Первая часть здесь

   Итак, расследуя материалы дела гражданина Платона и его антинародной реакционной группировки, прибегнем к свидетельству Плотина, этого завершителя платонизма. Забегая вперёд, хочу предупредить - платонизм (или точней свод идей, последовательно и безупречно точно проговоренных философами-фигурантами дела) никогда не заканчивался. Он не просто длит себя до сих пор, но и прямо определяет структуру того, что Жак Лакан назвал Символическим, а Зигмунд Фрейд - СверхЯ. Другими словами, идеи, вдохновлявшие всю философскую традицию от Парменида до неоплатонизма, неприметно, но жёстко правят современным миром до сих пор. Как именно это происходит, я и попытаюсь показать.
    Как я уже сказал в первом схолии, чтобы расплести сложнейший гордиев узел лакановской проблематики, и сквозь образовавшуюся внятную структуру оценить нашу экзистенциальную юдоль, нам необходимо продолжить анализ лакановского понятия агальма-objet petit a. В этом-то нам и поможет гражданин Плотин. И не только он...

__________________________________________________________________

                                                                Трип Фаэтона

Занебесную область никто из здешних поэтов не воспел по достоинству,
да и не воспоет никогда.
Она же вот какова
(надо ведь наконец отважиться сказать истину, особенно когда говоришь об истине):
бесцветное, без очертаний, неосязаемое бытие, бытийно бытийствующее,
зримое только водителем души – умом.
                                 Платон. Из диалога "Федр"

Здесь достоверное слово и мысль мою завершаю
Я об Истине: мненья смертных отныне учи ты,
Лживому строю стихов моих нарядных внимая.
                        Парменид. Из поэмы "О природе"

    В шестой "Эннеаде", в шестом её трактате "О числах", в шестом его параграфе (да, вот такое вот сочетания цифирок, товарищи) присутствует важный кусок, к внимательному рассмотрению которого мы и обратимся. Вот этот текст Плотина:

    [Но прежде всего, однако, нужно согласиться относительно общей сущности чисел, как и вообще эйдосов, что существует она не в результате принадлежности тому, кто, владея мыслью, помыслил ее и затем уже самим мышлением доставил себе их ипостась. Не потому, в самом деле, появилась справедливость, что человек помыслил, что такое справедливость; и не потому дано движение, что некто помыслил, что есть движение. Тогда эта мысль могла бы быть одновременно и позже самой помысленной вещи, как, например, мышление справедливости позже ее самой, и мышление, в свою очередь, – раньше вещи, возникшей из мышления же, если она вообще впервые дается через мыслительное овладение; во-вторых, если справедливость и подобное мышление справедливости – одно и то же, то, прежде всего, нелепо думать, что справедливость сама по себе не есть что-нибудь, кроме как только одно ее, примерно сказать, определение, ибо что значило бы тогда иметь мысль о справедливости, или движении, или овладеть их индивидуальной сущностью? Это было бы тождественно с овладением логоса (смысла) несуществующей вещи, что невозможно. В-третьих, если кто-нибудь скажет, что узрение тождественно с узренной вещью в сфере, вне-материальной, то тут надо мыслить сказанное не в том смысле, что узрение есть сама вещь, и не то, что понятие, созерцающее вещь, есть сама вещь, но – наоборот: вещь, будучи сама вне-материальной, есть и предмет мысли, и мышление, хотя, конечно, и не то, что представляет собою логос вещи. Но – вещь, сущая в умопостигаемом мире, является не чем иным, как узрением и умом. И не узрение здесь, в самом деле, обращается на само себя, но сама вещь не может оставить там узрение, отличающимся от вещи (каково узрение вещи, находящейся в материи), то есть она сама создает истинное узрение, другими словами, – не чувственный образ вещи, но саму вещь.
    Стало быть, не мышление движения создало само-движение, но само-движение создает мышление, так что само-движение создает себя и как движение, и как мышление самого себя. Ведь движение в умопостигаемом мире есть в то же время и его мышление, а это последнее есть движение, поскольку оно – первое, так как нет другого мышления раньше него, и совершенней всего, так как оно не акциденция чего-нибудь другого, но – энергия движущегося предмета, сущего энергийно; и, значит, оно, в свою очередь, – и сущность, а примышление – отлично от сущего. Равным образом и справедливость не есть мышление справедливости, но некое состояние ума, или скорее такая энергия, лик которой воистину прекрасен, и ни вечерняя звезда, ни утренняя, ни любая чувственная вещь не прекрасны так, как она. Она – как бы некое смысловое изваяние, предстоящее словно после выхождения из глубин самого себя и проявления в самом себе, или, скорее, она – само-в-себе-сущее.]

    О чём тут собственно идёт речь? Вспоминаем суть неоплатонизма - великую триаду Плотина: Первоединое, Ум, Душа. Апофатический Исток всяческого - Первоединое. Но Единое неким образом есть, существует. Этот образ - Ум-Нус, который и есть естествование Единого. Именно в Нусе содержатся в единораздельности и самодвижущемся покое эйдосы всего. Активность Ума есть Душа. И уже через посредство Души появляется наш мир во всём его многообразии. Чёткая, ясная эманационная иерархическая модель. Описывать всё это в деталях не вижу нужды. Кому интересно - пусть читает мегабайты справочной литературы и первоисточники.
    Так вот, вся мякотка платонизма именно в теории Нуса. Описанию его смысловой структуры посвящена большая часть текстов "Эннеад". В том числе и приведённый выше отрывок. Вся его соль вот в чём: чувственно воспринимаемые вещи - это не вещи вовсе, а всего лишь их тени. Мир материи - это мир зла и распада. Иллюзия. Реальные вещи, вещи сами по себе, вещи, как таковые, содержаться исключительно в Нусе - Мировом Уме. Товарищи, это только на первый взгляд тут всё просто - дескать, объективный идеализм. Непросто это, совсем непросто. А чём тут говорит Плотин? Прочтите внимательно - "Но – вещь, сущая в умопостигаемом мире, является не чем иным, как узрением и умом." Не умное узрение полагает вещь, а сама идеальная вещь создаёт своё же узрение. Вещь и её мышление в Нусе это одно и тоже. И таковая вещь (например дикэ - справедливость) есть особое расположение-состояние ума (диатесис). И это вещь-состояние и есть агальма ума (агальма ти ноэрон). И нет ничего прекрасней её. Поэтому именно созерцание-зрение становится ведущей функцией такого ума, если тут вообще уместно говорить о функции.
    Что это вообще может значить - вещь, тождественная мышлению о ней? Напоминаю Парменида: "бытие тождественно мышлению". А это о чём? Чтобы понять это, обратимся непосредственно к знаменитой парменидовской поэме "О природе". Герой поэмы описывает своё путешествие на колеснице Гелиоса, вожатыми которой выступают Девы Гелиады, сёстры Фаэтона и дочери самого Гелиоса. Путь их лежит к Солнцу, из мира Ночи, к самому истинному Свету. И там, за вратами путей Дня и Ночи, юношу встречает Дикэ - богиня справедливости и правды (правды, как единого мирового устройства). Именно она и посвящает путешественника в тайны бытия. Тут-то из её вещих уст и звучит знаменитое - бытие есть, небытия же нет; бытие и мысль о нём суть одно и тоже; бытие есть тождественный себе Шар-Сфайрос. И добавляет она: обычным людям это знание неведомо.
    Понятно теперь о чём весь платонизм? Платонизм есть ничто иное, как попытка посвященных-мистиков описать и проанализировать свои трипы, свои изменённые состояния сознания. Надо понять, что не всякое мышление тождественно бытию, а только специфическое - мистическое. Это бытие=ум - это буквально некое особое состояние души и ума психонавта-путешественника по собственному сознанию. Подвижник-эллин, средствами эротической медитации, описанного Диотимой из платоновского "Пира", влетает в состояния единства с истинным Бытием. Его сознание преображается в Ум, который есть уже не его обычный человеческий умишко-рассудок, а буквально Мировой Разум-Сфайрос. Это и есть агальма, единораздельная в своих величественных и прекрасных эйдосах-видах.
    Но не следует забывать, что и Нус не есть последняя инстанция в духовном универсуме Плотина. Нус есть ничто иное, как образ Блага самого по себе - Первоединого. А Единое (Отец всего, как называет его Плотин) само в себе уже апофатично, оно не содержит в себе ни частей, ни образов, вообще ничего из мира проявленного. Всё что в нём можно узреть, есть Нус, который суть Образ Единого и его модус существования. За агальмой скрывается Бездна. И созерцать её можно лишь через её образ, как Солнце можно узреть только через его сияние.
    Но причём же здесь Жак Лакан и наша обычная жизнь? Терпение...
 

Продолжение следует, надеюсь...