марсианские_хроники все записи автора Это мог быть любой из дней. Вчера, послезавтра, сегодня, завтра … Хотя, нет, завтра это быть не могло. Завтра воскресенье и не нужно идти в эту дурацкую школу. А сегодня надо…

Она хотела как обычно проспать первые несколько уроков, но отец вчера вернулся из командировки, так что если она не хотела очередного скандала то надо было вставать.

Её любимые тапочки в виде двух больших розовых зайцев как обычно стояли возле кровати; она хотела уже было сунуть в них ноги, как вдруг заметила что что-то изменилось в выражении бывших все время до этого добродушными глаз. Буквально на долю секунды. Она тряхнула головой – зайцы снова преданно смотрели на неё своими кавайными глазками. «Наверно спросонья показалось», - подумала она, - «Да ещё и этот сон дурацкий…»…

А сон ей сегодня приснился действительно очень странный… Обычно ей не снилось ничего, или она просто не запоминала свои сны, и они целый день болтались где-то, чуть выше лба, задавай странный тон всему дню. Сегодняшний же свой сон она помнила в деталях…

Она все таки сунула правую ногу в тапочек, но тут же выдернула её – внутри что-то кололось. Чуть не плача от обиды, что даже её любимые тапочки оставили её, она зашлёпала босиком по холодному полу в ванную…

...По дороге в школу она все думала о сегодняшнем странном сне. В нём она сидела за какими-то гаражами (но во сне было четкое знание того, что это гаражи на пустыре за её домом – там обычно собирались все местные гопники). Она видела себя как бы со стороны, как если бы подсматривала за происходящим с крыши гаража. Она видела себя со стороны и не узнавала – вместо красивых черных волос, закрывающих половину лица спереди и топорщащихся сзади, что то невнятное, выжженное перекисью и забранное в хвост на затылке, вместо цветной толстовки и черных джинсов – олимпийка и какая-то джинсовая юбка вся увешанная псевдо-стразами… Вокруг неё сидели такие же гопники, и было видно, что она здесь чувствует себя в своей тарелке… Они нюхали клей… А она… Она периодически отрезала от кого ни будь из них кусок странного липкого и холодного мяса, большими кривыми ножницами, и бросала его в пылесос на котором сидела, а взамен пылесос выдавал ей дозу радиации – сиреневой, зелёной и оранжевой, в зависимости от того насколько утроченным был её последний «донор». И она дышала этой радиацией, и в галлюцинациях проживала всю свою жизнь до этой ночи, снова и снова, снова и снова…

Подойдя к школе она поняла, что не сможет себя сегодня заставить пойти на уроки. И плевать что класуха позвонит домой и будет снова жаловаться на неё отцу – не дойдя каких ни будь пары метров до дверей, она развернулась и пошла в парк, который был неподалёку от её школы.

Осеннее утро, особенно свежее и грустное здесь, любимая скамейка, вдалеке от широких аллей, «психея» в наушниках и сигареты с ментолом… И раз за разом прокручивание в голове странного, въедливого сна…

Ближе к вечеру, когда она возвращалась домой, что-то какая-то сила, как будто рука, протянувшаяся из её ночного сна через весь день, взяла её и повела за дом, через пустырь, к гаражам… И не доходя их, она увидела тот самый пылесос из сна, только он был уже разломан, а рядом те самые огромные ножницы – только покрытые ржавчиной…

«Э, смари, эмо-хуемо!» - из за гаражей вывернула ватага гопников.

Она быстро схватила с земли ножницы, и бросилась бежать прочь, слыша за спиной мерзкое гоготание.

Вечером, едва она переступила порог дома, отец принялся орать на неё – позвонили из школы и рассказали ему о её пропусках, успеваемости, поведении и прочем… и прочем… Она не стала выслушивать всего – не успев даже разуться развернулась и пошла обратно.
Как обычно, когда ей было или очень плохо или очень пофиг (как сейчас), она пошла на свою любимую крышу. Но долго там она не просидела – было слишком холодно, а сильный ветер постоянно задувал огонёк зажигалки, не давая закурить. Поэтому она села на последний автобус и поехала в центр – бродить по ярко освещенным улицам, глазеть на большие, выше её, витрины магазинов, сидеть на краю уже отключенных и успевших высохнуть с лета фонтанов…

Она помнила, что как раз сидела рядом с таким вот фонтаном когда заметила его – не очень длинная челка, странные неестественно зелёные глаза, скейтерские кеды, сумка через плечо с нарисованной на ней какой-то абстракцией напоминающей те кляксы которые когда-то показывал ей психиатр, к лямке сумки было прикреплено несколько значком… когда он подошел ближе она разглядела - «Аматори», «Психея», «Биопсихоз», и ещё один, со странной надписью – «Не то чем кажусь»… А после, лежа уже под утро дома в своей постели, она не могла вспомнить, с чего же началось их знакомство – первую фразу, или первое действие. Как будто ничего этого не было, они сразу начали общаться так, как будто были давным-давно знакомы, просто очень долго не виделись…
Целые дни они проводили вместе, все было так… она бы не смогла этого описать, это было какое-то ощущение. Все происходящее ей очень напоминало сюжет какого-нибудь эмо-рассказа из её любимого сообщества в Интернете.

Но что-то в нем было странное. Иногда бывало что он просто пропадал на несколько дней – отключал сотовый, не подходил к телефону дом… Когда такое случилось в первый раз, она чуть было не сошла с ума – она подумала что он бросил её, и больше не хочет с ней общаться…

Как-то раз, они как обычно гуляли вдвоём ранним утром по парку, прогуливая школу, и тут он неожиданно пригласил её к себе в гости.

Первое что ей бросилось в глаза у него дома – огромное количество всевозможных медведей, медвежат, медведищ, и прочих медведов. В основном плюшевые… Странно было видеть такое в доме парня, пусть даже и эмо…

Он включил какой-то фильм, и они уже устроились было на диване, когда в дверь раздался звонок. Он подскочил, и кинулся открывать. В прихожей раздались голоса и через несколько минут в комнату вошел высокий тощий парень с длинными прямыми и какими-то бесцветными волосами.

- Знакомься, это Кирилл, мой друг – представил он вошедшего. – Слушай, прости пожалуйста, но нам с Кириллом надо очень срочно поговорить… Давай, досмотрим в следующий раз?

Не дав ей опомниться, он практически вытолкал её за дверь, дотащил до остановки, и дождался пока он сядет на автобус. Не успел ещё автобус отъехать от остановки, а он уже бежал со всех ног обратно…

Ничего не понимая, она стояла у закрывающихся дверей со слезами на глазах. Автобус тронулся слишком резко, она не успела ухватиться за поручень и упала.

- Нажралась… - прилетело от кого-то мерзким старческим голосом…

На следующей остановке она выскочила из автобуса. Сначала она думала что просто не хочет ехать вместе с этими мерзкими старыми людьми, и что с удовольствием бы по отношению к ним последовала советам Данечки Шеповалова, но потом вдруг осознала – нет, не по этому. Она шла обратно к его дому…

Железная дверь как она и ожидала, оказалась закрыта. Звонить она не стала, прислушалась – нет, дверь не пропускает ни единого звука – ни туда, ни обратно. И тут она нащупала в своей сумке-почтальонке те самые огромные и ржавые ножницы, которые теперь зачем-то всегда носила с собой…

Она даже консервные банки открывать не умела – не хватало сил, а железную, в несколько слоев, наверняка ещё и бронированную дверь, разрезала как будто ты была из картона.

Войдя внутрь она не услышала никаких голосов – только какое-то странное не то чавканье, не то хлюпанье…

Дверь в его комнату была открыта, напротив неё стоял шкаф с зеркальной дверью и в отражении она могла видеть все что делается в комнате. На кровати в какой-то неестественной позе не то стоял не то сидел Кирилл – его бесцветные волосы слиплись от пота и теперь казались совсем редкими, а сзади, вцепившись в него щупальцами, суставчатыми лапами и клешнями стояло какое-то невозможное существо покрытое слизью, больше всего напоминающее жука, и просто трахало Кирилла… Одно из острых жвал оттягивало, зацепившись, уголок его рта, и с каждым толчком оно постепенно все глубже и глубже врезалось в щёку. По его подбородку стекала слюна смешанная с кровью.

Вероятно жук кончил – движения прекратились, он отпустил Кирилла, который сразу осел мешком. Только сейчас стало видно что он не дышит. А существо принялось дергаться, скрести по своему липкому от слизи хитиновому покрову суставчатыми лапами, впиваться в себя жвалами, отрывая куски склизкой плоти…

И она с ужасом увидела что под этой отвратительной оболочкой был он!

Ухватив Кирилла, он потащил его в ванную, она вжалась в стену в полутемной прихожей, потом вернулся в комнату, взял с полки какую-то книгу, а из шкафа, она сперва даже не поняла что это было, - несколько жуткого вида хромированных инструментов, сразу напоминающих об операционной.

Вернувшись в ванную, он насыпал на краю раковины какой-то порошок, втянул в себя длинную дорожку и принялся методично разделывать Кирилла, отрезая от него маленькие куски и кидая их в унитаз. Книгу он положил здесь же, открыв её где то посередине, периодически заглядывая в неё и читая вслух : «Несколько девственниц-содомиток потихоньку-полегоньку начинают свое стрип-шоу. Роже Пейрефитт подносит клей к носу младенца Хардиссонов на глазах у Гонзаго Сен-Бри, а тот бичует себя ремнем, утыканным гвоздями, и заходиться в кашле. «Дегенераторы» тем временем исполняют чудовищную версию «All we need is love»…» - произносил он своим странно осипшим голосом. И так далее, и так далее, периодически прерывая свою речь ворчанием унитаза в котором исчезают кровавые кусочки…

Она досмотрела почти до конца. Её начало выворачивать наизнанку, когда он принялся разламывать на части череп Кирилла…

Тошнило её долго и шумно, когда же она подняла от пола свои красные слезящиеся глаза, то увидела перед собой его. Он стоял совершенно голый, перемазанный кровью и зеленовато-желтой слизью, а на его теле, то тут то там, шевелились какие-то короткие бурые отростки, похожие на гипертрофированные бородавки. Её снова стало плохо…

Пока её рвало, он раздевал её – аккуратно расшнуровал и снял кеды, стянул джинсы… Толстовку он почти снял – один рукав он стащил, снять же второй мешали ножницы, которые она все ещё сжимала в руке.

Когда он попытался отобрать их, она ударила…

Кишки. Длинные, лиловато-белесые. Они были повсюду, она вытаскивала их из его живота и развешивала по его комнате. Вешала на них как на веревках его любимых плюшевых мишек. А они все не кончались. Ни кишки, ни мишки… Она ещё удивилась, откуда в таком худеньком бое столько кишок…

Странный звон и покалывание в ушах, комната наполнилась лиловым светом, и она почувствовала как запахло радиацией. Из тумана вышла фигура неопределенного пола, с белым раскрашенным лицом, в японском кимоно и с жуткого вида булавой в руке.
Осторожно отстраняя от себя булавой развешенных повсюду на кишках медвежат, она подошла, взяла за руку полуголую девушку и куда-то повела…

На крыше было ветрено и мокро. Мелкий колючий снег бил в лицо, залетал под разорванную толстовку, царапал голые ноги. А в низу было море огней, психоделический узор – паутина из ярко освещенных улиц, и домов, с яркими пятнами больших магазинов и тёмными пятнами не освещенных дворов, с провалами черноты глухих парков.

- Тебе здесь нравиться? – фигура подвела её к самому краю и теперь стояла немного позади.
- Я ненавижу это город. Я ненавижу все города. Но кроме них у меня ничего больше нет. Мне важно не выпасть из их ритма…

В кармане толстовки пропищал, не понятно как там оказавшийся телефон.

- Сообщение…
- Прочитай…

Сообщение было от него: «Прости пожалуйста».

Фигура в кимоно стояла сзади и тоже читала это сообщение глядя через её плечо.

- Это сейчас уже не важно, - она аккуратно взяла телефон из её руки, и положила рядом на край крыши. А затем отступив на один шаг назад, размахнулась, и ударила своей булавой, с торчащими во все стороны шипами, ей под колено.

Раздался хруст, и девушка потеряв равновесие полетела вниз.
Следующим ударом фигура в кимоно разбила телефон.