«Союзмультфильм», 1975 год.
Один из мульфильмов, снятых по сценарию Сергея Козлова.
Из четырёх исполненных в фильме детских песенок, стихи к трём также написал Сергей Козлов.

Скачать мульфильм

Песенка катерка композитор — Марк Минков автор текста — Сергей Козлов Пошумев моторами, Выпустив дымок Через акваторию Мчится катерок Через акваторию, Через акваторию, Через акваторию Мчится катерок На волну взбирается Словно альпинист. И с волны бросается Головою вниз И с волны бросается, И с волны бросается, И с волны бросается Головою вниз Словно в детском садике Он туда-сюда Водит плавно за руку Мощные суда Водит плавно за руку, Водит плавно за руку, Водит плавно за руку Мощные суда

Песенка лесовоза композитор — Марк Минков автор текста — Сергей Козлов — Это я, — на весь причал Хриплым басом прокричал Старый бурый лесовоз, — Пол тайги сюда привез, И посажен как медведь Здесь на якорную цепь. Как же тут не зареветь? Как же тут не загудеть? Не привык я уставать, А теперь устал стоять Вы меня не обижайте — Поскорее разгружайте.

Дельфины композитор — Марк Минков автор текста — Сергей Козлов Корабли в открытом море Как птицы на воле. В неизвестные просторы Уносят смелых волны И плывут они куда-то Вслед за солнечным закатом И веселые дельфины Провожают корабли. Припев: А дельфины добрые. А дельфины мокрые На тебя глядят умными глазами А дельфины скромные, А дельфины черные Просят чтобы им сказку рассказали Есть в лазурном океане Таинственный остров Но найти его в тумане Матросам так непросто Среди волн отыщет берег Только тот, кто в сказку верит Только тот, кто сам сумеет Людям сказку рассказать

     Из всех полудетских-полувзрослых постановок последнего времени (более удачных, как «Сказки на всякий случай» в РАМТе, менее удачных, как «Муми-тролль и комета» в ТЦ СТД на Страстном, и откровенно халтурных, как недавние «Чудеса вверх тормашками), у «Ежика в тумане» Щукина больше всего общего с «Муми-троллем» Богомолова: те же претензии на серьезность проблематики (конечность жизни, одиночество, выбор собственного пути и умение сосуществовать с другими) и откровенно тюзовская (в плохом понимании слова) эстетика.

     Герои сказок Козлова — Ежик (Юрий Красков), Медвежонок (Евгений Косырев), Ослик (Дмитрий Кубасов) и Зайка (Евгения Крегжде) — составляют подобие джаз-банда: Медвежонок играет на контрабасе, Ежик — на гармошке (которую, правда, отчего-то называет скрипкой, но это, видимо, метафора), Ослик — на гитаре, а Зайка лупит по чему-то вроде глиняного кувшина, как по барабану.

     Это сразу заставляет вспомнить басню Крылова «Квартет». Тем более, что музыка у зверей идет действительно «не та» — каждый в спектакле играет что-то свое в меру индивидуального умения и понимания.

     Ежик, главный герой, глазами которого мы смотрим на остальных (композиционная «рамка» спектакля — фантазия Ежика, «В полудреме можно вообразить что хочешь. И все что вообразишь, будет как живое. И тогда-то можно услышать звуки и голоса» — говорит он, так что возможно, все остальные — лишь плод его одинокого воображения), какой-то облезлый, говорит с сюсюкающими интонациями; Ослик с подобием «ирокеза» на голове из последних сил пучит глаза, как будто актер перед выходом из-за кулис принял лошадиную дозу «шаровылупина» (а вообще Дмитрию Кубасову с его романтической внешностью играть бы Ромео или, на худой конец, кого-нибудь из его друзей, а не сказочного Ослика); Зайка получилась девочкой-оторвой; а Медвежонок (его играет обаятельный толстяк Евгений Косырев, быстро набирающий актерские очки в театре, а при нормальной телевизионной раскрутке его ждет настоящий звездный успех) — традиционный для «классических» советских детских спектаклей персонаж.

     При этом проблемы их волнуют общие — они заранее договариваются, как будут ходить друг другу на могилки и поливать их из лейки, чтобы снова прорасти из земли (архаичное мифологическое представление о цикличности жизни в природе в контексте откровенной тюзятины производит гнетущее впечатление), ну и, как положено героям Козлова, протирают звезды, стремятся к морю и вообще страдают всякой фигней.

     Главный режиссерский просчет — композиционный. Новеллы не отбиваются друг о друга, следуют одна за другой практически в режиме нон-стоп, но при этом и в линейный последовательный сюжет не выстраиваются. В результате выходит нечто сумбурное и скомканное, непонятно на какую аудиторию рассчитанное мероприятие.

     Для детей этот «Ежик» скучен, потому что в нем почти нет внешнего действия. Для взрослых слишком примитивен по художественному решению и неглубокому (несмотря на самые серьезные замашки) пониманию первоисточника. Облака на сухой горох не ловятся.

Издательство ContentMedia выпустило серию детских аудиокниг «Ежик в тумане: сказки для детей и не только» по сказкам Сергея Козлова.

Серия состоит из трех томов — каждый том имеет свою тематику: о дружбе, о жизни и о природе и содержит по два аудиодиска.

Текст читает актер Александр Бордуков. Каждая сказка имеет свое уникальное музыкальное оформление. Иллюстрации - художник-мультипликатор Виктор Кулемза.

     По первому снегу Заяц прибежал к Медвежонку.
     — Медвежонок, ты лучший из всех, кого я знаю, — сказал Заяц.
     — А Ёжик?
     — Ёжик тоже хороший, но ты — лучше всех!
     — Да что с тобой, Заяц? Ты сядь, успокойся. Чего ты прыгаешь?
     — Я сегодня проснулся и понял, — сказал Заяц, — что лучше, тебя нет на свете.
     Вошел Ёжик.
     — Здравствуй, Медвежонок! — сказал он. — Здравствуй, Заяц! Вы чего сидите в доме — на улице снег!
     — Я собрался идти к тебе, — сказал Медвежонок. — А тут прибежал он и говорит, что я лучше всех.
     — Верно, — сказал Ёжик. — А ты разве не знал?
     — Правда, он самый лучший? — сказал Заяц.
     — Еще бы! — Ёжик улыбнулся Медвежонку и сел за стол. — Давайте чай пить! Стали пить чай.
     — Вот слушайте, что мне сегодня приснилось, — сказал Заяц. — Будто я остался совсем один в лесу. Будто никого-никого нет — ни птиц, ни белок, ни зайцев, — никого. «Что же я теперь буду делать?» — подумал я во сне. И пошел по лесу. А лес — весь в снегу и — никого-никого. Я туда, я сюда, три раза весь лес обежал, ну, ни души, представляете?
     — Страшно, — сказал Ёжик.
     — Ага, — сказал Медвежонок.
     — И даже следов нет, — сказал Заяц. — А на небе — вата.
     — Как — вата? — спросил Ёжик.
     — А так — ватное, толстое небо. И глухо. Будто под одеялом.
     — Откуда ты знаешь, что глухо? — спросил Медвежонок.
     — А я кричал. Крикну и прислушаюсь... Глухо.
     — Ну! Ну! — сказал Ёжик.
     — И тут... И тут...
     — Что?
     — И тут... Представляете? Из-под старого пня, что на опушке...
     — За холмом?
     — Нет, у реки. Из-под старого пня, что на опушке у реки, вылез...
     — Ну же! — сказал Медвежонок.
     — Ты, — сказал Заяц. — Медвежонок!
     — Что ж я там делал, под пнем?
     — Ты лучше спроси, что ты сделал, когда вылез?
     — А что я сделал?
     — Ты вылез и так тихонько-тихонько сказал «Не горюй, Заяц, все мы — одни». Подошел ко мне, обнял и ткнулся лбом в мой лоб... И так мне сделалось хорошо, что я — заплакал.
     — А я? — спросил Медвежонок.
     — И ты, — сказал Заяц. — Стоим и плачем.
     — А я? — спросил Ёжик.
     — А тебя не было, — сказал Заяц. — Больше никого не было. Представляешь? — Заяц обернулся к Медвежонку. — Пустой лес, ватное небо, ни-ко-го, а мы стоим и плачем.
     — Так не бывает, — сказал Ёжик. — Я обязательно должен был появиться.
     — Так это же во сне, — сказал Медвежонок.
     — Все равно. Просто вы плакали и не заметили, как я вышел из-за куста. Вышел, стою, вижу — вы плачете; ну, думаю, плачут, есть, значит, причина, и не стал мешать.
     — Не было тебя, — сказал Заяц.
     — Нет, был.
     — Не было!
     — А я говорю — был! — сказал Ёжик. — Просто я не хотел мешать вам плакать.
     — Конечно, был, — сказал Медвежонок. — Я его видел краем глаза.
     — А что же мне не сказал? — сказал Заяц.
     — А видел, ты потерянный. Сперва, думаю, успокою, а уж потом скажу. И потом — чего говорить-то? Ёжик, он ведь всегда со мной.

     — А по-моему, мы все-таки были одни, — сказал Заяц.
     — Тебе показалось, — сказал Ёжик.
     — Примерещилось, — сказал Медвежонок.
     — А если так, что у меня с собой было?
     — А у тебя с собой что-нибудь было?
     — Ага.
     — Мешочек, — сказал Ёжик.
     — С морковкой, — сказал Медвежонок.
     — Правильно! — сказал Заяц. — Вы знаете, кто вы для меня? Вы для меня самые-самые лучшие из всех, кто есть на земле!

     Успех мультфильма «Ежик в тумане», сделанного в 1975 году, для любителей реализма в искусстве так и остался загадкой. Ну бродит себе ежик в тумане, ищет лошадь, потом, кажется, падает в реку, его кто-то куда-то несет. Видно плохо — туман. Что тут такого? А то. Сказочник Сергей Козлов и гениально воплотивший его замысел аниматор Юрий Норштейн, напустив в свой мультфильм тумана, рассеяли туман мифологический, окружающий образ среднестатистического ребенка советского периода.

     Едва ли не единственный из детских писателей своего и более старшего поколения, Сергей Козлов вспомнил и о потаенной, созерцательной стороне детской души. Его прозе чужда всякая натужная веселость, октябрятский задор, корни ее кроются скорее в русской философии. Козлов вдруг вспомнил — ребенок может быть и грустным, и задумчивым, и нежным.

     Тридесятое царство сказочника Козлова — это не волшебная страна с ковром-самолетом и скатертью самобранкой, а самый обыкновенный среднерусский лес, который каждый день другой. То он пуст и безмолвен, то погружен в зимний сон, то наполнен паром от только что выпавшего весеннего дождя. Источник волшебства здесь в его переменчивости, ведь природа сама по себе волшебна. Заметим, что у Козлова была возможность наблюдать ее не из окна городской квартиры — до того как стать сказочником, он успел поездить в геологические экспедиции, поводить экскурсии в Михайловском, где с «очарованными лесами» тоже все было в порядке. Кстати, и паровозным кочегаром, и учителем пения, и токарем он тоже побывать успел, и окончил Литинститут лишь после этого, а недавно сказочник купил себе дом во Владимирской области, где и проводит лучшую часть своего времени.

     Все, кто когда-либо имел дело с детьми или хотя бы читал книжку Чуковского «От двух до пяти», хорошо знают, какой фантастический, на грани гениальности и безумия, авангардистский абсурд живет в разговорах детей друг с другом. Козлов уловил и это.

     «Как хорошо, что ты нашелся,- сказал Медвежонок.
     — Я пришел.
     — Ты представляешь, если бы тебя совсем не было?
     — Вот я и пришел.
     — Где же ты был?
     — А меня не было, — сказал Ежик».

     Жизнь всех этих Иванушек-дурачков в зверином обличье — цепь странных, непонятных действий. Они греют остывшую осеннюю траву, «оттеняют» криками тишину, пытаются надышать нору впрок, чтобы тепла хватило на всю зиму, вытирают тряпочкой пыль со звезд, но иногда неуклюжий Медвежонок случайно смахивает звездочки с неба. И все же основное их занятие — удивляться и думать. Они невероятно статичны, эти милые ребята. Возможно, именно поэтому философские сказки Козлова и проскальзывали сквозь частую сеть советской цензуры — ни к какому открытому действию автор не призывал. Более того, давал ясную схему взаимодействия с внешним миром — живи себе в своем домике, слушай дождь и ветер, топи печку, наблюдай.

     О том, что дети могут быть и другими — напористыми и шумными, Козлов знал не хуже других. Ведь жизнерадостного льва Бонифация, у которого были каникулы, Львенка и Черепаху, горланящих на солнышке песню, тоже сочинил он. Хотя очевидно, что его первая и последняя любовь — именно Ежик, умоляющий друзей послушать тишину, своеобразное альтер эго писателя, как известно, не жалующего великосветский шум и как чумы бегущего публичности и журналистов. Но деваться некуда, и никакая туманная завеса уже не спасет, — еще задолго до своего юбилея Сергей Козлов вышел из тумана и превратился в классика детской литературы.

     Посреди ромашковой поляны стоял задумчивый Ёжик, глядел перед собой серьёзными глазами и думал:
     «Сегодня у Зайца день рожденья. Если я ему подарю морковку, он её съест, и ничего не останется. Если капусту — тоже... а что, если я ему подарю...»
     И тут на поляне появился Медвежонок.
     — Тили-мили, тили-мили! — пел Медвежонок.
     — Привет, Ёжик! — сказал он и встал на голову.
     — Привет! — сказал Ёжик.
     — Слушай! — закричал Медвежонок. — Я целую страну выдумал — волшебную, необыкновенную! Я её всю ночь выдумывал, еле-еле выговорил! Тили-мили-трямдия!
     — Как?..
     — Трямдия! Там все ходят на головах.
     — А я ромашки собираю, — сказал Ёжик. — Раз — ромашка, два — ромашка!..
     — Три — ромашка! — сорвал третью ромашку Медвежонок и запел:

     пять — ромашка,
     шесть — ромашка...

     — Семь — ромашка, — подхватил Ёжик. — придумал! — Закричал он. — Надо подарить Зайцу ромашки!
     — Погоди! — сказал Медвежонок. — Четвертую надо сорвать. И потом «семь — ромашка» не пой. Пой: «Семь»! Понял?
     — Нет, сказал Ёжик.
     — Ну, ты поешь: «Семь — ромашка!»
     — Пою, — сказал Ёжик.
     — А у нас в Тили-мили-трямдии поют:

     пять — ромашка,
     шесть — ромашка,
     семь....

     — А зачем? — спросил Ёжик.
     — Фу-ты! — рассердился Медвежонок. —  Ну, чтобы песня была! Повтори.
     — Фу-ты! Ну, чтобы песня была! Повтори, — сказал Ёжик. —  И, знаешь, давай эту песню подарим Зайцу...
     — Да погоди ты со своим Зайцем! — буркнул Медвежонок, сорвал одуванчик и... и тут же оторвался от земли. И поплыл на одуванчике, как на воздушном шаре.
     Ёжик растерянно поглядел на него, но Медвежонок протянул ему лапу, и Ёжик стал подниматься в небо вместе с Медвежонком.
     Они поднимались все выше, выше...
     Прям над ними плыло легкое облако.
     — Слушай, давай поедем в Тили-мили-трямдию! — предложил Медвежонок. — Говорить по-ихнему мы умеем. Смотри, какое хорошее слово: «Трям»!
     — Трям? Очень хорошее слово, — сказал Ёжик. — А что оно означает?
     — Трям — по-тили-мили-трямски значит «здравствуйте!»
     — Трям! Здравствуйте! — сказал Ёжик. — А кто пойдет на день рождения к Зайцу?
     — Мы пойдем. Вернемся из Тили-мили-трямдии и — сразу к нему!
     Медвежонок первым забрался на облако; Ёжик забрался следом, сладко зевнул и лег в ромашках.
     — Надо Зайца взять с собой, — сказал Ёжик, — он никогда не был в этой Тили-мили....
     — Тили-мили-трямдии! — подсказал Медвежонок.
     — Ага. Приедем...
     — Трям! Здравствуйте!

     — Отдадим ромашки...
     — Нас встретят!
     — Покормят!
     — Спать положат, сказал Медвежонок. — А утром проснемся и — назад.
     — С Зайцем! — сказал Ёжик. — ему будет очень приятно...
     Легкое облачко с Ёжиком и Медвежонком, тихо покачиваясь, плыло по небу.
     — Что ты ко мне со своим Зайцем привязался? — рассвирепел Медвежонок. — Он лягушек боится!
     — Кто? Заяц? Заяц никого не боится! Без Зайца — не поеду!
     — Тили-мили-трямдию я выдумал! И.... и... -Медвежонок. не находил от возмущения слов. — Ты с кем дружишь — со мной или с Зайцем?
     — С тобой, — сказал Ёжик. — И с Зайцем.
     — А я дружу с тобой, понял?
     — А со мной без Зайца дружить нельзя. Понял?
     И тут с земли до них долетел голос Зайца.
     — Ёжик! Медвежонок! — кричал Заяц. — Я вас целый день ищу!
     — Он меня целый день ищет! — буркнул Медвежонок, взял свой одуванчик и встал на край облака. — Я пошел.
     — А... А как же Тили-ми-ли... дия?
     — Без меня. С Зайцем! — рявкнул Медвежонок.
     И на одуванчике, как на парашюте, поплыл к земле.
     Но тут дунул ветер. Одуванчик Медвежонка в миг облетел, и Медвежонок кубарем полетел вниз.
     — Ой-ой-ой-ой-ой! — закричал Медвежонок.
     А на встречу на трех одуванчиках поднимался к облаку Заяц.
     — Ох! Кто-то падает! — прошептал Заяц.
     Ёжик закрыл глаза лапками, а Медвежонок падал, падал, падал, и, казалось, теперь уже ничто не может спасти Медвежонка.
     Но тут Заяц, который подымался ему навстречу на трех одуванчиках, в последний момент подхватил Медвежонка и взлетел вместе с ним на облако к Ёжику.
     — Ур-ра! Спасены! — заплясали все вместе на облаке и захохотали.
     — Заяц! Поздравляю тебя с днем рождения! — сказал Ёжик и протянул Зайцу букет ромашек. — Ты их, Заяц, засуши, и зимой у тебя каждый день будет новое солнышко на тоненькой ножке!
     — А я... А я...- сказал Медвежонок, — дарю тебе Тили-мили-трямдию! Это такая страна. Я её выдумал!
     — Там все говорят друг другу: «Трям! Здравствуйте!» — сказал Ёжик
     — И ходят на головах! — сказал Медвежонок.
     — А зимой, когда долго не будет солнышка, вы все придете ко мне в гости! — сказал Заяц. — У меня всегда будет свое солнышко на тоненькой ножке.
     — Ура! Ура! — снова закричали все и поплыли на облаке в Тили-мили-трямдию — выдуманную страну. Они летели над лугами, лесами на легком облаке и, обнявшись, пели свою любимую песню:

     Мимо белого яблока луны,
     Мимо красного яблока заката
     Облака из неведомой страны
     К нам спешат и опять бегут куда-то.

     Облака — белогривые лошадки,
     Облака, что вы мчитесь без оглядки?
     Не глядите вы, пожалуйста, свысока,
     А по небу прокатите нас, облака.

     Мы помчимся в заоблачную даль
     Мимо гаснущих звезд на небосклоне,
     К нам неслышно опуститься звезда
     И ромашкой останется в ладони.

     — Ну вот, — сказал Ёжик. — Вот и дождались. Снег пошел.
     Весь лес был в снегу, а снег все падал и падал, и, казалось, никогда уже не будет ему конца. Было так красиво, что Ёжик с Медвежонком вертели головами во все стороны и не могли наглядеться.
     Они стояли на опушке посреди сказочного леса, как два маленьких деревца, полузанесенных снегом.
     «Я — елка, подумал о себе Ёжик. — а Медвежонок —  кто?»
     Особенно были красивы в этом белом лесу полуоблетевшие огненные осинки и золотые клены. Просто немыслимо было их видеть среди черных стволов деревьев.
     — Так и будут стоять до весны, — сказал Ёжик.
     — Облетят.
     — Как же они облетят? Зима!
     — Почернеют, — сказал Медвежонок.
     Ёжику не хотелось спорить. ему хотелось только смотреть, и смотреть, и, вытянув лапу, слышать, как на нее мягко садятся снежинки.
     — Снежинка-снежинка, откуда ты прилетела? — спросил Ёжик у снежинки, которая легко опустилась ему на лапу.
     — Откуда? — спросил Медвежонок.
     Но снежинка растаяла.
     — От них толку не добьешься, — сказал Медвежонок. — Ясно откуда — с неба.
     А снег все падал и падал; вот он уже стеной отгородил от Ёжика с Медвежонком лес, а Ёжик с Медвежонком все стояли в этом густом снегу, и никуда им не хотелось идти.
     — Смотри не потеряйся, — сказал Медвежонок. — Ты меня видишь?
     — Ага.
     — Не «ага», а отвечай: вижу! Размечтаешься, ищи тебя потом. — И Медвежонок взял Ёжика за лапу. — Отвечай за тебя, — ворчал Медвежонок. — Никто не падает в волчьи ямы, один ты...
     — Погоди, — сказал Ёжик.
     Снег стал редеть, небо — чуть посветлело, и от этого красота сделалась такой невозможной, что Медвежонок сказал:
     — Может, побегаем, а?
     — Жалко топтать, — сказал Ёжик.
     — Потопчем, а?
     И они, хохоча и крича, наперегонки помчались по огромной поляне, оставляя маленькие следы.
     А снег все летел и летел. И когда Ёжик с Медвежонком, набегавшись, ушли в дом Медвежонка, на поляне совсем скоро не осталось ни одного следа.

     Олень стоял на скале, и рога у него были розовые от заходящего солнца. Он смотрел на заснеженную равнину, на дальний лес и навсегда прощался с этой страной. Впереди у него был долгий путь, и он начал вспоминать лето, ручей, овраг, за которым росла старая ель, мягкий мох на опушке, и от воспоминаний ему стало ещё грустнее.
     «Вот, — думал Олень, — кончилось лето, пришла осень, и теперь надо уходить на юг. Там, на юге, нет этих скал, этих гор и ручьи звенят по-другому».
     Он затрубил, и по всей равнине понеслось: «О-о-о-о!..»
     Солнце совсем скрылось, потемнели горы, заблестели первые звёзды... И Олень стал спускаться вниз.

     В это время в охотничьей избушке топилась печь, крепко потрескивали дрова и охотники, попив чаю, укладывались спать. Ружья у них были длинные, собаки злые, и все они были меткие стрелки.
     — Гасите свет! — сказал главный охотник. — Рано утром пойдём на оленью тропу.

     Олень шёл всю ночь, и всю ночь ему было грустно. Снег скрипел под копытцами, то и дело падали звёзды, и редкие снежинки, кружась, опускались с неба. Одна из них залетела Оленю в ухо и сказала: «Берегись!» — «Кого?» — спросил Олень. Но Снежинка уже растаяла.

     Перед утром Оленю стало холодно, и он побежал. Он бежал красивыми большими прыжками, высоко закинув голову, почти не касаясь земли. И ему казалось, что все деревья, все кусты и овражки бегут вместе с ним. Потом он вспомнил, что ему сказала Снежинка, и побежал ещё быстрее. «Вот так! Вот так! Вот так!» — приговаривал он и думал: «Меня теперь не догонишь. Чего мне бояться?!»

     Когда рассвело, охотники вышли из своей избушки и не торопясь пошли к дороге, по которой бежал Олень. На Севере такая дорога называется «варга».
     — Идёмте к варге! — сказал главный охотник.
     И все тронулись. Собак они оставили дома.

     Олень в то время устал бежать, полизал снег и пошёл шагом. Сердце у него гулко билось. «Не свернуть ли мне?» — думал он. Но надо было спешить на юг. И он пошёл прямо по дороге.
     — Смотрите, — прошептал главный охотник. — Вот он!
     Олень поднял уши и замер.
     И тут огромный сук треснул в лесу, потом ещё и ещё. «Трррах-х!» — разнеслось эхо.
     Олень прыгнул, но перевернулся в воздухе и упал на спину.
     «Вот, — подумал он, — чего боялась Снежинка...»
     Главный охотник подошёл к Оленю, и из длинного ружья у него вился дымок.
     — Это последний, — сказал он. — Остальные все прошли на юг.
     «Не надо было так долго прощаться», — подумал Олень и закрыл глаза.
     Остальные охотники подошли с крепкой палкой, связали ноги Оленя, просунули палку, положили её концы себе на плечи и понесли Оленя к охотничьей избушке.
     Олень покачивался на палке, и ему казалось, что он плывёт по большой реке к тёплому морю...

     Горько было Ёжику с Медвежонком в эту осень. Каждый лист, каждую птицу провожали они взглядом. Зато, когда облетели все листья, им вдруг стало радостно и светло.
     — Отчего это? — удивился Медвежонок.
     — Не знаю, — сказал Ёжик.
     А получилось это потому, что расставаться — лучше, чем ждать расставания, и жить в свершившемся — лучше, чем ожидать. Это знала одна старая Ворона в лесу. Знала, да никому не сказала.
     — Ну что? — сказал Ёжик, когда улетела последняя птица. — Обнимемся?
     — Обнимемся, — сказал Медвежонок.
     Они обнялись и так некоторое время стояли молча посреди леса. А лес — большой, туманный, — насупившись, глядел на них из-под еловых бровей.
     — Ты не забывай эту осень, Медвежонок.
     — Что ты! — сказал Медвежонок.
     — Мне было очень хорошо.
     — И мне.
     — Жаль, что мы ничего не придумали такого, чтобы зимой было радостно и светло.
     — Не грусти, — сказал Медвежонок. — У нас будет ещё много осеней.
     Они постояли так ещё немного, обнявшись, а потом вместе пошли пить чай к Ёжику.

© Сергей Козлов

     Удав был ленив, как все удавы. Он был стар, толст и больше всего на свете любил спать. Ел он очень редко — раз в месяц, но зато мог съесть быка, а потом целых тридцать дней его пережёвывать.
     Удав поднял голову и сказал:
     — Не пережёвывать, а переваривать!
     И снова уснул.
     Он спал в высокой, густой траве, и если бы не поднял голову, мы бы его ни за что не заметили.
     — Здравствуй, Удав! — сказал я. — Извини, пожалуйста, что побеспокоил, но мне бы очень хотелось, чтобы ты рассказал какую-нибудь историю.
     Удав покашлял, перевернулся на спину и посмотрел на облака.
     — Когда-то, давным-давно, — начал он, — я был воздушным змеем. Мальчишки склеивали меня из бумаги и тонких палочек и запускали по три раза на дню... Однажды мне это надоело: я перекусил нитку и улетел.
     — Чем же ты её перекусил?
     — Зубами. Не перебивайте меня, пожалуйста, — сказал Удав. — Просто один мальчик нарисовал мне настоящую змеиную голову и настоящие зубы... Так вот, перекусил я нитку и полетел... Летал, летал — над полями, над лесами, перелетал горы и реки, чуть не упал в море, но... ветер принёс меня в Африку. Я долго висел на дереве, но обезьяны сжалились надо мной и опустили на землю. Тогда пришёл Бегемот.
     «Кто ты?» — спросил он.
     «Змей! — ответил я. — Змей из далёкой деревни Александровка».
     «Что ты умеешь делать?» — спросил Бегемот.
     «Летать», — ответил я.
     «Ну, это здесь ни к чему, — сказал Бегемот. — Птиц у нас в Африке много, а вот змей — не хватает... Будешь Удавом».
     «Хорошо, — сказал я. — Только разве есть змеи, которые не летают?»
     «Много, — сказал Бегемот. — И удав — первая».
     И разорвал бумагу, раздавил палочки, съел мочалочный хвост и сказал:
     «Ползи!»
     Вот с тех пор я и ползаю...
     И если б вы только знали, как иногда хочется взлететь в небо и долго, долго летать между облаками!

     © Сергей Козлов, рисунок Лидии Шульгиной

     В эти самые лучшие часы, когда солнце уже садится, но еще не наступили сумерки и от деревьев на снегу — длинные глубокие тени, — в эти часы Ёжик садился у окна и мечтал.
     То же самое делал Медвежонок.
     А у Зайца не было сил мечтать, потому что Заяц просто не мог сидеть на месте.
     Вот и сегодня он сперва сбегал к Ёжику, потом — к Медвежонку, и обоих застал сидящими у окна, глядящими в затухающий лес.
     — И птицы не поют! — огорчился заяц. — Поговорить не с кем.
     Белка сидела у печки с вязанием.
     Хомячок съел кашу и теперь пил компот.
     Филин еще не проснулся.
     И Волк видел последний сон.
     «Взойдет луна, вылезет на поляну и — завоет», — подумал Заяц.
     Он знал, что Ёжика с медвежонком сейчас трогать нельзя; с Белкой и Хомячком — скучно; и поэтому Заяц один прыгал по остывающему насту и просто не знал, куда себя деть.
     С Лисой у Зайца сложились особые отношения, и поэтому он решил сбегать к Лисе.
     — Лиса-Лиса, бон суа! — сказал Заяц.
     — Бон суа! Добрый вечер, Заяц!
     У Лисы была французская бабушка, и она учила Зайца по-французски.
     — Коман са ва? Как дела? — спросил Заяц.
     — Са ва комси комса. Так себе, — сказала Лиса.
     — Сова-сова, — обрадовался Заяц. — Так себе.
     — Учи, — сказала Лиса.
     И Заяц полетел по лесу, повторяя:
     — Сова-сова! Сова-сова! Сова-сова!
     — Тебе чего? — спросил Филин. — Чего надо?
     — Ничего, — сказал Заяц.
     — А чего зовешь?
     — Я тебя не звал.
     — Как же не звал? — рассердился Филин. — Прыгаешь, кричишь: «Сова! Сова!» Это я же!
     — Это по-французски — так себе! — сказал Заяц.
     — Это я — так себе?
     — Нет, это по-французски «так себе», а ты — очень и очень хороший!
     — То-то, — сказал Филин. — А что будет по-французски Волк-волк?
     — Еще не знаю.
     — А Лиса-лиса?
     — Надо спросить. Сбегаю и спрошу.
     «Сова-Сова!» — пол по дороге к Лисе Заяц и с порога спросил:
     — Сова-сова — так себе, а Лиса-лиса?
     — Не сова-сова, а са ва комси комса, — сказала Лиса. — А Лиса-лиса — это я, и больше никто.
     — А Волк-волк?
     — Волк-волк — по-французски ничего не значит.
     «И все-таки что-то здесь не так, — зубря “сову-сову” и в третий раз огибая лес, на бегу думал Заяц. — Сова-сова — так себе, значит, а Волк-волк — еще хуже».
     Он до того задумался, к тому же, не переставая вопил «сову-сову», что не заметил Волка.
     — Ты кого славишь? — схватил Зайца Волк.
     — Сова-сова — так себе! — выпалил Заяц.
     — Вот именно! Кому она нужна, твоя Сова? Бегай и кричи: Волк! Волк!
     — Что ж мне тебя кричать, когда ты ничего не значишь?
     — Я?
     — Ну да. Для французов ты — тьфу!
     «Неужто Волк для них — ничто?» опечалился Волк. Он так расстроился, что даже отпустил Зайца.
     — Совсем, — горько вздохнул Заяц. — Представляешь, Волченька, ты — Волк, а тебя как будто и нет.
     — Ничего, Заяц, — сказал Волк. — Это, может, меня у французов нет, у них и леса-то нет. Зато здесь мы с тобой — у-ух!
     — Ух! — кивнул Заяц.
     — Ну, беги, — потрепал по ушам Зайца Волк. — Тянись к знанию.
     И, по-волчьи осклабившись, показал страшные зубы:
     — Беги-беги! Учись! Пусть знают наших!
     И Заяц, ликуя, помчался по лунному лесу, зовя Сову-сову — хищную птицу, которая, может, там, у французов, и означает ни то ни сё, ни так ни сяк, так себе, а у нас — тихую жуть.

     © Сергей Козлов