на возможность научиться летать даётся только одна попытка....стометровая скала, а внизу заостренные камни, покрытые мхом и плесенью. в этот промозглый февральский день я стою на краю утеса в сомнениях прыгать вниз или же остаток жизни провести как млекопитающее, способное лишь с завистью наблюдать за птицами в небе и от ревности ставить на них силки и капканы. Вокруг меня собрались беженцы из Судана и сподвижники Герострата. Они от безделья и скуки ждут моих хаотичных действий. они овцы в волчих шкурах и жаждут лицезреть мою боль, чтобы на мгновение забыть о своей собственной. Любовь на голодный желудок бессильна перед гравитацией... а ничто другое не окрыляет, даже вольфрамовые нервы не способны выдержать такого напряжения. Сдать бы в ломбард свои мечты и грезы, и довольствоваться малым. только малое обрекает меня вернуться во мрак и грязь стихии, которая недоношенным эмбрионом изрыгнула меня в этот мир, заклеймила уродливым монстром и сослала на пожизненную каторгу.  Дальше все будет как обычно - шаг вперед и два шага назад. Истошный крик  о помощи в вакууме злобы и ненависти - всего лишь шепот или позорное проявление слабости,  а родственники нужны только для опознания трупа. Путь назад разрушен моими неудачными попытками стать свободным. Страх сквозь каждый вздох и мысль. Тревога вспорола грудь, вырвала сердце и скормила его бездомным собакам. Чтобы пересчитать все звезды на небе я потратил сто ночей, а затем мне понадобилось двести дней, чтобы отоспаться и вернуться к жизни. я думал, что если пересчитать все звезды, то заветное желание исполнится. правда отвратительна на вкус, она кислотой разъедает ротовую полость и планы на будущее. я все это предвидел интуитивно на половине пути, но продолжал идти, пока силы не покинули меня окончательно. потом я потерялся. одни говорят, что меня больше нет; другие утверждают, что меня вообще не было.  оба аргумента веские и у меня нет желания и сил спорить с ними. я не владею техникой убийства как у хищников.  выбор сводится к смирению.  я, пожалуй, прыгну.