- Вы не могли бы составить мне компанию попить кофе где-нибудь? Я, обычно, хожу с подругой, но она заболела, а одной мне не удобно появляться в кафе,- спросила она тогда.Я не редко был для кого-нибудь «выручалочкой». Согласился я и сейчас выручить человека и составить компанию. Тем более что она была не дурна собой и мне не будет стыдно, если меня кто-нибудь увидит с ней в компании.
Ближайшее кафе от нашей работы было закрыто, ещё одно не прельщало своим внешним видом настолько, что даже не было желания ознакомиться с его интерьером и меню. О! Вот, на мой взгляд, подходящее заведение. Довольно стильное снаружи. Заходим. Достаточно уютное и внутри. День, никого из посетителей нет.
Официант помог даме снять пальто, присесть за столик. Улыбается; подавая меню и слушая заказ, слегка наклоняется всем корпусом, держа спину ровно, он напряжён, руки слегка, еле заметно, вздрагивают, возможно, от физического и нервного напряжения. Сам не знаю что, но что-то меня начинает раздражать в официанте. Мимо воли начинаю рассматривать его. Официант худощавый, глаза у него серые, взгляд колючий. На кистях рук видны шрамы от вывода кислотой татуировок. Наверное, хотел вывести следы пребывания на «малолетке».
Официант слишком уж учтив с дамой, смотрит на неё таким сладким взглядом, что мне становится не приятно за то, что он смотрит этим взглядом на даму, которая пришла со мной.
Вошли ещё посетители. Три девушки. Не «крокодилы». Хоть это его отвлечёт. Проходят они мимо нас, одна со мной здоровается, я с ней тоже.
- Знакомая? - спрашивает она.
- Да. Живём в одном доме.
Взгляды наши с Глорией встретились. Взгляд у Глории из мягко-игриво-тёплого превратился не то в леденяще-колюще-режущий, не то в огненно-обжигающе-испепеляющий. Что ж так взгляд-то так могло изменить?
Глория отводит взгляд от моих глаз и смотрит мимо меня. Я поворачиваюсь, следуя направлению её взгляда. За нашим столиком расположились те три девушки. Моя знакомая за тем столиком сидит лицом к нам. Она и Глория какое-то мимолётное мгновение смотрели друг на друга, потом одновременно отвели взгляды в разные стороны. Знакомая стала о чём-то оживлённо болтать с подругами, а Глория уставилась в окно.
«Неужели тот взгляд Глории был взглядом ревности? Может это взгляд собственницы? Слушай!!! Так вот что меня раздражало в официанте! Это же самая, что ни есть обыкновенная, ревность!!! Я её приревновал к этому официанту!
Вот это да... Что опять? Но ведь я - холодный, замкнутый (хоть и общительный) и к семейной жизни не предназначен. Но, с другой стороны: я - тёплый, ласковый, нежный... Что это со мной? Что - опять?! О нет! Нет. Нет... По-моему я её хочу... Да? Да. Да! Это опять! Опять...
Какие глаза у неё красивые! Слушай! Да ведь они зелёные! Боже мой! Но какой взгляд манящий.
А ведь я подозревал, что взгляд у неё такой. Даже, помнится, старался не смотреть ей в глаза. Наверное, я что-то всё-таки знал, поэтому и не смотрел ей в глаза».
Мы сидели, пили кофе, курили. Официант вежливо подавал кофе, давал прикуривать, улыбался, съедал глазами Глорию. Я уже не обращал на всё это никакого внимания. Я сам был поглощён моей спутницей. В своих мыслях я себе представлял, что я сделался маленьким, а она большой, настолько, что я провалился, как в бездну, в её глаза и лечу в этой бездонной зелени взгляда то ли вверх, то ли вниз, обволакиваемый пьянящими мой разум словами, слетающими с её губ.
Оторвавши свой взгляд от Глашиных губ, глаз, бровей, ушей, я постарался привести свой внутренний мир в какое-нибудь спокойствие. Обеденный перерыв на работе заканчивался. Нам надо было идти. Дорога на работу показалась очень длинной. Хотелось говорить и говорить с ней. Но я боялся заговорить откровенно. А болтать попусту с ней не хотелось.
На работу пришли, разошлись каждый по своему отделу. Как будто ничего и не было, ничего и не произошло. Всё также как и было до перерыва. Это в кабинете. А в душе? Хоть кто-нибудь смог бы увидеть тот вулкан страстей и эмоций, который пробудила от сна Глория?
«Замужем она или нет? И как с ней теперь можно видеться и притворяться, что со мной ничего не произошло, что никакие желания у меня не возникли по отношению к ней?
Да никак нельзя видеться! Всё равно я себя рано или поздно не сдержу и скажу ей, что я её хочу, и она сводит меня с ума!
Боже! Боже мой! Ведь было же всё спокойно. Уже как-то сложилось, устоялось. И вот опять! А глаза-то! Глаза! Зелёные. Нет, так нельзя надо что-то решать. На что-то решаться и что-то решить. Вот я гоню. Не-не-не. Так точно жить нельзя! Надо что-то менять.
Но что? Но, всё-таки надо что-то менять».
И я поменял. В корне поменял. Работу поменял. Точнее сказать - место работы.
Таким образом, я, как страус, прячущий голову в песок от опасности, спрятался от Глории, надеясь, что мы больше не встретимся никогда, но, где-то в далёком своём подсознании осознавая, что мы с ней всё-таки встретимся, обязательно встретимся. Но когда, где и как пересекутся наши пути, я тогда ещё не знал, даже не мог предположить, что всё случится именно так, как это произошло.
Я чувствовал каким-то своим местом, что Глория - «роковая» женщина. Я чувствовал, что если между нами возникнут близкие отношения, то они будут весьма тёплыми, а минуты, проведенные вместе, будут прекрасны. Но я чувствовал, также, что эти отношения положат начало моему концу, а минуты будут отсчитывать время, приближающее тот мой конец.
«И чего это я так лечу. Времени-то ещё очень много. Скажений (укр.). Боюсь опоздать? Конечно же - нет. А чего? Может, себя боюсь? А того, что будет после встречи, я не боюсь? Не боюсь. Я, и не боюсь? Конечно же - боюсь. Или, всё же, не боюсь? Так, непонятно ещё почему, но, всё же, опасаюсь.
Как это не понятно. Ну ты хоть самому себе не ври. Боюсь - не боюсь, опасаюсь - не опасаюсь, знаю - не знаю. Мальчишка. А со стороны посмотришь - взрослый пацан уже. Дядька, как говорила моя мама. Так, сопли только развешивает в укромном уголке где-нибудь, когда напивается, спрятавшись от всех глаз. А на людях-то деловой такой. Важный.
А от себя-то не убежишь. Не убежишь! И не уедешь. И как бы ты не ехал.
«И где бы ты не был,
И чтоб ты не делал»,- как пел поэт.
Поэт. И в тоже время - певец. И всё в одном лице. Прям «человек и пароход» какой-то. Вот гоню, а? Исполнитель это называется. Ум за разум заходит. Видимо от избытков того самого ума. Или от малодушия. Или от слабоумия.
Не-е-т. Пора заканчивать такие мысли. Бред какой-то получается. Так, действительно, можно запутаться в своих же собственных мыслях»,- думал я по пути к Гураму.
Последние несколько шагов от такси до кафе Гурама я делал так, как это мы можем увидеть в замедленной съёмке фильма. В ушах стоял странный не то гул, не то звон, движения были размашисты, но чётки, поступь тверда, хотя в ногах ощущалась дрожь; при каждом шаге из-под подошвы вылетал пухнастый снег, а, оставшийся под подошвой, скрипел от мороза при перемещении моей ступни с пятки на носок; походка казалась подпрыгивающая. Очутившись перед дверью в кафе, я закрыл глаза, протянул руку к ручке двери, обхватил её своими, вспотевшими от волнения, пальцами, на мгновение затаил дыхание, и резко открыл дверь на себя.
Воздух помещения, перемешанный с ароматом кофе, обдал меня жаром как пар от воды, выплеснутой из шайки на раскалённые камни в парилке. Казалось, что тысячи иголочек вонзились мне в кожу на лице и ушах. В приглушённом свете кафе я пытался увидеть лицо, которое излучало необъяснимый свет. И этот свет, как мне казалось, был не земной. Быстро обшарив глазами всё заведение, включая каждый укромный уголок, к своему разочарованию, я не увидел человека, которого я так жаждел увидеть, о котором я не переставал думать...
Кто-то со мной поздоровался, я с ним (или с ней - даже не обратил внимания). Вышел на улицу, чтоб немного пройтись и снять переполняющее меня возбуждение. В висках стучала кровь, отдавая барабанными звуками в ушах. Я не сомневался в том, что Глория придёт. Просто я приехал раньше.
Пройдясь туда, сюда, я завернул за угол какого-то дома.
Сделав несколько шагов, я увидел её(!), шедшую мне навстречу. За это время, что мы не виделись, она стала ещё краше. На ней были чёрного цвета колготки и короткий лохматый полушубок коричневого тона. Аккуратная короткая стрижка каштанового цвета волос подчёркивала утончённость её вкуса. В чём она была обута, я уже не видел. От неё истекал такой лучезарный свет, что всё, к чему она прикасалась, то место, на которое она становилась, продолжало ещё какое-то время светиться. Она смотрела себе под ноги, переступая через бордюр. Я остановился и перестал дышать. Переступив, а, точнее, перепорхнув, как мотылёк, через бордюр, она ступила на тротуар и, зашагав по нему, подняла свои глаза и увидела меня. Вместо её глаз на меня были направлены два прожектора, излучающих зелёный свет. Этот свет пронизывал меня насквозь. Обволакивал и поглощал. А я, даже, и не сопротивлялся, а наоборот, шептал: «возьми меня, возьми».
Я отдался чувствам. Чувствам любви. Это было против моих правил, но... Я так хотел. Я терял с ней голову. Точнее сказать, не терял, а оставлял её где-нибудь отдельно, чтобы она своими мыслями не мешала мне быть рядом с Глорией.
- Привет,- толи вымолвил, толи подумал вымолвить я.
- О, привет! Ты меня напугал. Не ожидала тебя увидеть здесь, посреди улицы.
- Я прийшов, тебе нема...
- Підманула, підвела?
- Не зовсім, я подумав інакше. Той, на чиїх крилах я прилетів, був хуткіший за твого.
Глория не без довольства улыбнулась, показав два белых ряда ровных красивых зубов. Она - женщина. И она тоже, как и все женщины, «любила ушами».
- Ты, как всегда, неотразима! Жаль, что ты не можешь сейчас увидеть как заботливо, со своей холодной нежностью, украшает тебя Снежная королева вот этими белыми снежинками,- поймал я одну из них и протянул в раскрытой ладони Глории.- Посмотри, какой красивый узор на них! Это ж надо, такая мелкая деталь, а как искусно сделана! Видишь, Снежная королева не позволяет мне долго держать свои снежинки в моих руках. Снежинки тают. Зато она позволяет любоваться узорами из снежинок на твоих волосах.
- Снежная королева здесь ни причём. Это ты своим жаром растапливаешь её снежинки в своих руках.
- Ты хочешь сказать, что у меня много тепла?
- У тебя столько тепла, что если ты этого захочешь, то растопишь самое холодное сердце, обогреешь и заполнишь собой самую одинокую душу, сведёшь с ума самый холодный рассудок... Ты что, не видишь, что ты со мной делаешь? Я о тебе только и думаю. Только что тебя увидела, а уже растаяла, как мороженое на солнце и липну к твоим рукам, от которых я хочу твоей ласки и нежности. Я хочу, чтобы ты,- прикоснувшись ко мне шубой, взяв за руку и закрыв глаза, начала говорить шёпотом Глория, продолжая сближать уже сближенное между нами расстояние,- ты... О Боже!- встрепенувшись и открыв глаза, сказала Глория.- Ну что ты со мной делаешь?
- Я не знаю, что тебе сказать.
- Пошли к Гураму. А то мне кажется, что все вокруг нас остановились и смотрят, что же мы сейчас будем делать,- отступив от меня и «поёжившись» плечами как от холода, сказала Глория.
- Пойдём,- вздохнул я, сжал губы, посмотрел на Глорию и улыбнулся.
Мы вошли в кафе, заняли столик, официантка принесла нам меню.
Глория принялась его рассматривать, а я продолжал любоваться этой красивой, но роковой, как говорят, женщиной. В том, что она заполнит большую часть моих мыслей на всю оставшуюся жизнь, я уже не сомневался. Я отпустил тормоза и летел навстречу своей судьбе. Я знал, что произойдёт что-то. Но что? Сейчас «всё идёт по плану, а план идёт по кайфу». И я отгонял подобные мысли от себя подальше. Хотя ловил себя на мысли, что эти мысли меня не покидают. Я их только загоняю глубже себе в подсознание, да и только. Но они продолжают быть во мне. И, рано или поздно, они выплеснуться наружу, сыграют свою роль... Ну, «а пока, как Богиню на руках»...
Я не хотел об этом думать. Точнее сказать, я не хотел ни о чём думать, кроме как о Глории. Она меня поглотила целиком и полностью. Она заполнила меня своим естеством всего без остатка. Была только Она, Она, Она...
«Бомбись всё провались. Я хочу этого. Нет, более того: этого хочу я! Сколько я хочу, столько я и буду делать то, что я считаю нужным! И зависит всё это только от меня и Всевышнего! Как я решу, так и будет. Как Всевышний позволит мне решить, так я и поступлю! Но есть ещё и Глория. О да, конечно же! Она также вправе повлиять на дальнейшие события в наших судьбах и судьбах окружающих нас людей.
До чего же она хороша! Какая осанка! Какая форма груди! Глория! Ау-у... Как хорошо, что ты меня не слышишь! Или слышишь? А ты, интересно, умеешь читать мысли?»
- Знаешь, не могу о тебе забыть. Всё это время, что мы не виделись, я не переставала о тебе думать,- оторвав взгляд от меню и открыв свои глаза моему взору, нарушила воцарившуюся на минуту тишину Глория.- Как ты думаешь, человек способен читать мысли другого человека? Я спрашиваю, потому что мне казалось, что я чувствую, когда ты обо мне думал. Точнее сказать, ты, как мне казалось, думал обо мне всегда. Только какие-то короткие промежутки времени я не ощущала тебя, т.е. твоих мыслей.
- Знаешь, я бы хотел тебя попросить об одной малюсенькой просьбе. Я не знаю, как ты к этому отнесёшься.
Мы сидели напротив друг друга, смотрели друг другу в глаза и не могли насмотреться.
- Я думаю, что ты не сможешь мне отказать в моей просьбе,- продолжал я после маленькой паузы. Не отрывая глаз от Глории, я полез рукой во внутренний карман пиджака, достал свёрнутые вчетверо несколько листов А4-го формата, развернул их, оторвал взгляд от Глориных глаз, посмотрел на развёрнутые листы, бегло пробежал по ним глазами, и протянул листы Глории.- Прочти это сейчас. Я давно решил написать тебе что-нибудь. Тогда давно, как только решил, написал первые строки. Потом не имел возможности продолжить. Не физической возможности, а умственной. Знаешь, сяду написать тебе, мыслей много, бегут куда-то, путаются, а поймать я их не могу. Но в те моменты, когда я имел возможность удержать мои мысли от запутывания, я кое-что смог тебе написать. И вот сегодня я говорю тебе - прочти их. Чтение у тебя займёт не более двадцати минут.
Туман влюблённой притуплённости снова обволакивал нас. Всё происходящее в этом тумане протекало медленно, степенно, без ушедшей сейчас далеко-далеко земной суеты. Слова, произносимые нами, тоже слышались откуда-то издалека. Мы их скорее чувствовали, нежели слышали.
Глория удивлённо взяла протянутые листки и принялась читать.
- Это - стихи?!- подняла она на меня расширенные от удивления глаза.
- Да. Тебя удивляет, что влюбившийся в тебя человек написал тебе стихи?
Глория не ответила, снова опустив глаза в текст.
К нам подошла официантка, готовая принять от нас заказ.
- Один чай чёрный с сахаром без лимона,- глядя на официантку, делал я заказ,- и один кофе - даме,- продолжал я, переведя взгляд на возлюбленную женщину,- натуральный, заваренный на песке, без сахара.
- А как это «на песке»?- спросила официантка.
- Вы недавно работаете у Гурама?- взглянул я на девушку не без удивления.
- Третий месяц.
- А Гурам есть?
- Вы хотите на меня пожаловаться?
- Нет, я хотел Вам предложить проконсультироваться у Гурама по поводу способов заваривания кофе. Идите. Если нет, у кого спросить по этому поводу, заварите кофе так, как Вы это умеете. Только не перепутайте с сахаром! Чай - с сахаром, кофе - без сахара.
Девушка бледная, ни живая, ни мёртвая, с трясущимися руками, удалилась.
- Чего ты так на неё накинулся?- нежно посмотрев на меня и склонив голову, спросила Глория.
- Я?
- Да ты ж,- улыбнулась Глория своими зелёными глазами.
- Тебе показалось.
- Нервничаешь? Ты не был таким. Даже пятнами покрылся.
- Прости. Действительно, ты права,- нервничаю. В последнее время что-то... Тебя, наверное, не хватает,- сказал и поднял на Глорию глаза.
Она смотрела на меня. В её глазах я увидел протекающие почти одновременно, быстро-быстро сменясь, все душевные ощущения, которые переживает в своей жизни человек. Там было удивление, радость, нежность, любовь, решительность, неуверенность, страх, гордость...
«О чём же ты сейчас думаешь? Догадываешься ли ты о том, как я сильно тебя люблю? Скорее, ты просто знаешь это. Знаешь ли ты о том, что двери моей души для тебя открыты настежь? Твои зелёные глаза... Ты всё знаешь. Если хочешь знать. Ты тоже, наверное, думаешь, что мы живём сейчас не так, как мы бы этого хотели. Но мы живём...».
- О чём ты сейчас думаешь?- спросил я, нарушив такую желанную тишину. Тишину, в которой я мог смотреть в любимые глаза и любоваться их глубиной.
- Мне кажется, что ты знаешь...
- Кажется?
- Нет, не кажется...
В глазах у Глории промелькнула какая-то мысль, от которой у меня что-то ёкнуло в груди.
- Ты спешишь?
- У меня сегодня не очень много времени...
- Если ты позволишь, я немного выпью,- не то спросил, не то попросил я у Глории.
- Есть желание?
- Сегодня у меня есть желание напиться.
- «Я так решил ещё с утра, сегодня точно напьюсь...»
- «Сегодня кончатся все деньги, сегодня пиво и блюз...»
- Ты это серьёзно?
- Помнишь, ты когда-то хотела со мной выпить? Сегодня я хочу это сделать с тобой. Но ты на машине. И спешишь,- Глория смотрела на меня, и я в её глазах увидел не то сожаление, не то извинение. Скорее, даже, извинение.- Не извиняйся. Это жизнь. И мы не в силах противостоять тому, что выше наших сил. Ты не против моей просьбы?
- Нет. Может тебя угостить? О, прости, это глупость. А что ты хочешь?
- «Отвёртку».
Глория принялась читать, а я «отворачиваться».
«Отворачивался» и наблюдал за Глорией. Я видел, что она уже прочитала, но глаз не отрывала от последнего листа бумаги.
- Ну как? Что скажешь?
Глория выдерживала паузу. Я решил не торопить её. Она молча протянула мне листы бумаги.
- Не ожидала...
- Не ожидала, что моя любовь может быть настолько сильна, что я смогу написать стихи?
Глория старалась выдерживать паузу.
- Ты это давал кому-нибудь прочитать?
- Нет, ты первая. Хотя я написал это уже давно. Начал приблизительно тогда, когда мы с тобой расстались и я понял, что мы не сможем видеться. Просто я не поэт, а тугодум. Поэтому написал это не сразу, в «порыве», как говорят, а за какое-то время,- немного помолчав, я продолжал,- Я полюбил тебя с той самой минуты, когда увидел в первый раз...
- Я не хотела, чтобы так всё получилось...
- Разве мы можем себе приказать, кого любить, а кого нет? Мы всего лишь люди.
- Мне казалось, что ты можешь...
- Я тоже человек. Но, разве ты можешь запретить мне тебя любить? Думаю, что, нет. Я чист перед тобой, как перед Богом. Я люблю тебя!
- Но, я думала, что это невозможно. Ведь у меня семья, у тебя семья...
- Не обманывай себя,- перебил я Глорию,- да и меня тоже. Да, у нас семьи. И мы их любим. Но это земная любовь. А та любовь, которой я тебя люблю... Прости, я боюсь высокопарных слов. Ты здесь ни при чём. Это я полюбил тебя. Я открыл тебе врата своей души. Я, даже, могу тебе сказать, что я немного тебя боюсь. Боюсь обидеть, боюсь потерять, боюсь, что в один прекрасный миг, если его можно будет тогда назвать «прекрасным», могу тебя потерять. Ты устанешь от таких отношений, и скажешь: «Стоп!». Ты сильная, чтобы любить, и сильная, чтобы отказаться от любви ради продолжения нормальной жизни. Ведь такая любовь забирает всё. Всё без остатка! Время, мысли... А это самое главное, что есть у нас, людей. Ведь мы, люди, сможем сделать всё, чего только пожелаем, лишь бы только хватило нам для этого времени. Времени ждать. И мыслей. Мыслей, чтобы мы могли надеяться. Ведь правда была сказана в одной из моих любимых книг, что «вся человеческая мудрость заключается в двух словах: «Ждать» и «Надеяться».
Загрузил я тебя. Прости. Просто я тебя так долго не видел. Столько всего хочется тебе сказать. А времени, как всегда, не хватает. Просто помни, что я тебя люблю. И любить не перестану. Я противоречивый человек. Сам это знаю, и сам от этого страдаю. Знаю, что ты спешишь, знаю, что накупила подарков всем своим близким. И идти ты должна. И отпускать я тебя не хочу. Но, знаю, что надо.
Глория, пока я говорил, помешивала ложечкой принесённый в очередной раз кофе, и глаз своих не поднимала.
- Сегодня рождественская ночь. Сегодня хочу сходить в церковь. Хочу постоять там. Хочу посмотреть на людей, которые будут ставить свечи, словно обезумевшие, расталкивая остальных прихожан. Хочу попросить у Бога прощения, что приду в Его храм хмельной. Хочу попросить Его сил не сойти с ума от любви к тебе... Много, чего я хочу.
Я замолчал. Я подумал, что сейчас придётся мне полностью взять ситуацию под контроль. Глория, действительно, должна уже идти. Её ждут. Она не может надолго выходить из дома. Контроль. Любовь мужа. Ревность мужа. И мне она не может всего этого сказать. Будет бояться обидеть. Особенно после всего того, что я только что сказал.
- Я вижу, что тебе необходимо уже давно идти, ты из-за этого нервничаешь...
Глория подняла на меня свои глаза, я замолчал. В её глазах было сожаление, боль, но не было суеты. Она была уравновешена. Только в глазах ещё прибавлялись переполняющие их слезами грусть и тоска. «Нет, Глория, ты не расплачешься,- подумал я, рассматривая её лицо, брови, глаза».
- Прости,- нарушила она молчание охрипшим от молчания и переполнявшими её чувствами голосом,- но мне, действительно...
- Прости ты меня. Я знаю... Я знаю, что ты должна идти.
- Пообещай мне, что с тобой будет всё «хорошо»,- голос у Глории вернул свою прежнюю звонкость, хотя и продолжал всё ещё дрожать. В нём появилось волнение. Во взгляде тоже.
«Волнуешься. Любишь. Не волнуйся. Всё будет пока хорошо».
- Со мной всё будет «хорошо». Иначе и быть не может!- сказал я Глории и широко улыбнулся.- С чего ты взяла, что может быть иначе?
- Не знаю, но мне показалось, что ты к чему-то приготовился, а в глазах у тебя было полное спокойствие человека, смирившегося с той неизбежностью, которая его ожидает впереди.
- Если ты позволишь, мы об этом поговорим в следующий раз.
- Хорошо.
- Я буду ждать твоего звонка.
- Я тебе обязательно позвоню. Прости, но я пойду одна. Хорошо?
- Я могу тебя поцеловать?
- Не сегодня и не здесь...
Глория встала и ушла. Я заказал ещё рюмку водки, выпил, рассчитался, и вышел на улицу.
Чувствовался хмель, но мысли были чисты. Я шёл по улице и старался ни о чём не думать. Хотелось побыть одному и никого из знакомых не видеть, не слышать.
)
+ поход по магазинам за шмотками 
(которые я ненавижу(((
)
