Леди_Таня все записи автора

Вообще-то я довольно скептически отношусь к фанфикам, так как очень редко можно встретить действительно стоящее на русском языке - английским, к сожалению владею весьма посредственно.

Но этот фик - исключение. Написан так, что чувствуешь настроение каждого персонажа и мне лично было очень грустнол под конец. И жалко. Киру

Автор: Eswet ( очтавить отзыв автору можно, пройдя по ссылке на ее дневник -  http://www.diary.ru/~Eswet )

Фэндом: Блич
Герои: Айзен, Ичимару, Мацумото, Кира, Хинамори, Хицугая
Рейтинг: PG
Жанр: ангст

Предупреждения - легкий яой

...- Хинамори... ты очень торопишься?
- Совсем нет, Кира-кун. Что случилось?
- Нет-нет, ничего не случилось. Я просто хотел... ну, побеседовать. Если ты не против.
- Конечно, не против! Мы не так часто видимся. Пойдем, посидим во-он там... у тебя-то есть время?
- Ичимару-тайчо велел его тут подождать. Так что время есть...

- Гин!..
- Да, привет. Что?
- Найдешь для меня минутку?
- Не сейчас, Ран. Обещал зайти в пятый.
- Ладно... а потом?
- Посмотрим...

- Мацумото!!!
- Чего вы орете, тайчо? Я тут.
- ...что-то не так?
- Никак нет, Хицугая-тайчо, все в порядке.
- Да? Ну ладно. Доклады по жизнеобеспечению где?
- А... будут готовы буквально сию минуту.
- Мацумото, сколько раз... Стой!! Ну, опять удрала...

- А-й-зен-та-й-чо.
- Когда ты так это произносишь, Гин, у окружающих могут появиться непристойные мысли.
- А у них есть для этого основания, Ай-зен-тай-чо?.. А у нас тут что, еще и окружающие есть, Ай-зен-тай-чо?..
- Прекрати. Я тебя позвал по делу. Сядь и слушай...

Там, где над оградой царят цветущие сливы, у стены владений пятого отряда есть беседка. Еще после Академии Хинамори, Абараи и Кира приметили ее, и с тех пор она стала их местом. Потом разлетелись по отрядам... но беседка никуда не делась.
- Ты не представляешь, Кира-кун, как здорово служить лейтенантом у Айзена-тайчо!.. Он такой, такой... Самый лучший капитан! Никогда меня не ругает, ты же знаешь, я теряюсь, если на меня кричат или сердятся, а он никогда не сердится, даже если я ошибаюсь. Но я только сначала ошибалась, а теперь уже меньше, гораздо меньше. Это потому что Айзен-тайчо...
Кира уже не порывается вставить слово. Сидит, улыбается, кивает. Незаметно для Хинамори кончиками пальцев теребит сливовый бутон, отрывая крошечные кусочки нежных лепестков.

Когда Хицугая входит в кабинет, первое, что он видит, - это стопка бумаг на своем столе. Достаточно беглого взгляда, что понять: это те самые документы, которые он требовал с Мацумото. Он листает их – все сделано на совесть.
- Умеешь, когда хочешь, - бурчит маленький капитан, не зная, досадовать ли ему на то, что у Рангику так редко случаются приступы трудолюбия, или радоваться, что они случаются хоть иногда. – Мацумото? Ты где?
Тишина. Лейтенант опять куда-то умчалась.
Хицугая воровато оглядывается и вдруг на мгновение утыкается носом в пачку бумаг. Которые, помимо туши, пока еще отчетливо пахнут ее духами.

Рангику стоит, опираясь на стену плечом, нюхает цветы, а цветы осыпают лепестками ее волосы и плечи. Если не подкараулить Гина после его беседы с Айзеном, этот скользкий тип опять куда-нибудь денется, и гоняйся потом за ним по всему городу, попутно отмахиваясь от собственного капитана...
За стеной что-то щебечет лейтенант пятого отряда, Рангику не слышит, что, и не знает, с кем та говорит. Но голос жизнерадостный, восторженный даже. Девочка счастлива. Славно. Хоть кто-то же должен быть счастлив вокруг, верно?
Вроде они с Хицугаей друзья детства – он и Момо, во всяком случае, кто-то об этом рассказывал... Кира? Да, наверное, Кира, упомянул мимоходом за очередной бутылкой. И потом еще полчаса рассказывал, какая замечательная девушка Хинамори Момо. Влюблен по уши, надо полагать. Хотя вообще по нему и не скажешь.
Интересно, кому и о ком рассказывает за бутылкой Гин?.. Впрочем, нет. Ичимару не пьет. Никогда. Ни с кем. По словам того же Киры. Кому и знать, как не лейтенанту...
Рангику почти ревнует, ведь прежде это было ее и только ее право – знать лучше всех, с кем Гин говорит и о чем, куда ходит и зачем... лучше всех, кроме самого Гина, конечно.
Только это было уже давно.

Сегодня он несносен даже больше, чем обычно. Намного больше! И получает по заслугам. Выпад стремителен, незаметен глазу, пальцы сомкнулись на горле, отбрасывая жертву назад. Глухой удар – затылком о стену, сильно! Хватка стальная, на коже останутся алые полосы, еще немного – и можно сломать гортань, и дышать должно быть уже почти невозможно в таком захвате – но с мелово-бледного лица так и не сходит вечная улыбка. И нет ни капли страха в глазах.
- Как вы сегодня... эмоциональны... Ай-зен-тай-чо...
Ему больно, Айзен это видит – по нарочито расслабленным рукам, по тому, как застыли мелкие мускулы у рта, и белая полоска стиснутых зубов слишком четко очерчена напряженными губами, но Гин все равно улыбается и даже не пытается освободиться. Он не боится. Он слишком уверен – или просто знает – или чувствует, что ему не причинят вреда. И даже полупридушенный, он певуче растягивает имя своего мучителя. Так... возбуждающе.
Айзен разжимает пальцы, встряхивает ладонью чуть брезгливо.
- Не зли меня, Гин.
- Коне-е-ечно, Ай-зен-тай-чо... – Ичимару, состоящий, кажется, из одних костей, удивительно плавно сползает, стекает по стене вниз. И останавливает в зародыше рефлекторное движение – поднять руку, чтобы потереть горло. Айзен знает его слишком давно, чтобы не заметить эту тень жеста, но факт - жеста не было.
И нет страха. Айзен неприметно морщится. Не теряет ли он власть над Гином?.. или ее никогда не было, а здесь что-то совсем другое, чего он никак не может понять? Он приручил змею, но кто может сказать точно, приручена ли она на самом деле...
- Ступай отсюда... Ичимару-тайчо.
- Как скажете, Ай-зен-тай-чо... как скажете.

Хинамори окликнули, и она вскидывает голову, похожая на олененка, такая маленькая и хорошенькая, такая бесконечно преданная и влюбленная.
- Кира-кун, я побежала! Меня Айзен-тайчо зовет...
- Конечно. Удачи тебе, - отвечает ей Кира, вставая, и в руке его тихо хрустит сливовая веточка. Если Айзен зовет лейтенанта, значит, сейчас объявится и Ичимару-тайчо. И ему абсолютно ни к чему знать, что его собственный лейтенант только что намеревался признаваться девушке в любви, а вместо этого выслушал поток восхвалений в адрес другого мужчины. Ичимару-тайчо вполне способен сделать из этого развлечение для себя – и пытку для Киры – на ближайшие года два.
Он тихонько выходит из беседки, выскальзывает с территории пятого отряда – если ждать капитана, так точно в том месте, которое назначено, иначе не миновать короткой, в три обидных слова и один презрительный взгляд, головомойки. Приказ, по мнению Ичимару, надо выполнять не только по сути, но и по форме. Но в серьезных случаях капитан смотрит на форму сквозь пальцы, а вот в мелочах...
На том месте, где они расстались два часа назад, маячит чья-то фигура, полускрытая сливовым цветом...
- Кира-кун?
- Мацумото-сан?..
Женщина приветливо улыбается ему, и тщательно загнанная вглубь обида вдруг снова подступает к горлу и глазам.
- У тебя что-то стряслось, Кира? – обеспокоенно говорит рыжая, и Кира понимает, что не в силах сохранить спокойное выражение лица, губы кривятся, сминая вежливое «Да нет, ничего»...

- Мацумото!! – вопль капитана десятого отряда бьет в спину, и Рангику вздрагивает: ну до чего невовремя.
Она собирается обернуться, нацепляя невиннейшую из улыбок, и в этот момент из полутени у ворот выплетается знакомая долговязая фигура.
- Гин! – окликает Рангику, мгновенно решая, что если понадобится, она просто сцапает Ичимару за рукав и утащит его отсюда с помощью шунпо, а с Хицугаей разберется потом, потом...
Но Гин смотрит на нее – сквозь нее – невидящим, каким-то мертвым взглядом, и даже Хицугая, спешащий по улице, натыкаясь на этот взгляд, как на вражеский клинок, сбивается с шага. Капитан третьего отряда протягивает руку, белые тонкие пальцы на черном плече Киры – похоже на сухую ветвь в ночи, - резко скрючиваются – краешком мысли Рангику отмечает, что так можно и ключицу вырвать, Кира ахает от внезапной боли, и спустя еще мгновение на этом месте нет уже вообще никого, только осыпаются сливовые лепестки.
- Мацумото... – Хицугая подходит медленно, словно опасаясь, что из пустоты кто-нибудь выпрыгнет, - чего это они? Что вы все вообще тут...
Рангику поворачивает голову, смотрит на своего капитана, словно не узнавая.
«Опять... опять упустила. Гин...»
Она даже не чувствует, как быстрые прозрачные слезы одна за одной бегут по ее щекам, капая на грудь, на цепочку с кольцом.

- Да, Айзен-тайчо! – выпаливает Хинамори и убегает, лучась энтузиазмом. Айзен осторожно прикрывает за ней дверь. Как иногда тяжело придумать ей такое поручение, чтобы как можно дольше ее не было рядом!
Он смотрит в окно, туда, где цветут сливы, где только что плеснулось рейяцу Гина и погасло, как задутая свеча.
Больше всего на свете ему хочется сейчас чувствовать биение его, Гина, чувств в своих ладонях. Хоть каких-нибудь. Страха и ненависти, на худой конец, если любви или хоть привязанности добиться не удалось. Но даже в этом он раз за разом терпит неудачу. Смеющееся безразличие в алых глазах – всегда, сотни лет, что бы Айзен не делал. Абсолютная при этом преданность. Почему?! Как такое возможно? На какой крючок поймалась эта рыбка и почему рыбак сам этого не знает?..
Но она поймалась, о да.
Айзен усилием воли расслабляет закаменевшие от гнева мышцы. Чувства – лишь ступенька на лестнице к достижению цели. Даже если они твои собственные.

Хицугая растерянно моргает. И что ему делать, если его лейтенант вместо того, чтобы, например, отшучиваться или оправдываться по поводу своего отсутствия на рабочем месте, молча плачет, даже не вытирая слез?..
- Мацумото... – нерешительно зовет он, но женщина его, похоже, не слышит.
Тогда капитан Хицугая, вздохнув, тянет Мацумото за рукав вниз, она покорно опускается на землю – шок?.. почему? – и он, примостившись рядом, неловко обнимает ее, гладит пышные волосы, отчаянно стараясь ненароком не промахнуться и не угодить рукой куда не надо – в шикарное декольте, скажем. Хицугая не знает, как утешать плачущих женщин, особенно – если совершенно непонятно, что, собственно, стряслось. Он не находит, что сказать, а вместо слов в конце концов зарывается лицом в рыжие пряди, будто пытаясь забрать себе хоть часть той невыносимой боли, которая обрушилась невесть откуда на его несносную, ленивую, порывистую и отважную Мацумото.

Кира боится дышать, пока Ичимару не разжимает пальцы, а потом дышать становится больно. Не сломано ли что? – отстраненно думает лейтенант, а впрочем, это сейчас неважно, потому что гораздо важнее – что такое происходит с Ичимару-тайчо, который хоть и отпустил плечо Киры, но руки не убрал, и стоит, слегка опираясь, словно просто так стоять ему тяжело.
Под ключицей точно будут синяки, черные, - оценивает Кира.
- Твой дух смущен, - вдруг тихо замечает капитан, - спор проиграл или девушка отказала?
Удар слишком внезапен и точен, чтобы можно было притворяться, что все в порядке.
- Девушка, - сдавленно отвечает Кира.
- Не понравился? – сухой смешок резко обрывается, как будто Ичимару больно смеяться.
- Вроде того... – Кире опять вспоминается восторженный лепет Хинамори, и он закусывает губу, пытаясь утишить горечь обиды.
Тогда Ичимару неожиданно кладет вторую руку на затылок своего лейтенанта, и Кира замирает под непривычной лаской.
- Это тоже пройдет, - говорит капитан, и непонятно, кому – собеседнику или самому себе. – Всякое чувство проходит. Рано или поздно.
Так они и стоят в сгущающейся темноте, тонкие белые пальцы перебирают бледно-желтые волосы, а сверху беззвучно падают сливовые лепестки.