Дмитрий Медведев говорит, что его застали врасплох и признается в своей неопытности.

"Я проводил отпуск на Волге, когда позвонил министр обороны", - сказал он на встрече с членами "Валдайского клуба", в который входят западные ученые и журналисты, специализирующиеся по России.

"Я никогда не забуду ту ночь, так как осознаю последствия приказа об открытии ответного огня, особенно в ситуации, когда я пребывал на посту президента всего 95 дней", - сказал Медведев.

А что говорит экс-президент, а ныне премьер-министр, который также присутствовал на встрече?

"Каким бы авторитетом я ни обладал, с кем бы ни говорил, ни войска, ни танки не сдвинулись бы и на сантиметр без приказа президента Медведева", - попытался Владимир Путин приуменьшить свою значимость, когда мы спросили о его роли, имея в виду, что его участие в событиях было значительным.

Более того, накануне кризиса, когда Путин был в Пекине на открытии Олимпийских игр, он уже задумывался о скором признании Россией двух регионов, находящихся в эпицентре конфликта.

Он сообщил нам, что счел необходимым уведомить китайское руководство, что Россия с пониманием отнесется к отсутствию реакции со стороны Пекина.

Выступление дуэтом

Напрашивается вопрос: кто в действительности вырабатывает политику - президент или премьер?

Сценарий и длительность наших встреч с каждым из них были показательны.

Две трехчасовые аудиенции, два элегантных обеда, два заявления на российские телекамеры перед началом бесед и даже два легких голубых костюма с галстуками в тон.

Все это, видимо, должно было говорить, что у них равный статус - двойное руководство, правящее страной в тандеме.

Один крупный государственный чиновник нарочито подчеркивал эту двойственность, постоянно называя обе личности вместе, на одном дыхании.

Политические решения должны согласовываться с обоими, пояснил он. Но что в этом особенного? Работа на пару только укрепляет, а не запутывает систему управления, поскольку требует получения "зеленого света" от двоих, а не от одного.

Сначала мы встретились с Путиным. Почти вся беседа касалась внешней политики.

Он сгорал от нетерпения высказать свою точку зрения, выглядел уверенным в себе, вовлеченным в дела и ответственным за все.

Гнев по поводу того, как, по его мнению, в последнее время обходились с Россией, был настолько очевиден, что казалось, будто его личная неприязнь служит двигателем всей политики государства.

Было непросто поверить, что он уже не президент.

Вопросы экономики, которые составляют основу его премьерских полномочий, всплывали лишь иногда, и он признавал, что все еще осваивает эту область.

Когда он говорил о президенте Медведеве, складывалось странное ощущение.

Казалось, что Путин акцентирует внимание на различиях между ними, словно намекая на принцип "хороший полицейский, плохой полицейский".

О себе он говорил как о "консерваторе" и даже с необычным для него оттенком самоунижения признавал, что склонность к грубым высказываниям порой становится недостатком.

Вместе с тем, Дмитрия Медведева он называл умным, молодым, хорошо образованным человеком с современными и - это он подчеркнул дважды - либеральными взглядами.

"Он хороший парень", - сказал Путин немного снисходительно, будто рекомендовал своего юного протеже возможному работодателю.

Целью, по всей видимости, было дать понять Западу, что Дмитрий Медведев, более гибкий и склонный к реформам человек, чем сам Путин, был вынужден прибегнуть к решительным действиям, поскольку в условиях кризиса у него не оставалось иного выбора.

Моральное преимущество

Говорилось о том, что США и их союзники совершили большую ошибку, позволив разгореться конфликту, и сделают еще большую ошибку, если не пойдут на компромиссы, которых добивается Россия.

Встречаясь с нами, Дмитрий Медведев подтвердил эту мысль.

"Когда я приступал к этой работе, я не предполагал, что придется прибегать к резким выражениям, но для президента бывают моменты, когда иного выбора нет", - сказал он.

"Я вовсе не хочу, чтобы кавказский кризис повредил сотрудничеству России с Европой и Соединенными Штатами", - добавил он, отметив, что ему претит роль "президента войны".

"На эту войну ушел целый месяц, который я бы предпочел посвятить другим вещам, - сказал он. - Вчера, на встрече с министрами обороны и финансов, вместо того, чтобы говорить о производстве автомобилей и тракторов, нам пришлось обсуждать, где размещать российские войска. Приоритеты изменились".

Так чего же на этом этапе Россия хочет от Запада?

Главный сигнал сводится к тому, что российские власти не настроены идти на компромисс.

Они настаивают, что в сложившемся кризисе имеют моральное преимущество и не видят повода для уступок.

Для России это равносильно собственному 11 сентября, заявил нам Дмитрий Медведев, то есть переломному пункту в национальной политике и в отношениях с внешним миром.

Это убеждение проходило красной нитью через все наши разговоры с государственными чиновниками, лояльными учеными и журналистами, которые утверждали, что Россия была вынуждена применить военную силу и взять Абхазию и Южную Осетию под свое крыло.

Любые намеки на то, что Россия коварно подготовила ловушку, в которую неосмотрительно попалась Грузия, отметались как откровенная ложь.

Мысль о том, что, вторгшись на грузинскую территорию и признав независимость двух спорных районов, Россия зашла слишком далеко, также была отвергнута.

Более того, президента Саакашвили обвиняли в развязывании конфликта.

Соединенные Штаты подтолкнули его к этому, бездумно вооружая и обучая его войска, в то время как европейцы отводили взгляды.

А любые контрдоводы Запада были проявлением лицемерия, учитывая его роль в Косове и в Ираке, служили очередным примером антироссийской истерии и несправедливых оценок, основанных на пережитках холодной войны.

Красная черта

Любопытно, что и Путин, и Медведев высказывались осторожно и уважительно, когда речь заходила о президенте Буше.

"Он хороший политик. Думаю, что я лучшего мнения о Джордже, чем большинство американцев", - сказал Путин, хотя при этом посетовал, что дважды просил президента США вмешаться.

Зато вице-президенту Чейни и госсекретарю Кондолизе Райс, имеющим опыт отношений с СССР, были уготованы образы злодеев, подозреваемых в разжигании антироссийских настроений в администрации США и науськивании Грузии.

"Необходимо избавиться от стереотипов. В окружении президента США слишком много советологов", - едко заметил Дмитрий Медведев.

Второй сигнал, который прозвучал отчетливо, состоял в том, что для России "красная черта" по-прежнему пролегает на пути продвижения НАТО к ее границам путем включения в альянс Грузии и Украины.

России явно хотелось бы проведения новой дискуссии по системе европейской безопасности с целью замены НАТО на что-то совершенно иное.

Однако при отсутствии такой договоренности попытки США или НАТО заново вооружить Грузию, а также пригласить Тбилиси и Киев стать членами альянса способны вызвать гневную реакцию Москвы.

"У России есть зоны собственных интересов. Отрицание этого Западом бессмысленно и даже опасно", - сказал президент Медведев.

"Это несправедливо, унизительно и просто нам надоело. Мы не намерены этого больше терпеть, - сказал он. - Перед вами стоит четкий выбор, в этом можно не сомневаться".

Что собирается делать Россия, чтобы предотвратить дальнейшее расширение НАТО, осталось неясным.

"Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы это не произошло", - осторожно выразился Путин, говоря об Украине.

Вместе с тем, касаясь Грузии, он отметил, что российские танки находились в 15 км от Тбилиси и могли бы захватить столицу за четыре часа.

Экономические проблемы

В этой формулировке звучала угроза, но не совсем явная, и это было интересно. Потому что прозвучавший на встречах третий сигнал заключался в том, что Россия все еще считает возможным избежать серьезной конфронтации между Востоком и Западом.

Вполне возможно, что в российских силовых структурах еще крепки силы ультра-националистов, которые хотели бы вывести страну из процесса глобальной интеграции и вновь сделать ставку на внутренние ресурсы - экономические и военные - как это было в советские времена, чтобы утвердить свой мировой авторитет и показать внешнему миру, что Россию больше нельзя игнорировать.

Но очевидно, что руководство в Кремле вовсе не стремится попасть в дипломатическую и экономическую изоляцию.

Такой подход выдавала поспешность, с которой как Путин, так и Медведев отвергли саму возможность того, что России придется расплачиваться за сложившийся кризис.

Они отрицали связь между конфликтом с Грузией и падением почти на 50% рекордных еще в мае показателей российского фондового рынка.

Более вероятной причиной - что не лишено смысла, учитывая положение на Уолл-стрит - они называли отголоски глобальной финансовой нестабильности.

По сравнению со многими другими странами, утверждали они, экономика России находится в хорошем состоянии, а признаки утечки капиталов - временное явление. Иностранные инвесторы вернутся. Да и всем нужны энергетические ресурсы России, которой доводилось переживать более тяжелые экономические потрясения.

Тот факт, что только Никарагуа встала на сторону России, признав Абхазию и Южную Осетию, был расценен как маловажный, хотя явное отсутствие дипломатической поддержки действий Москвы остается для нее болезненным фактором.

Когда лидер Южной Осетии сообщил нам, что вслед за провозглашением независимости собирается слить свою крошечную республику с Северной Осетией и стать частью Российской Федерации, его немедленно одернули. Спустя несколько часов он выступил с опровержением.

Москва усиленно старается избежать обвинений в откровенной аннексии земель, которые юридически остаются грузинской территорией.

Да, Россия упорно настаивает, что мяч находится на стороне США и их союзников - дескать, они, а не Россия, должны решить, во что выльется геополитический кризис.

И все же, наряду с внешним негодованием, подспудно ощущалась некоторая нервозность, беспокойство, что Запад устоит перед российским блефом, и тогда напряженность возрастет настолько, что ни одна из сторон будет не в силах уступить.

"В воздухе похолодало, и доверие потеряно, - сказал Дмитрий Медведев. - Но я не думаю, что это поворот, который приведет к длительной конфронтации. Мы не хотим этого. И вы этого тоже не хотите".

Бриджет Кендалл, Дипломатический корреспондент Би-би-си