- Ну вот, ты опять пришла...
Она молчит в ответ,слегка кивает головой - по чёрным волосам пробегают матовые блики,тихонько звякают серьги в форме берёзовых листиков. Очень тонкая работа:серебро и зелёная эмаль.
Я протягиваю руку, приглашая войти. Не торопиться, смотрит задумчиво, поправляет воротник лёгкой синей блузки,большой с острыми краями,отделанными чёрной тесьмой, и такой же тесьмой зашнурованы высокие плотные манжеты. Её образ продуман так детально,что за четыре с лишним года в нём не осталось ничего лишнего,нарушающего общую гармонию. Я могу представить её всю, от потёртых носков высоких кожанных сапог до маленького седого локона у виска, даже не закрывая глаз.
- Чего топчешься, входи!
Наша игра в гляделки длиться ещё несколько секунд,наконец она решается, делает шаг вперёд - отражение комнаты за её спиной на миг теряет резкость, оплывает горячим воском и вновь обретает форму.
И всё как всегда: тёплый запах каких-то полевых трав,где чётко угадывается терпкая нотка полыни (на большее моё обоняние городского жителя видимо не способно), постепенно наполняет комнату. В глубине тёмно-карих глаз дрожат две золотые искорки - отсветы настольной лампы. Я обнимаю её и слышу как под невесомой тканью бьётся вполне живое человеческое сердце.
-Доброй ночи, Маринка...

* * *

Бывают такие часы,когда растревоженная душа хочет чего-то большого чем земля,но немного меньшего чем небо, и носит её,беспокойную, где-то между понятиями чёрного и белого,хорошего и плохого,добра и зла, радости и горя. Ищет, сама не зная чего, пока не угаснет эта непонятная страсть,которая гонит её вперёд,пока не захочется отогреться в тепле и уюте того,кто всегда рядом.
Ожидание. Как будто стоишь на вокзале,а необычно яркий закат обливает крыши домов лёгким оттенком красного. Под ногами с тихим хрустом лопаются и расползаются на асфальте тёмно-лиловыми кляксами плоды чёрной шелковицы. Над рельсами дрожит раскалённый воздух, ощущение времени теряется,отодвигается куда-то бесконечно далеко. И не понятно,здесь ли ты, у высокого раскидистого дерева помогаешь какой-то женщине застегнуть чемодан или в тёплом вагоне дремлешь под мерный перестук колёс,заново переживая события уходящего дня. "Один говорил - наша жизнь - это поезд. Другой говорил - перрон.(с)" Но никто, в конце-концов, не лишает свободы выбора между сном и явью. Как решишь для себя, так и будет.

* * *
Мы сидим на полу, спина к спине. Пышный ворс ковра приятно холодит босые ноги. Вокруг разбросаны смятые листы бумаги.
- Декабрь... - говорит Марина. Я сейчас не вижу её лица,но точно знаю,что она улыбается. - Это пройдёт. Это всегда проходит,как дождь, как слёзы,как бесконечно нудная лекция в институте...
Да,она всегда говорит именно так,повторяет,как неведомое заклинание,чёткие рубленные фразы. Выдаёт утешение гомеопатическими дозами - противное,но действенное лекарство.
За окном проезжает трамвай,старый дом чутко реагирует на него. Тонко дребезжат оконные стёкла,истерично, даже несколько надрывно, звенят хрустальные подвески на люстре,дрожит пол.
Сестра обрывает свой монолог на полуслове,берёт меня за руку, острые кольца больно впиваются в ладонь.
Я знаю о чём она думает сейчас. О далёком городе с узкими улицами, исчерченными трамвайными путями,старыми домами, яркими цветами на клумбах и маленькими уютными кафе.
-Ты была там? Ты помнишь?
Отрицательно качает головой, крепче прижимается ко мне, блестящие ручейки чёрных волос смешиваются с каштановыми прядями.
И я уже не знаю кому из нас двоих нужна помощь.
Кажется она плачет. Беззвучно. Слизывает с губ набежавшие слёзы. Плачет и улыбается, крепче сжимает горячими пальцами мою руку.
Всегда...

Какое у тебя лицо, душа?
И в чём твои опасности? Пороки?
Вдвоём мы бесконечно одиноки.
Не это ли твоя болезнь, душа?

За что ты терпишь внутренний огонь,
Кому его так бестолково даришь?
Какой же крест опят ты взгромоздишь
Под сводами моих былых пожарищь.

Горящая. Забывшая долги.
Плетёшь венец - то крапива, то розы.
В твоих глазах тягучий отсвет бронзы
В твоих глазах ни счастья, ни тоски....

....Прости мои неверные шаги.