1

Чтобы лучше понять собственную национальную особенность, обратимся к примеру, для нас инородному. Интересная история имеет сейчас хождение в Интернете – история об экзотическом понятии «обонато». Выглядит эта история так:

Антрополог предложил детям из африканского племени поиграть в одну игру. Он поставил возле дерева корзину с фруктами и объявил, обратившись к детям: " Кто первым  добежит до дерева - получит все эти сладкие фрукты". Когда он сделал отмашку, дети взялись за руки и бежали  вместе, а потом все вместе сидели и ели фрукты. Удивленный антрополог (он был белым американцем) спросил у детей, почему они побежали все вместе, ведь каждый из них мог получить фрукты лично для себя. На что дети ответили: "Обонато". "Обонато" на их языке означает: "я существую, потому что мы существуем".

Впервые эта история появилась как будто здесь:

http://tumanjarom.livejournal.com/653111.html

но ссылка на первоисточник там не даётся, поэтому какова достоверность данной истории, сказать сложно – впрочем, нам это и не так важно, важен сам  её смысл. История эта призвана к тому, чтобы лучше увидеть самих себя.

Итак, согласно этой истории, существуют некие африканцы, якобы находящиеся на более низком уровне развития, чем остальная цивилизация, раз их взялись изучать антропологи, у которых, тем не менее, существуют свои понятия, позволяющие им находиться на уровне явно более высоком, чем вся остальная цивилизация. Потому что такое понятие, как понятие «обонато», говорит об уровне развития человеческих отношений, до которого остальная цивилизация не доросла. Или который она в себе потеряла. Для всей остальной цивилизации понятие это является совершенно экзотическим, ей несвойственным, но оно является таким понятием, которому остальной цивилизации следовало бы научиться.

Какова удачность объяснения данного понятия в приведенном тексте, сказать сложно, возможно, его можно было бы объяснить как-то иначе, но смысл, который в данном понятии проглядывает, совершенно прозрачен и хорошо понимаем вне зависимости от удачности его объяснения. На русском языке этому понятию, вероятней всего, соответствовало бы слово «взаимозависимость».

И вот что интересно: если пытаться как-то переводить слово «обонато» и подставлять вместо него другие казалось бы подходящие по смыслу слова (то же слово «взаимозависимость»), то изначальный смысл слова «обонато» теряется и эти переведённые аналоги данного слова всего лишь наполняются собственным смыслом, отличным от смысла «обонато». Слишком там специфический, не свойственный другим языкам смысл, смысл, который в других языках не заложен. Совершенный экзот, который не переводим и который следует воспринимать так, как он есть, по факту его существования. И который воспринимать следует, потому что этому надо было бы поучиться.

2

Так вот, дело в том, что у нас в русской культуре существует такое же экзотическое понятие, не свойственное остальному миру. Но при этом понятие, миру очень необходимое, понятие, без которого мир не является полноценным. Это понятие заключено в слове «совесть».

Представьте себе, что это понятие свойственно именно нам, славянам, и в первую очередь русским людям – восточным славянам. Остальной мир с данным понятием не знаком. Нет, он с ним знаком понаслышке, потому что мы не африканское племя, а великий народ, представленный в цивилизации собственной достаточно мощной культурой, но в своих культурах остальной мир данного понятия не содержит. Для всего остального мира это понятие является таким же экзотом, как понятие «обонато».

Например, в английском и французском языках даже слова подобного нет.  Они там просто не знают, что такое совесть.

На французский язык слово «совесть» переводят как «conscience» (произносится как «коншэнс»), но основное значение этого слова у них соответствует таким понятиям, как «сознание, осознание, рассудок» (в слове «conscience» его составная часть «science» означает «знание», «познания», «науку», а приставка «con-» обозначает совместность и соответствует нашей прставке «со-»),  ну, а «совесть» там оказывается просто за компанию, потому что надо же это слово хоть как-то переводить, раз уж оно в нашем языке есть. Так же и с французского языка их «conscience» переводят в зависимости от контекста то как «сознание», то как «совесть» всего лишь потому, что у нас богаче словесный арсенал в этом плане, но у них ведь везде применяется только слово «conscience», а отдельного слова, означающего «совесть», просто нет. О трудностях русско-французского перевода этого слова можно прочитать хотя бы здесь, например:

http://forum.study.ru/index.php?topic=24951.0

В английском языке ситуация точно такая же. Наше слово «совесть» соответствует там тому же слову «conscience», которое сами англичане в своё время позаимствовали из французского языка, но слово это точно так же означает у них «сознание» и производные от него понятия, а у нас переводится как «совесть» просто потому, что это уже у нас так больше принято выражаться в контексте определённых случаев:

http://english-cards.ru/Cards/ann2305/conscience

Но отдельного слова, которое соответствовало бы именно понятию «совесть», у них нет.  И на эту тему есть немало дискуссий. Вот, здесь, например:

http://otvet.mail.ru/question/35620138

В других языках, возможно, и можно было бы найти какие-то соответствия нашему слову "совесть", но соответствия чисто формальные, не передающие всей глубины того смысла, который заложен в это слово у нас. Так же и мы слово «обонато» можем перевести как «взаимозависимость», но это будет чисто формальный перевод, не передающий того смысла, который в слове «обонато» заложен и не являющий собой руководящего принципа в нравственном поведении.

Для мира совесть это русский экзот. Потому что по совести мир не живёт.

Для выражения положительных качеств, свойственных людям, мир использует массу других понятий, таких как «справедливость», «гуманность», «доброта», «сопереживание», «соучастие», «обязательность», «нравственный долг» и многие другие, но что такое совесть, мир не знает. Мир формулирует многие принципы, по которым людям должно было бы жить, такие как «ставь себя на место другого человека», «поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой» и им подобные, но совести это всё равно не заменяет. Потому что совесть это некий внутренний комплекс отношения к миру, который раскрывается как единое целое на уровне чувственного его восприятия, и отдельные надуманные принципы работы этого комплекса не заменяют. А в мире этот комплекс не работает.

Совесть это именно то, что свойственно русским людям, и как руководящий принцип жизнедеятельности проявляет себя именно у русских людей. По этой самой причине мы кажемся миру не такими как все, людьми непонятными и даже загадочными. Мир не может нас понять, потому что совесть для мира это загадка.

Совесть это то, что мир давно в себе потерял и только смутно догадывается о существовании чего-то, чего ему не хватает и что приходится выражать в разных принципах и заповедях. А те, кто этого в себе не потерял (мы, то есть), кажутся ему странными и где-то даже отталкивающими. Хотя это то, к чему мир подсознательно стремится в своей смутной тоске по тому лучшему, что ему могло бы быть присуще.

3

У нас каждый ребёнок с малолетства знает, что надо иметь совесть. Немец же полжизни промудрствует, пока до него дойдёт, что надо иметь категорический императив. И это ещё каким немцем надо быть! Гением немецкой мысли! А до остальных просто не доходит.

А потом оказывается, что этот гений немецкой мысли был родом из австрийских славян и он полжизни всего лишь искал то, что в нём от роду подсознательно сидело и что он никак не мог выразить словами. И он, долго и сложно промудрив, придумал этому неясному внутреннему устремлению формулировку «категорический императив». Хотя достаточно было обратиться к своим славянским корням и посмотреть на восток, чтобы себя найти. Но он смотрел на запад, увлечённый, подобно многим и многим, его заумным философским пустословием, содержащим в себе всё что угодно кроме совести, и он себя так и не нашёл. И он придумал протез для того, чтобы душа его могла твёрже стоять на ногах в своих взаимоотношениях с миром, потому что без опоры на совесть она всего лишь убого ковыляла. 

Причём протез этот в виде «категорического императива» ему пришлось вымудрить несмотря на то, что в немецком языке всё же есть слово «Gewissen», формально означающее «совесть» – но, увы, слово настолько лишённое живого содержания, что пришлось вводить новое понятие, соответствующее тому смыслу, который имеет слово «совесть» у нас. Уместно ещё раз подчеркнуть: точно так же и у нас слово «обонато» формально означает «взаимозависимость» – ну и что толку? Появляется ли у нас от наличия в нашем языке слова «взаимозависимость» тот руководящий нравственный мотив в поведении, который несёт в себе слово «обонато»? 

Этот пример, пример попытки Иммануила Канта объяснить в отвлечённых абстрактных понятиях то неведомое, чего человеку Запада так не хватает и что у нас определяется таким всем хорошо известным понятием как совесть, показывает, насколько Запад с совестью не знаком и к совести не привычен. Рассуждения Канта стали откровением и он стал великим философом, и с тех пор Запад знает, что категорический императив это очень правильно – но добавило ли это Западу совести? И многим ли отличается в этом вопросе от Запада весь остальной мир?

Запад предлагает миру свою достаточно ярко выглядящую культуру, и хоть эта культура во многом порочна, мир этой культурой увлечён и по ней равняется. Но совести в себе от этого он не обретает. И даже наша интеллигенция, перенимая на себя западные мерки и берясь судить о мире по западным понятиям, любит порой с умным видом порассуждать о таком «недоступном для средних умов глубочайшем понятии», как категорический императив, но совесть в себе почему-то теряет. Недаром народ окрестил её гнилой интеллигенцией – многие базовые для нас вещи культура Запада или извращает, или просто игнорирует. И совесть к таким вещам относится в первую очередь. В целом, как обобщённое явление, Запад это суррогат культуры. Если под культурой понимать то, что позволяет жизни расцветать и возвышаться, конечно, а не что угодно, что просто броско выглядит.

Настоящая культура присутствует у нас, в славянском мире. По той простой причине, что мы являемся наследниками ариев, уже создававших в своё время высочайшую духовную культуру, в которой основные базовые для жизни вещи уже были осмыслены и отработаны в своё время на высочайшем уровне, и сейчас они присутствуют в нас естественным образом, в то время как для мира они являются проблемой и предметом поиска. Нам просто следует не терять собственных корней и нам найдётся, что предложить миру. (Подробней обо всём этом я пишу в книге «Сокровенная тайна мира», найти её очень просто: поисковик Google – сокровенная тайна мира – первая ссылка.)

Кроме нас, наследие арийской культуры сохранилось в индийской среде, но Индия в своё время ушла в глухую защиту, уведя арийское наследие в таинства для посвящённых, в совершенно иносказательную эзотерику, проникнуть в смыслы которой могли только избранные, и оставив широкие массы удовлетворяться поверхностью религиозных представлений и чем угодно ещё, в результате чего из этих широких масс арийское содержание чуть ли не напрочь выветрилось. А у нас это всё сохранено вживую, пусть и без отдельно сохраняемого тайнознания, но в своих духовных основах, проявляемых по наитию в величайшей массе народа, сохранено как живой дух народа. Поэтому возродить прежнюю высочайшую культуру ариев и привести весь остальной мир к этой культуре можем только мы, славяне, и в первую очередь русский народ – восточные славяне. В нас есть для этого достаточно сохранившийся потенциал. А одним из главных понятий этой культуры является такое понятие, как совесть. На практике оно является понятием определяющим.

4

Сознание и совесть это две силы, приобщающие человека к Богу и превращающие его в возвышенного над животным миром человека. Сознание и совесть это две ноги, на которых стоит человек как подобие божие.

Сознание и совесть это две главные функции связи человека с божественным духом, отображающие в себе две главные основы в строении божественного мира духа. Мир духа становится полноценным живым божественным миром благодаря двум главным видам своих потенций – потенциям смыслового и потенциям нравственного содержания. Смысловые потенции образуют собой божественный Логос, нравственные потенции образуют собой божественный Закон. Отображённый в человеке Логос образует сознание человека, отображённый в нём Закон образует в нём совесть.

В индийской культуре божественный Закон именуется термином «рита». Совесть есть функция связи человека с ритой – божественной гармонией, несущей в себе нравственное наполнение. Совесть есть отображение риты в человеке.

Но это не самопроизвольное пассивное отображение риты, рита отображается в человеке благодаря наличию в нём особой специализированной для этого структуры, структуры, которая может быть более или менее развитой и может в связи с этим более или менее полно отображать в себе риту. Точно так же как сознание человека не является прямой связью человека с божественными смыслами, а представляет собой особую структуру, работающую достаточно сложным образом, в которой через понимание постепенно образуется и сознание, так же дело обстоит и с совестью. Это особым образом работающая достаточно сложно устроенная структура чувственного мира человека, которая на протяжении всей жизни человека учится быть в связи с гармониями духовного мира, несущими в себе божественный Закон.

О работе сознания я достаточно полно пишу в книге, и на основании раскрываемого там материала можно представить себе, насколько непростой структурой сознание является (поисковик Google – сокровенная тайна мира – первая ссылка), совесть является структурой не менее простой и не менее выделенной как самостоятельная структура в ряду важнейших высших психических функций человека.

На практике совесть является где-то даже важней сознания, потому что совесть направлена к непосредственно практической деятельности – гармония (или дисгармония) есть отображение практики каких-либо отношений, а практика это реальные поступки, которые, будучи однажды совершёнными, обратного хода уже не имеют и отмениться не могут. Они могут потом исправляться посредством дополнительной специально на это направленной деятельности, но не отменяться. А от того, насколько человек гармоничен с миром, в первую очередь с нравственными потенциями мира, напрямую зависит его судьба. И какие именно поступки человек совершает, и как он тем самым формирует свою судьбу, зависит от его совести.

Проблема совести в том, что она зависит от сознания. Для работы совести ей необходимо понимание каких-либо взаимоотношений, а их более или менее полное понимание напрямую зависит от большей или меньшей степени развития сознания. И совесть, хоть и является определяющей структурой в формировании судьбы человека, но является при этом структурой ведомой – ей сложно работать самостоятельно, на основе одной лишь собственной чувственности, ей желательна помощь сознания для лучшего понимания ощущаемых вещей. Поэтому уровень развития совести в человеке определяется уровнем развития его сознания. Если сознание невелико, то совесть, как бы потенциально она не была большой, не может работать правильно и побуждает человека к поступкам глупым или даже обратным тому, что было бы необходимо, а зачастую просто не работает никак, не понимая, в каких случаях и для чего ей необходимо было бы включаться в работу. И наоборот, полноценно развитое сознание человека позволяет и совести полноценно работать в нём.

5

И проблема совести в том, что мир о ней основательно забыл. Забыл как о реально существующей психической структуре, призванной осуществлять взаимодействие человека с ритой – мировым нравственным законом, нравственной гармонией вселенских отношений, и призванной регулировать взаимоотношения в среде человеческой и формировать человеческие судьбы. Как реально существующее психическое и нравственное понятие совесть сохраняется в славянском мире и активно применяется в мире русском, а для остального мира совесть есть понятие неведомое и странное. Для остального мира она есть русский экзот.

Хотя совесть продолжает существовать и в остальном мире тоже, но работает там на некоем пассивном минимальном уровне, никак не называемая и никак не осознаваемая. Для обозначения того подсознательного тяготения к лучшему, что совесть в человеке формирует, мир использует массу других понятий, наполненных положительным смыслом, но понятий разрозненных и не образующих той комплексной базовой основы в нравственности человека, которую должна образовывать совесть. Весь остальной мир ковыляет на одной ноге – на сознании, предоставляя совести тащиться следом пассивным рудиментарным придатком.

В крайнем случае те лучшие представители остального мира, которые понимают, что так жить нельзя, что-то там в своём сознании сложно намудрив, начинают жить по категорическому императиву. Но по совести так и не живут. Потому что полноценное функционирование совести требует полноценного её осознания. А как же её осознаешь, когда даже понятия такого нет?

Совесть может полноценно работать только в случае ощущения мира, осознаваемого как ощущение мира совестью, а не быть чем-то умно надуманным на уровне абстрактных понятий. Сознание может побудить к проявлению совести, может пробудить совесть в человеке, но заменить совесть оно не может. У них же, этих лучших представителей остального мира, совесть так и не пробуждается вследствие её неведомости им и они используют её протез, который предлагает им сознание. Это, конечно, уже что-то, но протез есть протез, самой совести он заменить не может.

Впрочем, с этими лучшими представителями остального мира и проблемы особой нет, им достаточно понять, что совесть есть особо отработанная в процессе эволюционного становления человека психическая структура, ответственная за связь человека с божественным Законом, с ритой, чтобы они начали обращать на деятельность этой структуры внимание и начали побуждать её к работе. А что делать с остальными, не самыми лучшими представителями остального мира, с обычными его представителями?

Мы не можем бесконечно долго позволять им держать свою совесть в забвении. Потому как обонато – мы взаимозависимы и даже едины. И мы не спрашиваем, по ком звонит колокол, мы знаем, что он звонит и по нам тоже.

И в этом наша всемирно-историческая русская задача – мы обязаны пробудить совесть в остальном мире и обязаны побудить мир к совести. Только неразвитая совесть удовлетворяется личными своими взаимоотношениями с миром, развитая совесть вынуждает требовать работы совести и в остальном мире тоже. Наша русская совесть достаточно развита, чтобы требовать от остального мира жить по совести. Требовать в том числе и в принудительном порядке, используя различные меры принуждения вплоть до исключения из обонато. Потому что нам не нужен колокольный звон, бесконечно звонящий и по нам тоже за компанию с какой угодно негодностью.

Наша задача – разобраться вначале внутри себя со всем этим навязываемым нам извне от бессовестного мира потреблятством и прочим непотребством, и затем обратиться и к остальному миру тоже. И вынудить мир жить по совести. Потому как обонато.