Из крохотных мгновений соткан дождь…»

Импрессионизм (франц. impressionisme, от impression — впечатление) — направление в искусстве и литературе второй половины 19 — начала 20 ст., считающее основной задачей утонченное отображение субъективных впечатлений и наблюдений, изменчивых ощущений и переживаний, без углубления в их суть
(из словаря)

Раз уж цикл называется «импрессионистским», я посчитала возможным нарушить авторский порядок песен, поменяв «Лунный камень» и «Круги на воде» местами. Вот такое мое «субъективное» ощущение, навеянное погодой за окном, никак не соответствующей январю и приближающимся крещенским морозам. «В нашем городе дождь, он идет днем и ночью…» — так пела когда-то Майя Кристалинская в новогоднем «Огоньке» 1961 года.

Кстати, об этой песне Эдуарда Колмановского. По моей давней привычке мне вначале захотелось выстроить песни «Полутонов» в законченную историю отношений двух людей — такую своеобразную музыкально-поэтическую перекличку, тем более что есть два исполнителя – Кристалинская и Хиль. Вот тогда я и вспомнила об этом печально известном «дожде в нашем городе». Ведь именно грустные мотивы в канун Нового года, нарушающие, по представлению тогдашних номенклатурных чиновников, мажорное течение праздничного «Огонька», явились поводом для надолгого отлучения Майи от телевидения.

Да, так заманчиво было распределить песни между Кристалинской и Хилем, тем более что и по звучанию, как мне казалось, «лишняя» песня вполне вписывалась в мой замысел. Хорошо, что я опрометчиво не поддалась этому импульсивному ошибочному желанию — ведь стоило послушать хотя бы одну песню из цикла, чтобы ощутить разницу — именно на уровне этого самого impression.
В прекрасной песне Колмановского, все же, основное — это лирические переживания женщины, и на каком-то моменте ты уже забываешь о дожде, воспринимаешь музыку как фон к стихам Евтушенко, я бы сказала, в своем чувстве эмоционального сопереживания, просто перестаешь ее слышать отдельно.
Другое дело — песни цикла, особенно «Круги на воде», особенно, если за окном все тот же дождь, особенно, если все так наложилось одно на другое…

Что же такого необычного, колдовского в этой «импрессионистской» музыке Островского? И я снова возвращаюсь к песне «В нашем городе дождь», снова ищу разницу и, наконец, понимаю, в чем дело. «Yesterday» (The Beatles), «Ноктюрн» Бабаджаняна… Эти песни не только пели — их можно услышать в переложении для симфонического оркестра. Точно так же можно аранжировать мелодию Колмановского, и она заживет самостоятельной жизнью.
«Полутона» такой обработке не поддаются. Нельзя оторвать музыку от стихов, потеряют стихи в отрыве от музыки, а то и другое соединяется талантом исполнителя, его пониманием, его чувством. И при этом слушатель то погружается в музыку, то задумывается над смыслом стихов. Мелодия то подчиняется голосу, сливается со стихами, то вырывается из этого подчинения отдельной темой - «музыкой сфер», шелестом дождевых капель, тихим плеском воды в реке.
А ощущения, переживания, впечатления каждый раз разные — то ли дождь за окном, то ли на душе неспокойно, то ли… Ведь жизнь наша, как и дождь, соткана из крохотных мгновений, и только потом, позже, эти мгновения спрессуются в прожитые годы. Но все равно нет-нет, да и увидишь расходящиеся круги на воде от какого-нибудь конкретного мгновения, которое память выхватила из-под пресса.

И вот второй день в моей душе «сыплют с неба капельки за окном», «а камень все тонет, а камень все тонет»… Выключен проигрыватель, но каждый раз, когда я смотрю в окно, капельки дождя стучат в него, согласуясь с мелодией Аркадия Островского. Вот такое мое субъективное впечатление, такой импрессион… «Все это Дождь наделал. Он целый день меня казнил, как демон…»

Но вернемся к перестановке песен местами, ведь цикл настолько многогранен, настолько по-настоящему «импрессионистский», что субъективность восприятия оправдывает такую вольность. Я вижу в нем три фазы, три периода, три вехи, которые проходит в своем земном существовании любой человек. «Лунный камень» для меня — это голубоватый цвет надежды, вера в сказки, в святость и вечность любви. О таких вещах думается в юности, когда часами смотришь на звездное небо. Взгляд направлен вверх — там, среди звезд, ответы на все вопросы, там — мечты и упования. Проходит время, и человек оглядывается вокруг себя и видит — «Дожди… Идут дожди по земле». И надежда, что «дожди с тобой вдвоем переждем». Уже нет слепой веры в сказки, но остается вера в тех, кто рядом. Уже не «отыщи мне лунный камень», а просто желание видеть родного человека, чувствовать тепло его сердца, с которого дождь смоет чужие следы. Вот такое перемещение взгляда.

А в конце жизни — «круги на воде» от камней, заброшенных лихо. Иначе говоря — подведение итогов, ведь круги на воде расходятся медленно, и есть время подумать, переосмыслить то, что было «в далеком когда-то, в неведомом где-то». И человек, задумавшись, уже смотрит не на небо, не вокруг себя, а внутрь себя, опуская взгляд на землю, в которую его когда-то положат, и на воду, по которой все еще расходятся круги.

Три стихии — воздух, вода, земля, три этапа жизни — юность, зрелость, старость, три песни — «Лунный камень», «Дожди», «Круги на воде». Вот таков мой замысел, таков мой субъективный impression.

 Какая странная судьба…

Аркадий Островский родился 25 февраля 1914 года. В книге «Спасибо, сердце» (1976 г.) Леонид Утесов писал о нем: «Совсем юным он пришел в наш оркестр пианистом и аккордеонистом. С первых же дней меня восхищали его необыкновенная музыкальность, гармоническая изобретательность и неистощимая фантазия в аккомпанементном сопровождении как моего исполнения, так и других певцов нашего оркестра».

А вот мнение Александры Пахмутовой и Николая Добронравова: «Он создал, казалось бы, немудреные песни, которые стали на самом деле шедеврами песенной лирики. Для того, чтобы создать такие песни, мало быть даже очень талантливым и профессиональным музыкантом, необходимо было быть ещё и хорошим человеком. А он таким и был — добрым, наивным, улыбчивым, непосредственным».

В последние годы жизни Аркадий Островский тяжело болел — язва желудка вынуждала подолгу находиться в клиниках. 18 сентября 1967 года он умер на 54-м году жизни в самом расцвете таланта. Ослушавшись врачей, отправился на первый музыкальный фестиваль «Красная гвоздика» в Сочи, и эта поездка стала для него роковой.

Майя Кристалинская родилась 24 февраля 1932 года, а умерла 19 июня 1985 года — на 54-м году жизни. За тем, чтобы она «слушалась врачей», около 20 лет наблюдал ее муж, Эдуард Барклай. После его смерти она устала слушаться, просто устала жить…

Инна Кашежева родилась 13 февраля 1944 года. В Интернете нет сведений о дате ее смерти. Но в «Литературной газете» я увидела стихотворение ее памяти, написанное в 2002 году.

Три человека из четырех, имеющие отношение к «Полутонам», родились в феврале и умерли так рано…