. - Гермиона застала тебя дрочащим?
Гарри кивнул со смущенной улыбкой. - Думаю, я перепугал ее до полусмерти.

- И чего удивительного? - ответил Рон. - Она же такая мини-МакГонагалл. Держу пари, она даже *душ* принимает полностью одетой. Она, наверно, никогда в жизни себя не трогала. Тебе повезло, что при виде тебя она не грохнулась в обморок прямо на месте.

- Гарри рассмеялся. - Я только рад, что меня застукала именно она, а не кто-то еще. Это было неловко, но не *настолько* неловко, ведь это была всего лишь Гермиона. Представляешь, если бы это оказался кто-то, кого я считаю привлекательным!

- Типа Лаванды? - лукаво ответил Рон, и хмыкнул, когда Гарри покраснел. - Поверить не могу, что, просто увидев ее, ты так завелся, что тебе пришлось дрочить не где-нибудь, а в *багажном вагоне*.

Румянец Гарри потемнел настолько, что он стал очень похож на помидор. - Все уборные были заняты, народ переодевался в мантии. Что мне надо было сказать: “Ситуация чрезвычайная; я в охоте, и мне надо спустить?”

- Могло бы и сработать, - отпарировал Рон. - Но взгляни с хорошей стороны; по крайней мере, Гермиона решила эту проблему.

Гарри снова рассмеялся. - Ага, думаю, стоит поблагодарить ее за это. То, что Гермиона меня поймала, немедленно меня сдуло. У меня не было такой реакции с тех пор, как тетка накрыла меня в душе!

- Попробуй расти в одном доме с пятью старшими братьями, любопытной сестрой и мамой, - проворчал Рон, двигая коня, чтобы взять слона Гарри. - Я думал, у меня никогда больше не встанет после того, как меня поймал Перси. Натуральным образом, сделал мне строгое предупреждение.

- К счастью для меня, Гермиона совсем не *настолько* плохая. Если бы она не покраснела, я бы решил, что она и не знает, чем я занят.

- А может, и не знает, - задумчиво ответил Рон. - Не то, чтобы у нее есть братья, которых можно застать врасплох, а когда бы ей еще представился случай увидеть парня в таком виде?

- Верно, - ответил Гарри отсутствующе, хмуро оглядывая доску в попытке увидеть наилучший ход. - Что и хорошо. Учитывая, что она живет с Малфоем, я бы начинал волноваться, будь на ее месте кто-нибудь другой. Говорят, он поимел всех симпатичных девчонок в предыдущем году, и теперь обрабатывает этот. Но я сомневаюсь, что он к Гермионе и близко подойдет. Совсем не его тип.

Рон громко хмыкнул. - Подписываюсь. Если бы она не носила юбку, он, пожалуй, и не знал бы, что она девушка.

Гарри усмехнулся в ответ, и Гермиона поняла, что больше просто не выдержит. Все её воздушные замки разлетелись на куски, и ее гордость и чувство собственного достоинства трещали вместе с ними. Ей нужно было выбираться оттуда, прежде чем она по-настоящему опозорится, залившись слезами. Никто не заметил, как она снова проскользнула сквозь портретный проем обратно в коридор.

Никто не заметил ее, когда она плелась по коридорам, шагами настолько же медленными и нерешительными, насколько быстрыми и энергичными они были до того. Никто не заметил ее, когда она добралась до комнат Старост и безучастно сообщила фреске пароль. Ее заметил Драко Малфой, сидевший на кушетке в гостиной, когда она проскользнула через комнату к себе в спальню, но она не заметила его, входя в комнату, и вяло толкнула дверь за спиной. Занятая своей болью, она не обратила внимания на пару серых глаз, следящих за каждым ее шагом. И она уж точно не заметила, что ее слабый толчок вовсе не закрыл дверь до конца.

~*~*~*~

Гермиона изо всех сил пыталась оставаться рациональной. Здравый ум был ее благословением, и так было всю ее жизнь. Всякий раз, когда ей причиняли боль, пренебрегали ею, оставляли ее или смеялись над ней, она заставляла себя оценивать ситуацию разумно. В начальной школе она напоминала себе, что другие дети высмеивают ее из зависти, что она лучше учится. Когда она прибыла в Хогвартс, она говорила себе, что прочие студенты злятся на то, что она знает все ответы, а они - нет. Когда Рон и Гарри не разговаривали с ней добрую часть третьего курса, она сказала себе, что они слишком любят Квиддич, чтобы оценить то, что она сделала для защиты Гарри.

Именно к здравомыслию она обращалась, когда ее чувства оказывались задеты слишком сильно, чтобы их можно было проигнорировать. Боль это не останавливало, но помогало увидеть ситуацию под другим углом. Сейчас ей было больно, очень больно, но она не позволит себе на этом зациклиться. Вместо этого, она проанализирует сказанное Роном и Гарри и попытается решить, верит она, или нет, в то, что это правда. Бывали времена, мучительные времена, когда, анализируя замечания клеветников, она уясняла кое-какие истины о себе самой. Рону вовсе не нужно было сообщать ей на первом курсе, что она - невозможная всезнайка; она выяснила это, рефлексируя, еще в семь. Если она найдет подтверждение тому, что сказанное Гарри и Роном - правда, самым верным для нее будет свыкнуться с этой мыслью, и чем раньше, тем лучше.

Рон начал с того, что обозвал ее мини-МакГонагалл. В некотором смысле, она полагала, что это так. Несомненно, она видела преподавательницу Трансфигурации как некий эталон, восхищаясь ее личностью и интеллектом. Но у Гермионы осталось ощущение, что Рон, сравнивая ее с МакГонагалл, имел в виду вовсе не ее навыки в Трансфигурации и не самодисциплину. Он назвал Гермиону высушенной и выхолощенной. МакГонагалл несла свои годы так, что казалось невозможным, что она когда-то была молода, более того, сексуальна, в любом виде, понимании или значении. Вот что думал о ней Рон. Возможно, он был прав. Гермиона была не в том положении, чтобы судить. Он казался таким уверенным. И, кроме того, своим следующим замечанием он попал в самую точку.

Нет, она не принимала душ полностью одетой. Но она никогда не трогала себя в чувственной манере. Это как-то никогда не казалось правильным. Трогать себя было неловко. Осторожные, экспериментальные прикосновения после устроенного матерью разговора о сексе в ее десять лет не возбудили в ней ничего, похожего на страсть или желание. После пары попыток Гермиона почти сдалась. Временами внизу живота она ощущала бремя желания, которое заставляло ее ерзать на месте, но она не знала, как облегчить ноющую боль, и к тому моменту, как ей удавалось уединиться, чтобы справиться с ней, та, обычно, уже исчезала. Она предположила, что если когда-нибудь окажется с правильным партнером, все произойдет естественно и само собой. Подслушанный разговор заставил ее думать, что, возможно, она не права. Может, причиной тому, что она никак не могла найти правильного партнера, было то, что ее никто не хотел - так. Может, она действительно была мини-МакГонагалл: крайне асексуальной во всех проявлениях.

Следующая часть их беседы задела еще более уязвимое место. То, что ее отверг Рон, было одно; за ним водилась привычка реагировать скоропалительно. Уже не упоминая о том, что глубины чувства в нем было с чайную ложку. Если у нее и был какой-то потенциал, Рон станет последним человеком, от которого она ожидала это заметить. Но Гарри... на Гарри она возлагала больше надежд. Предполагалось, что он станет тем, кто сможет оценить ее по достоинству. Предполагалось, что он станет тем, кто заметит ее, даст почувствовать себя особенной и научит доставлять удовольствие мужчине и получать его в ответ. То, что Гарри отверг ее, доставляло острую боль. А именно это он и сделал. Он недвусмысленно заявил, что почувствовал *облегчение* оттого, что его застукала Гермиона, а не "настоящая" девушка, на которую ему хотелось бы произвести впечатление. Его не беспокоило, что она застала его врасплох, ведь это была "всего лишь" Гермиона. Пока она представляла, что подарит ему свою невинность, он думал, как благодарен, что его прервал не кто-то по-настоящему важный.

Типа Лаванды. Это, в основном, и зацепило ее гордость, но боль до сих пор была вполне реальна. Гарри всегда очень ясно давал им с Роном понять, что считает Лаванду кем-то вроде дурочки. Он закатывал глаза, когда та начинала одну из своих тирад об одежде или косметике, и говорил Гермионе больше раз, чем она могла сосчитать, что радуется тому, что она не мелет такую же чепуху, как Парвати и Лаванда. Не то, чтобы Лаванда ему активно не нравилась, но Гарри не находил ее общество приятным и не испытывал никакого уважения к ее умственным способностям. И все же Лаванда могла возбудить его, а Гермиона - нет. Гарри так распалился не из-за кого-нибудь, а из-за *Лаванды*, что не смог дождаться, пока освободится уборная, чтобы спустить.

Она с отвращением вспомнила, как фактически сумела убедить себя в том, что Гарри желает ее. Она была дурой, поверив в это. Ее неоправданные мечты, что Гарри хочет, чтобы она поймала его, разбились вдребезги. Она не только не смогла возбудить его, напротив, он воспользовался ее появлением, чтобы *остыть*. Это было унизительно. Ради всего святого, он сравнил ее со своей *теткой*! Он ненавидел свою тетку! Как же получилось, что увидеть ее, когда он ласкал себя, стало для него таким же ушатом холодной воды, как внезапный приход его тетушки?

Последний кусочек про Малфоя только добавил соли на ее истерзанное самолюбие. Да, она знала, что не красавица, как некоторые из ее однокурсниц. Да, она понимала, из этого вытекало, что она не в Малфоевском вкусе (что не попадало в число ее первоочередных устремлений). Но последнее замечание Рона было хуже всего. Когда тот сказал: "Если бы она не носила юбку, он, наверно, и не понял бы, что она девушка", она осознала, что это не просто их мнение о том, какой ее видит Малфой, но их мнение о том, какой ее видят *все*.

Она, может быть, и смогла бы спасти свою гордость от краха, вызванного осознанием того, что Гарри к ней не тянуло. Да, это было бы тяжело; в конце концов, она уже приготовилась влюбиться в него; но ей было известно - на вкус и цвет товарищей нет. Если Гарри не хотел ее, она бы это пережила. Но Гарри и Рон были уверены, что не только *они* не находят ее привлекательной, но и никто *другой*. Если бы она не носила ежедневно юбку, никто и не понял бы, что она женского пола. Рон и Гарри, два парня, которые знали ее лучше всех и заботились о ней сильнее всего, не желали ее и были твердо уверены, что никто *никогда* не возжелает.

Гермиона не плакала. Боль была слишком сильной, чтобы плакать. Вместо этого она поднялась на ноги и подошла к ростовому зеркалу в углу комнаты. Подняв палочку на удивление твердой рукой, она наложила заглушающее заклятье на зеркало, чтобы то не разговаривало, и начала медленно и решительно раздеваться. Это станет финальным подтверждением: окончательным доказательством того, что она всегда будет одна. Ее движения были умелыми, машинальными и полностью лишенными эмоций. Расстраиваться было нечему. Это было просто подтверждением уже известной ей истины. Мантия была расстегнута и небрежно сброшена на пол. Вскорости за ней последовал гриффиндорский галстук. Вязаный жилет был стянут через голову одним плавным движением и брошен на кучу прочей одежды. Она зацепила мысками и стащила туфли, одновременно быстро и ловко расстегивая блузку. Когда все это коснулось пола, она стянула гольфы, затем расстегнула юбку. Не останавливаясь и не колеблясь, она дотянулась до застежек простого белого лифчика и расстегнула его, после чего тут же подцепила пальцами резинку трусиков и спихнула их на пол.

Несколько долгих мгновений она просто стояла, разглядывая свое отражение. Зрелище было скучное. По большей части, она избегала смотреть на себя в зеркало, разве что за тем, чтобы проверить, нет ли пятен, или убедиться, что юбка как следует заправлена. Жить в одной комнате с Лавандой и Парвати значило, что доступ к зеркалам будет, в лучшем случае, затруднен, и она по опыту знала, что сравнивать ее тело с их было стопроцентным способом испортить себе настроение. Годы, проведенные в библиотеке, привели к тому, что у нее не было отличного загара, как у Парвати. Унаследованная от матери фигура была слишком пухлой, чтобы тягаться с гибкой стройностью Лаванды, и ей не нужно было зеркала, чтобы знать, что ее густые вьющиеся волосы никогда не сравнятся с шевелюрой ни одной из них.

К третьему году Гермиона запомнила, что для ее эго было лучше всего, если она одевалась и раздевалась как можно быстрее, не позволяя себе проводить никаких сравнений между собой и своими соседками. Летом, в родительском доме, сравнивать себя было не с кем, но в ее спальне было слишком много книжных полок, чтобы вместить ростовое зеркало. Стоя обнаженной и созерцая свое невыразительное отражение, она попыталась припомнить, когда в последний раз изучала себя так пристально. Это было бесполезно. Она просто не могла вспомнить.

Сейчас, когда она, наконец, внимательно рассмотрела свое тело, она не могла сказать, что невероятно впечатлена. Ее волосы были такими же непокорными и густыми, как и всегда. За время каникул с родителями она слегка подзагорела, но все места, прикрытые скромным закрытым купальником, так и остались белыми, как рыбье брюхо. Ее живот был вовсе не таким плоским, как ей бы хотелось, а ноги - совсем не такими длинными. Путаница темно-коричневых завитков между ногами казалась ей беспорядочной и непривлекательной. Она не могла представить, как кто-то смотрит на них с той же страстью, какую она чувствовала, глядя на обнаженное тело Гарри.

Решив испробовать последнее средство, она расставила ноги пошире, как раз, чтобы поместить между ними ладонь. Сосредоточено нахмурившись, она уставилась на свое отражение, глядя, как пальцы в зеркале разделяют складочки и проскальзывают внутрь. Она слегка поморщилась. Это было неудобно, но она пока не была готова сдаться. Она продолжила тыкаться, пока не нашла отверстие. Она снова поморщилась. Ничего не получалось. Теперь это было почти больно, и все было не так.

Вопреки ее воле, глаза наполнились слезами. Все пропало. Она действительно была такой холодной, как думали Гарри и Рон. Никто никогда не сможет заставить ее почувствовать себя красивой или желанной, потому что она *не была* ни красивой, *ни* желанной, и никто никогда не будет хотеть ее, всю ее жизнь. По щекам потекли слезы, а она все стояла неподвижно, совершенно не подозревая, что щель не до конца прикрытой двери стала шире, и тот, кто наблюдал за ней с порога, двинулся вглубь комнаты. Вероятно, Гермиона так никогда и не заметила бы его, если бы в этот момент он не заговорил.

- Руку помощи не подать?

~*~*~*~

Гермиона рывком обернулась к двери, на лице проступило очевидное потрясение, когда она оказалась лицом к лицу с Драко Малфоем. Ее ладони взлетели к щекам, вытереть слезы. Она меньше всего хотела, чтобы он застал ее плачущей. Она не потрудилась как-то прикрыть свое тело. В конце концов, на ней же не было юбки, а значит, он, скорее всего, и не обратит внимания, что она девушка. Торопясь стереть слезы, она не заметила, как его взгляд застыл на ее грудях, подпрыгнувших от резкого движения. Она опять-таки не заметила, как его рука осторожно опустилась к ширинке, и он быстро и ловко поправил собственный отклик на ее наготу, не просто отраженную в зеркале, но обращенную к нему.

- Чего тебе надо, Малфой? - спросила Гермиона с напускной храбростью, надеясь, что отвлечет его, и он не увидит слез.

- У тебя был такой вид, словно тебе нужна помощь, - полностью войдя в комнату, ответил тот самым невинным тоном.

- И чем же конкретно, ты думаешь, сможешь мне помочь, а? Сообщить мне, что я непривлекательная? Нежеланная? Мини-МакГонагалл, с сексапильностью расплавленного котла? Можешь не утруждаться; все это я уже для себя выяснила.

Он только поднял бровь, но ни подтвердил, ни опроверг ее заявление. - У тебя был такой вид, будто ты не наслаждаешься, - ответил он вместо того, медленно идя к ней через комнату. - А в этом есть что-то неправильное. Любому доставит огромное удовольствие касаться себя, так что если тебе не понравилось, то, должно быть, ты делала что-то неправильно. Если тебе нужен преподаватель, - в этот момент он уже стоял перед ней, так близко, что мог бы коснуться, протяни он руку, - я с радостью вызовусь добровольцем.

Бравада Гермионы рассыпалась в прах. - Это бесполезно, - прошептала она, отводя глаза и уставясь в пол. У нее даже пальцы ног уродливые, рассеянно решила она. - Не думаю, что я способна на удовольствие.

Она ожидала, что он рассмеется над ней. Она ожидала, что он будет щериться, подшучивать, и высмеет ее за то, что она такая нежеланная. Чего она не ожидала, так это теплых, ласковых ладоней, которые взяли ее за плечи и развернули лицом к зеркалу. Гермиона подняла глаза и увидела стоящего позади нее Драко; его руки уверенно лежали на ее плечах, и он смотрел на нее с таким выражением в глазах, какое она раньше видела, только украдкой поглядывая на него в омниокуляры во время матчей по Квиддичу. С таким сочетанием решимости, усердия и волнения, которое она никогда не мыслила направленным на себя. Возможно, она была в шоке, или, может быть, ее заинтриговало это выражение его лица; что бы там ни было, она не отстранилась.

- Не могу позволить тебе так думать, - пробормотал Драко, скользнув губами вдоль ее уха. - Так что придется поглядеть, что я могу с этим поделать. Ты мне позволишь?

Затаив дыхание, все еще ожидая, что эта маска нежности в любое мгновение исчезнет, Гермиона кивнула.

- Хорошая девочка, - похвалил он с одобрительной улыбкой. Его ладони начали растирать ее плечи, гоня прочь напряжение. - Просто расслабься. Дай мне позаботиться о тебе. - И вновь Гермиона молча кивнула, расслабляясь и позволяя своему телу откинуться на него.

- Скажи мне, что тебя возбуждает, - прошептал он.
- Я не знаю, - застенчиво ответила она.

От его тихого смешка у нее побежали мурашки. - В таком случае, полагаю, нам придется выяснить, не так ли? - Он оставил нежный поцелуй на ее плече, скользнув ладонями по ее рукам и беря ее ладони в свои. - Теперь закрой глаза, - скомандовал он. Она подчинилась.

- Вдох, выдох. - Его голос был тихим, успокаивающим, почти гипнотическим. Вопреки своей воле, Гермиона почувствовала, как напряжение покидает ее тело, отчего она откинулась назад, прижимаясь к его телу. - Просто расслабься, - промурлыкал он. - Представь место, где ты чувствуешь себя счастливой и в безопасности. Место, куда тебе нравится ходить одной. Место, где, ты уверена, тебя никто не обидит.

Гермиона вообразила пляжный домик во Франции, который они сняли у друзей, и в котором она провела с родителями две недели тем летом. Большую часть времени ее родители проводили в городе, а ей нравилось уходить за дом, на прилегающий частный пляж. Она то лежала на солнце и читала, то дремала, то плавала, если ей хотелось. Там она чувствовала себя в полной безопасности, счастливой и удовлетворенной. Она вздохнула, вспоминая, и не подозревая, что уложила голову на широкую грудь Драко.

- Расскажи мне, где ты, - велел Драко мягким тоном. Гермиона описала пляж, и дни, что провела там под солнцем. Драко издавал звуки одобрения, вычерчивая большими пальцами круги на тыльной стороне ее ладоней.

- Хорошо, - мягко констатировал он, когда она закончила. - Ты на пляже. День прекрасный, в небе ни облачка. Чувствуешь солнце на теле? - Гермиона кивнула, глубже погружаясь в фантазию. Она *чувствовала* кожей тепло солнечных лучей. Она почти представила, что слышит волны, у самых ее ног. - Хорошо, не правда ли? Лежать вот так под солнцем? Тебе нравится ощущать кожей солнце? - Она снова кивнула, еще плотнее прижимаясь к нему, представив, что устраивается в песке, чтобы впитать тепло дня.

- На солнце так хорошо, - продолжил Драко, - что ты решаешь снять купальный костюм и ощутить его повсюду. - Гермиона что-то протестующе пробормотала, и Драко удвоил успокаивающие круговые движения на ее ладонях. - Все хорошо, - проворковал он. - Ты вне опасности. Ничто не тронет тебя. Просто, лежать вот так на солнце настолько приятно, что тебе хочется почувствовать это всем телом.

Гермиона затихла, проигрывая сцену про себя. Да, он был прав. Она была в безопасности, а лежать на солнце было хорошо. Слишком хорошо, чтобы позволить купальнику мешать ей. В своем воображении она избавилась от него и насладилась ощущением тепла на коже.

- К тебе кто-то присоединяется, - продолжил он, более нежным и низким голосом. - Кто-то, с кем тебе хорошо, кто делает тебя счастливой. Ты его видишь? - Гермиона попыталась представить кого-нибудь, кто подходил бы под это описание. Кого-нибудь, с кем ей будет хорошо, с кем она будет счастлива. Всего несколько часов назад ее разум немедленно обратился бы к Гарри, но эта греза закончилась. С Гарри ей больше не было хорошо, и счастливой с ним она себя тоже больше не чувствовала. Уже нет.

Теперь мысли о нем только причиняли ей такие же боль и уныние, какие она испытала, подслушав его беседу с Роном. Нет, Гарри здесь определенно не подходил.

Так кто же оставался? Какой еще парень давал ей почувствовать что-то, напоминающее безопасность или удовольствие? Гермиона попыталась сосредоточиться, но ее все время отвлекали руки Драко, охватившие ее руки, и тело Драко, прижимавшееся к ее спине. Драко? Драко, который больше чем за год не сказал ей ни единого слова поперек. Драко, который всегда относился к ней, как к значимой личности, даже если она была всего лишь соперницей или конкурентом. Драко, который никогда не обижал ее, как Гарри и Рон. Драко, с которым ей было хорошо и спокойно, который давал ей почувствовать радость и массу других приятных вещей, не испытанных ей раньше. Она со счастливым вздохом кивнула и скользнула обратно в свою фантазию о пляже, солнце и Драко, возникшем подле нее с тенью улыбки на губах и этим до невозможности интригующим выражением в глазах.

- Он ложится рядом с тобой, - голос Драко звучал дальше, - так близко, что ты могла бы протянуть руку и дотронуться до него, если пожелаешь. Вместо этого, он спрашивает тебя, можно ли ему дотронуться до тебя. Что ты ответишь?

Гермиона вновь кивнула, нерешительно. Рука Драко сжалась и медленно подвела ее ладонь к ее лицу. Нежно, осторожно, он пробежал ее пальцами по ее лбу, щекам, губам. Когда ее губы приоткрылись в тихом вздохе, он соскользнул их соединенными ладонями ей на шею, легонько очертив линию горла, и дальше вниз. Гермиона ахнула, когда ладони накрыли ее грудь.

- Он спрашивает, это ничего? - прошептал Драко неуверенным тоном, будто боясь разрушить чары. Чисто инстинктивно, Гермиона чуть выгнула спину, плотнее прижимая грудь к их соединенным ладоням. Очевидно, Драко воспринял это как знак согласия, и повел их ладони дальше, сжимая и лаская ее грудь.
Это было хорошо. Очень хорошо. В животе росло незнакомое ей удовольствие, а кожу начало покалывать. Она обнаружила, что ластится к Драко, наслаждаясь трением его одежды о голую кожу.

- Он хочет коснуться тебя здесь, - констатировал Драко, направляя ее зажатую в своей руке левую ладонь к ней между ног. Он накрыл ее пальцы своими, и отведя их указательные пальцы, нежно провел ими по ее складкам. Она ахнула от удовольствия. Никогда раньше такого не было. Никогда раньше не было ничего, хотя бы отдаленно *напоминающего* такое. Ее складочки больше не были сухими; они были влажными и скользкими, и словно затягивали ее пальцы. Драко позволил ей вести, и она погрузила их указательные пальцы в мягкую, манящую влажность, тихонько похныкивая, - так это было хорошо. Осторожно направляя ее, Драко подвел ее палец выше, к узелку, и легонько погладил его.
Колени Гермионы ослабели, и она бы рухнула на пол, если бы не поддержавшие ее сильные руки на талии. Она не обратила на это никакого внимания. Она была слишком занята изумительными ощущениями, пульсирующими в теле. Фантазия захватила ее целиком, она полностью ушла в себя. Она видела только высвеченного солнцем Драко с сияющими желанием глазами, который рождал в ней совершенно невообразимые, невозможные чувства. Ее прикосновения к клитору стали более частыми, сильными, страстными, и она не заметила ни того, как Драко подхватил ее дрожащее тело на руки и уложил ее на кровать, ни того, что матрас прогнулся под его весом, когда он забрался туда же и улегся на боку, наблюдая, как она ласкает себя.

Теперь ее дыхание вырывалось тяжелыми рваными вздохами, и она знала, что близка. Руки Драко опять обвились вокруг нее, а он шептал ей на ухо слова ободрения, осыпая нежными поцелуями ее шею и плечи. Слова переплетались с фантазией, и к своему удивлению, Гермиона поняла, что достигла момента, где не сможет сдерживаться ни единой секунды больше. Ее рот распахнулся в беззвучном крике, когда каждая молекула ее тела взорвалась ослепительной вспышкой света.

Через несколько мгновений она снова вспомнила, как дышать. Еще через несколько мгновений она собралась с силами и открыла глаза. Первым, кого она увидела, был Драко, который лежал рядом, нежно и покровительственно обняв ее за талию, гладил ее по спине широкими, успокаивающими движениями и смотрел на нее с неожиданно нежным выражением на лице.

- Я не знала, что так бывает, - прошептала она с более чем очевидным трепетом в голосе.

Его губы изогнулись в полуулыбке. - Бывает еще лучше, - ответил он, - с правильным партнером.
Эйфория Гермионы частично испарилась. - Думаю, я никогда этого не узнаю. - По выражению замешательства на лице Драко было ясно, что он не понял. - У меня никогда не будет партнера, - пояснила Гермиона, - потому что я никогда никому не понравлюсь.

На мгновение Драко уставился на нее абсолютно ошарашенным взглядом. Затем он расхохотался. Гермиона ни разу не видела, чтобы он так смеялся. Он хохотал так отчаянно, что его лицо покраснело, а на глазах выступили слезы. Он хохотал так сильно, что задохнулся, и продолжил беззвучно сотрясаться от смеха. И чем сильнее он смеялся, тем хуже Гермиона себя чувствовала. Она знала, что непривлекательна и нежеланна, но не знала, что самая мысль о том, что она займется сексом, может рассматриваться как *смехотворная*.

В глазах Гермионы тоже встали слезы, но вовсе не от смеха, и она отвернулась, собираясь слезть с кровати, прочь от Драко и его насмешек. Далеко уйти ей не удалось. Как только она попыталась отстраниться, объятия Драко плотнее сомкнулись вокруг нее, и в следующий момент он уже был на ней, его ноги переплелись с ее, а его тело прижало ее к матрасу. Его глаза сверкали, а щеки все еще раскраснелись от смеха. На ресницах висели слезинки. Он был таким красивым. Внезапно Гермиона почувствовала унижение оттого, что просто находится в одной с ним комнате. Само собой, мысль о том, что она займется сексом, кажется ему смехотворной. С какой стати хоть какой-то живой душе вообще считать ее привлекательной, когда в наличии такие экземпляры?

Драко с надеждой посмотрел на нее, будто ожидая, что она скажет что-нибудь, но Гермиона была слишком занята своими страданиями, чтобы понять, что же он пытается ей показать. Не зная причины ее рассеянности, Драко закатил глаза, полагая, что она не замечает очевидного, и качнул бедрами, доводя до ее сведения свою "точку зрения". - Попробуй *теперь* заявить мне, что никто никогда не посчитает тебя привлекательной, - промурлыкал он, на мгновение уткнувшись носом ей в шею, и поднял голову, чтобы полюбоваться на ее лицо. Его ухмылка сделалась самодовольной, когда он увидел, что понимание достигло цели.

Он был напряжен. *Очень* напряжен. Она чувствовала его, прижавшегося к ее бедру: твердость и пульсацию, несмотря на разделяющие их тела слои ткани - Это... э-м-м... из-за меня? - пискнула она.

- М-м-м, - кивнул он, снова качнув бедрами, на сей раз без особых намерений, кроме, пожалуй, того, что ему это, кажется, нравилось. - Забавно, ты не находишь? Ты верила, искренне *верила*, что никто никогда не посчитает тебя привлекательной, а между тем, вот он я, рядом, с таким стояком, что впору алмазы гранить, - всего лишь понаблюдав за тобой.

- Ты хочешь меня? Но... ты *не можешь* хотеть меня! Они сказали...

- Кто сказал?

Гермиона пристыжено отвела глаза. - Гарри и Рон, - тихо ответила она. - Я их подслушала. Они сказали, что я в безопасности от тебя, несмотря на славу о твоих похождениях с другими девушками, потому что на меня ты лишний раз и не взглянешь.

Ладонь Драко скользнула вверх и обхватила ее подбородок, вынуждая ее смотреть ему в глаза. - Мне не надо было лишний раз смотреть на тебя, - заметил он. - Достаточно было увидеть тебя однажды, - и ты привлекла мое внимание; и захватила его.

- Так ты... - в голосе Гермионы звучало сомнение, - ты, правда, хочешь меня?

На этот раз пристыженным казался Драко. Он скрыл свою неловкость, спрятав лицо у нее на шее, вылизывая и пощипывая нежную кожу. Гермиона испытывала искушение поднять его лицо обратно, чтобы взглянуть ему в глаза, но чувствовать его рот на шее было так восхитительно, что она как бы забыла остановить его.

- Это потому, что ты меня не хочешь? - спросил он между пощипываниями. - Поэтому тебе так трудно поверить, что я мог бы хотеть тебя? - Он удвоил усилия. - Я мог бы заставить тебя желать меня, - продолжил он, его голос звучал почти умоляюще. - Я уверен, что мог бы. Я мог бы доставить тебе такие прекрасные ощущения, что ты позабыла бы, что я доставлял тебе что-либо, кроме удовольствия. Если ты только позволишь мне, я мог бы...

- Это не проблема; я уже хочу тебя, - выпалила Гермиона. Теплые губы на ее шее застыли на месте.

- Правда?

- Ты был тем, кого я представляла, когда ты... когда я... когда ты сказал мне подумать о ком-то. Я думала о тебе.

- Неужели? - откликнулся Драко, из чьего тона тут же исчезли все умоляющие нотки, заменившись куда более знакомыми заносчивыми интонациями. Почему-то это и вполовину не так сильно задело Гермиону, как в прошлом. - Интересно, не правда ли? Ты хочешь меня, а я, - тут он снова качнул бедрами, на этот раз сильнее, и они оба застонали, - вполне очевидно хочу тебя. Как ты полагаешь, что нам следует делать по этому поводу?

- Ты по правде хочешь меня? - спросила она застенчиво.

Он снова поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. Тем взглядом, что зацепил ее прежде: тем взглядом, что она видела у него, только когда он преследовал снитч, взглядом, который говорил, что он намерен завладеть чем-то, жизненно для него важным. Еще до того как он открыл рот, этот взгляд дал ей ответ, которого она так жаждала.

- Больше всего.

- Есть только одна проблема, - продолжила она тем же тихим, серьезным голосом.

- А именно? - мягко спросил он.

- Ну, я не уверена, - сказала она, и несмотря на попытки сохранить серьезность тона, ее глаза озорно заблестели. - Но я искренне верю, что на тебе слишком много надето.

- О, *неужели*, мисс Грейнджер, - вкрадчиво отпарировал он. - И что же вы намереваетесь делать с вашей гипотезой?

- Я полагаю, я могла бы раздеть тебя, - заявила она своим лучшим тоном "надменной Старшей ученицы". - Исключительно в целях проверки, чтобы выяснить, *действительно ли* на тебе надето слишком много. Ты бы не стал возражать, если я это сделаю, не так ли? - Она нахально качнула под ним бедрами, и он застонал. - В интересах науки?

- Полагаю, я мог бы позволить это, - протянул он. - Ради совершенствования общества.

- Ты так щедр, - поддразнила она, а на ее губах неудержимо расцветала улыбка.

- Милая, всего несколько секунд - и ты увидишь, каким щедрым я могу быть, - пообещал он, переворачиваясь на бок, чтобы помочь ей снять с себя одежду. Их объединенные энергичные усилия привели к тому, что всего минуту спустя он был полностью раздет и снова устроился поверх нее, прокладывая языком дорожку вдоль ее тела.

- Так какую там чушь Поттик с Вислым вещали про тебя и меня? - спросил он, покрывая поцелуями ее пупок.

- Они сказали... м-м-м... они сказали, что им нечего беспокоиться о том, что мы делим эти комнаты, потому что... о-о-о, вот тут... если бы я не носила юбок, ты бы и не знал... о боже, не останавливайся... что я девушка.

Драко усмехнулся. - Знаешь, из того положения, в котором нахожусь, я считаю, что могу с уверенностью заявить, что в данный момент юбки на тебе нет, и добровольно готов провести остаток ночи, показывая, насколько полно я отдаю себе отчет в том, что ты действительно девушка.

- Добровольно? - едва дыша, переспросила Гермиона и стиснула пальцы в его волосах, направляя его туда, где хотела почувствовать его рот сильнее всего. - Какой достойный гражданин!

- Я говорил тебе, любимая, еще несколько минут - и мои действия все скажут сами за себя.

~*~*~*~

Рон и Гарри проснулись в лучшем случае, на три четверти, когда на следующее утро ввалились в гостиную Гриффиндора. Они просидели допоздна, играя партию за партией в волшебные шахматы и ожидая, пока к ним присоединится Гермиона. Они дали ей час после ужина на то, чтобы поохать и поахать над ее новыми комнатами, с книжными шкафами, широченными рабочими столами и, без сомнения, всякими прочими вещицами и украшениями, предназначенными, чтобы привести их маленького книжного червячка в полный восторг, прежде чем она, как обычно, присоединится к ним. Они изрядно удивились, когда она не появилась, и уверенные, что она в любой момент придет, терпеливо сидели в гостиной почти до трех часов ночи.

- Странновато, ты не находишь? - спросил Гарри у Рона, пока они, завязывая галстуки, выбирались из портретного проема.

- Что? –сквозь гигантский зевок спросил Рон.

- То, что Гермиона не ждет нас в гостиной, чтобы мы вместе пошли на завтрак, - пояснил Гарри. Рон кивнул в знак согласия.

- Ты... э-м-м... - нервно выдавил Гарри, - ты ведь не думаешь, что она все еще сконфужена вчерашним, правда?

Руки Рона помедлили на галстуке, пока он обдумывал сказанное. - Возможно, приятель. Ты же знаешь, это Гермиона. У нее не то, что бы есть опыт по наблюдению за парнями в таком виде. Разумеется, она будет сконфужена.

- Думаешь, она поэтому не явилась вчера вечером?
Рон пожал плечами. - Может быть. Вполне логично, ты не находишь?

- Может, нам стоит заглянуть к ней в новую комнату и пригласить ее пойти с нами на завтрак, если она еще не ушла? - предложил Гарри, разглаживая галстук поверх жилета. - Если она увидит, что мы ведем себя, как обычно, она поймет, что то была ерунда. Тогда мы все сможем забыть об этом, будто ничего и не случилось.

Рон одобрительно кивнул, двое юношей направились в сторону комнат старост в поисках Гермионы. Им оставалось пройти всего один коридор, когда они услышали ее голос.

- Подожди меня минутку, мне надо найти вторую туфлю, и тогда мы сможем пойти на завтрак вместе.
Гарри и Рон обменялись ухмылками. Гермиона, при всей ее организованности, постоянно теряла туфли. У нее была привычка спихивать их, как только она входила в гостиную, и никогда не обращать особого внимания, куда именно они падают. До того, как она выучила призывные чары, она не раз и не два провела утро, ища в гостиной потерянные туфли, и часто призывала двоих друзей на помощь.

- Должно быть, Джинни заглянула в гости, - предположил Рон. Гарри согласился. С кем еще Гермиона могла разговаривать, прося подождать ее? Когда Гарри и Рон, наконец, сумели вытащить себя из кроватей, Джинни в гостиной не было. Вероятнее всего, она отправилась навестить Гермиону. Теперь они смогут отправиться на завтрак вчетвером.

В последний раз завернув за угол, Гарри и Рон изумленно замерли при виде открывшегося им зрелища. Вместо узнаваемой рыжей гривы и миниатюрной фигурки Джинни, единственным человеком в поле зрения был Драко Малфой, проклятие их существования, который, прислонясь к стене, разглядывал открытый портрет. Прежде чем Гарри и Рон имели возможность хотя бы предположить вероятность того, что Гермиона могла обращаться именно к Хорьку, сама Гермиона возникла из портретного проема, лишив их дара речи и заставив буквально застыть на ходу.

Уже ее вида было бы достаточно. За исключением постоянно теряемых туфель, Гермиона была не из тех, кого можно было встретить в коридорах без формы. У Гарри и Рона было обыкновение дозастегивать рубашки и мантии и довязывать галстуки по пути в Главный Зал, но Гермиону редко можно было увидеть не в правильно застегнутой мантии и с незавязанным галстуком. Она никогда не была взъерошенной. Она никогда не была растрепанной. И она точно никогда не выставляла себя напоказ, в любом виде, понимании или значении.

Ее теперешний облик разительно отличался от привычного. Ее мантия была на ней, но нараспашку, и под ней было явственно видно тело. Юбка открывала изрядную часть ноги, галстук свободно болтался на шее, а блузка была застегнута только частично. Такую демонстрацию плоти Гарри и Рон точно не помнили. Они не видели ее без мантии с лета перед 5-м годом, и ни в чем, что открывало бы любую часть ее тела, кроме ладоней, лица и ступней, с лета перед 4-м годом, когда Гарри и Гермиона гостили в Норе и они все пошли купаться. Гермиона тогда надела очень скромный купальник, и Гарри с Роном незамедлительно отмели ее тело, как не стоящее их внимания. Впрочем, выяснилось, что между девочкой в тринадцать и девушкой за несколько недель до шестнадцати есть весьма значительная разница. Тогда у нее точно не было таких форм. Они бы запомнили.

Гермиона *никогда* так не выставляла себя напоказ, даже если была окружена исключительно друзьями. Ее тело обычно было полностью прикрыто и спрятано под несколькими слоями очень мешковатой одежды, массой очень лохматых волос и немалым количеством очень толстых книг. Казалось, Гермионе так больше нравилось. Вполне очевидно, ее тело было чем-то, что ей неловко было показывать. Ее друзья всегда это принимали. На самом деле, они были ей за это благодарны. Это избавляло их от трудностей и сложностей, которые возникли бы, если бы им пришлось воспринимать ее или обращаться с ней, как с девушкой, не просто как с другом. Сейчас ее внешний вид был на противоположном конце спектра. Она выглядела так, словно только что скатилась с кровати. Более того, она выглядела так, словно только что скатилась с *чьей-то еще* кровати, слишком счастливая и удовлетворенная, чтобы беспокоиться об одежде.

Да, уже ее вида было бы достаточно, чтобы ошарашить Гарри и Рона. Но удар, окончательно приковавший их к месту, пока они отчаянно пытались убедить себя, что еще спят и им снится кошмар, настиг их, когда Гермиона вылетела из проема прямо Малфою в объятия. Роняя челюсти на пол, Гарри и Рон смотрели, как Малфой обнял ее, прижал к себе и наградил поцелуем, который можно было обозвать как угодно, только не целомудренным.

И она ответила. С жаром. Кто, черт возьми, научил ее так целоваться? Кто, черт возьми, знал, что она *способна* так целоваться? Гарри и Рон продолжали смотреть со смесью шока, ужаса и преобладающего недоверия, которая нарушилась только тогда, когда они увидели, как ладонь Гермионы опустилась Малфою на задницу и крепко ее сжала.

Рон издал некий средний между аханьем и предсмертным хрипом звук, который и привлек внимание парочки. Они одновременно подняли взгляды, не отпуская друг друга. К изумлению Рона и Гарри, они улыбнулись. Одинаковыми улыбками Чеширского кота, "у меня есть секрет, и это просто потрясающе". Затем Гермиона отстранилась от Малфоя, только чтобы взять того за руку и повести по коридору.

- Привет, Гарри, Рон, - бодро заявила она, подойдя ближе. - Чудесное утро, не правда ли?

- Гермиона... Малфой... заклясть... чертов хорек... - прохрипел Рон, временно не в силах формулировать связные предложения.

- Гермиона, борись, - тихо произнес Гарри, с лицом, напряженным от беспокойства за подругу, которая, несомненно, была под Империусом Малфоя. - Ты сильнее этого; не позволяй им контролировать себя.

Смех Гермионы эхом разнесся по коридору. - Он не заколдовывал меня, Гарри. - Она послала Драко лукавую улыбку. - Он сделал... очень много всего со мной, но он не заколдовывал меня.

Драко вытянул свою ладонь из Гермиониной, чтобы обнять ее за талию. - Если тебя интересуют игры с подчинением, котенок, - пробормотал он ей на ухо, так, чтобы его услышала только она, - тебе надо всего лишь попросить.

Гарри не мог слышать, что сказал Малфой, но он заметил, что от этого Гермиона покраснела, и это отвлекло его внимание от ее тела к ее лицу. Она сияла, отметил он. Буквально. Не только ее глаза или ее улыбка, но все ее тело, казалось, было озарено счастьем. Отличие было разительным. Глаза, что еще вчера были просто коричневыми, сейчас казались искрящимся янтарем. Волосы, которые они всегда считали косматыми, теперь казались непокорными и возбуждающими. Улыбка, которая всегда, даже с торчащими зубами, была милой, стала ослепительной. Она была очаровательна. Когда это произошло? Когда их Гермиона стала очаровательной? И как они это пропустили?

- То, что ты не *веришь* в то, что он тебя контролирует, не означает, что он этого не делает, - упрямо настаивал Гарри. - Подумай, Гермиона. Еще вчера ты *ненавидела* его; как это могло так быстро перемениться?

Гермиона склонила голову на бок, притворяясь, что внимательно обдумывает проблему. - Ну, - протянула она через мгновение, - все началось с его глаз. Затем были его руки. Голос, конечно, тоже способствовал, но и этого мне вполне хватило для начала. В конце концов, что действительно все изменило, так это то, что он видит меня, как женщину, *желанную* женщину, в юбке или без.

Сверкнув своим друзьям еще одной ослепительной улыбкой, она потрепала Рона по голове и, оставив их обоих, оглушенных, за спиной в коридоре, отправилась на завтрак рука об руку со своим возлюбленным.

КОНЕЦ