В очередной раз, девятнадцатое марта сделало головокружительный годовой кульбит, снова подарив праздник рождения Валеры! Валерия Леонтьева, человека сцены, артиста от Бога, неповторимого художника песни, мирного бунтаря, когда-то пробившегося свежим родником, сквозь глухую стену эстрадной диктатуры.

Две золотые шестерки жизни отмечает на нем сегодня его счастливая судьба. Вот бы ее благосклонность распространялась и дальше, глубже, фантастичней – до третьей шестерки, четвертой, пятой…
Ой, до третьей – это, получается, будет перерождение совсем в другую ипостась! Возможно, тоже артистическую, но не столь уже безопасную для душ человеческих…))

Хотя встречаются люди, и без трех шестерок дьявольски изобретательные в подмене ценностей… Среди желтой жизни недавнего телеэфира, которым канал НТВ почему-то решил то ли порадовать артиста к его дате, то ли затуманить его ореол (ни то, ни другое явно не удалось), удивительно светлым пятном выскочило замечание Александра Журбина, кажется, единственного здравомыслящего участника в той компании. «Да тысячи женщин проливают слезы под песни Валерия Леонтьева!» - опроверг он чей-то инфантильный довод по части выдуманного родства.

При всей условности той фразы, при том, что плач на самом-то деле не является женской прерогативой, мне вдруг озарилось: а ведь, пожалуй, нет для артиста любого ранга награды выше, чем зрительские слезы! Просто нет.
Никакие материальные факторы, ни расчеты, ни просчеты, ни звания не перевесят счастья творчества, если, конечно, это настоящий художник; не вознесут на такую чувственную высоту, как власть над чужим настроением. Прикасаться искусством к душам, заставлять переживать то же, что переживаешь сам, – это умение сродни могуществу Бога, неважно в каком масштабе – в многотысячном зале или в одиноком наушнике...

Они такие разные случаются, слезы, выбитые песней! Открыто текут по щекам, или едва увлажняют ресницы, или внутренне «точат душу», - мимолетные, глубокие, горькие, радостные, облегчающие, сочувственные… От смеха или грусти, от воспоминаний или предчувствий, воображения или реальности…

У Леонтьева особый дар – быть созвучным своему зрителю. Или наоборот: это зритель, обнаруживая свою безмолвную созвучность с выраженной индивидуальностью артиста, тянется к нему, ловя моменты душевной близости, и чем чаще их получает, тем крепче привязывается.


«Афганский ветер». Песня-подвиг, на несколько минут сплачивающая воедино массу людей, единомышленников и антагонистов.
«Не плачьте, мама, сын ваш Коля, как все сыны, был застрахован лишь от боли былой войны…»
Самый верный способ заставить заплакать – это сказать «не плачь». Тем более спеть, тем более так, как это удается Леонтьеву. «Зачем стучишься, похоронка, в панельный дом?» - словно колокол переливается с невыразимым надрывом в натруженном горле.

«Любовь жива». Яркой мелодичности песня, заливистая колыбельная, наивной и высокой надеждой примиряющая с потерей. «Я верю: ты вернешься, я буду ждать всегда...» Точно ребенка, утешает сладостный голос со слезами печального оптимизма, - Валерий и так может петь!
Наверное, полстраны залилось бы ручьями, слушая эту песню в минуту боли от свежей раны, нанесенной любовью, этот мягкий укор неведомой судьбе: «Разойдетесь, разведетесь, - говорила ночь, и была права…»

В противовес ночной сказительнице ясный день тоже предъявляет свою правоту:

«Если в небе солнце светит, значит, горе не беда,
Громче, громче смейтесь, дети, и не плачьте никогда!»

Но почему от этой давней-давней, чудесной жизнерадостной песенки глаза опять просятся на мокрое место, да еще скорей, чем от самого сильного сопереживания чьей-то личной драме? Юношески-звонкий Валерин голос настолько откровенно разворачивает беззащитность хрупкой детской жизни, в нем звучит такая трепетная любовь к миру и его драгоценным цветам – детям, что не устоять ни слуху, ни сердцу, - только растаять…


Желаю Валерию Яковлевичу эмоциональной публики, всё отзывчивей, всё многочисленней! Чтоб доверяла своему артисту, любила, понимала… И, конечно, чтобы чаще блестели ее глаза! Ответно.