Таким образом
НИК.Т-О.
Товарищество "Твердая Обложка"
Новые Изыскания Каллиграфии
Победитовая обложка для слов

О СТРУКТУРНО-ДИНАМИЧЕСКИХ ИМПРОВИЗАЦИЯХ

В истории авангардного искусства мы найдем немало примеров тщательно продуманного и организованного бреда. Театр абсурда немыслим без пьес, в которых каждое слово стоит на своем месте и не подлежит никаким изменениям. Произведения додекафонистов расписаны по нотам точно так же, как симфонии Моцарта. Даже алеаторики, при всем случайном характере возникновения их музыки, записывали ее так же на нотной бумаге. То есть, наличие определенного сценария не мешает искусству быть (или считаться) авангардным. И – наоборот: неподготовленность, незаданность – еще не критерий авангардности. Это, вроде бы, очевидно. Но говорить об этом приходится.
Упростив, можно сказать так: в идеальной импровизации каждый элемент структуры знает свой характер и характеры остальных элементов, умело пользуется своими возможностями, стремясь к достижению общей цели, если таковая была. В джазовой импровизации достаточно свободы для каждого музыканта, но ограничением являются рамки жанра: если решено играть (импровизировать) блюз, то появление в ритм-секции ритма боссановы может быть расценено или как непрофессионализм, или как злонамеренность, нежелание делать общее дело. Однако, этот выход из рамок жанра может быть заранее оговорен, и появление в блюзе боссановы будет неожиданностью лишь для слушателей. Но это будет относиться уже к заданности. В свободной импровизации появление подобной ситуации может быть оправдано предшествующей игрой, и хороший музыкант не станет брезговать такой возможностью лишь потому, что это будет выходом за рамки жанра.

спонтанно-каллиграфическое эссе из потусторонней жизни

-- Что вы здесь делаете – с приязнью спросил Иван у двух здоровенных – кровь с молоком! – мужчин, попеременно сдавливавших друг другу головы при помощи коровьих жгутов и палок.
--Ты что, не видишь, что ли? – рявкнул один из них, более прыщавый и жилистый, выждав минут пять или шесть. Приязнь Ивана к тому времени уже улетучилась, а услышав ответ, он и вовсе занервничал от собственной бесполезности.

-- Мсля! – воскликнул второй мужчина в пароксизме самоуничижения. Теперь он уже стоял на одном колене, высоко воздев за собой освобожденную ногу, дрожащую, как кроличья лапа.
-- Хорошая мысля приходит опосля! – резюмировал прыщавый, еще туже затягивая жгут на голове собрата.
-- Идиоты какие-то, бляха-муха! – убежденно промыслил Иван, однако вслух издал какое-то блеяние, на манер примирительного смешка.
-- Крыса! – внезапно сказал прыщавый противным голосом и указал куда-то.
-- Где? Где? – засуетился второй мужчина.

-- Вон он, в каскетке прошел, видишь?
-- Какой там Крыса... – разочарованно протянул мазохист. – Это Жучок.
-- А помнишь, помнишь? – возбужденно жестикулировал Прыщ. – Помнишь, как Крыса тебя отбивал, когда Жучок на тебя глаз положил? А?!?
-- И вообще это Тюря, -- весомо заметил мазохист, когда в слезящейся пелене обозрения показался конвойный в сопровожденьи дешевой женщины.

-- Хватит мозги-то парить! – заявил новоявленный Тюря, обращаясь во все стороны света сразу. Мужчины обрадованно засуетились. Казалось, еще минута, и они сбросят синие сатиновые трусы – или разорвут их на радостях – и пойдут плясать.
-- А ты? Ты что торчишь здесь без дела? – обратился Тюря к Ивану и заорал, не дожидаясь ответа: -- Дайте-ка ему палкой по жопе! Пускай образумится!
Мужчины замерли, чутко, как степные бурундуки, прислушиваясь к происходящему.
-- Эй, вы! – отнесся Иван к мужчинам. – У вас совесть-то есть, или вы здесь совсем озверели?
-- О какой совести ты говоришь? – беспокойно спросил прыщавый. Причем спрашивал он особенным, внутренним голосом, почти не разжимая губ.

-- Мы находимся сейчас... То есть, мы находимся в первичном яйце, -- точно таким же образом промямлил его собрат-мазохист, -- мы находимся в яйце-вытрезвителе, не забывай об этом!
-- Плевать я хотел на ваше яйцо! – закричал Иван, поправ всякую деликатность. – Полно деликатесничать-то! Что это вы здесь вытворяете?
-- По жопе ему, по жопе! – скандировал издалека конвойный, всеми своими движениями наводя Ивана на мысль о кукле с дистанционным управлением.

Прыщавый и мазохист опасливо взялись за палки.
-- Да кто вы такие будете-то? – продолжал кричать со своей стороны Иван. Впрочем, кричал он уже куда более миролюбиво.
-- В прежней жизни я был Борисом. А это – брат мой, Аркадий, -- сказал прыщавый, не разжимая губ.
-- Да вы... что, спятили, что ли, -- неожиданно успокоившись, поинтересовался Иван, не обращая никакого внимания на опасливые маневры вооруженных палками мужчин.

Тем временем Тюря в экстазе самоуничижения уже разрывал на груди форменную тужурку и царапал ногтями мохнатую кожу, глядя на то, как исполняется его приказание. Дешевая женщина ползала на коленях в соседних слоях плазмы, говоря « цоб-цобэ! » незадачливым волонтерам.
-- Вероятно, это от пьянства, -- нерешительно подумал Иван и протер скользящими кулаками глаза.
-- Мсляв! – сказал мазохист (Аркадий), проваливаясь в плазму по самые уши.

-- Вот и вся ваша дееспособность! – засмеявшись, сказал Иван.
А вообще-то он шел к яйцу с челобитной...
№1. Мысль Ивана была наивна, словно икона, доносящая до современников образ избитого палками инока.
№2. Вообще-то, конечно, ТАК мыслить нехорошо.
№3. Гигантское белое яйцо, вот оно! Это – оно!! Перпендикулярная скорлупа, завершающаяся сверху множеством микроскопических ящичков.
№4. Ящики, напоминающие маленький компендиум картотечной пыли.
№5. Яйцо шевелится в чреве во время чтения, яйцо-вытрезвитель, тягостной скарлатины сосуд! Не случайно Иван – комендант скорлупы! И не случайно прыщи его побивают!
Конец.

или записки Велосипедиста Е.



№1. Паровоз ТЕ-НИ минует разъезд Упрячево с опозданием в 30 минут. Прием! е1 - е2.
P.S. Минут и минует, ах вот оно что! Это же своего рода КОНСОНАМБЛЬ, если можно так выразиться. Переводчик.
№2. Лампа селектора, как бы зачерпнув вольфрамового варенья, наполнилась и тут же опустошилась. Диспетчером у нас Алексей Павел, -- думалось в темноте... Силовые дуги, черпаком описав километровый вольтаж, выплеснули: У нас разбросаны шпалы. Уреченское, омбрр, Федот Илья. – Однообразным вареньем (думалось в темноте) не проймешь душу спящего. Эй, Алексей Павел!.. Промеж сигналов – смущенье! е1 - е4 (Прием).
P.S. Промеж и проймешь, -- не правда ли? И вновь я нащупал дистанцию! Переводчик.
P.P.S. Но – дистанцию между чем и чем? В основном тексте я вижу лишь пересеченье уреченской ПОЙМЫ. Федот Илья.
№3. – Ох, и крепко ж ты жмешь, паровоз ТЕ-НИ! (А это уже примечание переводчика). (Крестик).
№3. ...соскучилась без тебя, и... (здесь лакуна) согласна выйти за Алексея Павла, лишь бы не стать посмешищем для всей нашей деревни... Как-никак, а, почитай, три года прошло с той поры, когда ты словно бы в воду канул. Я уж не говорю о себе, но ведь даже с матерью не попрощался... – читал машинист паровоза ТЕ-НИ, форсируя между делом перелески и взгорья, за которыми вот-вот должен был показаться шлагбаум разъезда Упрячево. и7 - е4 (перехожу на прием!)
P.S. Мне о нежных каракулях женской руки как-то странно судачить на людях. Увы... (неокончено). Переводчик.
P.P.S. В этом смысле даже тот факт, что машинист, следуя прочно укоренившемуся у транспортников обычаю, перлюстрировал очередное письмо своего помощника, вызывает у нас устойчивое впечатление чертовщины. Переводчик (голосом Федота Ильи).
№4. Лампа селектора выхватила из темноты закрепленную рядом с ней табличку непостижимое, и, как бы не желая с ней расставаться, раскупорила варенье мрака серией мгновенных стаккато, отвечающих модуляциям блуждающего в пространстве сигнала примерно так же, как кардиограмма танцора отвечает партитуре канкана. g7 - h4 (прием!).
P.S. Уверяю вас, что и во мраке интенсивность запаздывания всякого сообщения составила бы величину в четыре P.S.. Переводчик.
№5. Да-а, похоже, каникулы мои сильно затянулись, -- подумал было помощник машиниста, склоняясь над неисправной консолью паровоза ТЕ-НИ...

-- Скучно, брат, подживаться на белом свете, а ?.. – а это уже машинист. Уделяя особенное внимание судьбам чужой невесты, он проскочил перегон h7 без каких-либо замечаний со стороны упрячевского обходчика, разве что: выброшенная из паровоза пивная бутылка... впрочем, это уже предмет маленькой радости, в перспективе которой маячат павильон Стеклотара, винный отстойник с поблекшей таблицей розлив, а может быть, и 101-ый километр... но нам-то какое до всего этого дело?
-- Не вижу связи, -- старательно вывел P.S. Алексей Павел. – Не вижу связи между моей симпатией и вашим к ней ОТНОШЕНИЕМ. Перехожу на прием. g8.
P.P.S. Упрячево, верно, звучит как упрячь его. Переводчик.
-- А паровоз ТЕ-НИ из депо Упрячевского района только подчеркивает это значение, -- догадался Федот Илья.
№6. – Запросите Уреченское, -- оживился сквозь сон Алексей Павел. – Говорят, там размыло развилку h8, повсеместно разбросаны шпалы. Надо что-то предпринимать, иначе дослужимся до обвинений в беспочвенности, и плакала тогда моя медаль За выслугу лет на транспорте...
-- На сто первом километре – покойник, -- откликнулся станционный динамик, перебивая сигнал поступившего от Федота Ильи запроса насчет опоздания ТЕ-НИ.
-- Спокойно... – осилился разуметь Алексей Павел, пошевеливая плечами опрокинутый чан вольфрамового варенья. Лампа селектора выросла из орбит и потухла. (abcde, перехожу на прием!)
P.S. Цоколь последнего предложения все-таки поврежден! Лампа выпросталась из орбит спектра, вот что должно было бы стоять на месте ...селектора выросла.... Переводчик.
№7. ...Не считаю тебя виновным, - подчеркнул ногтем машинист паровоза ТЕ-НИ, -- в том, что произошло со мной. Замужество с Алексеем Павлом я воспринимала как КАТАСТРОФУ, слава Богу, что хоть ночь перед КАТАСТРОФОЙ прошла для меня спокойно...
-- Поздравляю! – сказал переводчику прототип Федота Ильи, одновременно закрывая рукопись и смахивая другой рукой с доски остаток фигур. – Никогда еще случай на перегоне не переводился с авторского языка на эпистолярный таким ясным, простым слогом...
-- И, тем не менее, меня обвинили в беспочвенности, -- пожаловался переводчик. – Редколлегия отказалась рассматривать перевод, выполненный в языке оригинала.
-- Следующим ходом с вашей стороны станет, конечно же, издание за свой счет, -- полувопросительно заявил прототип Федота Ильи. – Да... вот только... хотелось бы прояснить для себя один момент. Скажите, а машинист паровоза ТЕ-НИ все-таки передал письмо своему помощнику? (d8, перехожу на прием).
№8. Лампа селектора повреждена, -- записал в свой журнал Алексей Павел и проснулся, поставив точку. Лампа, и в самом деле, каза-

лась перегоревшей, так что запись пришлось повторить. Под клеенчатой коркой вахтенного журнала ПРОСНУВШИЙСЯ обнаружил измятую ленту телефонограммы.
Линейная служба Уреченского ОВД просит оказать содействие в установлении личности погибшего...
Далее приводится текст письма, обнаруженного в полевой сумке на месте происшествия... Дочитав письмо примерно до половины, Алексей Павел почувствовал легкую тошноту... e8 - h7, пат. (Перехожу на прием!) Прочерк.
P.S. Все объяснится с прибытием паровоза ТЕ-НИ, не так ли?.. Алексей Павел - Федоту Илье. (здесь и далее - обрывы на коммутаторе)
P.P.S. Нет, не так, -- отвечал из-под тендера паровоза ТЕ-НИ околоток сжатого воздуха, резонанс пневматических молотков. Кроткая моя, ясная... – замирал разбитый о верстовой столб УМ помощника машиниста. – Прости...
НА ПИСЬМЕ НЕ БЫЛО ОБОЗНАЧЕНО ИМЕНИ АДРЕСАТА. d5. Переводчик.
№9. – То есть, Федот Илья так и остался в тени? – не выдержал следователь, срываясь с места и наступая ногой на валявшуюся возле стола книжицу. Все ж таки нагнулся... поднял (Домик в Коломенском, Пушкин) – ... – отбросил на подоконник. – Но в силу каких таких обстоятельств???
-- К моменту начала событий помощник машиниста был – как бы это сказать? – промежуточным корреспондентом, -- заметил автор первоначального текста повести Случай на перегоне. -- Но потом ЧТО-ТО произошло (кстати, вам шах: не убирайте коня с8). И, похоже, ни сам помощник – в случае благополучного исхода задержки корреспонденции машинистом, -- ни жена Алексея Павла уже не были заинтересованы в доставке письма Федоту Илье.
-- Ну, а Федот Илья? – не унимался следователь. – Он-то как мог узнать о существовании этого письма? Своими запросами в Упрячево насчет опозданья паровоза ТЕ-НИ он выдал себя с головой...
Впрочем, дело запуталось окончательно.
P.S. До прибытия паровоза ТЕ-НИ на развилку Упрячево остается одна минута (перехожу на прием!) Переводчик.
P.P.S. Контрапункты:
Паровоз ТЕ-НИ - лампа селектора
Алексей Павел - Федот Илья
автор первоначального текста – исчезающий адресат письма
(...)

Иллюстрируемый абзац текста:
P.P.S. Контрапункты:
Паровоз ТЕ-НИ – лампа селектора
Алексей Павел – Федот Илья
автор первоначального текста – исчезающий адресат письма
(...)
(Далее следует зачитанный радиоакустическим способом монолог Клитемнестры, выполненный тем же переводчиком по оригиналу, оставленному Гнедичем.)
8 августа 1990 г, илл. Митрича

Игра в аду
Куль был.
Выпекли хлеб как-никак!
Так Кульбин
Выпестовал Хлебникова...

Режь!
Кромсай!
Прорехи грядущего
залатаем золотом прошлого!
Запросто, словно кур в ощип,
попадем и мы в крона крошево...

Мы не художники! - кричали друг другу мы и бросались в лицо чашками, посудой (какой ни попадя), плевались...
Значит: разуверились.
- Ох, бля! Твоя гамма... Она тяжелее болотной колоды! - кричал и плевался один из нас.
Плевался и плакал. Устал, наверное.
А жизнь шла своим чередом, подметая пьяные опухоли чужеземных ночей щекотливыми мётлами света, снопами утренних солнц.
И однажды - случайно! - на бархате птичьего клёкота слух различал: да! вот это - моё! Ё-моё!
Да это же подлежит немедленному изображению.
И ЭТО - сегментами продырявленного пространства - пласталось эмбрионально. Колючая вечность предмета, пред-пред-предметность! И вот уже - раззявлены рты. Уже сопли текут впереметь со слезой из опухших глаз. Значит: работаем мы. И - - - пошло!
- - - и - - - пошло дело!
Пошла писать губерния!
- Поддай-ка белил! - кричим мы, волнуясь, спросонья.
- Поддай-ка холодного свету, не бойся! Не бойся!
Теперь из разлома сознания ЧИННО плывут эмбрионы предметов. Столь же чинно, как и кабриолеты каких-то случайных свойств, запряжённые тараканьими полчищами кистей и перьев.
Ох, бля! (устали и плачем)
Вонючее у нас масло: протухло оно в больших пластмассовых банках. Какая-то нюня... НФЯ вместо палитры. И хочется уже употребить поллитра.
Остыло изображение, не пошло: хоть убейся. Тихонько очищаем с холста пелену предмета. Предметы - как сторожа: направили дула в затылок. Следят, значит.
Но и убегая от щётки (становясь, может быть, невидимым), то и дело проваливаешься в колею всевозможных эклектик. То есть, совместил спонтанные броски фактуры со старательной линией, и - - - конвоир тут как тут. С пистолетом у лба.

Исподлобья глазеешь на холст и уже понимаешь: конечно же, колыбель предмета - это эклектика. Но тогда реальность становится скучной, малоизобразительной!
Тогда вместо чувства из продырявленных живописью пространств льется жижа, помойная жижа.
- Мы не художники! - снова вопим мы.
И ругаем свои работы.
То же самое, собственно, обстоит и с тончайшими прорисовками стиля в литературе: нюансы стилистик к эклектике очень чутки.

Сотрясающий мысли в шарнирах голоса
Отмеряющий черно­белые полосы
Шелестящий короб, крылатый
Западно­восточный диван

Это автобус, конклав естественности
Майский жук, которого я в детстве настиг,
Механический жук, шаровою пятой
Оттолкнулся от запоздалых «постой!»

Передвижная подушная книга волости
Где Аксаков записан как ван­
Эйк, а кадет Писаржевский как филин­сирин

Необычно ясным и сильным голосом
Мы кричим: Эй, автобус, ну где тебя черти носили?
Здравствуй, здравствуй, крылатый диван!

А водитель прячет папирусы в тубус,
Видит путь, улыбаясь неловко, как гризли
Изнутри единственной мысли «в пути»
Возит в гости подушную книгу волости –

Здесь те, кто сидят, потакают друг другу,
И те, кто стоят.
На выход, на выход! – всплывают колени и локти.

А вы, гражданин, что застряли?
Я дегенерат.
Подъехали к Малой Охте.

М.Б.

Анонс!
В. Жирнов, Евдоким Анатольев. Кынига книгох!
тираж: 22 э.
Поэты В. Жирнов и Евдоким Анатольев выпустили сбрник своих совместных творений ограниченным тиражом в издательстве Транспортная книга, потому что у них не было выбора.
Это следует оговорить заранее; дело в том, что некоторые лица (из числа приемлющих вещи с оговоркой на их идеальное состояние) считают себя незаслуженно оскорбленными самим фактом публикации творений В. ЖИРНОВА и Евдокима АНАТОЛЬЕВА. Речь идет о чисто голосовой поэзии, - утверждает один из оппонентов, - о голосовой поэзии с ее симфонически насыщенной интонацией, - и я полагаю, что вмешательство графики, запись текста (и даже сама мысль о такой возможности!) наносит непоправимый ущерб нашим эстетическим чувствам. Речь идет о неосуществленных стихотворениях, - добавляет другой, - то есть о черновиках, которые могут быть зачитаны автором вслух, в интимной атмосфере согласия, с особым подтекстом, предполагающим личную заинтересованность слушателя в построении фонетического образа.

Русский журнал Стетоскоп, выпуск 1
Тираж: ... экз.
Издается в Париже. Издатели Митрич и Богатырь