Поэт иступленной искренности, театральный и литературный критик, отказавшийся от власти "поболее власти Белинского", по словам Блока, лихой скиталец, мученик и самоистязатель. Автор легендарного "Пушкин – это наше все" и не менее знаменитой "Цыганочки". Талант, любивший до самосожжения, как мало кто умеет. И каждый раз – не взаимно.


Вечный скиталец

Сердце стонет и умирает... Все бросить, раствориться в темноте, в прохладе Петербургский туманов, в его кромешном яде… Аде… Бежать, бежать! И ведь не спастись: даже за краем земли – больно!

Он умел уходить от муки только так: бегом и без оглядки. Аполлон Григорьев, пронзительная страница отечественной литературы, недооцененная вспышка, мятежная комета… Человек, которому судьба отсыпала щедрот вкупе с невозможностью ими воспользоваться.

Аполлон был сыном дворянина, но сам дворянином не являлся. Ибо родился от крепостной. И вернуть титул, принадлежавший ему по праву рождения, так и не смог – не дослужился до чина, дающего право на дворянство.

Матушка, страдающая нервными припадками, залюбила Полошеньку до полусмерти – с той истеричной одержимостью, переходящей в яростную неприязнь, которую наложило на нее психическое нездоровье. Измученный родительской опекой, в 20 лет Аполлон бежал из Замоскворечья в Петербург. Родители узнали о побеге от близкого друга сына, Афанасия Фета. Сам Григорьев так торопился, что даже прощальной записки не оставил.

Куда несли его беспокойные ноги? Прочь. От болезненной любви матери. Прочь! От собственной, разбитой вдребезги, неистовой любви.

                                                                   
"Вы рождены меня терзать…"

Однажды Никита Иванович Крылов, декан юридического факультета, на котором обучался Аполлон, внимательно прищурился на видного студента. Успехи у того блестящие, талант – очевиден. "Далеко пойдет!" – подумал, и пригласил Аполлона на воскресный чай в дом своей тещи, Софьи Григорьевны Корш. У той имелось несколько дочек на выданье, и мадам сильно волновалась за их судьбу…

В Антонину Корш Григорьев влюбился в одно мгновение. По свойству своей натуры – пламенно и безрассудно. Девятнадцатилетняя загадочная красавица со смуглой кожей, огромными голубыми глазами и ночного цвета волосами то упивалась своей властью и притягивала, то отталкивала и колола потерявшего покой студента. Он сравнивал Антонину с кометой, с неразрешимой темной тайной, опутавшей его бессильное тело… С прихотливой огненной звездой, призванной выжечь его дотла.

И с тех ранних стихов, посвященных Корш, раскрылся настежь Аполлон Григорьев, сам – та еще комета: "Недосозданная, вся полная раздора, невзнузданных стихий неистового спора…"

Он любил Антонину как смутно угаданное подобие себя. А она предпочла будущего лидера русского либерализма, Константина Кавелина – рассудительного, деловитого, самоуверенного. Аполлон Григорьев с его неистовой исповедальной поэзией Антонину не занимал.

Получив размашистый удар в сердце, Григорьев рванул из Москвы в Петербург – прижать кипящую душу к бесчувственным северным камням. Может быть, надеялся слегка ее остудить.


Скоропостижная женитьба

Не вышло. С городом у поэта возникла глубокая взаимная нелюбовь. Три года промаявшись на разных службах, сменив десяток литературных редакций, уйдя во все мыслимые крайности и испытав свою натуру всеми способами: пьянством и аскетизмом, развратом и молитвами, масонством и христианским социализмом, Аполлон Григорьев проклял Петербург и вернулся в Первопрестольную. А там вдруг женился на младшей сестре Антонины, Лидии Корш, и красотой, и глубиной, и прочими достоинствами сильно отстающей от сестры.

Этим браком самоистязатель Григорьев доставил себе массу страданий: жена вела разгульный образ жизни, иногда обходя в этих вопросах собственного увлекающегося мужа. Даже двоих сыновей, рожденных в браке, Григорьев сильно подозревал в "неродстве". Ни о каком вдохновении речи, естественно, не шло. Эти двое существовали вместе по взаимному несчастью, нежели по любви.

В конце концов, Григорьев сбежал от супруги, но деньги высылал ей, хоть не регулярно, но исправно – в те дни, когда сам не был обложен долгами. Нечасто выпадали такие дни…


"Я вас люблю… что делать – виноват!"

Известный театральный критик, влюбленный в драматическое искусство и бурно реагирующий на всякое сценическое действо. Поэт, любовная лирика которого непревзойденна по надрыву. Талантливый публицист, не прижившийся со своими идеалами ни в одном издании.

Он, по словам Достоевского, "не мог бы ужиться вполне спокойно ни в одной редакции в мире. А если бы у него был свой журнал, то он бы утопил его сам, месяцев через пять после основания". Он был болен раздирающей русской тоской, той самой, от которой – в омут с головой! Он не умел любить слабее, чем любил, он раскалялся как железо – и не было женщины, способной не испугаться и ответить на такой пыл.

Хотя, когда Аполлон вступил в дом Якова Ивановича Визарда, коллеги по Московскому Воспитательному дому, ему показалось, что такая женщина нашлась.

Леонида молода, ей всего пятнадцать. Тридцатилетнему поэту казалось, что он "глупо сердцем молод". Но остановиться сил недоставало – Леонида Визард ворвалась в его душу лавиной. Хотя, надо сказать, менее всего она напоминала стихию: изящная, осторожная, прозванная самим Григорьевым "пуританкой". Она внимательно прислушивалась к умным рассуждениям Аполлона, заразительно смеялась, с удовольствием музицировала для него и так смешно смущалась под восторженными взглядами поэта.

Григорьев, поначалу испугавшийся своего чувства и уверявший себя: "Я ее не люблю, не люблю… Это – сила привычки случайной!", скоро сдался и излил свою страсть в изумительный стихотворный цикл "Борьба". Он был счастлив, потому что уверен: "Тому, кто раз встречался с половиной своей души, – иной не отыскать".


Отдана без возврата

А вскоре вместе с ним в дом Визардов зачастил молодой и расторопный офицер в отставке, Михаил Владыкин. И Григорьев с ужасом понял, что значат эти частые визиты и удовольствие в глазах Леониды. Он не ошибся – офицер сделал Визард предложение, которое благосклонно приняли. От Григорьева оторвали ту самую "половинку" и торжественно передали в чужое владение.

После отъезда молодоженов в Европу Аполлон окончательно понял, что родился на свет для чего угодно, только не для счастья. Он уходил в табор к цыганам, где измученное сердце стонало в унисон с гитарой, тоска рвала струны, как жилы – там рыдал и молился… Знаменитой "Цыганской венгеркой", долгое время считавшейся народной "Цыганочкой", русская литература обязана этой живой боли.

Скитальчество – вот что осталось для Аполлона Григорьева величиной постоянной. Он пил, кутил, скатывался в долговые ямы. В последние годы жизни сошелся со "жрицей любви", Марией Дубровской, взятой им из притона. Но вскоре после смерти их новорожденного ребенка сбежал… И вновь – порочный круг долгов и кутежей, не приносящих утешения.

Забыться не получалось, боли уже не было, слез – тоже. Одна нечеловеческая темная тоска. И бедное, искромсанное сердце не выдержало – в 42 года Аполлон Григорьев умер от апокалипсического удара в доме незнакомой женщины, на нелюбимой петербургской земле.


Елена Горбунова, etoya.ru