Отпуск. Он прошел, как и все проходит. Я встретил Новый 1979 год на берегу. Отпуск пришелся на зиму. Но, после трех рейсов, на берегу казалось все прекрасным.

Целых три месяца я никуда не спешил, не работал. Иногда встречался с однокурсниками, кто на берегу был. Ресторан. Кино. Лыжи. Столько свободного времени…



Но вот мой отпуск закончился. Выхожу на работу. Уже весна. База резерва.



Раньше было так, выходишь на работу, идешь в отдел кадров, нас как специалистов, просто отправляли в отдел связи. Кстати там, в отделе, можно было встретить ребят, с которыми знаком только по эфиру, и познакомиться, как говориться в живую. В отделе связи нас не напрягали, к обеду обычно распускали по домам, и мы шли или в кафе, или в кино, или по своим делам.

А утром снова встречались в отделе. Иногда, с утра кого-нибудь отправляли, по заявкам, печатать, в какой либо отдел. В резерве мы стояли по две недели, получали 75% от своего оклада. Потом был перерыв, или отпуск за свой счет на 3 дня, и снова в резерв, или нас посылали на какие-нибудь курсы, повышения квалификации. В море я не рвался, когда будет судно, тогда и будет. За время резерва, прошел медицинскую комиссию, ежегодную переаттестацию. И был полностью готов к выходу в море.



Но, все получилось как то неожиданно. (Когда я устраивался на работу, меня приняли на должность начальника радиостанции, на суда типа СРТ.) Такая была первая запись в моей трудовой книжке.



Я вечером был дома, когда за мной приехала машина, собирайся в рейс, судно на отходе, услышал я от посыльного. Пойдешь начальником радиостанции на БМРТ. Это был МБ-0376 «Алексей Гмырев», у нас была пара таких старых николаевской постройки судов, Алексей Гмырев и Иван Чигрин, названный так, в честь, теперь забытых, малоизвестных революционеров, уроженцев Николаевской области. Вечно с ними что-то случалось, то на винт намотают, то столкнуться в море, когда кругом никого кроме них нет.



Но начальником радиостанции! Конечно я согласился, это ведь будет приказ по флоту, в отделе кадров я уже буду числиться начальником радиостанции на судах типа БМРТ. Мне уже 23... стоило испытать себя. Это ведь уже другая ответственность.



Здесь было дело случая, у начальника радиостанции МБ-0376 Малышева, на загранпаспорте отклеилась фотография, наступали майские праздники, в выходные уже ничего было не сделать, а отход судно уже назначен и должен состояться во что бы то ни стало. Срыв отхода судна в то время, да и сейчас был не допустим. Это было бы чрезвычайное происшествие, за которое люди ответственные за отход судна в море, были бы наказаны.



Я прибыл на судно и мне показалось что начальник просто не хотел идти в рейс, накануне предстоящего лета и что-то сделал с паспортом.



Кстати в те годы, в Баренцевом море, экипажу судов не обязательно было иметь визу и загранпаспорта, ходили с обычными гражданскими документами.

Но на борту должны быть паспорт моряка, у капитана, стармеха, судового доктора, и начальника радиостанции.



Малышев быстро передал мне бумажные дела, прошлись по заведованию. Посмотрели аппаратуру, спустились в шахту лага, где также находился гирокомпас. Это было довольно-таки большое помещение, у днища судна.

« А вот здесь у нас самогонный аппарат» — сказал он и показал два больших молочных бидона, в одном ставим брагу, а в другом перегоняем.

Тогда на это я и не обратил внимания.



Последний катер отвалил от нашего борта, а я познакомился с ЭРН Сергеем Брилевым и радиооператором Красильниковым. Они тоже шли первый рейс на этом судне.

Брилев Сергей оканчивал вертолетное училище в Прибалтике, работал в Мурмашах, потом ушел в море электронавигатором. Красильников закончил нашу Мурманскую мореходку... я его в лицо помнил, он учился на курс или два младше меня.



Мы уже на рейде, день 30 апреля 1979 г. заканчивается, 1 мая конечно уже никуда не уйдем, второго или третьего пройдем портовую комиссию и вперед в море. После праздничных выходных, начальство выйдет на работу, нас уже в заливе не должно быть. Была тогда такая практика не знаю почему, но очень часто случалось вместо того, чтобы люди в праздник побыли дома... у нас назначали отход, с такой установкой: что б вас здесь не было!

Суда бывало, стояли даже в Новогоднюю ночь на рейде, и никого не отпускали домой. Дело прошлое…



Утром первого мая я со своими ребятами, стал проверять готовность радио части к сдаче портовой. Обычно «портовая», начинает проверку с ходового мостика и мы тоже начали с него. Эхолот работает, а вот радиолокаторы их на мосту два. Один нормально, второй немного дернулся и его антенна остановилась. Через диспетчера связался с групповым инженером, доложил ему обстановку. Ответ: сейчас праздник и никого не найти, давайте делайте сами, но судно не должно задержаться.



РЛС «Дон»... тогда эти локаторы были почти на всех судах типа БМРТ. Антенны их располагались везде по разному, но нам можно сказать «повезло».

Сломался именно тот РЛС, антенна которого находилась на самой верхней площадке мачты, на фото можно посмотреть, как это выглядит. И добираться до площадки предстояло высоко и по скоб трапу. Эту работу предстояло сделать нам с навигатором.

Я шел первый раз начальником радиостанции и не мог себе позволить что бы были замечания по моей службе, поэтому необходимо было устранить неисправность до приезда портовой комиссии. У нас был один день — 1 мая.



Посовещавшись с навигатором решили, что сломался редуктор антенны, необходимо было подняться на мачту, на площадку где располагалась антенна РЛС, определить характер поломки и устранить неисправность.



Мы с Сергеем закрепили на себе страховочные пояса и полезли на мачту.

1 мая хоть уже и весна, но судно на рейде и открыто всем ветрам.

Холодновато да еще и с ветерком, хоть и небольшим. Теплилась еще небольшая надежда, что перегорел предохранитель, который есть в редукторе, но нет, необходимо вскрывать редуктор, отворачивать закисшие болты.



Работать на высоте мы смогли минут по 20, потом просто замерзали и с трудом спускались с мачты, отогревались. А чем можно быстро согреться? По сто пятьдесят грамм водочки и по жилам побежало тепло.

Отдохнув, снова взбирались на мачту, продолжали ремонт. Причина поломки, между редуктором вращения антенны и электромотором полетела соединительная муфта. Мотор работал, а антенна РСЛ не вращалась. На устранение неисправности у нас ушел целый день, праздничный день 1 мая. За это время мы, выпили наверное по бутылке водки, для согрева поднимались и спускались на мачту раз десять. Второго мая утром, проверились, отыграли тревоги и пошли на выход из Кольского залива. Рейс начался.

-----------**********----------------



Летний рейс на МБ-0376 «Алексей Гмырев» был запланирован на работу, на облов креветки, судно направилось на север в район архипелага Шпицберген. На промысле работала небольшая группа средних траулеров и только два БМРТ, Алексей Гмырев и Иван Чигрин. Погода в это время стояла очень хорошая, море – штиль, полярный день. Солнышко светило круглые сутки.



Отработав где то с неделю, войдя в ритм рейса, я вспомнил, что показывал мне бывший начальник радио Малышев. Рассказал Сергею, навигатору про аппарат. Надо бы проверить, что там за агрегат в шахте лага. Все оказалось пригодным к использованию и навигатор взялся за дело. Достал сахар, дрожжи у поваров... и в одном из бидонов поставил брагу. В морских условиях, хоть и при небольшой качке, бидон все время покачивается и процесс брожения ускоряется. Через несколько дней она была готова к перегонке.



Мы с ним решили сделать так: ночью в два часа Сергей спускается в шахту лага производит там готовый продукт-самогон. Я его там закрываю на замок, а утром в шесть часов я его оттуда выпускаю.



Мы не учли один очень важный момент, все важные помещения на судне снабжены переговорными трубами, хотя ими давно уже никто не пользуется, но они есть, они существуют на каждом судне. Все эти трубы для связи голосом в аварийной ситуации. Они выходят на мостик. Труба эта заканчивается заглушкой, в которую вставлен свисток. Возле каждой трубы бирка, указывающая откуда выведена, то ли это машинное отделение, то ли румпельная и т.д. Но ввиду того, что этими переговорными трубами давно никто не пользовался, бирки уже были не читаемые, а свистки оторваны. Так что определить откуда выходит труба было можно, только если связаться по ней.



Мы перед нашей операцией Ы, в помещении перекрыли вентиляцию, что бы запах самогона не распространялся по судну. Переговорная же труба как оказалась, была без заглушки и свистка.



Утром в шесть часов я был в радиорубке. Открывается дверь, заглядывает второй штурман и так резко вдыхает воздух носом... Я: Ты чего? Он только мотнул носом и скрылся, я понял он принюхивается к чему то. Быстро сообразив, что где-то произошла утечка запаха от самогона, я поднялся на мостик... вроде как по делу за сводкой. Штурман принюхивался к переговорным трубам, от которых явно исходил сивушный запах. Я: – Ты чего делаешь? Штурман: а ты не чувствуешь чем пахнет? я– ничего не чувствую…и выхожу с мостика. Быстро спустившись на нижнюю палубу, я открыл дверь в шахту лага и крикнул туда – Сергей быстро выходи. Появился Серега, он был абсолютно пьяным, а из помещения несло таким запахом, что с ног сшибало. Я все понял, он надышался парами, в не проветриваемой помещении, быстро сказал ему, дуй в каюту и ложись спать. Переговорную трубу я нашел и заткнул ее тряпкой.



Все обошлось, второй штурман, очевидно, не стал, делится своими подозрениями, и мы остались не замеченными. Хотя он просто знал, что на судне производство самогона налажено было еще в прошлых рейсах. Как оказалось, самогонные аппараты были в машинном отделении, у палубников, и на рыб фабрике. Хочу заметить, что самогонка была у каждой службы своя, но ей обменивались на пробу и угощали друг друга и при этом никакого пьянства на судне не было. Мы вышли работать и это все четко осознавали.



Так, например, моими соседями были второй и третий штурмана. Вечером в свободное время, мы иногда собирались поиграть в картишки, пропускали грамм по сто, и расходились спать, у каждого свое расписание, своя работа.



На судах в то время ходили помполиты, назывались они «первый помощник капитана», ничего хорошего вспомнить о них не могу, очень редко попадались хорошие, или просто нормальные люди. Нам в этом рейсе можно сказать просто повезло. Это был москвич, преподаватель истории, его на судне было не слышно и не видно, никуда он не совался, а по-тихому просто пил. Думаю, всех это устраивало. По приходу в порт, он просто уволился, и уехал домой.



Креветка ловилась очень крупная, уловы у нас были стабильные, утром технолог разносил по всем каютам пачки картонных заготовок, и все в свободное время гнули коробочки. Это мы выпускали одно килограммовые коробочки креветки, такие тогда продавались, по моему по одному, или два рубля. Это производство неплохо давало нам к заработку на пай.



Получая на берегу наши сводки, о производстве такой крупной креветки, там решили, что мы должны изготавливать продукцию на экспорт. Поступило указание руководства, прекратить выпуск одно килограммовых коробочек, и перейти, на выпуск мороженой креветки, блоками по 11 кг.

Для нас это было даже проще, обходились без подвахт. В ящик входило 3 брикета по 11 кг, вес 33 кг. Такую продукцию легче выпускать, и отгружать. Интересная получалась ситуация, продукция выпускалась на экспорт, но сами мы ее отгрузить на иностранный транспорт не могли. Судно не визировано, как я уже говорил, паспорт моряка был только у четырех человек.



К Шпицбергену подходил английский транспорт, к нему швартовался наш транспорт «Севрыбхолодфлота» и уже к нему швартовались мы. Продукция с наших трюмов, стрелами транспорта СРХФ, перегружалась в трюм иностранного судна. За выгрузку мы получали копейки, а на транспорте, получали чеки ВТБ (ВнешТоргБанк). Это, я так для истории.



Для себя наши моряки делали заготовки из креветки, для пива. Солили, сушили, чистили креветку потом запаивали в целлофановые пакетики и привозили на берег, производство для себя процветало.



На камбузе, у нас работала девушка из кулинарного техникума, одного из наших южных городов. Проходила практику.

Оказывается, могло быть и так. Ей нравился наш парень-радист. Она готовила, разные свои экспериментальные блюда из мяса креветки и приносила их на пробу радисту, конечно же и нам с навигатором перепадала вкуснятина.



День Рыбака. Это день выдался как на заказ. Полный штиль, солнце, тепло.

Капитан Н, собрал нас, всех командиров, у себя в каюте, поздравил с праздником, посидели немного выпили. В 10 часов, общесудовое собрание в салоне команды. Капитан сделал доклад о работе в рейсе, всех поздравил, передовикам объявлена благодарность, свободные от вахт отдыхать, развлекаться, праздничное настроение у всех.

Нас к себе пригласил старший помощник капитана. Посидели, выпили, поговорили, я пригласил продолжить у меня, горючее есть.

Перешли ко мне в каюту, продолжили.



Потом вышли на воздух, на промысловой палубе уже вовсю развлекались моряки, сначала поднимали гири, кто больше, потом решили перетягивать канат, как обычно спор между палубниками, и другими службами. Смотрю, там и мой радист принимает участие, палуба деревянная, а он босиком. Думаю, завтра будет занозы из ног выдергивать, так и получилось.

День Рыбака, отметили на славу, весело, и главное без происшествий.



Прошло с тех пор много, много лет, конечно каждый день рейса не вспомнишь, забылись и многие фамилии, но то ощущение молодости, хорошего, удачного рейса осталось. И когда, встречая кого-либо на берегу, даже через несколько лет, «помнишь, как ходили на креветочный рейс? Да…»

Это осталось в памяти. Не деньги, не сколько на пай, а тихое море, солнце, киты, тюлени, в спокойной воде, и наши отношения друг к другу.



Это был первый мой рейс в должности начальника радиостанции.



PS. С этим судном мне еще пришлось встретиться, в 1990 году, я на нём делал несколько рейсов, к далеким берегам Африки.