ТемнокрылаяСтражница все записи автора
Мефодий Буслаев. Лёд и пламя Тартара

Глава 14
ЗАГОРОДНАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ МРАКА

Условие мудрости — нравст¬венная чистота. Последствие ее — душевный мир.
«Книга Света»

Плыли они не меньше часа. Белый нос катера буравил воду. Мамай был молчалив. Ната легла на живот и зачерпывала ладонью воду. В этот мо¬мент в ее лице не было ничего демонического. Его нельзя было даже назвать красивым. Секрет привлекательности состоял разве только в не¬предсказуемой подвижности. Даже теперь, когда Ната была задумчива и любовалась водой, лицо продолжало жить собственной жизнью.
Мошкин незаметно, но пристально наблюдал за Натой. В его глазах можно было прочитать, что он любит ее «не за то, что...», а «несмотря на...». Ог¬ромная разница, если вдуматься. «За то, что...» любить просто и скучно. Любить же «несмотря на...» куда сложнее и увлекательнее. Правда, от такой любви чаще бывают одни неприятности.
Чимоданов нет-нет да поглядывал на свой красный чемодан. Мошкину даже показалось, что Петруччо хочет будто нечаянно столкнуть его в воду. Он поставил его на край и, посвистывая, по¬вернулся. Евгеша понял, что чемодан сейчас толк¬нут пяткой.
— Осторожно! — воскликнул Мошкин не¬вольно.
Петруччо опомнился и, сделав вид, что не по¬нимает, о чем речь, уселся на чемодан. Когда го¬род остался позади и река начала петлять, Мамай решительно направил катер к берегу.
— Прыгайте! Через две минуты рванет, взглянув на часы, равнодушно сказал он.
— Что взорвется? — удивился Мошкин. Мамай ткнул пластилиновым пальцем под
ноги.
— Катер.
— Кто его заминировал? Ты?
Услышав вопрос такой степени нелепости, хан презрительно плюнул в воду. Мошкин про¬следил за его плевком. И тут пластилин.
— Нет.
— А кто?
Лицо комиссионера осталось неподвижным.
— Не мрак творит главное зло в этом мире. Он лишь использует то зло, которое уже творится, к своей выгоде. Так говорит Арей, — сквозь зубы от¬ветил хан.
Мошкин, помнится, удивился тому, что акцент у Мамая то появляется, то исчезает. С другой сто¬роны, Мамай был комиссионером, а раз так, то и судить его по людским законам нельзя. Зло, поро¬дившее его, диктовало и правила игры.
Ната первой спрыгнула на берег и стала под¬ниматься по тропинке, которая вела на холм. Ко¬гда ей говорили: «Беги! Сейчас рванет!», она обыч¬но не задавала лишних вопросов. Чимоданов со своим одноименным другом чемоданом и Мош¬кин, на ноге которого повис запаниковавший Зудука, потому что хозяину было не до него, помча¬лись за ней.
Они были уже метрах в ста от берега, когда ре¬ка взметнула столб воды. Вдогонку прокатилось эхо взрыва. Когда Мошкин обернулся, река почти зализала рану. Течение неторопливо уносило об¬ломки катера. Мошкин забеспокоился, не постра¬дал ли Мамай, но ему пришло в голову, что с ко¬миссионером ничего стрястись не может. Веро¬ятнее всего, он сгинул еще до взрыва.
Евгеша остановился, огляделся. Вдоль берега тянулись деревянные мостки, мысом выходящие в реку. Несколько лодок сохли на берегу, а одна из
них, совсем дряхлая, лежала затопленной у бере¬га. Виден был только ее нос и белая полоска ска¬мьи. Справа от мостков стоял домик речной стан¬ции — дощатый, облезший, но с торчавшей из крыши красной кирпичной трубой, придавшей станции вполне уверенный дееспособный вид. Недостающие стекла веранды были заколочены фанерой с написанными на ней правилами пове¬дения на воде.
— Эй, ты идешь? — нетерпеливо крикнула Ната.
— Иду, да? — удивился Евгеша и пошел.
Песчаная сухая почва подъезжала и кроши¬лась под ногами. Из земли причудливо торчали корни, похожие на ревматические суставы вели¬канов. Внизу склона у реки виднелась изломанная линия камыша.
Вскоре они оказались у вросшего в землю строения. У входа полыхала фиолетовая завеса. После вежливой попытки пропустить девушку вперед, на которую умная Ната не клюнула, Чимоданов стал орать в надежде, что к ним кто-нибудь выйдет. Его крики были услышаны неожиданно быстро. На этот раз по лестнице поднялся сам Арей.
— Ступайте за мной след в след! — приказал он, сухо кивнув Чимоданову.
Заметив, что Петруччо не придал особого зна¬чения его словам, Арей нетерпеливо щелкнул пальцами и, выхватив из воздуха неизвестного тощего комиссионера с полыхающим носом, пинком послал его вниз по лестнице. Комиссио¬нер пролетел несколько ступеней, а затем вдруг вспыхнул и растаял, наткнувшись на незримую преграду.
— Подумать только: и это светлая магия, нало¬женная хранителем! В резиденции мрака! Вот к чему приводит совмещение противоположно¬стей! — недовольно произнес Арей.
Он еще раз взглянул на Чимоданова, коротко повторил: «Точно за мной!» — и стал спускаться. После его ног на ступеньках оставались слабые мерцающие следы — подсказка, куда ступать. Внизу Эссиорх, только-только закончивший на¬кладывать охранные путы на нижнюю часть лест¬ницы, беседовал с валькирией-одиночкой. Улита, вскрыв кинжалом банку с паштетом, поедала его, зачерпывая тем же кинжалом.
— Когда я психую — я ем. Но когда я ем — я психую, что ем много. Замкнутый круг. Дурная бесконечность, — произнесла она с набитым ртом.
Ната хотела съехидничать по этому поводу, но благоразумно передумала.
Арей открыл сундук и достал большой стек¬лянный шар, внутри которого клубился туман. Ту¬ман был насыщенно-красным, пульсирующим и
оставался светлым лишь в центре. Ната вгляде¬лась. Ей почудилось, что внутри тумана скользят тени. Каждая тень имела лицо. Ага! Да это же не¬сложный артефакт для наружного наблюдения.
— Мы в осаде! — сказал Арей, кивнув на шар. — То, что вы сумели к нам пробиться, чудо. Некото¬рый контроль мы сохранили только над рекой. К квартире Эссиорха мы бы уже не пробились. Стражи из Нижнего Тартара наготове.
— Это вы подослали ту девушку с очками? — спросил Чимоданов.
Объяснять, кто такая «та девушка», ему не при¬шлось. Арей взглянул на Эссиорха. Мрак догова¬ривался со светом.
— Мы считаем, ее послало провидение. Закон баланса. Закон замка и ключа. Загадки и разгадки. Ей было приказано довести вас до того места, ку¬да мрак сумел прислать Мамая. К реке, — ответил Эссиорх.
— Но почему тартарианцы не могли напасть на нас на катере? — спросил Евгеша.
— Разве вода не твоя стихия? Опять же, откро¬венно говоря, не вы главная цель тартарианцев. Им нужны Дафна, я и Арей, — шепнул ему Меф, за¬метив по поднявшимся бровям Мошкина, что тот собирается задать очередной вопрос из своего гениального цикла.
Мошкин уныло кивнул. Бедный Евгеша! Он вечно страдал от собственной ненужности, от сознания того, что мир, оказывается, прекрасно может существовать и без него. Даже стражам из Нижнего Тартара он был, оказывается, не слиш¬ком интересен. Проклятый комплекс третьего лишнего.
— А сейчас нам неплохо было бы выставить караульного. Артефакты и заклинания — это ох¬ранный комплект для бедных. Полной гарантии они не дают. Живые глаза всегда лучше, — сказал Арей.
Багров едва заметно усмехнулся. Некромаги всегда почему-то усмехаются, когда слышат сло¬во «живые». Это у них профессиональное.
— Давайте я! — предложил он.
— Нет. Не ты. Я пойду первой, — решительно заявила Ирка и, не дожидаясь согласия, стала под¬ниматься.
Мефодий проводил ее задумчивым взглядом. Он смутно ощущал, что его и Ирку связывает не¬зримая пуповина. В спокойном лице валькирии он постоянно улавливал тоску и скрытое, светлое страдание. Так страдают те, кто уже привык к сво¬ей боли и не надеется когда-либо от нее освобо¬диться. Шумно страдают только симулянты и кло¬уны. И те и другие в корыстных целях.
Валькирия-одиночка поднималась по лестни¬це. Как создание света, она четко видела выставленную Эссиорхом защиту и могла ее не опасать¬ся. За ней следовали Багров с Антигоном и Гюльнара. Не рискуя связываться со светлой магией, они тщательно повторяли все движения Ирки. Даже джинша на время притормозила свои брю¬нетистые рассуждения на блондинистые темы. Магия хранителей — есть магия хранителей.
Поднявшись на поверхность, Ирка вдохнула полной грудью. Воздух здесь был другой, не сы¬рой и не сдавленный, как в резиденции мрака. Солнце уже шло на закат, однако до горизонта ему было еще далеко. Летний вечер угасает долго.
— Я пойду к реке. Посмотрю, как там и что, — сказала Ирка.
На самом деле ей хотелось остаться одной.
— Я с тобой, — вызвался Багров.
— Нет. Не обижайся, но я пойду сама с со¬бой, — проговорила Ирка.
— Тебя могут убить! — возразил Матвей.
— Тогда ты меня оживишь. Разве нет? — спро¬сила Ирка с вызовом.
Багров спокойно пожал плечами.
— В теории да, могу. Но, видишь ли, живые люди и оживленные трупы — это не совсем одно и то же. Даже совсем не одно и то же, — вежливо по¬яснил он.
— Ты хочешь сказать, что оживленную валькирию ты будешь любить меньше? — спросила Ир¬ка, дразня его.
— В оживленном виде ты не сможешь быть валькирией. Что до любви, то некромаги — люди странные. Легенды о принцессах, которые по две¬сти лет раскачивались в стеклянных гробах, а за¬тем оживали от поцелуя, возникли не на пустом месте, — с каким-то недобрым намеком отвечал Багров.
Ирке стало не по себе. Оставив Матвея, она спустилась с холма к берегу. Здесь она села на ка¬мень и стала смотреть на воду.
«Я убила Двуликого... сумела сохранить шлем и копье... Антигон вместо меня освободил эйдосы из дарха Арея, но все равно я никак не могу ощу¬тить себя счастливой. Наверное, я вообще в прин¬ципе не могу быть счастливой. Тот отдел мозга, который отвечает за счастье, у меня заклепан от¬ветственностью», — думала она, болтая в реке древком копья и слушая успокаивающий плеск воды.
Внезапно кто-то коснулся плеча Ирки. Она обернулась. За ее спиной, усмехаясь, стояла Филомена.
— И это ты называешь профессионализмом, одиночка? Я могла бы убить тебя семь раз! Куда там семь! Семьдесят семь! — заявила она.
— Я почему-то думала, что валькирии не напа-
дают со спины. Поправь меня, если я ошиба¬юсь, — невинно сказала Ирка. Филомена пожелтела от злости.
— Не умничай, одиночка! Тебя и так не осо¬бенно любят, — выпалила она.
— И ты считаешь своим долгом все время на¬поминать мне об этом? — уточнила Ирка.
— Повторяю тебе, одиночка: не нарывайся! Поверь, в реальном бою со мной у тебя нет шан¬сов, — предупредила Филомена.
Ее глаза были прищурены. Взгляд резал как бритва. Ирка ощутила, что это не блеф.
— Ну так убей меня! Наверное, это будет самый простой выход, — предложила она без малейше¬го страха.
Почему-то эти простые слова смутили Фило-мену.
— Убить, говоришь? Хм... Прям-таки и убить? Ладно, я подумаю... А где твой спившийся гно¬мик? — спросила она, отворачиваясь.
— Какой спившийся гномик? — не поняла Ирка.
— Ну как же! Антигон! Разве он не гном, нет? А почему у него уши волосатые?
Ирка не стала отвечать на откровенно глупый вопрос.
— Зачем ты пришла? — спросила она. Филомена расхохоталась.
— Ты действительно не понимаешь: зачем? Думаешь, я просто спустилась к речке посмотреть на дохлых рыбок и разводы мазута? Посмотри-ка туда, солнце мое!
Филомена кивнула на заросли камыша, по¬крывавшего пространство между рекой и хол¬мом.
— Там никого нет, — сказала Ирка неуверенно.
— Правильно. Пока никого, — небрежно со¬гласилась Филомена. — Но опытная валькирия обязана видеть врага до того, как он появится. Когда враг появился — ты уже мертва. Заметил первым — остался жив. Заметил вторым — мерт¬вец.
Филомена говорила, не отрывая прищурен¬ных глаз от зарослей. Внезапно она отступила на полшага и, мгновенно материализовав в руке ко¬пье, метнула его. Если полет своего копья Ирка воспринимала как быструю золотую молнию, то полета копья Филомены она не увидела вообще. Мгновение назад оно было у нее в руке, и вдруг исчезло. Из зарослей послышался крик, полный ярости и боли. Филомена с досадой тряхнула почти тремя десятками своих косичек.
— Жив, собака! Промазала! — сказала она.
— Почему промазала? — не поняла Ирка.
— Проверено. Если день начнется криво — до вечера так никого и не убьешь.
— Я слышала, как ты попала.
— В том-то и дело, что ты слышала. Если бы я попала, куда хотела — все было бы тихо, — сдер¬жанно пояснила валькирия испепеляющего ко¬пья.
Камыш зашуршал. Сразу в разных местах Ирка увидела вспышки.
— Их не меньше сотни... — прикинула Фило-мена. — Правда, девять из десяти наверняка бое¬вые комиссионеры. Пушечное мясо, которое бу¬дет отвлекать нас, пока те будут работать.
— А ты кого ранила?
— Я ранила стража, одиночка. Да только что толку? Ненавижу эту бессмертную тухлятину из преисподней. Чем больше ее убиваешь — тем больше ей это нравится.
— Почему они не телепортируют?
— А зачем тогда комиссионеры? Они избрали совсем другую тактику боя. Опять же вспышки те-лепортации невозможно скрыть... — заметила Филомена и еще раз метнула копье.
Боевой комиссионер, неосторожно высунув¬шийся из камышей, оплыл потоком влажной глины.
— Ну а ты, одиночка? Покажешь, как бросаешь свою палочку? — спросила Филомена с усмеш¬кой.
Ощущая на себе насмешливый взгляд вальки¬рии, Ирка немного поспешила. Замах был непло-
хой, но кисть в завершающий момент дрогнула Когда копье вновь вернулось в руку к Ирке, от древка со стороны, противоположной наконеч¬нику, была отрублена добрая треть. Должно быть, страж из Тартара успел рубящим ударом отвести неудачно летевшее копье.
— Что, одиночка? Дальнорукость и кривозоркость? Окулист трудится, стоматолог отдыхает? — с насмешкой сказала Филомена.
Ирка озабоченно разглядывала копье. Конеч¬но, магия не в древке. Древко можно легко заме¬нить. Но едва ли она сумеет сделать это сразу, в одну минуту, не прибегая к помощи Антигона. А раз так, то метать сегодня копье она не смо¬жет — только сражаться в ближнем бою.
Нападавшие приближались. Ни о каком бое¬вом порядке речи не шло. Комиссионеры, обла¬ченные в такие же серые плащи, как стражи, были от них неотличимы. Пару раз Ирке казалось, что она видит среди серой массы лица разложенцев с провалившимися носами, но тотчас они исчеза¬ли в толпе.
К Ирке и Филомене подбежали Багров и Анти¬гон. Гюльнара витала где-то поблизости, однако чудес героизма пока не демонстрировала. Три¬дцать метров... Двадцать... Ирка начинала уже нерв¬ничать, когда Филомена вдруг обернулась.
— О, вот и остальные! — сказала она.
По множеству коротких золотистых вспышек, слившихся практически в одну, Ирка поняла, что за ее спиной только что материализовались один¬надцать валькирий вместе с пажами.
Она оглянулась. Ближе всех к ней — Ильга. Ря¬дом Ламина, копье которой окутано призрачным лунным светом... А вот и Хода. Ее можно сразу уз¬нать по копью с медным наконечником. Таамаг, разумеется, не может устоять на месте. Выхваты¬вает у пажа два дрота, бросает их, а затем с копь¬ем, больше похожим на ствол молодой сосны, с ревом бросается в бой.
Таамаг, пожалуй, единственная из всех броса¬ла свое основное копье неохотно, предпочитая использовать для метания отдельные огненные дроты. Недаром ее называли валькирией камен¬ного копья.
Валькирии сражались слаженно и спокойно, точно на тренировке. Оруженосцы удерживали перед хозяйками щиты, приседая в момент, когда валькирия метала копье. Движения были син¬хронны и выверены до последнего штриха. Сами оруженосцы в бой не лезли и противника не пре¬следовали, особо не рискуя.
Где уж там Антигону, который вечно бросался на врага с булавой, после чего Ирке, вместо того, чтобы сражаться, ни на что не отвлекаясь, прихо¬дилось беспокоиться о том, чтобы его не прибили.
Несмотря на град копий, нападавшим все же удалось прорвать строй валькирий. Завязалась рукопашная схватка. Ирка, на которую разом на¬пали с полдюжины глиняшек и страж из Тартара, вынуждена была отступить, чтобы не быть окру¬женной.
Ей на помощь пришла Бэтла. На время стрях¬нув свою обычную сонливость, толстая вальки¬рия размазала копьем трех самых рьяных комис¬сионеров, после чего вновь впала в подобие ле¬таргического сна. Страж из Тартара, оставшийся невредимым, опять стал атаковать Ирку, как вдруг массивный булыжник врезался ему в лоб. Страж покачнулся, на миг забыв о защите. Этого оказа¬лось довольно, чтобы Ирка, атаковав, поразила его копьем.
Оруженосец Бэтлы опустил руку с пращой.
— Не подумай чего, одиночка! Я попал нечаян¬но! Я вообще первый раз держу эту штуку в ру¬ках, — объяснил он Ирке.
Холеный оруженосец Радулги, прикрывавший щитом свою госпожу, захохотал:
— Я думал, он скажет, у его дедушки была на да¬че старая праща, из которой он метал камни в во¬рон.
Сражаясь укороченным копьем, Ирка броси¬лась в гущу боя. Дважды ее задели, но раны были неопасны. Должно быть, атаковали ее комиссио¬неры. Нагрудник вполне справлялся с их ударами.

Вокруг были только враги. Ирка пропарывала копьем их серые плащи, размазывала глину и прорывалась дальше, сквозь строй, не давая врагу собраться для удара. Ее спасение в движении. Не¬сколько раз где-то близко мелькало лицо Лами-ны. Развевались темные длинные волосы Радулги, а вот и точеный профиль Гелаты, которая сража¬ется легко, точно танцует. Малара, валькирия, сме¬нившая Бармию, билась наравне с остальными. Разве что ее оруженосец то и дело беспокойно ог¬лядывался, опасаясь за свою хозяйку. Несколько раз Ирка слышала боевой клич Таамаг. Глиняные фигуры разлетались под ударами ее копья.
Бой длился не больше пяти минут. Строй про¬тивника стремительно редел. Последние уцелев¬шие комиссионеры спешили скрыться. Одни бе¬жали в камыш, другие телепортировали.
— Победа! — крикнула Ирка.
К ее удивлению, никто больше не кричал. Даже Багров с Антигоном. Фулона снисходительно по¬смотрела на нее.
— И это ты называешь победой?
— А как это называть? Поражением?
— Заметь, бились мы в основном с комиссио¬нерами — жалкими кусками глины, которых можно налепить сколько угодно. Стражи исчез¬ли к началу четвертой минуты боя. Раны, кото¬рые они получили, несущественны, поскольку их дархи в безопасности. Нет, дорогая моя, это не победа! Это мелкая стычка с нулевым результа¬том.
Ирка недоверчиво оглянулась на Бэтлу. Та, по¬медлив, кивнула.
— Фулона права. Это была только разведка бо¬ем. Если ты выскочила на ринг во время матча и обстреляла боксеров картофелинами, еще не зна¬чит, что ты самая крутая, Крутая ты будешь через пару минут, если выживешь... Хочешь шоколадку?
— Нет, спасибо, — отказалась Ирка.
Пожав плечами, Бэтла взяла у пажа шоколад и привычно, одним движением развернула его.
— Не хочешь, не надо... Уговаривать не буду! — сказала она, явно довольная, что Ирка отказалась, а ритуал вежливости соблюден.
— Странно, что Мефодий не появился! На¬следник мрака, похоже, струсил, что ему будет бо¬бо, — сказал Багров, вытирая о траву свой забрыз¬ганный глиной клинок.
— Я не думаю, что он струсил, — мягко сказала Гелата.
— Почему?
— Если стражи мрака не пришли, то лишь по¬тому, что я — лично я! — перекрыла все выходы из резиденции. Есть особая магия, которая держится совсем недолго и не налагается повторно... Одна¬ко при всем том она очень надежна, — заметила Гелата.
— Зачем ты это сделала? — спросила Ирка.
— Причина очевидна. Я валькирия воскре¬шающего копья. Кому как не мне беспокоиться о том, чтобы не было лишних жертв? Таамаг, Филомена и Радулга, пожалуй, прикончили бы твоего Буслаева без колебаний. Да и Арея с его ведьмой-секретаршей тоже, представься им случай, — спо¬койно сказала Гелата.
Валькирия золотого копья оглядела поле боя. Пятна мокрой глины на вытоптанной траве и вы¬жженный камыш — все, что осталось после сра¬жения.
— Нам пора! И ты поспеши, одиночка! Тебе уда¬лось сохранить копье и щит, но это не означает, что ты стала бессмертной. Скоро стражи из Тар¬тара вернутся, — сказала она.
— Но пока вы здесь — они не сунутся! Пусть наши копья не убьют их, но прогонят, — уверен¬но заявила Ирка.
Валькирии переглянулись. Возникло корот¬кое, неловкое молчание.
— Мы не можем защищать мрак, одиночка, — сказала наконец Фулона. — Не имеем права. От¬кровенно говоря, если одна часть мрака перере¬жет другую часть мрака — это в наших интересах. Нам придется уйти.
Ирка тряхнула головой. Она ничего не пони¬мала. С ее точки зрения, в поступках валькирий не было логики. Если ты свет, так будь светом до конца. Великодушие не должно иметь границ. В про¬тивном случае, это не великодушие, а нечто со¬всем другое.
— Но зачем вы пришли сейчас?
— Валькирия-одиночка, разве это непонятно? Мы пришли, потому что тебе, лично тебе, грози¬ла опасность. Мы обязаны были предупредить тебя о ней. И мы предупредили. Приказ охранять Дафну отменяется. Ты свободна. Если ты не по¬слушаешь нас сейчас, то виноваты будем не мы, а твоя собственная глупость, — резонно отвечала Фулона.
Она коротко поклонилась Ирке и исчезла пер¬вой из двенадцати валькирий. Последней телепортировала Бэтла, отлеплявшая от губы при¬ставшую фольгу от шоколадки. Ее толстый паж подошел к Ирке и положил ей руку на плечо.
— Ты удивлена, одиночка, да? Обижена? — спро¬сил он.
— Да, — сказала Ирка.
— Вот это напрасно. Когда имеешь дело с валь¬кириями, проще всего ничему не удивляться. Ко¬гда ничему не удивляешься и ничего не ждешь — невозможно ни в ком разочароваться. Так сказал мой дедушка Леша после того, как однажды его обманул человек, которому он очень верил.
— При чем тут твой дедушка? Паж Бэтлы не обиделся.
— Валькирии есть валькирии. Древние силы на службе у света. Порой мне кажется, что сами они не свет, а лишь заставляют себя быть све¬том. А раз надо заставлять — нужны правила. Вот и возникли правила валькирий. Столь же жесткие, сколь и иллюзорные. До свидания, одиночка! На¬деюсь, не прощай!
Толстый паж Бэтлы ободряюще улыбнулся Ирке и исчез.
«Иллюзорные? Что он имел в виду? Или это сорвалось у него с языка случайно?» — подумала Ирка.
К ней подошел Багров и что-то спросил. Ка¬жется, поинтересовался, все ли у нее в порядке.
Ирка посмотрела на него смазанным взгля¬дом. Она часто, еще на инвалидной коляске, игра¬ла в подобную игру. Смотрела на стену, на одно¬родную ткань, на потолок, лежа на кровати, и ко¬гда взгляд начинал расплываться, видела, как из трещин, фактуры краски, выбоин и других не¬значительных деталей складываются диковин¬ные лица.

***

Тем временем в подземной резиденции мрака, которая по лопухоидным реестрам проходила как законсервированное и забытое бомбоубежище, происходило вот что. О событиях снаружи там узнали почти через минуту после того, как схватка уже началась. Первой битву заметила Улита, взглянувшая случайно в стеклянный шар.
С воинственным воплем она бросилась к лест¬нице, однако была перехвачена Эссиорхом.
— А ну отпусти меня! Укушу!
— Не лезь! Тебя постоянно ранят. Давай ради разнообразия обманем эту дурацкую закономер¬ность! — успокоил ее Эссиорх.
Улита несколько раз дернулась, однако вы¬рваться из рук Эссиорха было практически нере¬ально.
— А если мне это нравится? — спросила она.
— Тогда это не к стражам из Нижнего Тартара, а к психиатру. Когда человек лезет в драку только затем, чтобы схлопотать, это опасный симптом, — спокойно отвечал Эссиорх.
Услышав крик Улиты, Арей мельком глянул на шар и бросился к лестнице, однако был отбро¬шен на метр. Едва ли не впервые за все время их знакомства Меф увидел, как мечник упал. Обычно он стоял на ногах очень крепко.
— Проклятье! Светлый, убери свою магию! — прорычал он.
Эссиорх задумчиво посмотрел на лестницу.
— Это не моя магия, — произнес он тоном странствующего философа.
— Как не твоя? Что ты несешь?
— Я не несу. Я уже все принес. Моя начинается выше. Сдается мне, нас здесь просто-напросто за¬купорили, — сказал хранитель.
В данный момент он был больше озабочен тем, чтобы его не укусила вырывающаяся Улита.
— Кто закупорил?
— Валькирии. Минут десять отсюда никто не выйдет! Даже я, — спокойно заметил Эссиорх.
Сообразив, что Улиту можно больше не дер¬жать, он отпустил ее. Ведьма рванулась к лестни¬це, однако в двух шагах от ступеней остановилась и осторожно ощупала рукой преграду.
Поняв, что они в ловушке, а вместо них там, наверху, сражаются валькирии, Арей вышел из се¬бя. Для мечника было невыносимо осознавать, что кто-то бьется вместо него. Принимать же ус¬лугу от света для него, барона мрака, унизительно вдвойне.
Несколько минут он метался как тигр в клетке, то и дело подбегая к шару. Битва заканчивалась. Глиняшек становилось все меньше. Стражи из Тартара телепортировали первыми.
— А валькирия-одиночка хороша! Она вообще ничего не боится! — заметил Меф, наблюдая в ша¬ре, как Ирка бросается в самую гущу боя.
Таамаг и та вела себя осмотрительнее. Да, она сражалась как медведица и медведица яростная,
однако про защиту не забывала, и огромный ее паж со щитом постоянно находился рядом, чего нельзя было сказать об Антигоне, который пых¬тел со своей булавой где-то совсем в стороне.
Остальные валькирии, включая Филомену, предпочитали издали атаковать врага копьями.
— Одно дело ничего не бояться, и совсем дру¬гое — желать погибнуть. Обычно, если человек чего-то хочет, он это получает, — проворчал Арей.
Он ощущал себя глубоко униженным. Еще бы, барон мрака, а вынужден отсиживаться в безопас¬ном убежище, пока там, наверху, кто-то решает его судьбу. Его дарх пуст, а собственные магиче¬ские силы ограничиваются возможностями меча и тренированного тела. И это все. Любой сла¬бенький кинжал, заговоренный не глубже второ¬го уровня, и он, Арей, лишившись тела, отправит¬ся в Нижний Тартар, где ему будет мало пользы от бессмертия.
Битва завершилась. В хрустальном шаре Улита увидела, как валькирия-одиночка о чем-то пере¬говорила с другими валькириями, после чего те исчезли. Арей истолковал все по-своему, но в принципе верно.
— Узнаю валькирий. Подали копеечку и хва¬тит. Можешь продолжать трясти ладошкой даль¬ше, — сказал он.
Продолжая смотреть в шар, он яростно мет¬нулся к лестнице, чтобы проверить, исчезла ли преграда, и едва не сбил с ног шарахнувшегося Петруччо. Тот с птичьим писком отскочил. Арей споткнулся о красный чемодан, стоявший прежде у его ног.
Возможно, в другое время это позабавило бы мечника, но не сейчас. Одинокая искра перестает быть одинокой, если ей посчастливится встре¬титься с бочонком сухого пороха.
— Это что еще за дрянь? А, я спрашиваю! Чего ты его вечно таскаешь? — гневно крикнул меч¬ник.
Крик стража — это не крик простого смертно¬го. Услышать его непросто. Услышать и сохра¬нить самообладание — сложнее вдвое. Петруччо застучал зубами, мигом забыв все выученные с детства слова. Осталось лишь одно вечное сло¬во — «мама», да и то в данном контексте как-то подвисало, утрачивало семантический смысл и сохраняло лишь эмоциональный.
Шагнув к чемодану, Арей с силой пнул его. Че¬модан описал в воздухе дугу и врезался в стену. Крышка отлетела. Из перевернутого чемодана посыпалось старое серое тряпье — не то вышед¬ший из моды плащ, не то мешковина. Арей на¬гнулся и дернул ткань за край. Ткань разверну¬лась. Под ней серебрились шесть дархов с прилипшей к ним влажной землей, под которой они, похоже, не так давно были скрыты.
Арей недоверчиво и жадно уставился на них, рванулся. Мефу, который смотрел на него, почу¬дилось, будто лицо мечника размазалось, стало гибким и пластилиновым, как у комиссионера, а на его месте проступили сотни других лиц. Меф недоверчиво заморгал, через несколько мгнове¬ний лицо Арея стало прежним.
— Откуда это? — прохрипел Арей, адресуя во¬прос не столько к дрожащему Чимоданову, сколь¬ко к провидению. — Клянусь Тартаром, откуда?
Мечник бросился к дархам и, не касаясь их, провел над ними раскрытой ладонью. Дархам это не понравилось. Они попытались свернуться, как ежи. Пытались уползти. Корчились, как брошен¬ные на угли черви. Ощетинивались ломкими иг¬лами. Даже издали Мефодий ощущал исходящий от них жар. Дархи оберегали свое содержимое.
Меф испытал недоумение. Он всегда считал дархов чем-то неодушевленным, вроде спираль¬ных елочных игрушек. То же, что он видел теперь, опровергало его прежние представления.
Голос Арея дрожал. Он упал на колени и навис над дархами. Его скрюченные, как лапа коршуна, пальцы скользили над дархами, не касаясь их.
— Два — на четверть. Еще два — на треть. Два,
проклятье, почти не заполнены. Но если сложить все вместе, должно хватить! — бормотал он.
Растерянность Арея продолжалась недолго. Не прошло и минуты, как он взял себя в руки. Дви¬жения стали скупыми, собранными. Схватив со стола магическую газетенку, сложенную так не¬удачно, что фотографии двух лютых врагов — лысегорских политиков — забыли о парадных улыбках и смогли вцепиться друг в друга зубами, Арей нетерпеливо расстелил ее рядом с чемода¬ном. В его руке возник короткий нож с широким лезвием. Дархи скручивались, как улитки, трусли¬во попытались расползтись. Один, видя, что спа¬сения нет, даже попытался атаковать Арея спеш¬но выращенным ядовитым шипом, однако шип встретил лишь лезвие ножа.
Не позволяя дархам расползаться, Арей быст¬ро и ловко расправлялся с ними. Зазубриной на ноже поочередно поддевал, подбрасывал и быст¬рым четким движением рассекал на лету. Расколотая сосулька переставала сворачиваться, теря¬ла способность к магии преображения и падала на газету, как разбитая елочная игрушка. Пооче¬редно переворачивая лезвием ножа ее половины, Арей бережно высыпал эйдосы и сгребал их клинком к центру газеты. Опустошенные дархи он толок ручкой ножа в порошок.
Меф ощутил на запястье сильные горячие пальцы.
— Слышишь? — нервно спросила Даф.
— Что слышу?
— Неужели не слышишь, Меф? Как ты можешь этого не слышать? Они тут рядом, они кричат. Они рвутся сюда, но магия не пускает их.
Голос Даф перешел в нервный шепот. Она не отпускала Мефа, тянула его к себе, пряталась за него, как ребенок прячется от сильного встреч¬ного ветра за растущей в поле березой.
— Они понимают, что они уже мертвы. Им хо¬чется дотянуться до нашего горла... Разорвать нас, схватить!
Мефу казалось, что Даф бредит, но лишь до тех пор, пока он сам не закрыл глаза и не услышал краткий яростный вопль, раздавшийся в миг, ко¬гда рукоять ножа Арея коснулась последнего рас¬колотого дарха. Ничего более жуткого и ненави¬дящего прежде ему не приходилось слышать. Это была голая ненависть, лишенная всех прочих, де¬корирующих ее чувств и побуждений.
Послышался гул, точно от летящего снаряда. Нечто безмерно могучее ударилось в еще не ис¬чезнувшую защиту, поставленную валькириями. Арей быстро выпрямился с мечом в одной руке и ножом в другой. Однако оружие не потребова¬лось.
На серебристой завесе, прогнув ее и почти до¬тянувшись до Дафны, отпечаталось слепое, с рас¬пахнутым ртом лицо. Это продолжалось мгнове¬ние, затем магия победила. Лицо потеряло очер¬тание и исчезло.
Где-то там, за гранью реальности, гнилые, пре¬жде неуязвимые тела оживленцев распадались в прах. Страж без дарха — ничто. Страж же, чей дарх разбит, ничто в квадрате.
Арей взглянул на расколотый дарх, который еще только таял, и отсалютовал мечом.
— Зачем? — спросил Меф.
— Последний тартарианец убил себя сам, пре¬жде чем это сделал я. Достойную смерть нельзя не уважать, — отвечал Арей.
Когда все эйдосы оказались в одной куче, Арей бережно пересыпал их в собственный дарх, за¬ткнул его пробкой и откинулся назад. Его бледное лицо постепенно наполнялось силой. Лоб был мокрым от пота. Арей дышал судорожно и хрип¬ло, точно человек, вырвавшийся из душного под¬вала на воздух.
Лишь минуту спустя он вспомнил о чемодане и его хозяине.
— Ты знал, что там внутри? Почему молчал? — с гневом спросил он у Петруччо.
Чимоданов поспешно замотал головой.
— Клянусь, не знал. Каждый раз там бывало что-то другое!
Арея это не удивило.
— А, ну да, чемодан-телепорт... Откуда он у тебя? Чимоданов заерзал. Ему ужасно не хотелось
отвечать, однако взгляд Арея был более чем крас¬норечив.
— Похоже, придется сказать правду. Подчер¬киваю: правду и только правду. Знаете, бывают та¬кие дни, когда к нам приходят не суккубы с ко¬миссионерами, а вообще всякие просители по поводу аренды, — начал он.
— Да что ты говоришь? — с усмешкой произ¬нес Арей.
Теперь, когда его дарх вновь был полон эйдо-сов, настроение мечника стремительно улучша¬лось.
— В один такой день вечером я хотел запереть дверь и увидел в углу, у колонн, фигуру. Ведьмак, морщинистый, как высушенный гриб. Даже не морщинистый, а как полусдутый шарик, из кото¬рого вышел газ, Подчеркиваю: пока он не загово¬рил, я даже не понял, какого он пола! Он спросил, не я ли Петр Чимоданов. Только, по-моему, он и так знал, что это я, — сбивчиво заявил Петруччо.
— Что ему было нужно? Какие дела могут быть у ведьмака в резиденции мрака? — с подозрением спросил Арей.
— В резиденции — никаких.
— Как никаких?
— Он пришел ко мне. Лично ко мне. Просил сделать ему слугу и оживить его, — не без гордо¬сти сообщил Петруччо.
Арей ухмыльнулся.
— Нового Зудуку, что ли?
— Не смейтесь. Он сказал, если я справлюсь, то не пожалею.
— И ты пошел с ним?
— Мне стало интересно. Я спросил, из чего он хочет слугу. Дерево? Глина? Тряпки? Он сказал, что мастерить мне ничего не придется. Он все сделал сам. Мне нужно только оживить, ибо он сам не обладает этим даром. Согласен ли я? Я ска¬зал, что согласен, — Петруччо запнулся.
Рассказ мало-помалу приближался к неприят¬ной части.
— Мы шли не слишком долго. Там недалеко, в одном дворе, стоял старый автомобиль. Такой гру¬зовой фургончик вроде микроавтобуса, знаете?
Арей промолчал. Старыми машинами он не интересовался, впрочем, равно как и новыми. Ин¬тересоваться машинами — это было на уровне Мамая.
— Это была ржавая ничейная машина. Видно, ведьмак сам нашел ее недавно. Он снял замок, рас¬пахнул кузов, влез сам, впустил меня и закрыл за нами дверцы. Потом щелкнул пальцами, и все осветилось таким зеленым могильным светом. «А вот и мой слуга!» — сказал он. У меня под ногами ле¬жало что-то довольно большое, ростом пример¬но... э-э... ну с Мефа, допустим.
— Поищи другие сравнения, — посоветовал Буслаев.
— Как скажешь. В общем, там лежало тело, прикрытое белой простыней. Я хотел сдернуть простыню, но ведьмак прошуршал, что этого де¬лать не стоит. «Разве ты не можешь оживить его через тряпку? Я хочу, чтобы только я видел моего слугу!» — заявил он.
Арей склонил голову и внимательно посмот¬рел на Петруччо.
— И ты согласился? — с неожиданно мягким, почти психиатрическим интересом спросил он.
— Э-э... Ну да. Тряпка — не тряпка, какая мне разница? В общем, я присел на корточки, хорошо сосредоточился и...
Чимоданов неопределенно зашевелил пальца¬ми. Меф понял его затруднение. Описать магию словами так же нереально, как нарисовать карти¬ну на воде. Особенно если речь идет не об обыч¬ной магии, а об уникальном даре.
— У тебя получилось? — спросил Арей.
— Не сразу. Я даже думал, что не получилось, потому что прошел почти час, а фигура так ни разу и не пошевелилась. Я уже отчаялся. Столько сил вбухал и все впустую. Но ведьмак, который все время держал своего слугу за пальцы на ноге, вне¬запно обрадовался и заявил, что все, достаточно. Остальное он доделает и сам. Я, мол, гений и все такое!
Последнюю фразу Чимоданов произнес с вос¬хитительной небрежностью. В том, что он гений, он никогда не сомневался.
— Простыню он с лица не снимал, нет? — сно¬ва уточнил Арей.
Чимоданов покачал головой, утратив некую часть самоуверенности.
— Я стал требовать обещанной платы. Тогда ведьмак вручил мне этот чемодан и заявил, что он меня не разочарует. Только чтобы я не открывал его прямо сейчас.
— И ты, конечно, сделал это в резиденции? — спросил Арей.
— Угу.
— И что нашел внутри?
— Вначале ничего. Он был пуст, — сказал Чи¬моданов. — На второй день пачку исписанной бу¬маги. Не знаю даже, на каком языке. Что-то араб¬ское. На третий день — кинжал. На четвертый — кошелек, но не с золотом, а с мелкой медной мо¬нетой. На пятый — вареную курицу с рыбьей че¬шуей. Ну и гадость же на вид! На шестой день — руку отрубленную выше локтя с перстнями на пальцах. В общем, на этом я и остановился.
— Значит, чемодана ты больше не открывал?
— Подчеркиваю: НЕТ.
— Как? А в квартире у Эссиорха? — заложила его Ната.
— Так это же не я. Это сделала та девушка.
— Какая «та»? — не понял Арей.
— Девушка, которая уравновесила свет и тьму, — пояснил Эссиорх.
— А, ну да... И что же было в чемодане, когда она его открыла? Дархи?
— Нет. Глиняные черепки.
— Что?
— Обычные глиняные черепки и обгоревший мужской ботинок, — сказал Чимоданов.
— Мужской ботинок? Зачем? — удивился Меф. Чимоданов пожал плечами.
— Представления не имею.
— И больше ничего?
— Нет.
— Странная штука... Вероятно, дархи должны были появиться в телепорте только через цикл. Сам бы Петруччо его уже не открыл. Для Арея бы¬ло еще рано. Но и он не открыл бы один чемодан дважды. Значит, судьбе необходимо было еще од¬но звено, — предположила Улита.
Меф продолжал внимательно изучать Чимоданова. Последнее время он все чаще ловил себя на том, что становится подозрительным.
— А почему ты не выбросил чемодан, когда по¬нял, что там нет ничего стоящего? Зачем таскал с собой? — спросил он.
Взгляд у Петруччо стал затравленным.
— Я не мог. Его нельзя выбросить. Нельзя даже надолго оставить.
— Почему?
— Не знаю. Просто чувствовал, что нельзя, и все. Это меня жутко тяготило. Хотел даже в воду выбросить, когда мы на катере плыли, но не ре¬шился. А то бы еще нырять пришлось, — уныло признался Чимоданов.
— Хорошенький подарок тебе сделали! Типа дареного коня на колбасу не сдают, — сказал Меф с усмешкой.
— Петя, а нам ты почему ничего не сказал? — удивилась Дафна.
У Чимоданова побелел кончик носа. Может, обиделся, что его назвали Петей вместо Петруччо?
— Боялся.
— Чего боялся?
— Этой истории с оживлением. У меня было чувство, что я сделал что-то не то.
— Доперло, наконец? — насмешливо спросила Улита.
Арей неопределенно посмотрел на Петруччо
и, видно, сделав на его счет все необходимые вы¬воды, занялся изучением чемодана.
— Друг мой, знаешь, что такое «пробой»? — спросил он.
Чимоданов дернул головой.
— Не-а. Инструмент, что ли, какой-то?
— Пробой — это когда в спарринге тебя кто-то настреляет по ноге или в корпус. Вроде как ты вы¬держал удар, но мышцы-то уже пробиты. Потом в раздевалке тебя пальчиком кто-нибудь в шутку ткнет в это место, а ты — хлоп! — повалился.
— К чему это вы? — не понял Чимоданов.
— Это я про человека. Каждый человек в со¬стоянии тащить на себе определенное число не¬приятностей. Одну большую, две средних, три загрузона и так далее. Но потом наступает предел. Человек загружен уже по уши. Попроси его коро¬бок спичечный передать — он тебя убьет. Ве¬ришь?
— Верю. Но я-то тут при чем?
— А при том! В общем, Чимоданов, у тебя был интеллектуальный пробой. Тебе сплавили чемо¬дан-телепорт из мира мертвых, а ты его взял.
— Из мира мертвых?
— Разве это не было понятно сразу? — удивил¬ся Арей.
Как страж мрака он не то чтобы презирал такие артефакты, но брезговал ими, как крупный хищник брезгует смердящей падалью.
— Лично для меня в этом уравнении осталось два неизвестных. Ведьмак, который явился к Чимоданову. Кто он? С какой стати он подсунул этот чемодан? Смысл? И еще вопрос — кого оживил Петруччо? — заметил Арей задумчиво.
Улита подошла к лестнице. На этот раз ее ла¬донь не встретила преград. Защита валькирий ис¬чезла.
— Эссиорх, зайчик! Пойдем со мной! Девочка хочет на воздух! В подземелье у нее начинается клаустрофобия! — сказала ведьма.
Мефодий оглянулся на Дафну. Та наглаживала Депресняка с такой целеустремленностью, слов¬но пыталась решить школьную задачу: сколько времени нужно гладить одну кошку, чтобы выде¬лившейся энергии хватило вскипятить литр во¬ды. Правда, в задаче кошка не была лысой.
— А что будет с Даф? Теперь, когда стражи уб¬рались в Тартар, к ней вернется сила? — спросил Меф.
Даф, давно собиравшаяся спросить о том же самом, взглянула на Мефа с благодарностью. Она всегда испытывала непонятную робость и даже страх, когда ей самой приходилось обращаться к Арею. Слишком много насмешки было всегда в его голосе, слишком много холода в глазах. Для светлого стража, выросшего в Эдеме, где все пы¬таются улыбаться и ободрять друг друга, привык¬нуть к этому оказалось непросто.
Арей пристально уставился на Мефодия.
— Что, синьор помидор, жалко тебе ее? В мире три миллиарда женщин — не таких хорошень¬ких, не таких молодых, не таких длинноногих и не только, вообрази, лишенных магии, но и нико¬гда ее не имевших. Почему бы тебе их не пожа¬леть, а? Если уж жалеть, то всех? — спросил Арей с насмешкой.
— Я всех и жалею, — ответил Меф.
— Оно и видно. Этим миром правит слюнявая жалость, смешанная с такой же слюнявой злобой. И это скучно, милый мой. Скучно и пошло. Я счи¬таю: людей надо принудительно подвергать тесту на гуманизм. И если гуманизма мало, пристрели¬вать на месте. Если гуманизма много, то тоже пристреливать, ибо забродивший гуманизм хуже взрывчатки. Непонятно, почему светленькие до сих пор не поддержали эту здравую идею? А, Эс¬сиорх?
— Вы хотели рассказать, что теперь будет с Даф. Вернется ли к ней сила? — напомнил Меф.
— Я хотел? — удивился мечник. — Ты передер¬гиваешь. Это ты хотел. Ну ладно!.. — Арей взглянул на Дафну, затем оглянулся на Улиту и коротко приказал:
— Улита, посмотри!
Улита, собравшаяся удрать с Эссиорхом, не¬охотно приблизилась к Даф и бесцеремонно пригнула к себе ее голову.
— Слютшай, деушка! Твой аур похож на порис¬ты апельсин! Такофф аур быват у обытшны чело¬век, а не у страшш!.. У стража должен быть такой аур, чтобы пуф-пуф из пистолет, а пуля отскаки¬вать от аур! Фот что значит хореший аур для страшш! — сообщила ведьма и, щелкнув Даф по лбу, отпустила ее.
— А зачем акцент? — спросила Даф, потирая лоб.
— С акцентом проще сообщать плохие ново¬сти. Старый фокус докторов. Вместо того, чтобы пугаться, пациент или перестает понимать смысл слов или путается в терминологии, — пояснила ведьма.
— Так значит, все плохо?
— О, я-я! Фантистиш плехо! Яд впиталься в крев и плот и делат свой убийствены трют. Если раньше мы зреть страшш, теперь перед нами обытшны деушка! Если сейчас кто-то сделать тебе пуф-пуф — ты будешь отдыхай мертвы и холедны как утюкк!
— А флейта Даф сможет стать прежней? — спро¬сил Меф с надеждой.
— Вопрос дилетанта. Флейта и так прежняя, — сквозь зубы отвечал Арей. — Проблема в самой Даф. Она и прежде, без разрушительного дейст¬вия яда, с каждым днем все больше становилась человеком. Воздействие лопухоидного мира, уда¬ленность от Эдема, земные чувства и другие при¬чины делали ее такой. Это страж мрака может ва¬ляться в бытовой грязи и не испачкаться. Со стра¬жами света, увы, дело обстоит иначе. Теперь Даф просто заурядная девчонка, которая была когда-то светлым стражем. Но мало ли кто и когда кем был? Вспоминать о прошлом значит увязнуть в нем. Думать надо о будущем.
— И какое у Даф будущее? Она сможет вновь стать стражем? — с волнением спросил Меф.
Он опасался, что Арей скажет «нет». Даф, тоже ждущая этого слова, застыла, как перед ударом.
— У Даф теперь три пути. Первый — остаться человеком. Второй — путем сложного ритуала, о котором я знаю лишь то, что он существует, пре¬вратить флейту и бронзовые крылья в дарх и по¬степенно наполнять его эйдосами. Занятие до¬вольно увлекательное, если разобраться.
— Превратить мои крылья в ДАРХ? Вы предла¬гаете мне стать темным стражем? — с ужасом спросила Дафна.
— Я предлагаю? Не припоминаю, чтобы я де¬лал кому-то официальное предложение. Это перечисление вариантов, не более... — Арей равно¬душно отвернулся.
— А третий путь? — спросила Даф после дол¬гой паузы. У нее было ощущение, что она в ловуш¬ке. Пытается выползти из ямы, хватается за кор¬ни, а корни обрываются.
Арей кивнул на Эссиорха.
— Третий путь — это уже к нему. Поручитель¬ство света быстро избавит тебя от яда. Но это бу¬дет странновато, если свет за тебя поручится. Ты же, кажется, изгнанница? Или мои сведения уста¬рели?
Страж мрака ухмыльнулся. Однако в этой ус¬мешке было и что-то намекающее. Дафна быстро и с надеждой взглянула на Эссиорха. Эх, жаль, что нельзя обсудить это сейчас. Но все же надежда появилась. Забрезжила искрой, которая вполне могла перерасти в устойчивое пламя.
Улита нетерпеливо толкнула Мефа в плечо.
— Ну все! Мне надоело! Что ты тут стоишь, на¬следник конторы? Бери Даф и поехали ужинать. Еще пять минут болтовни, и я займусь людоедст¬вом!
— Да, поехали, — кивнул Меф и протянул Даф¬не руку.
— Кстати, Меф, — с хитрым видом продолжала Улита, — валькирию ты с нами пригласить не хо¬чешь? На твоем месте я присмотрелась бы к де-
вушке повнимательнее. Как-то она тебя слишком уж демонстративно не замечает. Что-то тут не так. Моя интуиция бьет в набат и стреляет из пушек!
Меф с недоумением посмотрел на ведьму. Ин¬тересно, что она имеет в виду?
— Улита, перестань! Охота тебе лезть в чужие дела? Ты что, ни о чем другом вообще думать не можешь? — проворчал Эссиорх.
— Могу, сокровище мое, могу... Я вся такая задумчивая-раззадумчивая. Ты случайно не знаешь ресторанчика, который должен сегодня сгореть? Я с радостью ему помогу!
Когда Меф поднялся на поверхность, солнце уже закатывалось за горизонт. Казалось, что вни¬зу, под холмом, течет не река, а натянута красно¬ватая мерцающая полоса, неподвижная и лишь изредка идущая рябью ярких точек и пятен. Валь¬кирия стояла на косогоре — ее четкая, прямая фи¬гура касалась солнца, словно сама являлась ча¬стью небесного диска.


Файл скачан с сайта http://tanya-grotter.ru




Вот и все. Эта книга закончена. Благодарности рекомендую отсылать на сайт Тани Гроттер. (адрес выше)