Глава 15-я |
Сипошка стоял на крылечке маленькой избушки, к которой они с котёнком пришли вслед за клубочком. Гном нерешительно постучал в дверь, теряясь в догадках, что их ждёт. Прислушался и снова хотел постучать, как из-за двери раздался голос:
– Ну чего стучать-то, заходите уже!
Клубочек шмыгнул под дверью внутрь дома; котёнок – за ним. Гном немного помешкал и, толкнув дверь, переступил порог. В полутёмной комнате он не увидел того, кому принадлежал голос, пригласивший их войти в дом. Однако тут же заметил на стене, освещённой солнечными лучами из окна, предмет… и не сумел сдержать возгласа:
– Балалайка!
– Ага! Узнал? – из угла на свет выдвинулся мужичок, которого Сипошка видел впервые в жизни. Наверное, у онемевшего гнома был странный вид, поэтому мужичок продолжил:
– Узнал струмент-то свой, говорю?
– Мой?!!... – захлопал глазами Сипошка. Мужичок посмотрел на гнома с сочувствием сверху вниз:
– Понятно… Тогда чайку попьём… – Он откуда-то из темноты, едва протянув руку, стал доставать чашки, блюдца, салфетки, сунул их в руки гному. – Давай, Сипошка, серверуй!
Сипошка очнулся и, пока расставлял всё это на столе, немного пришёл в себя. А котёнок вился у ног мужичка, мурлыкая себе песенку:
А затейник Молофей
Не любитель пить кофЕй…
– Эт точно! – крякнул мужичок и уже привычным способом извлёк из пространства кипящий самовар, поставил его на стол и заулыбался, лучисто прищурившись. – Садитесь гости дорогие!
Не успел Сипошка примоститься за столом, как чашки на блюдечках сами собой, будто ладьи по водной глади, подплыли к самовару; чайник с его венца грациозно спикировал вниз и разлил заварку по чашкам. Те по очереди стали подвигаться под носик самовара, дожидаясь, пока сам собой повернётся вентиль, из крана нальётся кипяток, и вентиль закроется; и потом полные почти до краёв, медленно вернулись на свои места. Это было удивительное, прямо сказать, волшебное зрелище (мужичок хитро ухмылялся, явно довольный произведённым впечатлением)! Но всё-таки Сипошку больше волновало другое.
– А откуда вы… про меня знаете? – беспокойно перевёл он взгляд на хозяина.
– Да как же мне тебя не знать, коли ты… мой брат!
– …
– Заметь, – старший брат! – и он значительно поднял указательный палец. – Ведь ты, брат, волшебником был и к тому же великаном.
Сипошка чуть со стула не упал. А мужичок как ни в чём не бывало продолжал:
– Очень способным волшебником был, и удачливым. Очень! Это, – он небрежно махнул рукой на чашки с самоваром, – для тебя было детской игрой. У тебя такая сила чудодейственная была! Ты такое мог!… – Мужичок осёкся. – Но… не всё я могу тебе рассказывать…
Сипошка ухватился за столешницу руками, чтобы – если что – не свалиться со стула.
– Да, так вот начал ты озоровать, свою силу на шалости всякие тратить, до членовредительства доходило… Забавляло, вишь ли, тебя, как путешественники в конной упряжи – в ураган, тобою посланный – по воздуху летают и за свои чемоданы хватаются… Эх, такую силу и на пустяки бессмысленные… Вот тебя и … разжаловали до гнома низшей ступени. А заодно характер поменяли, память почистили, чтобы ты – как с чистого листа, заново свою силу обретать начал. Да ты, видать, кой-чего помнишь, - он лукаво кивнул на балалайку.
Сипошка встрепенулся:
– Да, а как же?… если вы говорите, я великаном был… а балалайка вон какая небольшая…
– Да что ты мне "выкаешь"? Брат я твой - Молофей! А балалайка... Так она же волшебная! Кто к ней прикоснётся, под его рост она и прилаживается. Я вот когда решил о тебе память оставить, взялся за неё, а она – раз! – и уменьшилась, аккурат под мой рост. А ты прикоснёшься, так она ещё меньше станет.
Молофей вскочил с места, засеменил к стене, снял с неё балалайку и протянул Сипошке:
– Попробуй, дотронься…
Сипошка боязливо коснулся пальцами струн, и балалайка, мелодично-радостно вздохнув, прыгнула ему в руки, стремительно уменьшившись в размерах, в самый раз гному под рост.
* * *
Сипошка и Молофей сидели на крылечке избушки. Гном, задумавшись, мягко касался струн балалайки и прислушивался к её тихим откликам. Как будто пытался и в себе услышать отклики, воспоминания, подтверждающие правдивость истории – его другой жизни, когда он ещё не стал Сипошкой.
– Ну, хорошо, Молофей, я был твоим братом. А как же меня звали тогда?
– Ты и сейчас мне брат! …А как тебя тогда звали – этого я тебе сказать не могу. Не велено! Понимаешь, брат, имя – ключ к жизни, к судьбе. Одно имя – одна судьба; другое имя – иная… У тебя щас другая жизнь, и имя для неё есть, и прожить тебе её надо с этим именем… Вот взять к примеру вашего котёныша. Вы его имя узнали?
– Так он на разные откликается. – Сипошка отставил балалайку в сторону. Котёнок тут же улучил момент и вспрыгнул ему на колени, потоптался, устраиваясь поудобнее и лег, свернувшись клубочком.
– Это потому что своего настоящего имени он не знает. – И понизив голос, добавил, – …он ведь – не простой котёнок… Царских кровей… Но по малолетству и сиротству не догадывается об этом. Однако, как только своё настоящее имя постигнет, то и силу свою обретёт – он ведь многое может. И повезёт тому, кого он за родителей признает, особливо, кого папой или мамой назовёт. Тогда любое желание может выполнить. Любое!
Комментировать | « Пред. запись — К дневнику — След. запись » | Страницы: [1] [Новые] |