27 мая 2016

Алексей Малашенко об исламистах радикальных и умеренных

Ислам играет все более заметную роль в современном мире. Причем ислам — это не только религия, но и протестная идеология, глобальная альтернатива существующему миропорядку. Однако в то время, как одни исламисты рассчитывают прийти к власти конституционными методами, другие рубят головы и устраивают теракты. С кем из исламистов можно вести диалог и что бывает, когда они приходят во власть, — об этом «Лента.ру» поговорила с экспертом Московского Центра Карнеги, востоковедом Алексеем Малашенко.

«Лента.ру»: Давайте для начала проясним один термин, которым нам придется часто пользоваться во время беседы. Что такое «исламизм»?

Малашенко: Ответ на этот вопрос имеет ключевое значение для понимания того, что происходит сейчас не только на Ближнем Востоке, но и вообще в отношениях мусульманского мира со всеми немусульманами. Исламизм — это одновременно и политическая, и идеологическая концепция, в основе которой лежит представление о том, как надо перестроить общество на основе ислама, как реализовать «исламскую альтернативу». Ближневосточные мусульманские страны провалились, строя национальные проекты на базе западных идей — египетский социализм, баасистский социализм и так далее. На мой взгляд, где-то в 1970-х все больше жителей Ближнего Востока (как интеллектуалов, так и людей улицы) стали приходить к мысли, что именно ислам — это ответ на все их вопросы. То есть они начали воспринимать ислам как глобальную альтернативу существующему миропорядку. И вот что важно: если, например, мы возьмем коммунистическую идею, то кто ее автор? Карл Маркс, обычный человек. А кто, с точки зрения исламистов, указал им путь, которым надо следовать? Сам Аллах через своего Пророка. Разве этот путь может быть неверным?

Принципиально важно еще и то, что ислам, в отличие от других религий, если так можно выразиться, очень сильно обмирщен. В нем есть предписания, регламентирующие не только духовную, но и светскую жизнь — политическая концепция, экономика, свод законов. Ислам — это не просто религия, это образ жизни. Квинтэссенция всего этого — та самая исламская альтернатива, за реализацию которой и борются исламисты. В отличие от христианства, в исламе нет «Богу — богово, Кесарю — кесарево». Наоборот, там есть такая формулировка «ислам — это религия и государство».

Часто используется такая формулировка «умеренные исламисты». Чем они отличаются от неумеренных?

Это принципиальный вопрос. Постоянно приходится слышать — «С исламистами не о чем говорить, все они головорезы! Посмотрите на ИГ, на "Аль-Каиду"». Но в реальности все намного сложнее. Несколько упрощая, можно объяснить разницу между исламистами на примере их отношения к построению исламского государства. Не ИГ, а государства, созданного на основе ислама. Одни исламисты говорят «Да, нам нужен халифат, и он обязательно будет построен, но не надо торопиться. Давайте подождем, пока общество дорастет до понимания того, что всем надо жить по шариату. Это долгий процесс, но, не прибегая к насилию, мы спасем массу жизней. Давайте бороться политическими методами». Это прагматики, умеренные исламисты. Их партии есть во многих парламентах. Вторая категория — это те, кто говорят: «Мы не можем долго ждать». Они устраивают демонстрации, бьют окна, поджигают машины. Они апеллируют к радикально настроенным массам. Можно ли с этими людьми иметь дело? Я думаю, да. Но есть и третья категория исламистов. Это те, кто требуют построения исламского государства немедленно и любой ценой. Ради этого они готовы резать головы, устраивать взрывы. Конечно, террористов, преступников надо уничтожать. Но искоренить этот феномен, существующий в рамках исламизма, очень сложно, если вообще возможно.

Почему? В чем проблема?

На место ликвидированных террористов приходят новые. Это фанатики. Многие эксперты, рассуждая на эту тему, делают акцент на финансовой стороне вопроса или пытаются все свести к проискам Запада, но почему-то отказываются признать, что исламисты искренне верят в свою концепцию, так же, как, например, это делали большевики. Конечно, с этой публикой очень трудно иметь дело, но не невозможно. Например, представитель «Братьев-мусульман» Мухаммед Мурси, бывший тогда президентом Египта, приезжал в Москву, постоянно ведутся переговоры с талибами, с ХАМАС. Грань, отделяющая тех, с кем можно вести диалог, от тех, с кем нельзя, очень размытая. К тому же есть прецеденты того, как экстремисты признавали свои ошибки. Не так давно в России вышла книга «Сын ХАМАС» о человеке, принимавшем участие в организации терактов, но потом раскаявшемся и даже сотрудничавшем с израильской разведкой (речь идет о мемуарах перешедшего в христианство Мосаба Хасана Юсефа, сына одного из основателей ХАМАС шейха Юсефа — прим. «Ленты.ру»).

Можем ли мы представить ситуацию, когда Абу Бакр аль-Багдади, самопровозглашенный халиф ИГ, покается и признает, что был чересчур радикален?

На мой взгляд, этот человек перешел черту. Так же, как и, например, бен Ладен. С бен Ладеном договориться было невозможно, поэтому его и ликвидировали. Но даже в «Исламском государстве» есть не только экстремисты, но и те, кто хочет построить халифат, в смысле успешно функционирующее государство.

В чем разница между ними?

И те и те — радикалы. Но одни больше сосредоточены на терактах, а другие на позитивной повестке. На территории, подконтрольной ИГ, пытались и налоговую систему создать, и инфраструктуру, и даже монету чеканить свою. Для этих людей терроризм тоже проблема, поскольку фанатики, устраивающие взрывы, дискредитируют саму идею исламского государства. Для экстремистов же важнее не что-то строить и создавать, а отомстить Западу, наказать.

Чем мотивирована эта агрессия? Если мусульмане верят, что учение Пророка «всесильно потому, что оно верно», значит, ислам все равно рано или поздно повсеместно восторжествует. Зачем тогда рубить головы?

Они хотят увидеть эту победу прямо сейчас и поучаствовать в борьбе за нее. Эти люди считают, что стоят на пути джихада.

                                           Продолжение следует

https://lenta.ru/articles/2016/05/27/islamists/