САЛЬЕРИ.
(Дневник убийцы.)
Я получил этот дневник второго мая тысяча восемьсот двадцать пятого года из рук великого мастера и учителя, из рук того, чья идея реформы в музыке пережила его и продолжает жить, из рук человека волею судьбы ставшего тем, кого принято обходить стороной и при всяком удобном случае унизить. Дневник Антонио Сальери.
И так: месяца мая, второго числа, 1825 года. Пригород Вены, дом уныния и скорби св. Константина.
Что бы описать то место где я встретил своего учителя после стольких лет разлуки, потребуется много знания и умения владеть языками разных стран, ибо мой родной язык, к счастью, не вмещает в себя столько мрачных слов и оборотов. Это место врезалось в мою память длинной коридора с множеством низких решетчатых дверок, постоянного стона и крика раздающегося отовсюду, полумраком и вони. Вонь, которую не передать, ни забыть. Сопровождали меня двое; первый - угрюмый и тучный привратник с трубкой из слоновой кости и скверным дымом из нее, второй – монах, чей ясный и добродетельный взгляд, прямая осанка и тихий шаг ни коим образом не подходил к условиям окружающего нас кошмара.
- Я предпочитаю запах самого поганого табака этому гниению душь, Гер Маэстро. Произнес привратник, заметив мое желание увернуться от очередной порции угара исходившего из трубки. Я промолчал, и лишь скромная улыбка монаха послужила неким оправданием слов привратника, так как угар, исходивший из трубки, был с явной примесью опиума.
- Скажите, святой отец (обратился я к монаху), неужели денежного содержания больного не достаточно для лучшего обхождения. Ведь на сколько мне известно он человек не бедный.
- К сожалению, Гер Маэстро, его родственники сократили поступления, до минимума узнав о бесполезности лечения и явном прогрессе заболевания.
- Прогрессе?
- Да, Гер Маэстро, к сожалению, наша медицина еще не знает пути лечения таких заболеваний. Мозг человека величайшая загадка и любые процессы в нем тайна известная лишь господу.
- Аминь. ( Произнес привратник, снимая связку ключей с ремня.). Это здесь.
- И еще, Гер Маэстро (понизив и без того тихий голос, произнес монах), с каждым часом его недуг берет верх над разумом все сильнее, и теперь мы пользуемся лишь редким шансом его рассудка, помните это и старайтесь не волновать его.
Решетка отворилась и передо мной, на охапке черной от гнили соломы с миской жуткого вещества в руках предстало то, что несколько лет назад вселяло в меня трепет и уважение.
Это был Антонио Сальери. Плохо бритый, с редкими седыми нитками волос, в засаленном домашнем халате Наполеоновской эпохи, он пытался огрызком черного хлеба выудить из миски что-то слабо напоминающее жир.
- К сожалению ложки, в нашем приходе, по соображениям безопасности, не практикуются. Все так же тихо произнес монах.
Я шагнул в эту бездну скорби. К моему удивлению Сальери ни как не выдал свою заинтересованность во мне, он отвернулся к стене, не прекращая заниматься выуживанием «предметов» из миски.
- Он действительно хотел видеть именно меня, святой отец? Спросил я у монаха.
- Именно вас, Гер Маэстро.
- А он не сказал, почему именно?
- Нет, Гер Маэстро. Произнес монах, жестом предлагая сесть на прикрученную к полу и стене узкую металлическую лавку.
- Ложки, Людвиг, ложки. Величайшее изобретение человечества. ( Вдруг произнес Сальери заканчивая «трапезу» и тщательно вытирая пальцы о полог халата.). Только теперь, Людвиг, я осознаю всю необходимость таких вроде бы пустяшных предметов как ложка. Когда-нибудь я сочиню оду посвященную ей.
Он повернулся и только теперь я мог рассмотреть его израненное болезнью лицо.
- Вот…( вытягивая вперед пальцы произнес он) Вот все что у меня осталось. Мой мозг, служивший когда-то центром идей и ремесла, теперь отказывает мне в службе. Лишь мои руки еще иногда продолжают ту работу, которую они привыкли делать с детства. Но какая в том польза Людвиг, если пальцы помнят то, что отказывается помнить голова?
- Я рад встрече, учитель.( Стараясь сдержать волнение, произнес я.)
- Да уж, какая в этом радость, Людвиг? Разве, что мне перед смертью, лишний раз увидеть знакомое лицо.
- У нас мало времени (наклонившись к самому моему уху, прошептал монах), скоро надо будет делать компресс.
- Вы можете говорить свободно, святой отец, я не займу господина Бетховена дольше, чем положено.
Монах отошел в глубину и Сальери продолжил.
- Причиной моего желания увидеться, послужила эта бесцеремонная и пошлая интриганка фрау Моцарт. Мало того, что она распустила грязные слухи о моем прямом участии в смерти своего супруга, так еще смеет утверждать, что окончание «Реквиема» было похищено мной в момент последнего посещения моего дома Амадеусом.
- Я ничего подобного не слышал, учитель.
- Перестань Людвиг, если уж последний сумасшедший в этой яме кричит тебе в спину- отравитель, то не нужно быть семи пядей во лбу, что бы разобраться в причинах.
- Но почему вы решили, что именно фрау Моцарт имеет отношение к этим глупым сплетням, учитель?
- Деньги, мой друг, деньги. Будучи в весьма затруднительном положении, после смерти Моцарта, она со своим ослом любовником, не придумала ничего лучше как рассказать душещипательную историю о том, как ее любимый муж до последнего вздоха не выпускал пера, что бы закончить работу. Но после посещения моего дома он скоропостижно скончался, а потом они не дочитались последних двенадцати листов «Реквиема». Да Людвиг, на бедного сумасшедшего старика можно списать любые грехи.
- Теперь я все понимаю, учитель.
- Это хорошо, что на трех остолопов, один из которых не в себе от боли, второй от бога, а третий от опиумной зависимости нашелся один с чистой головой. Как ты теперь понимаешь у дома фрау Моцарт, после таких заявлений, моментально выстроились две очереди. Одни готовы платить за плохо переписанную недоделку, вторые за возможность дописать сочинение гения. Вот Людвиг, я передаю тебе это… Тут хранятся некоторые мысли и факты, которые могут пролить свет на события смерти Моцарта и жизни Сальери. Мысли человека, одно слово которого некогда имело огромное значение, мысли Антонио Сальери.
- Я весьма польщен таким доверием, учитель, но что проку ворошить то, что через некоторое время перестанет представлять вообще какую-либо ценность и…
- У меня, Людвиг, нет этого времени, я уже мертв. Ты великий музыкант, ты был велик еще тогда, когда пришел ко мне за наукой, и я, видя твой талант, тратил на тебя больше силы, чем на остальных, верни мне этот долг, Людвиг. Этот дневник, быть может последняя надежда, на спасение последнего творения гения, и моего доброго имени.
- Хорошо, учитель, я постараюсь.
- Лучше оглохнуть самому, чем видеть, как к тебе оглохли остальные.( Вдруг произнес Сальери.)
- Откуда вы знаете о моем несчастье, учитель?
- Ты не первый посетитель, Людвиг, а наш мир не так велик, как кажется. Правда ко мне последнее время заходят редко и лишь для очередного обвинения в грехах, они записывают мои якобы раскаянья, что бы потом обвинить. Этот дневник, быть может, последнее сочинение Антонио Сальери, которое останется после его смерти.
Мы распрощались. Покидая это ужасное место, я попросил святого отца, что бы тот вернул учителю ложку, и передал деньги на новое платье и цирюльника. Деньги монах взял, но вернуть ложку отказался:
- Последний раз, Гер Бетховен, он пытался выскрести на стене ложкой очередную симфонию, а потом вскрыл себе вены.
Мы простились, и я помчался домой, с нетерпением и лютым любопытством внутри.
Когда я, наконец, добрался до дома и открыл дневник, то первая страница заставила меня подскочить со стула! Вместо обычной дневниковой страницы я обнаружил предсмертную записку Антонио Сальери дотированную тысяча семьсот семидесятым годом!
И так, дневник Антонио Сальери, каким он достался мне из рук великого маэстро:……
