Спустя несколько попыток написать пост, я осознал, что испытываю некий кризис серьезности, когда философствовать не хочется, а писать о быте не кажется интересным, прежде всего себе. Поэтому и решил устроить небольшой, как я полагаю, шок в общественности, ибо произведение, предлагаемое вашему вниманию, было написано около 5-6 лет назад вашим покорным слугой и до сих пор, бывает, вызывает у меня улыбку.
Это - неоконченная (по личным причинам) пародия, вкупе со злой иронией относительно нашего мира, действие которой перенесено в виртуальный "парадайс" со своими утопическими законами и вполне реальными персонажами, многие из которых вам очень известны.
Не вижу смысла выкладывать по частям, поэтому предлагаю все 5 написанных глав сразу. Букв не сильно много, однако, читается быстро и в принципе, кому-то, может, покажется интересным. В свое время, переосмыслив написанное, я увидел много скрытых пародических нюансов, которые писал словно под кайфом, однако, изобличающих многое. Например, в тексте нет ошибок написания. Все слова осмысленно заменены и использованы для усиления восприятия и подчеркивания пародийных контрастов.
Тем, кого привлекает South Park, Робоцып и иже с ними - читать вне всяких сомнений.
Остальным: осторожно, текст содержит ненормативную лексику (что было связано тогда с подростковой озлобленностью на факультет) и непотребные сцены (если вдруг совсем маленькие читают).
И ещё: не удивляйтесь, когда начнете читать вступление, под названием Эпилог. Поначалу я был ну очень серьезен...

В общем, это уникальная возможность найти на моем дневнике откровенный стеб и черную иронию сумеречного эльфа на пути к темным искусствам...
Желаю увлекательного и занимательного чтения...

Дьявол – Отпускающий Грехи (ДОГ)

ЭПИЛОГ

«Ночь. Черным-черно. Тишина опустилась на одинокие улицы. Из переулков таращатся бледные хари. Следят. Что ж, пусть следят. Грабить у меня нечего, умирать…давно собираюсь, а людоедам не сгожусь: кожа да кости только.
Вот город остался позади. Я иду по грязной, вонючей дороге. Луна отражает на земле мой искривлённый силуэт. Сгорбившись, покинутая миром фигура движется в никуда. Может, это сон? Но почему всё так реально? Казалось бы, куда мне идти? Дом мой светел, постель согрета женским теплом, я не бедняк и живу просторно. Каждый день дискотеки, бары, развлекаюсь на все сто. Я далеко не худой, а, наоборот, даже полный. Но здесь, сейчас всё изменилось. Я никогда не был тем, кем я стал в этой странной иллюзии. Иллюзии, сны, почему я чувствую себя живущим, способным принимать решения? Вот сейчас возьму и поверну…но ничего не получается. Я жив, но тело мертво, бездыханно, движимо кем-то…куда-то…
Вот по бокам паршивой дороги раскинулось кладбище. Одинокие кресты, потеряв равновесие, пригнулись к земле, надгробия разломаны на кусочки, раскиданные по гниющей траве, отвратительно желтеющей в слабом небесном отсвете. Где я? А кладбище всё бесконечнее и бесконечнее. Между могилами пали могучие дубы, разложились на плесень ясени, окунулись в глубокие трясины голубые ивы. Это место проклято…жутко и мерзко. А дорога чёрной дверью бежит впереди.
Что такое? Я остановился? Что бы это могло значить? Огромный замок, нет, скорее полуразрушенный храм предстал перед бездушным телом. Широкие двери со скрипом расползлись в стороны, змейками на ступени, покрытые вековыми трещинами, пали лучи света. Я вошёл внутрь. Или не я? Но что это? – на полу у алтаря на коленях молится чья-то фигура. Молится…неужели ещё кто-то верит в бога на этой земле. Господи, да ведь это же я…нет, нет, неееееет!…»
Давид проснулся в холодном поту, сплюнул на пол и огляделся по сторонам. Лера спала как убитая. Немудрено. В комнате сгустился воздух. Серый туман заполнил пространство, просочившись сквозь приоткрытую форточку в трёхкомнатную квартиру пятого этажа. Давид вдохнул, поперхнулся, откашлялся и угрюмо побрёл к холодильнику. Он аккуратно приложился к горлышку вчерашнего «Бочкарёва» и застыл. В его мыслях мелькнул образ. Наяву он увидел конец своего сна:
«…мертвец занёс топор над головой молящегося. Удар…и голова откатилась в сторону. Тело пало вперёд, медленно поглощая кровью старинный деревянный пол. Мертвец поднял голову и засмеялся. Голова убитого продолжала что-то бормотать, глаза её были покорно закрыты. Дрогнул гром, сверкнула молния, и всё погасло…всё исчезло…»
Давид сидел на полу, держась правой рукой за ручку холодильника, левой отстраняя огненный образ сонной Леры, услышавшей внезапно доносящийся из кухни дикий вопль, разбудивший её. Давид ничего не видел. Цвета мелькали в его глазах, а сердце обливалось кровью. Он кричал что-то непонятное, что-то несуразное. Он не понимал, что происходит…
Скорая прибыла вовремя. Давид уже начинал кидаться на Леру с ножом для разделки мяса. Его повязали и загрузили в машину. Остаток ночи нашему герою суждено было провести в психиатрическом отделении центральной городской больницы. Впрочем, он уже успел потерять сознание, так что до утра ничего интересного у врачей-служащих не намечалось. Они водрузили бессильное тело в палату номер «69» и со спокойной совестью отправились ночевать домой к своим семьям. Обстановка разрядилась. Так казалось всем, но только не Давиду, ведь сегодня он умер и во сне, и наяву…

1
СВЕТ В КОНЦЕ…

Давид услышал за своей спиной звук запирающихся засовов. Он обернулся – сзади ничего не было, только белая пустота, явившаяся из ниоткуда, ведущая в никуда. Давид посмотрел вперёд. Там, вдали алели причудливые облака. К ним вела небольшая аллея, усеянная колоннами и цветущей сиренью. Сладкий аромат её растворялся в воздухе, сливался с дыханием. Давид не видел неба над головой, только бесконечную синеву, ласкающую взор, успокаивающую нервы.
Наш герой не заметил, как дошёл до маленького розового домика. На двери висела табличка «Занято». Давид постучал. Глухой, но приятный голос из-за двери выкрикнул:
– Ты чё, читать не умеешь? Не видишь, написано: за-ня-то. Обожди!
Удивлённый Давид прислонился к двери и задумался. Из ниоткуда выглянуло солнце и жёлтым блюдцем очертило переносицу небесного мыслителя. Дверь кто-то толкнул. Давид даже не почувствовал. Тогда терпеливый голос вдруг заорал:
– Да выпусти ты меня, ядрень тебя в…
Фраза оказалась незаконченной, ибо, осознав свою ошибку, Давид освободил выход, и обитатель маленького домика с табличкой «Занято» вылетел плечом вперёд и уткнулся в самые ели. Выругавшись, он обернулся к гостю и с улыбкой выговорил, протягивая здоровенную руку:
– Бог, очень приятно!
– Какого хрена! Ты – сам господь бог? – офигел Давид.
– Ну, дык, а як же! Самый настоящий! Создатель мира твоёго!
– А шо це за хата? – Давид никак не мог избавиться от того полублатного языка, коим пользовался на всех тусах; когда-то он даже посещал курсы риторики, но понял, что это полное дерьмо, и решил, что родному языку только блатные и научат.
Но бог схватывал на лету:
– Це сортир… – и, отвечая недоумённому взгляду собеседника, со вздохом добавил – Цивилизэйшн…
Господь взял Давида за руку и куда-то побрёл. Путника мучил один очень важный вопрос:
– Слушай, а как тебя звать, чтоб покороче?
– Зови Афроськой, так приятней!
– Без базара! – прослэнговал Давид – А меня можешь звать Симеоном Гордым!
– Ты не прикидывайся тут умным, буду звать тебя Симой и всё с ним!
Так они шли и шли, шли и шли…
Вот на пути Афроськи и Симы оказался небольшой кирпичный особняк, в который то и дело залетали ангелы.
– Слышь, Фрося, а шо это за шняги на парапланах? – непросвещённо осведомился Давид.
– Так це ж ангелы, мудак!
– А, типа они летают! – восхитился наш мечтатель и сочно рыгнул, распугав следовавших за ними мошек «perdolitus», истинно небесных насекомых с хоботками длиной аж в целые полметра!
Бог лишь брезгливо отвернулся, прикрыв ноздри воротником своего задрипанного белого плащ-палатки. Путники подошли к дверям особняка.
– А на хрена мы сюда припёрлись? - выдавил из себя засмущавшийся вдруг голых ангелов женского пола Давид.
– Тебе лишь бы потрахаться, а здесь мы по делу! Будем тебя судить. Если осудим, попадёшь ты в ад, ежели нет – ебись хоть до конца своего конца в этом сраном «парадайсе»!
Сима задумался, ибо не рассчитывал он на такую развязку сюжета.
– Слышь, батянь, а я чё – умер?
– А, дык, как иначё! Мертвёхонек!
– Ни хуя себе вобла попалась! Это ж я во сне что ли? - Давид старался изо всех сил не дать своим глазам выпрыгнуть наружу, что приводило к заметной порче воздуха.
– Сон твой пророческий. Мы вот с тобой хернёй страдаем, болтаем, как друзья, а дела то твои плохи! Ты ж у нас как ни как убийца!
– Иииииик!???
– Днём – душа компании, ночью – её кошмар!
Давид начал что-то смутно припоминать: «Луна, топор, блондинка, вскрик, нет блондинки… после насиловал…и ещё…и ещё…во бля!»
Они вошли в зал. Господь шлёпал фангелов (female angels) по жопам, те вскрикивали и краснели, но Давиду было пофиг. «Ой, я попал! Ой, как я попал!» - думал он, и мысли его были не из лёгких.

2
ДА ЗДРАВСТВУЕТ НАШ СУД
САМЫЙ ГУМАННЫЙ СУД В МИРЕ!

Бог забрался на самую высокую трибуну, схватил молот и застучал по наковальне. Вмиг голоса в зале стихли. Ангелы заняли свободные места, остальные плюхались где и как попало. Давид стоял посередине зала, окружённый вкривь и вкось знаменитыми людьми. Их было пять, так что можно перечислить по пальцам. Итак, большой палец – Сократ, указательный палец – Архимед, фак (ср. плц.) – Курт Кобэйн, безымянный палец – Брюс Ли, и мизинец – Дж. Р. Р. Толкиен. Вот боже нагнулся и сказал:
– Здравия желаю, господа присяжные заседатели!
– Здрасть! - хором возопили пятеро узурпаторов.
– Хорошо! Клянитесь судить верно и честно, и такая же хуйня дальше!
– Клянёмся судить верно и честно, и так же хуёво как раньше!
– Ладно! Сократ, огласи список грехов!
– Слушаю, ваша честь! Итак, подсудимый Давид Объезженный обвиняется в акте вандализма у барной стойки, завершившегося совокуплением с бутылкой форменного шотландского виски, после обрушившейся на голову официантке в короткой юбке, которая после была использована в целях снятия внезапно возросшего напряжения и головной боли; хулиганство на крыше десятиэтажного дома, заключавшееся в сбрасывании кирпичей на головы прохожим, завершившемся летальным исходом гражданина нетрадиционной ориентации и двух жриц однополой любви, а также серьёзной травмой шеи капитана ремонтников, занимавшегося починкой канализаций и высунувшего голову из люка посреди проезжей части в час пик, чтобы выяснить, какой неблагонамеренный человек скидывает в соседние люки полукилограммовые кирпичи, которые эхом ударяются о прогнившие трубы и оставляют город без воды и отопления; и последнее на сегодня, но не последнее из списка, самое жестокое и кровожадное нападение на улице вечером на молодую блондинку, шедшую с оргии домой, сильно уставшую: он отрубил ей голову и завладел задней частью её тела, которое после подвесил на светофоре, а голову забросил домой к инсультированной старушке, которая обмерла от ужаса, а её кошка в странных конвульсиях перебралась в соседнюю квартиру, где расцарапала лица трём младенцам и отхватила пенис у их отца, когда мать собиралась приложиться к нему губами, после кошка выбежала на улицу и сбила утренний трамвай, который перевернулся набок, сломав и провода, и рельсы, а кошка с пенисом в зубах издохла под его многотонной тяжестью.
– Спасибо! Курт, подведи итоги!
– Короче: он разгромил бар и трахнул официантку, кокнул гея и двух лесбиянок, разъебал водопроводную систему города и погнул шею рабочему, зарубил задрюченную девушку и отнекрофилировал её по полной, оставив пугать жителей, прихватив с собой душу старухи, хари трёх младенцев, член их отца, непутёвую кошку и красный трамвайчик с рекламой «TWIX»!
– Так оно и было…
– А хрена он всё как лох да как лох, из ружья их надо было! - взорвался Курт Кобэйн.
– А хрена ты мне не подсказал, мудила! - поспешил вставить своё слово Давид.
– А хули вы не заткнётесь?!!! - выругался бог.
– Ладно батяня, замяли! - хором выговорили Курт и Сима.
– Итак, первоначальная оценка действий подсудимого я думаю понятна? – осведомился бог.
– Невыносимо! (Сократ)
– Несуразно! (Архимед)
– Ёбнись-ка! (Курт)
– Кий-я! (Брюс)
– Отвратительно! (Толкиен)
– Нашли бюрократов на говно молиться! (Давид)
– А тебя вообще не спрашивают! (бог) Что за «ёбнись-ка», кикимора?
– Как ты меня назвал?!! (Курт)
Далее все пошли материться, каждый по-своему, ругать друг друга, в общем, полная неразбериха. А Толкиен подошёл к Давиду и, помахивая трубкой, произнёс:
– Знаешь, сынок, думаю надолго ты у нас не останешься, так что пойдём, покажу, как мы живём. Скажу честно, это, конечно, не то, что я ожидал увидеть. Сам понимаешь, Средиземье и всё такое. Но хоть и срач, а всё равно приятно.
– Ни хуя я не понимаю, старик, но знаю точно, ты чувак умный, парить просто так от котелка не будешь, так что давай, показывай свою Трухляндию. Айда-ли!
Так две фигуры оставили кирпичный особняк, в котором спор только разгорался, спор за душу Давида!
А наш герой себе под нос цитировал вождя серпомолота:
– Наш суд – самый гуманный суд в мире! Ля-ля!

3
ТРУХЛЯНДИЯ САМА ПО СЕБЕ

Они шли по вымощенной огромными булыжниками дороге, направляясь к какому-то далёкому лесу, фиолетово сияющему на горизонте тысячами пылинок неизвестного происхождения. Толкиен и Давид прошли трущобы, из которых торчали бесшабашно весёлые лица праведников. Их взору открылась длинная и высокая стена, испещрённая карикатурами ада. Здесь были и трахающиеся черти, и запутавшийся в хвосте сам повелитель подземного мира, и змеи, странным образом слившиеся друг с другом, и всякий срач сего рода.
– Великая Стена – китайские праведники строили, европейские богомолы разрисовывали - протвердил Толкиен.
– Типа круто! - безынтересно откликнулся Давид.
Сама Трухляндия оказалась дерьмом полным, но вот вскоре странники достигли сказочного леса, и наш герой увидел огромный притон с вывеской «Голиаф».
– Вот и «парадайс»! - воскликнул спутник Давида.
– Чёрти что за хуйня! - выругался сам Давид, читая вывеску задом наперёд, одним ухом прислушиваясь к голосам внутри, прикрывая другое левой рукой и кивая головой в такт какой-то заёбаной музыки.
Они вошли внутрь. «Голиаф» оказался настоящим поп-бар-борделем. Внутренние помещения были наполнены звуками марша: «тутс-тутс-тутс», их подслащали звуки секса: «а-аа-ааа-аааах», «да-да-да-дааааа», «затрахай меня до смерти», «ещё раз сто и на пенсию» и т.д., а пьяные песни странно сходились для сих праведных лиц в рассвет нового дня.
– Дерьмо! - коротко и философично отметил Давид.
– Эй, парнишка! Бухло, девчонки, азартные игры? Обращайся ко мне! Моё имя – Игорь, фамилия Брюхатов, но теперь я святой и в монахах Дионисий! - подбежал к Симе худощавый парень, при жизни явно вылакавший немало алкоголя.
На лице его было выражение полной прострации. Так Игорь подбежал к Давиду, так и застыл, думая о чём-то своём. Вдруг, он вскинул голову и истерзанным голосом заорал:
– Нечипоренко , задушу!
С этими словами он начал стаскивать весьма привлекательную, но заезженную особу с кровати для оргий. Видимо, она была ему дорога, либо просто не хотел делиться.
Давиду здесь не понравилось. Разов пять он трахнулся, но музыка давила на уши, а алкоголь оказался настолько слаб, что стоило вылакать весь бар, дабы пропьянеть.
Самое главное – это всё стоило денег. Небесных гривен у Симы не водилось, за что он был побит и выброшен из «Голиафа» наружу. Потирая, взбухшие сосуды и синяки Давид улыбнулся вывеске и вытянул:
– Шо ж ты, родственник, да так больно. Эх ты! Индюк не освежеванный!
Толкиен остался мастурбировать, а Объезженный потрусил к Великой Стене. Снизу Давид засёк какое-то яйцеголовое существо.
– Слышь, а ты чьё яйцо? - осведомился герой.
– Тсс, не мешай полёту моей мысли.
– Слышь, а я ща тебя научу летать! - шатаясь прокричал Давид, намереваясь поднять с земли небольшой камень и запустить его в яйцо.
– Тихо, ты нарушаешь мою ауру!
– Вот бля как нарушу! - и камень удачно треснул о сверкающую скорлупу яйцеголового.
– Что ты…ты кто? - наконец-то вернулось к миру нечто.
– Я, типа, Сима, а ты шо за хрен?
– Я не хрен, а Шалтуй-Болтуй!
– Шо за хуй? - не понял Давид.
– Тьфу-ты! Ты откуда такой шибздик? - рассердился Шалтуй.
– Я те не то шо ты сказал, а нечто большее и непередаваемое обычными словами – я мужик и таких, как ты, у меня аж пара!
– Во чудак! И оба твоих умеют мыслить?
Тут Давиду представилась картина: одно яйцо разговаривает с другим, одно яйцо сражается с другим за раздел члена, одно торопится, другое медлит…
– Не, блин, мои яйца под моим котелком! Когда я – тогда и они!
– Отгадай загадку: а и б сидели на трубе, а упало, б пропало, что осталось на трубе?
– Типа, то, что в неё не вместилось!
– И что же это?
– Ну, так, это…яйца!
– Какие яйца???
– Ты сказал: член А и член Б были готовы войти в фаллопиеву трубу, первый вошёл, второй за ним, а яйца-то никак, вот они и на подходе затёрлись!
– Бля, да ты чистый мудак! - глубокомысленно воскликнул Шалтуй-Болтуй и, спорхнув со стены, полетел куда-то прочь.
Его сопровождали дикие крики Давида:
– Яйца летят, яйца!
А строгий дворник, работающий лекарем по совместительству в конторе ангелов, шлёпнулся на землю и прижал своё достоинство всем своим грузным телом. В глубине души он бормотал: «Только не сейчас, не оставляйте меня, пожалуйста. Ещё хотя бы раз пятьдесят, ну хоть тридцаточку – плиз!»
Пролетавший мимо журавль смачно пёрднул и возвестил начало нового дня. Сегодня решалась судьба человека.
– Ииик! Пойти, что ль, Фросе уши надрать! А то такая падла, судит меня, а чтоб вместе прополоскать горло так нет, куда ему! Эхма! Сейчас бы кваску, да покрепче!
– Слушаю и повинуюсь!
Джин куда-то исчез, а перед Давидом показалась кружка пива. Он поднёс её ко рту, как вдруг оттуда высунулась голубая рука, и голос джина произнёс по-матерински:
– Пей не спеша!
– Шо за фигня?! - осмысленно возмутился Сима – И вообще, чё он какой-то голубой? Как обычно, мне самые левые джины достаются! Вот так всегда! Хоть следи, хоть не следи – всё равно с одной стороны пирог подрумянится, а с другой подгорит… – на сим размышления Давида канули в Лету.
Из «Голиафа» выбежал Толкиен и помчался к особняку. На ходу он выкрикивал фразы:
– Ничеговы…непонимае…те…в…эльфа…хиорк…ах…педерас…тывон…ючие…
Давид поднялся и поплёлся туда, куда только что пролетел нажравшийся родоначальник жанра фэнтэзи. В душу его затёрлась одна странная мелодия, которая никоим образом не выходила из Объезженной’s головы:
– Если б я тебя имел, я бы многое успел, но так как я тебя не пру, то в скоро время я помру! Ух!

4
ВАШ ЗАКАЗ? – МНЕ ТЕАТР И ХОРОШУЮ ПЕСНЮ

Давид подошёл к особняку и дёрнул за дверную ручку. Она не поддавалась.
– Хрена ли?! - недоумённо воскликнул герой и повторил попытку.
Ничего не произошло. Тогда Давид с силой пнул дверь ногой и…потерял сознание. Очнувшись, Сима обнаружил подле себя железную табличку с надписью: «Идёт совещание. Просьба не мешать. Бог».
Разочарованный, Давид поднял камень и запустил его в пролетавшего мимо ангела. Тот, издав крик подстреленной утки, окунулся в грязь божественных трущоб, расположившихся неподалёку. Там он и утоп. Давид губами пробренчал краткую пародию на похоронный марш и двинулся к разбитому дому, возле которого имела возможность наблюдаться чья-то фигура.
Прислонившись к деревянному срубу, открытому всем возможным ветрам «парадайса», на грязной и вонючей земле сидел мальчик. Он был одет в длинную робу, голову его венчала дырявая треугольная шляпа, а на глаза были надвинуты поношенные и пробитые в одном месте очки. Сама одежонка парня была потрёпана, а местами даже постругана на итальянскую лапшу, которую осторожно пережёвывали шнырявшие повсюду автоматические крысы.
– Привет, быдло, чё сидишь? - обратился Давид к нищему.
– Зачем же так грубо, мистер? Не всегда внешность способна показать суть существа, коего ты видишь.
– Ребекка Кентервильская! Ты шо же, хочешь сказать ты не быдло? - возмутился наш герой.
– Не-а! Я волшебник – Гарри Поттер! - гордо выпрямился парниша.
– Портер? - переспросил Давид.
– Поттер, мистер, – Гарри даже не подал виду, хотя ирония Давида была явной.
– А! Потный Гарик! Ну здравствуй, здравствуй, о великий и могучий! - рассмеялся Сима.
– Не вижу повода для смеха, мистер, – выдавил маг.
– А ты на себя посмотри! - заржал герой – Ты как здесь очутился, необыкновенный ребёнок?
– Лазал по полкам в библиотеке. Бац, одна из них начала падать и…придавила меня…вот я и здесь, – горько вспомнил Гарик.
– Ну вот, как всегда! Великие умирают в совершенно нелепых ситуациях, а все думают, что им мир спасти суждено!
– Ты знаешь, твоя судьба ещё не кончена. Если захотеть, можно вернуться к жизни.
– Да, а чё ж ты тута сидишь? - заинтересованно спросил Давид.
– Я думаю…
– О чём?
– Обо всём…
– Ну, удачи тебе думать, Гарпот! Прощай!
– А не пошёл бы ты в…
– Что?
– Я ничего не говорил…
– Ладно, бывай!
Давид попёрся к прелестной вилле через мост, разделивший два берега речки-говнотечки, кем-то названной Радугой.
– Вод быдло… - думал про себя Сима.
– Вот надменный и самонадеянный тупоголовый мертвец… - сознательно оправдывался перед крысами Гарик Перегарик.
На двери виллы висело объявление: «Толка сигодня и толка у нас – Бивис и Баттхед в песе Луи Шэйкспирта «Хамлет». Пакупайте белеты, миста органичины». Орфография местами хромала, но суть была ясна. Давид денег не имел, так что полез в вентиляционное отверстие. Внезапно он понял, что застрял. Ни назад, ни вперёд тело его не двигалось. Сцена оказалась видна под углом в 180 градусов, так что легче было просто слушать. Давид выматерился на отверстие, прозвучал оркестр, и раздвинулись шторы. На сцене стоял Баттхед, наряженный в принца и Бивис, типа друг принца.
– Ну чё, это, типа, поехали, да?! (Баттхед)
– Типа да! (Бивис)
– ТА – ТАТАТАТА – ТА! (together)

Хамлет: Пить или не пить, курить или не курить, колоться или не колоться, ебаться или не ебаться – вот типа, жопа, в чем вопрос. Когда ты, блин, вдруг, нахрен, начинаешь, блин, слоняться, по барам, типа, блин, спиваться, и тёлок надо поскорей, ты понимаешь, типа, это, жизнь дерьмо и всё такое, и даже оргии, минеты, уж происходят против воли. Но вот, ты типа, видишь смысл, в глубинном быте иерархий, и, блин, заносишь этот смысл на сути вековых анархий. А хуя мы стоим как тени и, типа, модою любимы! А мы её как пнём коленом под, это, зад, да втыкнём вилы в чреду беспечностей лукавых, а жизнь – то блядки да и только, и шо за хрень, как раком ставить, всё, типа, в сексе, но не только. Когда в полуночь, это, встанешь, ты на хуе пройдёшь до кухни, то может, типа, вскрикнешь разом, что ты крутой, а все ублюдки. В любви ли, в жизни ль, типа, все едины. И в западлу сидят, упёршись в газеты трёх меридианов, а мы сосём наши конфеты и, типа, веселы и пьяны.
Хараций: Ээ, ты чё лох или бухой. Ты типа круто говоришь, но мне поверь ли, хуй с тобой, шо воду в кружке ты мудишь?
Хамлет: Хараций, брат ты мой умной. Послушай, шо за хуй с тобой? Я типа так тебе скажу: ты ни «за-за», я ни «жу-жу». И это, будем вместе пить, тебя я, типа, позову, а ща, баклан, засунь-ка ты…ээ, ну ты понял, не кукуй.
Хараций: Я, типа, сваливаю щас. Но помни, я не пидарас.
Хамлет: Да, один раз не пидарас, но ты не убегай сейщас. Я вот закончу муть свою и, типа, песню запою!
Вместе:
Бля-БляБляБляБля-Бля
Хуаааа!
В зале раздался шквал аплодисментов, но там никого не было.
– Шо за хуйня? - подумал Давид.
Он попытался выкарабкаться, но вновь ни черта не получалось.
Вот на улице раздался стук дверей. Раздались голоса.
– Слышь, баклан, смотри! Зад чей-то торчит!
– Типа, давай снимем штаны и как…
– Типа не пойдёт. Ты, это, разбегись и пни его!
– Ээ, типа я пошёл!.. Типа я ухожу!
– Ты чё, лох, что ли, давай уже!
– Ребят, не бейте меня! - раздался голос Давида.
– Слышь, а зад то говорящий!
– Круто! Курить будешь?
– Ты кому, мне или заду?
– Хэ-ХэХэ-ХэХэХэ-ХэХэ-ХэХэХэ (Б&Б)
– Ну, типа, получай помощь, срака!
Давид влетел в зал, упал, поднялся, потёр ушибленный зад и заорал:
– Уроды, вать машу, вот как щас ёбну вас, так мало не покажется!
Снаружи раздался типовой смех двух американских ублюдков конца двадцатого начала двадцать первого века. Смех утих, бакланы куда-то свалили. Давид вышел из виллы и попёр обратной дорогой.
Гарик, валялся в грязи и пел задушевные песни. На бревенчатых досках были намалёваны овцы. Крысы в смятении прыгали с флигеля, а Бивис и Баттхед с трёхлитровой банкой этилового спирта направлялись к особняку. Туда и помчался Давид. Вдогонку ему неслось:
– Уде вы овцы мои овцы, у каком вы есть краю, уде вы овцы полевые, у неведомом краю…

5
СВЯТОЙ ДРАЧЕНА

Бивис и Баттхед скрылись в дверях особняка. Давид подбежал к ступеням, которые вели к этому мрачному зданию. Перед глазами нашего искателя приключений воздвиглось огромное строение со шпилём, на котором в конвульсиях подыхал ржащий петух. Его клевали грифы, но петух хохотал, словно ему в задницу засунули градусник и теперь руку, с надеждой вытащить предмет стеклотары, наполненный кипящей ртутью. Немудрено…петух был откровенно насажен на шпиль своей пернатой жопой.
Давид не сочувствовал птычке. Он вообще любил садитировать над животными и сейчас впал в ржачку, умиляясь боготворной картине.
– Как прекрасна смерть…мда! - мечтательно проговорил Сима.
Он поднялся к дверям особняка и, встав на коврик, нажал на красную пимпочку от звоночка.
– Эй, баран, слезь с моего лица!
– Шо за хрень? - возмутился Давид.
– Кнопкодав, убери лапу с моего носа!
– Чаво? - не понял наш герой.
– Отшагни, придурок!
– Эээ… - Давид отошёл назад.
Коврик усмехнулся и отчеканил:
– Ну что, болван? Не понимаешь сразу?
Звонок запищал:
– Сволочь, теперь мой нос картошкой будет!
– Хы…вы чё, балбесы, говорить умеете?
– Да, болван! (хором)
– У, как всё запущено! -задумался Давид.
– Зачем пожаловал, человеческое отродье?
– Шёл, шёл и зашёл…
– Так иди, иди и уходи! Хаха! – вещи смеялись.
– Ни хрена! Я войду внутрь и всё разъебу!
– Тсс…это особняк самого графа Драчена! Великого вампирца и убивца!
– Хы…а чё он тут забыл? И чё там Бив&Бат делают?
– Они его приёмные дети, а граф святой, святой Драчена…
– Гоните! - усомнился Давид.
– Вообще-то он спонсор. Много бабок Фросе даёт, тот на них кутит. В аду много спонсоров, а здесь один, потому получил много привилегий, очень влиятельный граф! Ему каждый вечер приносят молоденьких девственниц, коих он затрахивает до смерти, а потом его детки ими довольствуются. После чего из них набиваются чучела для повседневного пользования. Он изуверг…но нечего делать…он наш спонсор…
– Гм…а вы тута чё делаете?
– Предостерегаем от вторжения таких как ты…
– Хм…балбесы! Я всё равно вторгнусь!
– Ну да…удачи…
Двери отворились и Давид, недолго думая, впихнул себя в темноту.
– Брр…как тут холодно…как в скрепе…
– Падходи, молодой человек! Садись, погрейся у камина! - проговорил с армянским акцентом чей-то проникновенный голос.
Давид подпёр к камину и увидел такого мордоворота, что чуть не сблевал ему на харю, впрочем, он всё-таки сблевал в камин, затушив растрахавшееся полено.
– Уродец что ли? Чаво огонёк поганишь? Это камин фирмы Попердим Наедине. Славная штукенция! А полено сиё реактивное, при резком затухании может взлететь…
Вдруг раздался взрыв и зал осветился красочным фейрверком.
– Ух ты, мать! - воскликнул Давид, поражённый необыкновенным чудом.
– Ннет…это полено…ты кто такой?
– Похрен! Вот ты гад, девушек насилуешь, пиздюк развратный!
Пиздюк насупился. За долгие годы он уже успел отрастить себе бороду, клыки торчали уже больше из носа, а остальные зубы насквозь прогнили радиоактивными соплями. Волосы были ёжиком, зализанные местами под Калвина Кляйна. Сам по себе Драчена был грязным, убогим, противным и невероятно святым…
– Я здесь всем командую…не вмешивайся!
– Гу…почаму? - протянул Давид.
– Потаму! - попугаем протявкал граф.
– А где твои подонки?
– Спят…падальщики…
– Слушь, кровоотсос, а чё ты такой алчущий? Ты чё пуп что ли?
– Не…уже небесный поп…а тебе-то что?
– А я думаю…ну умер ты, ну убили тебя, но как ты в рай попал?
– О! Здесь такой срач, что сюда все попадают! Некоторым везёт и они в daunito zemlito сваливают, а там Воланд потрясно всё устраивает! Такие шоу, рога его! Эхх…но здесь власть, а там выживание…
Давид надолго задумался…
– Слушь, а покажи чучела?
– Следуй за мной…
Они прошли куда-то. Там было ещё холоднее. Под потолком висели изувеченные, искалеченные девушки.
– Як…как противно! - возмутился Давид.
– Не-а…вот кнопки на пульте…выбираешь любую, спускаешь и ебёшь!
Драчена нажал кнопку пять и спустил роскошную блондинку с охуенной грудью и офигенной задницей. Вот какие слова возникали у Давида. Но она была мертва.
– Хм…смущает лицо? Слишком синее? Что ж…для всего есть решение: вот пакет, надевай и наслаждайся!
Так Драчена и сделал, поставил блондинку раком и вытащил свой сгорбленный перец.
Только граф принялся за дело, как с потолка свалился чёрный мужик, мечом рубанул хозяйство вампиру и воткнул ему пару серебряных колков в глотку, отчего тот за короткий срок паром взъелся и окочурился.
– Парень, ещё есть вампиры? - спросил супермен.
– Угу…там где-то! А ты шо за хрень?
– Я Бляйд, охотник на вампиров! Охты…какая деваха! - Бляйдуша оказался слабовольным, ибо не удержался поиметь блондинку.
Вдруг с потолка упал какой-то моряк с плешивой бородой в военной фуражке, фуфайке, валенках и лыжах.
С криком «Моби Дик!» моряк гарпуном отхватил член Бляйда и взлетел, дребезжа пропеллером за спиной. Странно, но член был белый…
Бляйд в явном шоке схватился за плечи Давида и полушёпотом начал говорить:
– Вот…ты был рядом…ты видел всё…возьми мой меч, ибо я не могу больше жить на этом свете…убивай вампиров, ты избран, а я…я должен сдохнуть…
При этих словах из стены особняка выбежала толпа слонов и раздавила Бляйда. Давид еле успел отскочить в сторону. Не успел он опомниться, как какой-то придурковатый охотник, напяливший на свою лысую голову шляпу английских колонистов начал целиться мушкой в нашего героя. Давид бросился к мечу, схватил и на лету пригвоздил мушку к стене. Та громко вздохнула и издохла.
Охотник попёр на Симу с прикладом, но был рассечён мечом и повалился, распавшись на две равноценных части. Мясник пробежал, схватил части охотника и оставил три небесные гривны.
– Опа! Здесь можно подзаработать! - восхитился Давид, почувствовавший вдруг себя крутым нин-дзя-дзя.
Но не тут-то было. Какая-то бухая рожа предстала перед Симой. Это был Гарик. Он был ещё больше бухой, чем прежде.
– Ик…у нас тут проживание оплачивается…ик…я теперь в налоговой службе работаю…понимаешь ли…надо платить…не заплатишь, я скажу, что ты всех замочил…и будем плясать…хуляля! - с этими словами он вытащил гривну и скрылся в жёлтой пыли.
Какой-то чёрный пидор пробежал мимо и выхватил гривну номер два, причём Давид даже не заметил.
Нин-дзя-дзя начинал охреневать, когда с потолка свесился мужик в зелёных клетчатых трико и нелепом шутовском наряде и воскликнул:
– Я Роббин Худ, граблю всех, даю всем! Твои деньги – мои деньги, ибо ты счастливей меня! Пожалуйте ваши жалкие гроши, чтобы возвысить честь моего леса!
– Какого хуя ты тут повис? Ничё я тебе не дам!
– Ах так!
Роббин хлопнул и откуда-то выбежали парни без трико. Сперва они стащили все чучела Драчены, а после подхватили Давида, яростно рубавшего мечом и встряхнули раз пятьдесят. Стрела Худа пригвоздила Симу к стенке, где он и остался висеть, наблюдая как забирают его барахолку, и как некий художник, похожий на Дали зарисовывал всю эту картину на обложке порножурнала.
Где-то вдалеке раздавалась дебильная музыка, а Давид совсем спятил, ибо столько событий за один день свернули ему крышу.
Он висел и орал:
– Свободу попугаям! Хлеба и зрелищ! Много водки и закуски! Евреям обрезание!
Какой-то лохматый фотограф с реактивной горилкой фоткнул его и улетел в разбитое окно, а из соседней комнаты послышались голоса Бив&Бат.
Давид понял, что попал, но крики продолжали вырываться из его головы. А суд шёл…
– Лёд тронулся, господа присяжные заседатели, лёд тронулся! Гу!

продолжение следует ли?..