Шли мы как-то с Серёгой Барановым в составе разношёрстной компании на Фишт. То было уже после того, как состоялась каракорумская экспедиция "Кубань-К2", потом большое путешествие по Америке с восхождением на Мак-Кинли, а восхождения Серёги на Эльбрус стали прямо-таки дежурными. А зимний Фишт - что-то вроде традиционной прогулки, чтоб почувствовать связь с чем-то важным для себя.

На восток и юго-восток в сердце Кавказского заповедника уходили Армянский хребет и ГКХ. Снега было сравнительно мало, и потому леса на склонах дальних гор напоминали чёрно-серую щетину на фоне белого, с оттенком синего, вздыбленного ковра. Где-то там, в хитросплетениях тех хребтов и долин - вершины, на которые хочется именно из-за их заповедности. Режимом не положено, чтобы все подряд топтали Чугуш, Джемарук, Алоус, Тыбгу, Псеашхо или Цахвоа. Это всё в Краснодарском крае и выше Фишта. Ну, и подходы с совсем другими приключениями.

- Что, Гриня, охота от Псебая в Гузерипль на снегоступах по всем этим буеракам недельки две покорячиться? - спросил Баранов, когда мы сидели на рюкзаках на перевале Армянский.
- Серёга, я же тебе ещё в 2005-м говорил, что да. И, вообще, почему зимний Фишт, а не зимняя Цахвоа?
- Гриня, то для меня аццкие епеня, мне из моего Краснодара проще на Аляску сорганизоваться!

Именно тот разговор вспомнился, когда я полуспонтанно вышел на набережную Фонтанки. Тоненькая льдина по диагонали протянулась из-под моста к тому берегу. В высоченном чернильном небе сияла растущая луна, подчёркивая ползущие языки облаков. Именно этим утром сначала мела московская метель, потом под ярко-голубым - аж больно смотреть - небом пахло свежевыпавшим снегом; и запыхавшиеся разрумянившиеся на парах физкультуры студенты были тоже в этот день. А ещё на этот день назначили два скалолазных соревнования, и надо было решать, какие из них предпочесть - московские или питерские.

В самом деле, московский район Куркино для меня - аццкие епеня, мне с примерно такими же затратами времени проще в Петербург сорганизоваться!